TwoB — Один безумный день из жизни Шмелева

В тот вечер, ничем не отличающийся от остальных, Андрей Алексеевич по уже сложившейся традиции взял столь обожаемую им трубку и начал любовно нашептывать ей всяческие приятные слова, которые, без сомнения, нравились трубке, и, если бы она была живой, то мгновенно бы обомлела от нескончаемого потока любезностей. И вдруг, он испуганно вскрикнул: на трубке обнаружилась глубокая трещина, вследствие чего Андрей Алексеевич уже не мог раскуривать её. Какое потрясение испытал в тот злосчастный вечер наш герой! Андрей Алексеевич резко вскочил с кресла и начал медленно расхаживать по небольшой комнатке, едва вмещающей в себя кресло, стол, покрытый тонкой скатертью, и диванчик, расположенный у дальней стены. В левой руке он держал испорченную трубку, а правой он методично размахивал перед собой, при этом приговаривая:

— Как могло так получиться? — голос его заметно дрожал и, казалось, что он вот-вот заплачет. — Я же положил её вчера вечером в сейф!

И тут наш герой вспомнил! Он остановился посередине комнаты и даже топнул от злости на самого себя. Конечно же, он вчера он по неосторожности прищемил трубку дверцей сейфа. А причиной такой невнимательности стала гнусная статья в старенькой газетке, которую Андрей Алексеевич читал вчера вечером. Эта статья описывала безнравственное поведение нескольких господ, коих по чистой случайности знал Андрей Алексеевич. Она настолько возмутила его, что это привело к такой неприятности.

Андрей Алексеевич понемногу начал успокаиваться и приходить в себя. Он вновь уселся в кресло и начал раздумывать над своей нелегкой судьбой и как поступить с трубкой. Выход был один — идти в мастерскую, находящуюся в самом центре города N. А этого Андрею Алексеевичу совсем не хотелось. Он не любил шумный город и общество. Но любовь к главной ценности его жизни была сильнее: наш герой с горечью стал собираться. Первым делом он достал из-под матраца деньги, сбереженные на черный день. Потом осторожно положил трубку в ларец и, натянув на себя брюки черного цвета, белую рубашку с дыркою на локте и накинув поверх старенькую шинель, он отправился в столь противное ему путешествие. Выйдя из дома, Андрей Алексеевич велел запрячь бричку. Сев в нее, он приказал вознице следовать в город, к мастерской господина Аляпова.

Пока наш герой совершает недолгое путешествие в город, я позволю себе рассказать о жителях города. Как уже упоминалось ранее, город стал рассадником бюрократии и безнравственности. Одни только чиновники чего стоят! Например, Иван Иваныч Курицын, городничий, который брал взятки и частенько запускал руки в государственную казну. Или Степан Андреич Милин, старенький помещик, имеющий в своем распоряжении около трехсот душ. Он может такого вытворить, что даже самому безумному человеку и не снилось! По утрам, одно время, господин Милин вскакивал ни свет ни заря и начинал кричать по-петушиному, выбежав во двор своего имения, отчего все петухи удивленно замолкали. В городе также имелись не менее странные личности, как-то: Апулей Петрович Болтунов, владелец трактира. Господин Болтунов, с коим вскоре придется повстречаться нашему герою, обожал рассказывать всяческие невиданные истории посетителям трактира, подчас часто выдуманные им самим. Бывало, сядет он за столик к какому-нибудь посетителю, мирно вкушающему пищу, и начнет ему рассказывать, например, о том, как в соседнем городке видали призрака самого покойного графа Д-ского. И посетителю приходилось выслушивать этот бред, а, если ж он, к собственному несчастию, встанет из-за стола или уж нагрубит Апулею Петровичу, то тот рассердится и выгонит нерадивого посетителя. Еще более странным был Порфирий Игнатьич Сморчков, сухонький старичок, служащий на почте, который по обыкновению вечерами выходил из почтового департамента и останавливал первого встречного и задавал всем один и тот же вопрос: «Который час?» Это очень удивляло прохожих, так как на стене департамента висели огромные часы, по которым легко можно было определить время. Но, тем не менее, они отвечали ему и уходили, покачивая головой от сознания того, что есть в мире люди не в своем уме.

Однако ж вернемся к нашему герою. Он уже добрался до мастерской господина Аляпова, и, сошедши с брички и даже не оглядываясь, прошествовал внутрь небольшого, покосившегося от старости домика. Сама приемная выглядела удручающе: ободранные обои, проеденный молью тюль на окнах, одинокий стол и рядом низенький стульчик с тремя ножками, хотя их должно было быть четыре, так что посетители, садясь на этот стул, непременно падали на пол, чертыхнувшись, пытались забраться снова с опять же падали. А все потому, что господин Аляпов был жутчайшим скрягой, который не мог даже раскошелиться на починку стула. За столом сидел молодой человек, который только и умел, что говорить: «Здрасте, Ваше благородие!» и «Подпишите-с». Так и сейчас: как только Андрей Алексеевич вошел в комнату, приказчик бодро вскочил и произнес: «Здрасте, Ваше благородие!» Затем сел на место и с любопытством посмотрел на нашего героя. Тот, в свою очередь, замялся и, заикаясь, промямлил: «М-м-мне б-бы П-п-петра Анд-д-дреича». На что приказчик кивнул на неприметную дверь позади себя. Андрей Алексеевич пробормотал слова благодарности и прошел в следующую комнату.

Помещение, куда он вошел, было уставлено верстаками, инструментами и материалом. В дальнем углу на табурете сидел, склонив голову, хозяин всего этого «легкого» беспорядка — господин Петр Андреич Аляпов. О нем надо рассказать отдельно, ибо человек это был далеко не простой. Начнем с его внешности: рябое лицо его не выражало практически никаких чувств, кроме жадности; заплывшие поросячьи глазки стреляли то в одну сторону, то в другую, будто искали, чем бы поживиться. Лоб, весь в морщинах, двигался лишь, когда Петр Андреич усердно пересчитывал деньги, что на лице его выступала испарина. Своим острым носом Аляпов часто водил из стороны в сторону, будто ища неуловимый запах наживы. Он был лыс, да так, что голова его под светом так и блистала (хоть в зеркало смотрись). Одевался он обычно в серую рубаху, поверх которой носил засмоленный фартук. Добрым и мягким характером, как говорилось выше, он не отличался. Он никогда не давал взаймы и даже не подавал нищим. Зато Петр Андреич славился мастерством и вырезал из дерева такие штуки, что любой богатей пытался заполучить их себе. Вот такой человек сидел на табурете перед нашим героем. Андрей Алексеевич медленно подошел к мастеру и негромко кашлянул. Мастер лишь пошевелился и что-то негромко пробурчал сквозь сон. Андрей Алексеевич кашлянул ещё громче — вновь никакой реакции. Тогда наш герой издал такой пронзительный и резкий кашель, что это, наконец, возымело действо — Петр Андреич пробудился. Сначала он недовольно встрепенулся, затем повернул голову в сторону Андрея Петровича, нахмурился и потом неожиданно просветлел:

— А-а-а!!! Андрей Алексеевич!!! Давненько Вы не захаживали к нам! Ох, — мастер встал, — давненько!

— Да уж… так… как-то так… времени как-то все не было…

— Что ж Вы так, Андрей Алексеевич? А? По какому, кстати, поводу соизволили зайти?

— Да вот… — Андрей Алексеевич нежно достал из ларца, который он держал за пазухой, трубку. — Сломалась. Вы этак… вот… не могли бы… как-то бы… починить?

— Дык! — воскликнул мастер, и глаза его загорелись каким-то жутким пламенем. — Конечно, Андрей Алексеевич! Десять рублей.

— Так… э-э-э… как-то дорого.

— Ну, — замялся мастер, — семь, — и тут же поспешно добавил:

— Меньше не дам.

«Экой чертяка! По лицу ведь знает, что у меня с собой семь рублей», — подумал Андрей Алексеевич, а вслух сказал:

— Вот… как-то… пять может?

— Шесть.

— Согласен! — почти вскричал Андрей Алексеевич и протянул руку Петру Андреичу. Тот размашисто шлепнул по ней и пожал. На его лице расплылась жадная улыбка.

— Вы, Андрей Алексеевич, подождете часика два-с?

Наш герой кивнул и вышел из помещения. Приказчик в приемной вновь встал и приторно-сладким голосом произнес:

— До свидания, Ваше благородие.

Андрей Алексеевич поморщился — не любил он общения с мастером Аляповым. Он казался ему каким-то странным и слишком жизнерадостным. Наш герой обычно всегда был грустен и частенько горевал над своей несчастной судьбою, поэтому он не понимал всего веселья Петра Андреича. Выйдя из мастерской, Андрей Алексеевич глубоко вдохнул воздух и решил прогуляться по городу, что, конечно же, не доставляло ему крайнего удовольствия. А пока наш герой неторопливо размышляет обо всем своем неблагополучии, я хотел бы поведать о самом Андрее Алексеевич. Происхождения он высокого — его прадед был вроде боярином при царе. Рос он под чутким присмотром матери, отец его погиб в одной из тех многочисленных войн, которые бушевали и раздирали мир в то время. В детстве у него не было ни друга, ни товарища, он стал нелюдимым, ни с кем не общался. Словом, жизнь у нашего героя была не ахти какая! Мать, женщина довольно-таки мудрая, решила нанять для сына учителей из Франции и Англии. Учился маленький Андрей нехотя и кое-как, однако же, выучившись основным наукам, вроде арифметики да риторики, наш герой вышел в большой свет… Но тут же ушел из него. Он уединился в небольшом поместье, принадлежавшем когда-то его деду, от которого ему и досталась трубка. С тех пор Андрей Алексеевич и живет в полном одиночестве, как перст, лишь изредка выходя на люди.

Андрей Алексеевич, поразмыслив о предстоящем путешествии по городу, направился вверх по улице, к трактиру, ибо почувствовал сосущее и неприятное чувство в районе живота. Навстречу Андрею Алексеевичу шли прохожие, которых он сторонился, стараясь избегать встречи с ними. Прохожие же смотрели на него с некоторым удивлением и даже подозрением: «А вдруг мошенник? Вор?», хотя сами прекрасно знали, что они и есть те самые мошенники и воры. Кое-как добравшись до трактира, Андрей Алексеевич отдышался от страха, напустил на себя полный достоинства вид и, гордо подняв голову, прошествовал в трактир. Трактир представлял собой небольшое двухэтажное каменное здание с вывеской «Трактиръ». Внутри, казалось, никто не убирал в течение десяти лет. В зале находились столы «для вкушения», как называл их хозяин трактира. На второй этаж вела старая лестница, неприятно скрипящая при каждом движении ступающего по ней. Наверху располагались комната господина Болтунова и комнаты для приезжих, которые обычно пустовали, и потому хозяин трактира пристроил их под кладовые, где хранил запасы еды. Трактир не пользовался особой популярностью среди горожан, но ввиду того, что это был единственный трактир в городе, у господина Болтунова посетители все же бывали. Андрей Алексеевич направился к одному из пустующих столов «для вкушения». К нему мигом подскочил молодой слуга и спросил, чего желает господин.

— Э-э-э… Так… Как бы… Поесть желаю, — промямлил наш герой. Слуга ничуть не смутился.

— А что, сударь, изволит? Рыбки может? Иль жареного порося с яблоком?

— Так… э-э-э… мне бы рыбки.

— Сию секунду! — слуга быстро умчался куда-то в дальний угол, где находилась маленькая приоткрытая дверца, откуда доносились ароматы, вызывающие зверский аппетит. Как и обещал слуга, еду принесли через секунду. Вот только почему-то вместо рыбы принесли поросенка. Андрей Алексеевич со вздохом взял ножик и вилку (посетовав при этом на свою горькую судьбу) и только воткнул их в молодое мясо, облизываясь при этом, как хитрый кот, увидевший легкую добычу, как заметил, что в двери кухни появилась высокая и худощавая фигура. Это был сам хозяин трактира Апулей Петрович Болтунов. Он немного постоял в дверях, окинул зал пронзительным взглядом коршуна. И каково же было огорчение нашего героя, когда он увидел, что к нему приближается фигура Болтунова. Андрей Алексеевич даже бросил в сердцах на стол вилку и нож — у него совсем пропал аппетит. Хозяин трактира подошел к Андрею Алексеевичу и нежным голосом вымолвил:

— Господин Шмелев! Как Вас давно у нас не было! Можно ли присесть?

Наш герой вымученно улыбнулся и кивнул. Болтунов в ответ широко улыбнулся и сел напротив Андрея Алексеевича.

— А Вы знаете, Андрей Алексеевич, — начал Болтунов, — что в селе А. живет старуха, видавшая императора-батюшку нашего? Говорят, она видала его, когда он проходил мимо села. Старуха как раз работала в поле, как вдруг — глядь: император идет со свитой! Ну, она, разумеется, и кинулась к нему, бросилась в ноги да как начнет причитать, — на этом месте голос Болтунова неожиданным образом сменился и стал похожим на старушечий. — «Ой, батюшка всемилостивый! Помоги мне, бедной старухе, сына забрали в солдаты, муж пьет, шельмец этакий, по-черному. Помоги царь-батюшка!» И бьет челом об землю, уж и яму-то выбила, и все причитает. А император наш взял, да и помог старухе. Говорят, с тех пор у нее и муж не пьет, и сына из солдат вернули. А знаете, почему муж не пьет? — Андрей Алексеевич помотал головой. — Так в Сибири он! — Болтунов хлопнул соседа по плечу и дико захохотал. Андрей Алексеевич попытался улыбнуться. Он долго мучился, пока не скорчил такую гримасу, что трактирщик обеспокоено спросил, продолжая при этом хохотать:

— С Вами все в порядке?

— Э-э-э… Так… Как бы я пойду, пожалуй, — подал голос наш несчастный герой.

Услышав эти слова, Болтунов прекратил смеяться, переменился в лице, побагровел, вскочил и закричал на Андрея Алексеевича:

— Да как Вы смеете!? Да что это такое!? А ну пошли вон! Вишь! Оскорблять меня вздумали! Вон! — трактирщик в гневе указал пальцем на выход. Андрей Алексеевич испуганно встал и быстро пошел в сторону двери. В его сгорбленную спину полетели самые мерзкие ругательства. И вот наш герой вновь оказался на грязной и практически пустой улице. Один, как всегда, и голодный.

Выйдя на улицу, Андрей Петрович решил вернуться в мастерскую. Собравшись идти тем же путем, он повернул в сторону, где располагалась мастерская, и увидел, что дорога перегорожена непонятной мебелью, коробками, сундуками и мешками. Возле них сновали люди, под ногами которых бегала противная собачонка, лающая на каждого, кто проходил мимо, и тихонько повизгивающая, когда её пинали недовольные люди. Андрей Алексеевич смекнул, что придется идти в обход: во-первых, дорога была завалена хламом; во-вторых, наш герой не любил маленьких собак. А идти придется мимо почтового департамента, которое Андрею Алексеевичу ужас как не нравилось из-за того, что там обычно разгуливало большое количество прохожих. Но, как говорится, делать нечего, и наш герой направился к почтовому отделению.

Когда наш бедный герой добрался до неприметного серого здания с большими часами на башне, эти часы показывали шестой час. Уже начинало смеркаться. Где-то вдалеке кричал петух (а, может быть, помещик Милин). По улицам гулял странный ветер, навевая на душу нашего героя смертную скуку и тоску по чему-то несбыточному. Уставший Андрей Алексеевич медленно брел по улице, бормоча себе под нос о том, как будет хорошо, когда к нему вернется его любимая трубка. Пока наш герой углубился в свои размышления, я не откажу себе в удовольствии рассказать о почтовом отделении и его чиновниках. Самым известным из них был Порфирий Игнатьич Сморчков, почтмейстер, о котором уже говорилось ранее. Но в департаменте работали не менее интересные личности, вроде Ивана Петровича Пуговкина. Иван Петрович был заядлым коллекционером — он собирал всяческие пуговицы, брошки, заколки и прочие безделушки. В доме у него все это аккуратно лежало на полочках: пуговки — на одной, брошечки — на другой… И, не дай Бог, кто-нибудь сметет эту мелочь с их законного места! О! бывало, в первые месяцы его совместного проживания с женой оглушительный крик раздавался из его дома. Он просто рвал и метал. Смешно было смотреть на него во время таких буйств: низенький и толстенький старичок в гневе подпрыгивал на месте, а его обрюзгшее лицо наливалось пунцовым цветом. Наверное, поэтому сейчас Иван Петрович жил один в компании безделушек, которые он нежно лелеял. В отделении, можно сказать, «служил» еще один человек, которого Андрей Алексеевич знал лично — Степан Абрамович Сытый-Котов. Почему «служил»? Все потому, что Степан Абрамович не находился на государственной службе, а был помещиком, который, с вашего позволения сказать, курировал почтовое отделение. Этот полный мужчина в самом расцвете сил являлся в городе значительным лицом, даже городничий кланялся и снимал перед ним шляпу, случайно встретившись на улице. Да что там в городе! Сам губернатор, бывало, приглашал его к себе на чай. Степан Абрамович был немногословен, но говорил по существу. Жил он в поместье недалеко за городом. Двор его более чем из тысячи душ считался богатейшим в губернии. Хозяйство он вел мудро, как и подобает настоящему помещику. Крестьяне у него жили в довольствии и сытости. В отделении Степан Абрамович практически ничем не занимался, только с важностью ходил по коридорам да заглядывал в кабинеты к трясущимся от страха чиновникам и проверял, как они работают. Бывало, если он заметит, что что-то не так, то сразу же отчитывает чиновника: «Дескать, так и так», ткнет похожим на сосиску пальцем в бумажку и спросит: «Почему вот здесь так, а здесь так?», а потом как рявкнет: «Исправьте!», что испуганный чиновник от страху упадет без чувств на пол. Так что в отделении царил порядок и тишина, лишь изредка прерываемая густым басом Степана Абрамовича и глухим стуком тел бедных чиновников о пол. Андрей Алексеевич познакомился со Степаном Абрамовичем при занимательных обстоятельствах. Будучи в городе и сидя в трактире, наш герой сидел за столом «для вкушений», как вдруг в трактир ворвался полный мужчина, крича о грабеже и разбое, царящем в городе. К нему тут же подбежал Апулей Петрович и поинтересовался, с чего такой переполох. Но Степан Абрамович бесцеремонно оттолкнул трактирщика и потребовал чего-нибудь съестного. Апулей Петрович от подобной наглости побагровел и взорвался:

— Да как Вы смеете!? Да что это такое!? А ну пошли вон! Вишь! Оскорблять меня вздумали! Вон! — и указал рукой на выход. Но, видимо, на Степана Абрамовича это не подействовало. Он лишь повернулся к Болтунову, посмотрел на него гневным взглядом, полным ярости, и в ответ ему:

— А Вы как смеете!? Да Вы знаете, кто я такой?! Да я Вас всех тут под арест! На каторгу в Сибирь! — потом ещё минут пять Степан Абрамович продолжал тираду. Трактирщик от испуга весь сжался и дрожащим голоском спросил:

— А В-в-вы, сударь, кто?

— Как!? — возмутился Степан Абрамович. — Вы не знаете? — он подбоченился, — Я Степан Абрамович Сытый-Котов, губернаторский помещик!

Глаза трактирщика от удивления стали похожи на блюдца, из которых милые барышни раньше пивали чай.

-Губернаторский помещик?! — переспросил Болтунов, сам не зная, кто это такой, однако звучало это устрашающе. Степан Абрамович гордо кивнул. Апулей Петрович неожиданно оживился и приказал подать лучшую еду. Проходя мимо столика, где сидел Андрей Алексеевич, помещик встретился с ним взглядом, и с тех пор считал, что знаком со Степаном Абрамовичем лично, чем невероятно гордился. И вот сейчас наш герой, медленно переставляя ноги, вспоминал своего «знакомого». Андрей Алексеевич завидовал ему. Степан Абрамович обладал всеми качествами, которых у нашего героя, к сожалению (а может даже к счастью), не было и не будут, по крайней мере, в ближайшие месяцы. Андрей Алексеевич горестно вздохнул и собрался пройти мимо, не заглядывая в департамент, как вдруг его окликнул чей-то старческий голос:

— Андрей Алексеевич!

Тот повернулся и увидел бегущего к нему сухонького старика в шляпе. Это был не кто иной, как Порфирий Игнатьич Сморчков, небезызвестный почтмейстер. Подбежав к нашему герою и немного отдышавшись, Порфирий Игнатьич задал единственный вопрос, какой он обычно задает всем при первой встречи за день:

— Андрей Алексеевич, который час?

Андрей Алексеевич украдкой посмотрел на циферблат департаментских часов и, заикаясь, ответил:

— Ш-ш-шестой…

Сморчков схватился за голову, ойкнул, ахнул, а затем стремительно сорвался с места. Андрею Алексеевичу оставалось лишь недоуменно смотреть, как почтмейстер широкими шагами, даже немного вприпрыжку, отдаляется от него и скрывается за углом. Через пару минут наш герой оправился от удивления и продолжил путь.

Андрей Алексеевич добрался до мастерской в то время, когда на улицы города N уже опустилась темнота, лишь одинокие фонари освещали небольшие участки дороги. Но даже этого было мало — тьма не отступала, а наоборот все больше сгущалась, наводя страх на прохожих, имевших смелость выйти из своих домов. Одним из таких прохожих, видимо, и был наш герой. Андрей Алексеевич поплотнее запахнул шинель, чтоб пронизывающий ветер не проникал внутрь и не забирал драгоценное тепло. Не хватало еще и заболеть!

Дойдя до двери мастерской, он глубоко вздохнул, достал деньги, аккуратно пересчитал их в свете уличного фонаря и, перекрестившись, вошел внутрь. В приемной сидел тот же безликий молодой человек, который, увидев Андрея Алексеевича, привстал и произнес:

— Здрасте, Ваше Благородие!

Андрей Алексеевич уже знал, куда нужно идти, и молча прошествовал в мастерскую. Там его встретил все тот же легкий беспорядок и сам мастер Аляпов.

— Андрей Алексеевич! — радостно воскликнул Петр Андреич, предвкушая наживу. — Заходите! Проходите!

Петр Андреич указал куда-то вдаль, как бы приглашая посетителя сесть, а сам скрылся в глубине мастерской. Андрей Алексеевич беспокойно оглядел помещение и, не найдя подходящего места, где можно было сесть, он огорченно вздохнул и остался стоять на месте. Через несколько минут вернулся мастер, держа руки за спиной. Он медленно и торжественно подошел к Андрею Алексеевичу и, гордо сказав: «Вот!», — вытащил из-за спины трубку. Глаза нашего героя расширились от невообразимого восторга, его охватило бесконечное чувство радости, что наш герой чуть не запрыгал на месте. Он выхватил трубку из рук мастера, крепко-крепко прижал к себе и начал нашептывать: «Моя драгоценная… Любимая…» Мастер с удивлением смотрел на Андрея Алексеевича и недоуменно произнес:

— Андрей Алексеевич, семь рублей с Вас-с.

— Ах да! Я так… как-то… э-э-э-э… забыл… — он достал из кармана шинели деньги, которые он все это время судорожно сжимал, и протянул мастеру, даже не вспомнив, что должен заплатить всего шесть рублей. Петр Андреич быстро выхватил их и сунул в карман фартука. Жадная улыбка расплылась на его лице.

— Что-нибудь ещё-с?

Андрей Алексеевич задумчиво покачал головой и довольный в какой-то степени удачным днем вышел из мастерской.

Когда наш герой добрался до своего имения, было уже около десяти часов вечера. Андрей Алексеевич прошел в маленькую комнату, сбросил с себя шинель, привычно сел в кресло и достал драгоценную трубку, тихо приговаривая при этом: «Моя драгоценная… скучала?.. любимая…» Он мирно сидел в кресле еще около часа, предаваясь мечтам и грезам.. Наконец, встал и спрятал единственно дорогую ему вещь. Немного постояв возле комода, наш герой вздохнул и отправился спать…