Divena — ***

Раньше, когда у меня были любящая, что нонсенс для дворянских семей, жена и двое детей. Две Летты — две главные женщины в моей жизни с волосами цвета расплавленного янтаря и тёплыми карими глазами и черноволосый вихрастый синеглазый озорной мальчишка, так похожий на меня. Моя семья. Пускай, не слишком известная при королевском дворе, оно и к лучшему, но родная, настоящая, тёплая...

Не знаю, чем я настолько не приглянулся владельцам соседних имений, но строго соответствующее этикету приглашение на совместную охоту обернулось для меня несчастьем. Лучше бы они просто убили меня.

Первый день в лесу. Охота, лай собак, дичь на костре, дым, мужской смех, вино... Именно так и полагается отдыхать аристократам. Со мной шутили, хлопали по плечам, говорили, как мне повезло с женой...

Все разошлись спать.

А с утра была новая охота. На меня. Потому что, проснувшись, я уже человеком не был. Насколько ж должна была быть сильна зависть ко мне, чтобы не убить меня, а не поскупиться и нанять настоящего мага, способного обратить человека в зверя?!

Четыре лапы вместо ног и рук, зубы и когти вместе ружья, а рычание — замена человеческой речи.

Меня погнали, словно дикого зверя. И я бежал. Бежал, пока тело, теперь уже поджарое, сильное, быстрое звериное тело не напомнило мне, что я могу сражаться. Человеческое сознание словно отошло на второй план и будто со стороны наблюдало за тем, как огромный, не в пример больше обычных серых, чёрный волк рвал свору охотничьих собак. А потом оно растворилось в сознании зверя. Для меня сейчас не было ничего важней, чем сомкнуть челюсти на горле очередной шавки, захлёбываясь её кровью, вспороть когтями брюхо... Шерсть слиплась сосульками от крови, моей и собачьей, а вокруг валялись изломанные, разорванные, искалеченные тела, бывшие недавно сворой охотничьих псов, когда подоспели люди. Никаких сиятельных господ, только рядовые охотники, посмевшие наставить на меня ружья. И я забыл, что у них, наверняка, как и у меня, есть жёны и дети... Я атаковал, упиваясь человеческой неповоротливостью, неуклюжестью, слабостью. Испуганные крики, хруст костей под ударами мощных лап, вываливающиеся внутренности из вспоротых животов, тёплая, ещё подрагивающая печень в моих зубах и священный ужас в глазах горе-охотника. И кровь...Много-много крови. Охотник не знал, на какую охоту его пошлют господа. Уже потом, когда я осознал, что натворил, душа разрывалась от боли, постепенно растворяясь в чистой и незамутнённой звериной ярости, человеческом глухом отчаянии и жажде мести.

Потом по округе поползли слухи о звере, убивающем представителей знатных семейств и их приспешников. Мужчин, только мужчин. Остатки человеческого во мне не позволяли трогать женщин и детей.

Дворяне засели по своим замкам.

Я же крутился у своего, желая увидеть жену и детей, но они не выходили за ворота. Они думают, что я погиб и не ждут.

А я брожу у стен замка, ловлю крупицы запахов родных людей и храню их в памяти, как величайшую ценность. И жду. Жду, когда меня пустят домой и я смогу быть рядом с родными. Хотя бы в качестве сторожевого пса, играющего с хозяйскими детьми.

Летта, открой дверь, я так хочу домой...