Сурен — Где была твоя душа (ЧАСТЬ-2 Окончание)

           Аня вернулась домой очень поздно. Сергей очень испугался, увидев ее. Выглядела она весьма плохо. Поначалу он подумал, что на нее напали. Она ведь красивая. А выродков на улице полно. Она с порога кинулась к нему и, обняв, заплакала. Он не сразу добился от нее того, чтобы она поведала ему причину своего состояния.

           Но когда он услышал историю о сороковом годе, о каком-то больном мальчике и воспоминании из ее прошлой жизни, он просто опешил. Сергей понял только одно, что его жена затеяла бессмысленную авантюру и пошла на поводу у другого авантюриста. Шкловского.

           — Зачем ты сделала это Аннушка, — произнес тихо он, — Как ты могла поверить этому шарлатану? Неужели ты не понимаешь, что под гипнозом профессиональный психолог может внушить тебе что угодно!

           — Ты не веришь мне! — воскликнула она отпрянув. — Ты, в ком я ожидала опору и понимание!!! — девушка выглядела совершенно одержимой. — Филиппа убили!

           — Аня, перестань…

           — Я Эльза!!! Ненавижу тебя!!! Это такие как ты во все времена решают человеческие судьбы!!! Вы, якобы служители общественной и государственной безопасности ставите на кон жизни миллионов!!! Вы решаете, кто достоин жизни, а кто лишний в этом мире!!! НЕНАВИЖУ!!!!!!!!!!!!!

           У нее снова началась истерика, и все попытки мужа ее успокоить приводили только к эскалации ее душевного дисбаланса. Сергей с великим трудом заставил себя оставить ее, поняв, что лучше будет не вмешиваться. И он был прав.

           Проплакав некоторое время, девушка уснула на диване. Он укрыл ее пледом. После такой истерики она будет спать долго и крепко. Ему хватит времени. Сергей оделся и быстро вышел из квартиры.

*     *     *

           Сонный Шкловский открыл дверь своей квартиры №88. Кто мог стучаться к нему в два часа ночи?

           Холодный ствол пистолета уперся ему в лоб.

           — Нам есть о чем поговорить. — Произнес наставивший на него свое табельное оружие Сергей.

           — Проходите, — вздохнул Шкловский. — Он словно и не удивился.

           Они сели за тот самый круглый стол. Сергей продолжал держать его на мушке.

           — Я предполагал, что увижу вас. Примерно так и предполагал. — Пробормотал парапсихолог.

           — Что ты сделал с моей женой, выродок!

           — Ничего. Пробудил воспоминания из прошлой жизни. Она сама захотела. Я предупреждал ее. Дал неделю на раздумье. Но она непреклонна оказалась.

           — Перестань молоть чушь! Это все твои фокусы!

           — Что вы хотите от меня, юноша? Зачем вы пришли? Убить меня? Ну, так валяйте. А те ответы, которые я дам на ваши вопросы, вы все равно сочтете ложью. Так к чему этот разговор?

           — Что мне делать теперь скажи? — злобно процедил Сергей.

           — Любите ее. Берегите ее. Лелейте ее. Вся боль, копившаяся и ощущавшаяся Эльзой Куртсмайер годами, вдруг в одночасье нахлынули на вашу жену. Представьте, каково ей теперь. Ей нужна ваша поддержка. И все пройдет. Останется только память. Но, сказать по правде, я жалею, что вызвал именно эту ее память.

           — Вы настаиваете на факте реинкарнации и возможности пробуждения памяти?

           — Вы правильно сказали, что это факт. Факт, понимаете? Душа есть. И есть она вне зависимости от вашей веры. У нас есть прошлые жизни. В раннем детстве, когда психика ребенка пластична, дети часто видят сны, а то и наяву вспоминают образы. В зрелости, некоторые люди способны заглядывать в свои прошлые жизни. Человеческий мозг, одна из сложнейших загадок мироздания, но душа — это нечто большее, чем мозг. Представьте себе компьютер. Это лишь тело. Но заложенная в нем информация — это способность компьютера быть работоспособным. Даже если информация удалена, ее можно восстановить частично посредством определенных программ. Все чаще ученые проводят прямые аналогии между человеком и компьютером. Я привожу этот пример, чтобы вам доступнее было понять механизм действия. Но мы далеки еще от понимания. А я лишь занимаюсь исследованиями. И поверьте, я воскрешаю прошлые жизни только в тех людях, кто сами того хотят. Я долго беседую с ними и предостерегаю. Многие отказываются от этой затеи. Но иные идут смело в этот эксперимент. И у вашей жены хватило смелости.

           — Значит, следуя вашей теории, где-то на земле может жить человек, бывший ее убиенным братом в прошлой жизни?

           — Я этого не исключаю.

           — Им могу быть я?

           — В моей практике, еще не было такого, чтобы узы брака скрепляли сегодня людей, которые в прошлой жизни были родней по крови. Это ведь древняя истина. Брат и сестра, мать и сын, отец и дочь, не могут быть мужем и женой. И хоть история знает примеры обратного, все, что мы имеем от нарушения данной аксиомы — это генетические уродства да комплексы Эдипа и Электры.

           — Калигула вожделел свою сестру. А Гитлер, собственную племянницу.

           — Вот видите. Данные примеры вскрывают крайне патологических личностей. Это не нормально. Хотя. В любви разве есть грани нормальности? Любовь слепа и последствия ее слепости могут быть ужасными. Может, имела место порочная связь между родственниками, в роду Куртсмаеров, за которую расплачивался через поколение или несколько поколений маленький Филипп своим недугом? Возможно, в нем была душа кого-то из его согрешивших предков? А почему племянница Гитлера покончила с собой? Возможно, чувства были сильны, но ответственность и страх перед запретным, еще сильнее? Но я могу лишь предполагать. Ведь наши исследования только в начале пути. Наверное, вы думаете, что будь вы Филиппом Куртсмаером, то это сделает вашу жену вновь счастливой?

           — Ты предлагаешь мне, подвергнуться твоему гипнозу? — Сергей усмехнулся, угрожающе качнув оружием.

           — Вовсе нет…

           — Черта с два ты будешь рыться в моей душе!

           — Я этого не предлагаю. Однако вы только что сами признали факт наличия души.

           Сергей замолк. Ему показалось, что Шкловский просто заговаривает ему зубы. Пытается одурманить, как и его жену. Очень захотелось выстрелить.

           — Верни все, как было. Сотри эти ее воспоминания.

           — Воспоминания не стираются. Во всяком случае, из души. Но их можно закрыть и человек не будет помнить о них. И о том, что он вообще что-то вспоминал…

           — Меня эти тонкости не интересуют. Я сказал, верни все, как было. Или твоей душе понадобиться новое тело, взамен изрешеченного пулями. Я не шучу.

           — Не угрожайте мне, юноша. Откуда вам знать, что я пережил в этой или другой жизни? Я искренне хочу помочь вам и вашей жене, естественно ощущая свою ответственность и вину за то, что сейчас с вами происходит. Но как ее убедить пойти на обратный шаг? Может ей сейчас дороги эти болезненные воспоминания, как самая сокровенная тайна всех ее жизней. Возможно именно поэтому из тысяч вариантов, она вспомнила как раз этот эпизод с маленьким, душевно больным солнечным мальчиком.

           Сергей прикрыл глаза и опустил оружие. Он ощутил утрату. Нет, он не потерял еще любимую. Хотя возможно это и свершилось. Но он, разумеется, не хотел этого. А если это неизбежно, то лучше пусть и ему введут в вену воздух…

           — Верни мне Аню…

*     *     *

           Дни проходили один за другим. Все стало унылым. Супруга замкнулась в себе. Она ходил на работу, в магазин. Но все стало другим. Серым, с оттенками черного. Они почти не разговаривали. Аня постоянно задерживалась с работы. Казалось, ее очень тяготило общество мужа. Человека, в котором она хотела найти сочувствие и понимание, но обманулась.

           Однажды вечером она поужинала, придя с работы, и снова стала собираться уходить.

           — Ты куда? — Сергей не выдержал и все-таки задал этот вопрос.

           — В моей боли меня понимает только один человек. Кто эту боль видит. — Равнодушно сказал она и ушла.

           Аня действительно часто приходила к Шкловскому. Это было ее психотерапией. Ей становилось легче. Сегодня она снова пришла к нему. Дома она находится, не хотела. Шкловский пригласил ее в гостиную и извинился, сказав, что сейчас он немного занят.

           — Я в своем кабинете набираю кое-какой текст. Если вас не затруднит, можете подождать в гостиной, когда я освобожусь. Вот пульт от телевизора. Прошу, присаживайтесь на диван.

           — Хорошо, — Аня кивнула, и ее лицо посетила натянутая улыбка, — Спасибо вам за хлопоты.

           — Ну что вы. Не стоит. — Шкловский удалился в свой рабочий кабинет.

           Девушка не стала смотреть телевизор. Она сидела на диване в раздумьях и так и уснула.    

*     *     *

           Отца уже давно мобилизовали в фольксштурм, и от него не было никаких вестей. Шла тотальная война.

           На ферме уже отчетливо была слышна приближающаяся канонада. Радио вещало о том, что с востока надвигаются дикие кровожадные орды варваров. Теперь оказывается, эти варвары умеют делать орудия. Причем такие орудия, что непобедимая армия третьего рейха неумолимо пятилась назад.

           Эльза уже не думала о гуманности и заботе их правящего режима. Особенно сейчас. В слышимых раскатах приближающегося русского грома. Предвестника всесокрушающей бури. Каждый день она вспомнила последний день Филиппа. Но сейчас она подумала о том, сколько таких мальчиков и девочек убили бомбы армии ее народа? И в ответ ее народ получил не меньше бомб, которые тоже рвали на части детей. Сколько боли, еще большей, чем ее, германия принесла Европе и той далекой и огромной восточной стране? И чем это в итоге грозило обернуться. Да и обернулось уже. Что делали солдаты, которые угощали теперь уже мертвого Филиппа конфетами, в чужих странах? Что они делали с маленькими детьми, такими как Филипп, или молоденькими девушками, как она? Во имя чего все это было надо? Во имя блага нации? Что теперь получила нация? Раскаты грома оружия варваров с востока!

           Это же возмездие!!! Да!!! Это шло возмездие!!! Никакой пощады не будет ее родине!!! Ее народу и ей!!! За то, что одни решили убить Филиппа, другие убили его, а третьи, и она в том числе, никоим образом этому не помешали!!! За то, что одни немцы в своих планах лишали жизни миллионы людей, другие немцы претворяли эти планы в жизнь, а она и германия этому не помешала!!! Ведь верила она, что все это на благо нации!!! Но какое ей благо, когда солнечного мальчика убили?

           Мы заслужили все, что принесут нам русские, — думала Эльза. Но видеть то, что они принесут, она не хотела. И именно поэтому, мать найдет ее, сегодня в амбаре. Мертвую. Висящую в петле…

*     *     *

           Аня проснулась в холодном поту. Оказывается, она проспала всего 10 минут. Но сколько всего там было, в этом сне. И сон ли это? Шкловский говорил, что сны часто отражают былую реальность прошлой жизни. Было очевидно, что Аня увидела реальность. Последний день Эльзы Куртсмаер.

           Шкловский еще был занят, и Аня находилась в гостиной одна. Она стала расхаживать по комнате, думая об увиденном. Вернее вспомнившемся. Ей было плохо от пережитого, и она старалась отвлечься. Телевизор смотреть с его тупыми сериалами и умовыжигательными шоу совсем не хотелось. Она стала разглядывать многочисленные книги в большом шкафу. Большинство разумеется, труды по психологии. Однако была тут и поэзия. Бросились в глаза два тома Лермонтова в ярко желтом переплете еще советского издания. Она взяла один. Пролистала. Решила взять другой и книги на полке накренились. Теперь было видно, что за ними есть еще второй ряд. Она обратила внимание на толстую черную книгу. Ее можно было принять за библию. Но на переплете виднелись две белые буквы. МЕ…

           Девушка аккуратно достала ее. Mein Kampf. Adolf Hitler.

           Зачем тут это книга?! Аня стала листать ее. Книга была на немецком языке. На многих листах были пометки карандашом. А в центре книги была заложена старая общая школьная тетрадь с потертой коричневой обложкой из дерматина. Тетрадь была настолько старой, что у нее была даже фиксированная розничная цена. 15 копеек. Девушка раскрыла ее…

*     *     *

           «Как можно с этим жить? Мое открытие настолько ошеломило меня, что я не мог прийти в себя неделю. Но разве может быть тут ошибка? Конечно, нет. Я так хорошо помню окопы. И безнадежность всей этой чудовищной войны. И запах смерти — боевого газа. А потом крах! Так хорошо помню, что жалел, что меня не убили на фронте, когда видел, что стало с империей. Я помню трущобы. Помню мечты стать архитектором. Помню собрания тех, кто болел за свою родину. Я помню, как книгу писал, сидя в камере.

           Как можно с этим жить? Толпы людей кричат от экстаза и тянут ко мне руки. Я помню все! Победные марши. Осмотр трофеев. Восторг народа. Этот восторг был адресован мне одному. А потом был Сталинград. Я это тоже хорошо помню. И все покатилось в пропасть. Началась агония. Но это та память. А ведь сейчас я другой человек. Человек, который помнит другое. Но который помнит, что моя прошлая жизнь принесла десяткам миллионов людей. Моя мать едва спаслась, пережив блокадный Ленинград. Она похоронила обоих родителей, нашедших смерть на улице, замертво упав от голода. А разве не видел я кадры хроники с горами лишенных человеческого облика трупов? Разве не знаю я, что принесла миру МОЯ БОРЬБА? Я думал, что ошибся в своем психологическом опыте. Я начал изучать души и прошлые жизни других людей. Может все это плоды моего болезненного воображения? Но я встретил человека, который в прошлой жизни был повешен немецкими солдатами, за то, что показал им неприличный жест, идя по свое деревушке. Я встретил женщину, которая в прошлой жизни была тринадцатилетней сербской девочкой, когда ее изнасиловали четыре хорватских СС-овца, а потом вонзили в нее дуло винтовки и выстрелили. Еще женщина. Пьяные солдаты играли ее младенцем в футбол, забив до смерти. Женщина сошла с ума и стала метаться по колхозному полю, на котором это случилось, а хохочущие немецкие солдаты и офицеры играючи стреляли по ней. Был полицай, который желая ублажить своих хозяев, самолично сжег всех своих односельчан в большом амбаре. И детей и женщин и стариков. Немцы аплодировали ему. А потом положили под гусеницу танка и раздавили, сказав, что он тоже неполноценный. Был немецкий офицер, который приказал своим солдатам насиловать пойманную девушку из партизанского отряда, которая пыталась поджечь их топливное хранилище. Ее насиловали, промывали водой из шланга, снова насиловали. Потом кровь из нее стала литься нескончаемым потоком. Она уже стала не пригодной для солдатских утех и ее вздернули за ребра на железном крюке для телячьих туш… Каждый второй испытуемый оказывается жертвой либо палачом той войны. МОЕЙ БОРЬБЫ. Что бы они со мной сделали, узнай они, кто я был в прошлой жизни?

           Как можно с этим жить? Ведь я — Адольф Гитлер! Как же страшно больно это сознавать… Я — Адольф Гитлер…»

*     *     *

           Книга и тетрадь выпали из ватных рук и рухнули на пол. Звук их отдался зловещим эхом в сознании. Шок охватил Анну. В дверях стоял Шкловский, который словно почуял неладное. Он, полными боли глазами смотрел на книгу Гитлера и свой старый дневник, лежащие на полу, в ногах у Анны.

           — Зачем вы это сделали? — пробормотал он.

           — Что… — прохрипела девушка. — Что? Это… Это ТЫ!

           — Послушайте… Вы должны понять…

           — Что понять? Понять мотивацию умерщвления беззащитных больных людей? Детей? Моего брата? Миллионов тех, на чьих костях строился фундамент тысячелетнего рейха?! Что понять, тварь!!!!!!!!!

           — Это ведь не я! Это лишь отражение прошлой жизни! Я лишь носитель воспоминаний! Я НЕ ОН!

           — Я знаю, каково это! Если я — Эльза! То значит ты — Гитлер! ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ!

           — Но я не могу отвечать за это!

           — А кто?! Кто как не ты!!!

           Шкловский схватился за голову.

           — Зачем вы прочитали это, господи. Вы так ничего и не поняли.

           Аня бросилась прочь из квартиры, ощущая непреодолимое желание наброситься на этого парапсихолога и разорвать его в клочья.

*     *     *

           — Это он! Сережа! Это он! Я узнала! — впервые за эти дни, Аня не только позволила мужу себя обнять, но и сама бросилась в его объятия. Она плакала и дрожала. И постоянно повторяла, — Это он! Он во всем виноват! Он в прошлой жизни был Гитлером! Он отдал приказ на эвтаназию больных! И Филипп был одним из приговоренных! Шкловский — это Гитлер! Мне страшно! Я ненавижу его! Я боюсь себя! Что я могу натворить!...

           …Шкловский был совсем раздавлен. Его тайна раскрыта. И как жить дальше? Как смотреть в глаза людям? Ему и раньше было сложно это делать. Но теперь…

           Он сидел в кресле и рвал в клочья Mein Kampf.

           — Хайль Гитлер, дружище! — услышал он возглас за своей спиной.

           Парапсихолог обернулся и увидел стоящего с вытянутой рукой ухмыляющегося Сергея Ратникова. После ухода Анны, Шкловский так и не запер входную дверь.

           — Прекратите паясничать.

           — Слушайте, я подозревал, что вы негодяй, но не думал, что настолько!

           — Подите вы к черту, — вздохнул Шкловский.

           — Да я уже у него, — Ратников продолжал надсмехаться. — Вот вы скажите, в вас действительно живет душа Гитлера?

           — Ваша супруга все вам поведала. Она читала мой дневник. Что вы еще хотите услышать?

           — Хочу услышать, откуда вообще у Гитлера могла быть душа. Неужто человек, принесший столько зла, имел душу?

           — У каждого человека есть душа. Даже у Гитлера она была. А тело есть вместилище бесов. Когда разум теряет связь со своей душой и совесть свою нарекает ненужной химерой, то бесы владеют телом без остатка.

           — Ну, нам еще теологических бесед не хватало. Бесы какие-то. Во всем бесы виноваты, а не Гитлер?

           — Если человек не борется со своими бесами, он повинен уже в этом. А что будет дальше, и подавно на его совести. Но разве вы не думаете, что он мог руководствоваться благими намерениями?

           — Чего?! — воскликнул Сергей. — Я сейчас вышибу вам мозги и буду иметь при этом благую мотивацию. Лично вам это как понравится?

           — Не передергивайте, молодой человек. Тот мрак, в который вогнали западные буржуазные демократии германию после версальского мира, неизбежно подготовил благодатную почву для ростков отмщения. Эпического реванша всей германской нации. Он болел за свою страну.

           — Ну, вот она, ваша личина. Теперь я верю, что вы Гитлер! Сволочь!

           — Я не Гитлер, черт вас подери! Я Шкловский! Моя мать блокадница!

           — Но ты сейчас оправдывал Гитлера! Да ты сам он и есть!

           — Я не оправдывал его! Я лишь говорю, что понимаю его мотивацию!

           — Миллионы жизней! Миллионы, сука ты такая!!! — Ратников совсем близко подошел к нему, — Но ты скажи только про одну жизнь. Скажи только одно, чем было мотивировано убийство маленького Филиппа? Но только не надо мне говорить о гуманности и сострадании к юродивым. Не надо мне говорить о том, что сохранение жизни калек и душевно больных насыщает кровь человеческой расы проблемными генами. Это дикий абсурд. Потому что надо заниматься поиском исцеления, а не просто зарывать трупы в землю. Ведь мы разумные существа. И каждый человек имеет право на жизнь по факту своего рождения. Ты сам сказал, что у всех есть душа. А значит каждый человек, это целый мир. Вселенная! Так что скажи, есть оправдание хотя бы этому одному убийству? Отвечай!!!

           — Нет. — Шкловский повесил голову. — Нет оправдания.

           — Ну и как ты понимаешь мотивацию Гитлера? Трагедия германии после поражения в первой мировой войне была лишь причиной войны, которую германия развязала. И какое благо своими намерениями он принес в итоге? Мой дед погиб под Кенигсбергом. Сопливый юнец из гитлерюгенда выстрелил из фаустпатрона в его танк. Детонация боезапаса и все. Даже могилы у деда нет. Парень спрятался в подвале полуразрушенного дома. Красноармейцы шмальнули туда из огнеметов. И потом нашли там обугленное тело этого юнца и тела всей его семьи, которые прятались вместе с ним. Мать две маленькие сестренки и бабуля. Во имя чего это все? Какие высшие идеи стоят такой цены?

           — Простые люди всегда страдали от происков политиков.

           — Вот с этого и надо было начинать, мою фюрер, а то мотивация, понимаешь.

           — Перестаньте меня так называть!

           — Ладно, Адольф. Собирайся.

           — Что? — Шкловский сделал шаг назад.

           — Я говорю, собирайся. Ты поедешь со мной.

           — Это похоже на страшилки о ночных визитах НКВД. — Парапсихолог отошел еще на шаг.

           — Слушай, Гитлер, ты совсем дурной? Домой ко мне поедешь. Аня спит. Я снотворного ей дал. Снимешь с нее свои чары, как мы договаривались. Можешь подвергнуть человека гипнозу, пока тот спит?

           — Ну, — нерешительно произнес доктор.

           — Баранки гну. Собирайся.

           — Но подвергать человека гипнозу без его ведома, противоречит этике…

           — Свернуть человеку шею, тоже противоречит всякой этике, но я это сделаю. Не сомневайся.

           — Ладно. Уговорили.

*     *     *

        Аня проснулась в своей постели. На краю сидел Сергей, задумчиво глядя в окно. Свет в комнате был погашен, и лицо Сергея освещала полная луна. Он думал о том, какой тяжелый выдался месяц. И переживал за успех сеанса гипноза. Сейчас он жалел Шкловского. И жалел, что был с ним настолько груб. «Как вы с этим живете?» — Спросил его Сергей, перед тем как расстаться. «Как в аду» — ответил парапсихолог. Не это ли есть ад? Дисгармония и душевные муки на протяжении всей жизни. Но почему Шкловский расплачивался за деяния Гитлера? Ведь он родился лишь, спустя без малого год, как Гитлер покончил с собой, под аккомпанемент советских орудий. И где была душа Гитлера то время, пока не родился Шкловский? Неужели все это правда? Душа. Переселение душ. Прошлые жизни. Невероятно все это. Но очевидно, что Шкловский в это верил. Но почему он, Сергей Ратников, должен в это верить? А старика просто жаль.

        Но Ане его мысли были не ведомы.

           — Сержик, золотой мой, — вздохнула Аня.

           — Родная, ты проснулась! — повернулся он к ней. — Как ты себя чувствуешь девочка моя?

           — Как разбитое корыто, — хихикнула она, — Я кажется, долго болела.

           — У тебя пневмония была.

           — Надеюсь не атипичная? — она сделала серьезное лицо.

           — Нет. Ну что ты, родная. Теперь все обошлось. Идешь на поправку семимильными шагами.

           — Видно все худо было, если так далеко идти, — улыбнулась она. — Совсем ничего не помню.

           — Ну, это и к лучшему. К чему помнить болезнь?

           — Мне кошмар какой-то приснился.

           — Это лишь сон, милая. Мне тоже кошмары снились. Но теперь все будет хорошо.

           — Обними меня.

           Сергей прижал девушку к себе, заключив в крепкие объятия.

           — Теперь все точно будет хорошо, — выдохнула она. — Я посплю еще? А то такая слабость.

           — Конечно, Аннушка. Поспи.

           — А ты?

           — И я с тобою рядышком.

           — Под бочек?

           — Да сладкая. К тебе под бочек, — он улыбнулся.

           — А тебе на службу завтра не надо?

           — Выходной у меня.

           — Утром займемся любовью, — заявила она, удобнее устраивая голову на подушке. — И никуда от меня не денешься, — голос ее стал совсем сонный, — Это лучшее лекарство. И вообще… хочу от тебя ребеночка… будем делать детей… усиленно этим займемся… много детей будем делать… — пробубнив это, Аня уснула.

           Тяжесть, давившая на Сергея все эти дни, исчезла. Все прошло хорошо. С ним снова его Аннушка. Его любимая. Облегчение накрыло его, обволакивая его объятиями сна. Сергей лег рядом с женой и тоже уснул.

*     *     *

           Андрей был добровольцем. Он знал, на что шел и страстно этого желал. Он знал, что его шансы вернуться с честью и славой, равны его шансам погибнуть и погрузиться в безвестность. Либо он преподнесет всей стране подарок к 40-летию Октябрьской революции, либо никто о нем не узнает никогда. Случилось худшее, и Андрей это понял. Но страна все равно будет ликовать. А о нем не узнает теперь никто. Все архивы засекретят или уничтожат. И будет только маленький спутник, который вывели на орбиту для связи с ним. Андреем. Первым космонавтом Земли. Но связи не было. Модуль поврежден при посадке. Шансов нет. Отсюда нет другой дороги назад. Он знал, на что шел. Андрей еще раз все проверил. Так и есть. Его самые худшие опасения в очередной раз подтвердились. Модуль сильно ударился о поверхность Луны и разгерметизировался. Двигатель поврежден. Топливный бак деформирован, и корабль практически обесточен. Рация сорвалась с обшивки при ударе модуля о грунт и разбилась. Это конец. Первый человек в космосе. Первый человек на Луне. И так бесславно погиб. Это было странно и страшно, ощущать себя погибшим, хотя ты еще жив. Он вспомнил, как обнял его перед стартом Сергей Павлович. Словно прощался навсегда. Да так оно и вышло. Андрей достиг цели. Он на Луне. Но не вернется он домой. А искусственный спутник, будет одиноко кружить на орбите, так и не пригодившись для связи первого космонавта Земли с центром.

           Андрей вышел из модуля. Серость лунного пейзажа навивала еще большую боль и отчаяние. Так хотелось жить. Да он готов был погибнуть, но там, на Земле. В родном мире. Он взглянул на горизонт. Земля клонилась к закату. Он смотрел на нее прослезившимися глазами сквозь стекло своего герметичного шлема. Для него не существовало границ государств. Для него весь этот красивый сияющий шарик был родным домом теперь. И умереть хотелось там, а не в этой чужой и мертвой пыли. Пусть в океане утонуть. В пустыне умереть от жажды. Разбиться при посадке. Что угодно, но НА ЗЕМЛЕ! Но это не возможно. Он обречен остаться на луне навечно.

           Земной шар почти коснулся линии лунного горизонта. У Андрея защемило и бешено забилось сердце. Он не хотел, чтоб родная планета исчезала из его поля зрения. Пока он жив… И Андрей побежал. Пусть на шаг, но быть ближе к дому! Он бежал, как мог, в неуклюжем скафандре. Бежал и плакал. У него не было родных на Земле. Он сирота. Потому он и стал космонавтом. Ничего его тогда не держало на Земле. Но сейчас он чувствовал все по-другому. Сейчас все человечество было для него родней. И ужасно хотелось на Землю. А понимание несбыточности этой мечты делало его желание острее. Больнее. Он бежал и бежал к Земле. Не уходи! Не уходи за горизонт!!!!!

           Он потерял чувство времени и расстояния. Но стал ощущать нехватку воздуха. Скоро кончится у него кислород. И все. Андрей стал задыхаться. Вот-вот он потеряет сознание. Он упал на колени. Бежать дальше, нет больше сил. Но он еще видит Землю. Страшная мысль закралась в его разум. В другой ситуации он посчитал бы ее глупой и смешной. Но не теперь… Андрей подумал, а что если и душа его останется в этой безжизненной лунной пустоте? Это ведь еще хуже, чем умереть здесь. В этот миг он поверил в существовании души. Это словно она кричала в его помутившемся от отчаянья рассудке — «Выпусти меня на волю!». Если не он, то пусть, хоть душа вернется домой. На Землю!

           Он протянул облаченную в пухлую перчатку скафандра руку к Земле. Погладил ее. Так она хоть чуточку ближе. На расстоянии вытянутой руки сократилась эта пропасть в сотни тысяч километров, разделяемая космической бездной. Он гладил родную планету и улыбнулся. Другой рукой он нащупал замок стеклянного забрала своего шлема и открыл его. Все…

           4 октября1957 года.

*     *     *

           Сергей вскочил с постели в холодном поту.

           — Господи! — едва не крикнул он и медленно поднявшись, подошел к окну. В черном небе светила полная луна. — Так это… Правда? Вот почему ты не даешь мне уснуть, когда светишь в полную силу! Так вот, наверное, почему мы так и не решились отправлять пилотируемы экспедиции на Луну! Так значит, душа существует! И прошлые жизни! И это… Был я? Я… Андрей… Неизвестный герой Земли… И ничего мы не знаем, господи. Только и знаем, что тогда был запущен первый искусственный спутник. Но он был лишь частью большого и дерзкого проекта…

           Сергей прислонился к холодному стеклу своего окна и уставился на неизменный лик Луны. Такой печальный лик. По щеке Ратникова потекла одинокая слеза.

           «Что ты пережил там, в последние часы своей жизни» — подумал Сергей, — «Я чувствую это. Но не беспокойся больше. Ты дома. Твоя душа на Земле. И где она витала, до моего рождения, уже не важно. Ты дома, Андрей».

           Он почувствовал теплые ладошки на своей спине. Аннушка проснулась. Сергей повернулся к ней.

           — Ты опять на Луне? — тихо спросила девушка.

           — Я тут, с тобой, — шепнул он.

           — Но ты пялишься на нее, как обычно в полнолуние. Я ревную тебя к ней.

           — Не ревнуй. — Улыбнулся он, — Я люблю тебя.

           Она обхватила его лицо своими ладонями и пристально посмотрела в глаза супруга.

           — Я тоже тебя люблю, Сережа. Я так безумно тебя люблю…

           Она сказала это. И это сейчас было то, что больше всего желала его душа.

*     *     *

           Дневники и рабочие записи догорали в камине. Там же догорал и изорванный Mein Kampf. Шкловский долго смотрел на умиротворяющий огонь. Потом повернулся и взглянул на приготовленную упаковку снотворного. Он уже мысленно простился с жизнью, приготовившись принять лекарство и уснуть навечно. Но вдруг схватил эту упаковку и швырнул и ее тоже в камин.

           — Иди ты к черту, Гитлер. Ты давно помер. А я буду жить.

           Он взял с полки томик Лермонтова, уселся в кресло у камина и стал читать первое, что попалось его взгляду…

А ГДЕ БЫЛА ТВОЯ ДУША???