Рика — Смотреть за облака гл2

Глава 2

Высокая трава вздымалась вокруг, приятно обдувал ветерок, тишина, покой… что это? Я открыла глаза и уставилась в белый потолок «больница» — было первой мыслью, мыслью повергшей меня в полный ужас, неужели все случившееся только привиделось мне? Наполеон, Ямазаки, наши обещания? Только дурманное сновидение? Я резко села и осмотрелась. Нет, это не больница, но… тогда… что это за место? Рядом без чувств лежали Наполеон и Ямазаки, чудовищное облегчение захлестнуло меня, они мне не привиделись, они, в самом деле, существовали. Я дотронулась до лица Ямазаки, интересно, слова, что он мне сказал, были просто так, и поцелуй этот неуместный,… а может быть вполне уместный. Я посмотрела на Наполеона, судя по лицам, оба пребывали в бессознательном состоянии. Живы. Мы живы. Но… тогда что произошло на мосту? Я совершенно не понимала происходящего, вокруг были стены из сверкающей стали, круглые, чуть выпуклые лампы дневного освещения в потолке — смахивало на некую больницу высшего уровня. Мне стало не по себе, вполне возможно, наш побег, каким то образом, был прерван, и нас поместили в какое-то подобие изолятора. А более всего меня напугало то, что я не могла найти взглядом даже некоторого подобия двери. Я нервно ощупывала взглядом стены и молила Небо, что бы мои друзья поскорее очнулись, мне было страшно сидеть вот так, в пустой комнате, с двумя телами и без дверей. Кажется, мои молитвы были услышаны. Рядом зашевелился Ямазаки, хрипло ругаясь, он сел и недоуменно огляделся вокруг.

— Ох, я ещё жив, оказывается… — сказал он и посмотрел на меня — Миа…

— Мы еще живы — подтвердила я — а еще мы находимся в неизвестном месте, без окон, дверей и малейшего понятия, что произошло. — Ямазаки огляделся снова, но, кажется, и он не смог обнаружить никаких дверей.

— Интересненько — нахмурился он — по идее мы не должны были…

— Однако, мы все еще вместе — сказала я — так что один плюс в нашем положении есть

— Как бы этот плюс не оказался единственным — вставая, сказал самурай — как твоя нога? — я посмотрела на свою лодыжку, по-прежнему замотанную тряпкой.

— Не знаю — пожала плечами я, тут очнулся Наполеон. Сел, молча осмотрелся, затем повернулся к Ямазаки

— Что происходит, черт возьми? — самурай пожал плечами

— Понятия не имею — сказал он — где-то заперты, я никак не могу найти двери

— Миа? — Наполеон посмотрел на меня, я пожала плечами, сейчас я чувствовала глубокое разочарование, поэтому уже пребывала в дурном настроении. Наполеон обнял меня за плечи

— Во всяком случае, мы еще вместе — сказал он дрогнувшим голосом. Я не могла обхватить его плеч, но мне стало тепло на душе, потому что даже в таком положении рядом со мной был кто-то, для кого было важным видеть меня рядом с собой. Кто-то, кто всегда рад меня видеть. Я задумалась о том, какую роль это играет в жизни. Ведь столько людей в мире, которые и не одиноки вроде бы, а все равно, они приходят домой и их никто не рад видеть. А сколько тех, кого и вовсе дома не ждут. Тех, кого никто не встречает с работы, тех, кому никто не скажет «как я рад тебя видеть!», тех, кому никто не скажет «я так люблю тебя!». Мне стало грустно, потому что я могла понять этих людей, потому что раньше и меня никто не был рад видеть. Раньше мне никто не говорил, что хочет всегда быть рядом со мной. Потому что никто из тех, кто был со мной раньше, не верил в бесконечность. Никто из этих людей не верил, что можно быть с кем-то и не надоесть, любить кого-то всегда. Для них не было ничего вечного, они не считали, что все это возможно «Рано или поздно, все кончается» — говорили они, я перестала с ними спорить, потому что нельзя убедить убежденного. Поэтому я всю жизнь искала тех, кто, как и я, верит в бесконечность. Я знала, что быть с кем-то так долго в идеальных отношениях нельзя, но я верила, что в любом случае можно просто быть рядом. Вовсе не обязательно общаться друг с другом, просто быть рядом, знать — ты не один. Этого достаточно. Человек не создан для одиночества.

Наполеон был большой и теплый, этого хватило, что бы мое дурное настроение отступило. На этот миг я хотела только чувствовать это тепло, я закрыла глаза и слушала стук его сердца. Рядом кашлянул Ямазаки. Открыв глаза, я увидела крайне недовольную мину на его лице. Наконец Наполеон отпустил меня и, поднявшись, пошел кругом — сейчас я заметила, что комната была круглая — ощупывая стены. Ямазаки смотрел на меня ровным взглядом, но я точно знала — это только маска. Он такой, этот самурай, кажется ровным, даже если размышляет о чем-то очень важном, а сейчас, я точно знала, он думал обо мне. И эта мысль согревала меня, словно была живым существом. Знать, что о тебе кто-то думает, тоже самое, что знать — ты есть. Потому что о том, чего не существует, никто не думает. О таких вещах размышляют, что бы тут же забыть. Если о вас думают, вы точно можете знать — вы существуете. Иногда очень важно знать, что есть кто-то, кто думает о вас. В мире есть множество вещей, которые могут доставить радость, просто надо найти их. Многие люди не видят радости в том, что о них кто-то думает, что кто-то хочет увидеть их. Такие люди опасны, потому что они обесценивают бесценное. Обесцвечивают радость, поговорив с такими людьми и самому трудно увидеть радость в том, что еще вчера радовало тебя. Самое печальное, что большинство этих людей настолько жестко, что их почти нереально убедить в том, что радостей на самом деле гораздо больше, чем они видят. Когда я так говорила, многие снисходительно смотрели на меня, посмеиваясь про себя. Кто-то считал, что я проповедую буддизм и шарахался, обзывая кришнаитом. А ведь Кришна и Будда здесь были и вовсе ни к месту! Я же не предлагала постричься в монахи и отправиться в мирное шествие в святые места. Возможно, я просто не умела доходчиво объяснять. Меня всегда не так понимали, с этим я ничего не могла поделать. Видно проповедником мне уже никогда не стать, да я бы и не сказала, что меня расстраивало отсутствие данного таланта. Меня расстраивало, что люди никак не могли услышать то, что я хотела сказать им на самом деле. Они как угодно искривляли и переиначивали сказанное мною и не понимали сути. Как заставить услышать того, кто не желает слышать? Я не знала. Поэтому меня всегда радовало, если кто-то понимал хотя бы часть сказанного мной, не считая меня глупым кришнаитом. Даже учитывая то, что я была признана невменяемой. Ямазаки тем временем сел рядом со мной, взял мою ладонь в свою и спокойно смотрел на Наполеона

— Сядь, я думаю, хозяева сего места намеренно не желают нас выпускать. Это значит, что скоро появятся они сами. — Наполеон сел рядом с нами, сложив руки на груди. Мы сидели и ждали. Мне было интересно, о чем они думают сейчас, ведь часто люди размышляют о самых неожиданных вещах.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила я у самурая. Ямазаки пожал плечами

— Не знаю, обо всем сразу, скорее всего — ответил он — о тебе, о Наполеоне, о яичнице с колбасой на белой тарелке… — он призадумался, пытаясь поймать мысль

— А может нас НЛО забрало? — задумчиво предположила я, сама не зная всерьез или нет — я видела одно, когда мы бежали по лесу… — я вспомнила вполне четко видневшуюся тарелку в небе над нами меж зеленых крон.

— Яичница с колбасой, это вкусно — сказал Наполеон — с салом тоже ничего, омлет с овощами, овощная запеканка с тыквой, я неплохо готовлю… слышишь, Миа? — он повернулся ко мне — как только появиться возможность, непременно приготовлю тебе такую запеканку — я улыбнулась.

— НЛО — задумчиво сказал Ямазаки, — тогда все обретает некое подобие смысла. Наполеон фыркнул

— На твоем месте, я бы и не пытался его искать. Смысл — это то, что не всегда обязано присутствовать — некоторая доля разумности в этом заявлении присутствовала. Если задуматься о наличии в своей жизни смысла, можно на самом деле сойти с ума, так и не поняв, есть он или нет. Если проанализировать жизнь, то более половины её мы проводим без всякого смысла, и, хочу заметить, без всяких мук по этому поводу. Поэтому мне всегда казалось, что проще жить, не думая об этом. В конце концов, смысл жизни сводиться к поиску этого смысла, если не искать его, конечно, он не отыщется, но… есть вещи поважнее для обремененных бытием. Я предпочитала оставлять вечное — вечным, возможно, я была не права, но зато мне не приходилось тратить драгоценное время жизни на поиски несуществующего и на отчаяние по этому поводу. Я не думала, имеет ли моя жизнь без смысла какую-либо ценность. Для кого, кроме меня она должна иметь ценность? Мне хватало того, что она ценна для меня и тех, кто был со мной сейчас. Бессмысленность моего существования не расстраивала меня, в мире есть множество более приятных вещей, чем депрессия по поводу смысла жизни и его отсутствия. В конце концов, смыслом жизни может стать все, что угодно — человек, дело, самопознание. Переживания на сей счет — это не то, на что стоит уделять время. Лучше съесть мороженое и со спокойной душой заняться чем-то приятным, или чем-то важным, это уже зависит от необходимости. Возможно, поэтому меня считали глупой и поверхностной.

Ямазаки, вероятно, считал иначе, однако в этот момент в стене, совершенно инопланетным образом появилась дверь. Мы одновременно уставились на нее, несколько не догоняя смысла происходящего — откуда взялась дверь там, где её только что не было? Неожиданно, я, вскрикнув, самым позорным образом, в момент оказалась за спиной Наполеона — в проеме появилось несколько зеленых человечков. Наполеон и Ямазаки, опешив, отступили на несколько шагов назад.

— Мир вам, земляне — самым миролюбивым голосом сказал первый из гуманоидов, мне стало дурно

— Мы ведь ничего не пили — озвучил общую мысль Наполеон, Ямазаки кивнул — таблеток нам не давали, тогда это…

— НЛО — сказала я — или массовая галлюцинация

— Вряд ли — усомнился Ямазаки — у всех людей галлюцинации свои собственные — гуманоиды спокойно стояли в проходе и недоуменно смотрели на нас, спорящих о том, кажется нам это или нет, как на дурачков.

— Будда — нерешительно сказал второй гуманоид в желтом балахончике, мне снова стало плохо — гуманоид-буддист это было что-то новенькое. Судя по лицам, мои друзья также пребывали в полной прострации. Зеленые человечки переглянулись

— Может, они иностранцы? — предположил гуманоид в оранжевом подобии халата, второй, в желтом балахончике покивал головой

— Очень на то похоже — на редкость умным голосом согласился он.

— Плевать, где мы их высаживаем? — вмешался третий гуманоид, одетый, уже более прилично для инопланетянина, в блестящий, серебристый комбинезон.

— Да где хочешь — пожал плечами желтый, это наплевательское отношение к нашей дальнейшей судьбе вывело меня из молчаливого изумления, в которое нас ввело появление гуманоидов.

— Нам надо подальше отсюда — сказала я. Зеленые человечки дружно посмотрели на нас

— Не, местные — сказал типчик в комбинезоне, двое других согласно покивали головами.

— Сделаем — сказал мне тип в комбинезоне — закинем на край вселенной — они ушли, оставив меня в размышлении о правильности моих выражений, а Наполеона и Ямазаки в сомнениях по поводу собственной вменяемости. Посмотрев на них, я пришла к выводу, что мы не просто так оказались в лечебнице. Дверь исчезла все тем же инопланетным образом.

Мы одновременно сели на пол в одну и ту же позу — скрестив руки, ноги и наморщив лбы. Каждый из нас размышлял о степени вероятности происходящего, о собственной вменяемости и правильности медэкспертизы.

— Вот сейчас мне кажется, что я и в самом деле немного не того — сказал Наполеон — или очень даже много того. Ну, вы поняли, о чем я — Ямазаки согласно покивал головой, я сосредоточенно почесала затылок.

— А что, если мы все того? — спросила я — или не того… — парни посмотрели на меня и призадумались, мы сидели так еще четверть часа, прежде чем Наполеон не выдержал

— Нет, у меня уже голова кипит — заявил он, падая на спину — я в отключке — добавил он, погодя. Ямазаки посмотрел на него и тоже сообщил о своем выходе из реальности. Кажется, я осталась одна. Было тихо и даже скучно «тоже, что ли, из реальности выйти?» — призадумалась я и тоже упала на пол. Некоторое время было никак. Именно никак, я посмотрела на Ямазаки, затем на Наполеона и мне показалось, что эти люди и впрямь живут в иных мирах. Где-то там, куда мне не получается войти. Вне зоны доступа, на миг я почувствовала себя совсем одинокой, затем задумалась о том, что, если присмотреться, каждый человек — это мир, куда нет доступа никому, даже если человек разрешает войти. Потому что нельзя влезть кому-то в душу и увидеть мир его глазами, можно испытать что-то подобное, но никогда то же самое, поэтому, если люди говорят, что понимают вас — в 90% случаев они врут. В остальных 10% они только думают, что понимают вас. На деле невозможно понять чувств другого человека, даже если очень захотеть. Нельзя стать тем, кто уже существует. Я смотрела в потолок и пыталась представить, о чем могут думать мои друзья сейчас там, на земле /если верить тем зеленым человечкам галлюциногенного вида, то сейчас мы далеко от Земли/. О чем могут думать Наполеон и Ямазаки, о чем, в конце концов, думаю я сама. Мысли то бежали, то ползли, иногда даже перетекали — мне представился туманный аквариум, в котором, между многочисленных коряг, переваливаются диковинные звери — мои мысли. Причем туман был зеленоватый и густой. Я смотрела в потолок, и до меня потихоньку доходило, что зеленоватый туман вышел из пространства моих мыслей и, вполне натурально, заполняет пространство комнаты, где мы находились. К тому моменту, как я поняла, что он мне не кажется, я успела потерять сознание. Проваливаясь в дурманный сон, я успела подумать «хм, ну надо же».

Неизвестно, как долго мы пребывали в состоянии полного аута, но когда мы пришли в себя, вокруг нас больше не было белых стен, я подумала, что скоро меня перестанут удивлять многие вещи. Теперь вокруг нас были темно-синие стены в мелкую, белую крапинку. Наполеон и Ямазаки уже встали и недовольно оглядывали помещение

— Ну, и где эти зеленые?! — возмутился Наполеон, самурай помог мне встать

— Интересно, возможно, мы сделали пересадку… — не слишком уверенно предположила я, Наполеон подозрительно уставился на дверь, словно ожидал увидеть там очередную порцию гуманоидов, жаждущих разъяснить ситуацию. Увы, ни одного зеленого человечка вблизи обнаружено не было. Наполеон весьма недовольно скривил губы и сел на пол. Ямазаки обошел помещение и, пожав плечами, сел рядом. Я прошлась для порядка вдоль стены, ничего не обнаружила и присоединилась к своим. Мы сидели так полчаса, прежде чем появился зеленый человечек. Он зашел в комнату все тем же инопланетным способом и опасливо смотрел на нас, словно хотел что-то сделать, но опасался нас.

— Эй, зеленый — обратился к нему Наполеон — когда нас высадят то? Мне уже осточертело сидеть здесь — гуманоид заметался, но очевидно не нашел веской причины для уклонения от общения с нами.

— Еще немного, скоро мы прибудем на Алкотелию, там у вас будет еще одна пересадка. Э… если у вас есть какие-то пожелания, я готов исполнить их в меру своих скромных возможностей… — судя по его зеленому лицу, он ужасно страшился наших пожеланий. Я так и не смогла представить, что нужно попросить у гуманоида, что бы так его напугать.

— Я хочу катану и хаками. — сказал Ямазаки — и еще три порции бенто — гуманоид что-то чиркнул на стеклянной дощечке, висевшей у него на шее.

— Тогда я желаю три тройные порции лазаньи, бутылку кагора и три стакана апельсинного сока — сказал Наполеон — а еще новую одежду для всех и бластер — скромностью запросов он не отличился, гуманоид записал и трагически посмотрел на меня так, что мне захотелось оправдать его ожидания.

— Хм — я задумалась — три порции мороженого с карамелью и вишней и зубную щетку — больше ничего мне в голову почему-то не приходило. Возможно, сказалась обстановка. Гуманоид записал и поспешил смыться, пока мы еще чего-нибудь не попросили, мне даже стало его жаль.

Мы сидели и ждали наш заказ, мне на миг показалось, что я каждый день путешествую инопланетным маршрутом. А вообще вся ситуация напоминала мне полный бред. Снова пополз зеленый туман, на этот раз мы просто приняли его к сведению, моей последней мыслью было «ну вот, опять». Совершенно не понятно, почему. Когда мы очнулись, мы сидели на лавочке перед большой, темно-зеленой летающей тарелкой. Рядом лежали все заказанные вещи, гуманоид в желтом заметил, что мы очнулись

— Ваши билеты на лайнер 71 — сказал он — не опоздайте, иначе еще года два его ждать будете. Отбытие в 16:30 по земному времени. Желаю удачи, мы четвертая спасательная дивизия Сатурна!!! — гаркнул он и, крайне довольный нашим немым изумлением, удалился. Тарелка улетела, оставив нас в полном непонимании.

— Типа все? — поинтересовался Наполеон, Ямазаки и я пожали плечами. Мы решили поберечь мозги и не вдаваться в подробности инопланетной логики. По крайней мере, сейчас.

— Давайте, наконец, поедим — сказала я, желудок вспомнил о своем существовании. Наполеон распаковал коробки с лазаньей и открыл вино. Нам подарили стаканы с эмблемой Сатурна и часы, о нужности которых подумать могли только инопланетяне. Мы устроили небольшой пикник на лавочке, в неизвестном месте на неизвестной планете. Я съела треть содержимого своей коробки и стала осматриваться. Мне не понравилось две вещи. Первое то, что мы сидели на очень одинокой лавочке посреди очень бескрайней степи; второе то, что нигде не наблюдалось указателя, в какой стороне местный космопорт. Кажется, об этом не подумали и наши заботливые гуманоиды, вполне возможно, нарочно. Я посмотрела на своих друзей, размышляя, пришла ли подобная мысль кому-нибудь в голову, кроме меня. Однако, судя по лицам, эта мысль еще не достигла их сознания. Я взялась за почему-то нерастаявшее мороженое и задумчиво стала выковыривать из него вишенки; раздумывая о разности в мышлении мужском и женском, я приходила к неутешительным выводам.

...Ямазаки задумчиво обозревал степь, по которой мы с доблестью покемонов, брели уже часа три. И не было ни конца, ни края. Наполеон шел справа, самурай слева от меня, в принципе окружающее пространство позволяло идти как угодно и где угодно, ибо поблизости не предвиделось толпы людей, или гуманоидов. Так что вряд ли кто-то стал бы выступать против нашей манеры ходить. В данной ситуации это скорее расстраивало, чем радовало, ибо в толпе у нас было бы больше шансов узнать, где здесь космопорт. Нам все это жутко надоело, однако, с обреченностью последних героев мы продолжали свой путь. Над нами было вполне натуральное зеленое небо, под ногами шуршала самая натуральная голубая трава — все как в полноценной галлюцинации некоего психа, \хотя за ним и не надо было далеко идти, даже смешно стало, когда я это поняла \. Местных светил было два, и оба явно намеревались сесть, спасибо не в меру заботливым гуманоидам, нам подарили ультра тонкое, но все-таки, одеяло. И довольно большое по размеру, но очень легкое. Хотя для меня и Ямазаки это не имело значения, все вещи нес Наполеон, как самый высокий и сильный. Это у него трудно было оспорить, да никто и не собирался.

— Пожалуй, стоит задуматься о ночлеге — задумчиво произнес Ямазаки, когда верхнее из светил скрылось за горизонтом. Наполеон и я были склонны поддержать самурая. В данном случае не имело даже значения, где именно устраивать ночлег, хотя выбор пространства у нас был не ограничен.

Мы не стали ломать головы по поводу места предполагаемой ночлежки, даже если бы кто-то из нас и горел подобным желанием, в чистом поле с этим возникли бы некоторые проблемы. Мы легли спать в дурном настроении. Под утро пошел дождь, похожие на мокрых куриц, мы с настойчивостью телепузиков продолжили путь «хрен знает куда». Над серым горизонтом клубился туман, на душе было мокро, да и вокруг было не очень. Я смотрела больше на небо, чем под ноги, поэтому немудрено, что очень скоро грязь неравномерно покрыла меня с ног до головы. Наполеон все время доставал меня из очередной «грязевой ванны», я чувствовала себя никак и сохраняла общее направление только благодаря тому, что Наполеон вел меня за руку.

«Небо серое… дождь… ветер… синяя трава…» — мои мысли были так же просты, как сухой завтрак «Нестле» с водой вместо молока.

— Н-да, это что-то — сказал Наполеон, доставая меня из следующей ямы — ты собираешься и далее витать в астрале? — кажется, этот вопрос обращен ко мне — смотри, утонешь так — я не могла с ним не согласиться. Кажется, мое состояние напрягало не только меня, я потрясла головой и попыталась собрать разбегающиеся мысли, однако они оказали мне довольно сильное сопротивление, я не ожидала такого, поэтому выход из астрала занял довольно много времени. Вообще в последнее время — как я недавно заметила — мои мысли и я стали чем-то раздельным, это было странным: я и мои мысли. Словно два разных существа, кажется, такого не должно быть по идее. Я еще ни разу не слышала о том, что бы мысли могли существовать отдельно от человека. Я снова потрясла головой, ладно, вполне возможно, это просто погода… «плюх!» — я окончательно пришла в себя и обнаружила, что лежу в большой грязевой луже. Наполеон стоял рядом, прикрыв глаза ладонью, я расслышала что-то наподобие «безнадежно...» Ямазаки помог мне встать

— Еще немного и ты доведешь его… — тихо сказал самурай, почему-то, мне казалось, что он старательно прячет усмешку

— Доведу… куда? В космопорт? — Наполеон посмотрел на меня и, очевидно, махнул на все рукой

— Мы идем или нет? — только и спросил он

— Идем — самурай взял меня за руку, и мы продолжили наш путь. Дождь вскоре прекратился, выглянувшие солнца высушили нас, я периодически отряхивала куски грязи — сказывалось купание в лужах. Чумазые, словно три разнокалиберных поросенка, голодные, как медведи после спячки, мы неожиданно наткнулись на нечто странное. Я могла бы побиться об заклад, что мы не смотрели вперед только миг, но за этот миг впереди образовался город. Инопланетный, конечно, но все же… город!?

— Ущипните меня — сказал Наполеон — у меня уже галлюцинации, я вижу город…

— Массовые галлюцинации, обычно, носят разноплановый характер — изрек Ямазаки — я тоже вижу город, а ты, Миа?

— Я тоже вижу город — подтвердила я, от мысли, что город мне не привиделся, или, в крайнем случае, привиделся не мне одной, стало легче.

Нерешительно помявшись, мы пошли к нему. Вблизи, город оказался еще более странным, чем снаружи. Огромное здание из стекла и металла, блестящее до рези в глазах, мне стало страшно, словно я его где-то видела, и было там что-то не слишком приятное. Я крепче сжала руку Ямазаки

— Миа, ты была здесь раньше? — спросил меня самурай

— Я не… — в этот момент в голове, словно плотину прорвало — воспоминания хлынули горьким потоком. Какие то тени — люди? Нет, не люди… множество странных существ водили вокруг меня хоровод, точно группа детсадовцев вкруг новогодней елки. Я была здесь раньше? Или где-то в похожем месте? Все так знакомо и близко! Руку протяни — дотянешься, но нет, ускользает, ускользает склизкой змеей из рук. Почему, почему… это же мои воспоминания, почему я не могу проконтролировать их? Я схватилась за голову и упала на колени, голову разрывали сотни голосов, образов давно забытых людей, существ и мириадов погибших планет. Воспоминания скольких жизней было заключено здесь? Меня трясли за плечи, настойчивые голоса звали куда то обратно… но что значит «обратно», что значит вернуться? Мы сами давно погибли, нас нет. Мы сами только воспоминания о нас самих, все это давно прошло, прожито и уничтожено, мы — только память. Весь мир вокруг нас неизменен только потому, что его давно нет, нельзя изменить то, чего нет. Поэтому нет смысла бороться с происходящим, оно давно прошло и ничто его не изменит…

Ситуация прояснилась. Я подняла голову и увидела крайнее беспокойство на лицах людей рядом со мной

— Наполеон… — я встала, во всяком случае, если это действительно только воспоминания, я ничего не могу сделать, только наблюдать. Наполеон обнял меня за плечи

— Все в порядке — тихо сказала я. Ситуация прояснилась, теперь ясно, почему мы не погибли тогда, мы погибли ранее, давным-давно… — этот город… я его не знаю, но когда-то давно я была в подобном — сказала я поднимая взгляд на сверкающие стены.

— Когда-то давно… — повторил Ямазаки, почему-то мне показалось, что этот человек мыслит совершенно одинаково со мной. Значит, его тоже терзают подобные воспоминания всех прожитых жизней…

— Это летающий город — сказала я, — кажется, он собирается отбывать нам лучше поторопиться — я пошла вперед. Ямазаки и Наполеон пошли следом. Я шла, ощущая траву под ногами, ветер на лице, прохладу воздуха и было больно в груди. Так больно, что я все убыстряла шаг, все быстрей и быстрей, одновременно утирая слезившиеся глаза.

«Отчего так больно? Отчего я плачу, это чувство… я помню, это… это отчаяние…» — я не замечала, что бегу, а по лицу текут слезы. Мне было больно и смешно. Смешно! Мое отчаяние было смешно мне, и противно, потому что я не могла его остановить.

Мы забежали в город, и он взлетел.

— Уф… — Наполеон упер ладони в колени — успели — Ямазаки пристально смотрел на меня, а я смотрела вперед, на коридор, ведущий в город.

— Идем — наконец сказала я, и мы пошли к двери.

Город был блестящим только снаружи; внутри он состоял из ржавого металла, пластика и километров кабелей и проводов. Я смотрела на все это, и оно было знакомым, словно я полжизни здесь провела. Мне казалось, я точно знаю, что будет за поворотом. Отчего так. Неожиданно мне стало так дурно, что я, резко повернувшись, обхватила Наполеона, уткнулась в него лицом. Наполеон был удивлен, но тоже обнял меня. Я прижалась сильнее, мне хотелось почувствовать его всем телом, убедиться, что он, как и все вокруг, настоящий. Я чувствовала тепло его тела, стук сердца. Наполеон был большой и теплый, мне хотелось верить, что все это настоящее. Как же хотелось в это поверить. Ямазаки тоже обнял нас, всегда бы так тепло было, тогда, возможно, в то, что мир настоящий верилось немного больше. От темы настоящести меня отвлекла тишина. В городе, тем более таком городе, такой тишины быть не может. Осмотревшись, я не увидела ни единой души, ни живой, ни мертвой. Кажется, город был пуст.

Мы шли по абсолютно пустым дорогам. Окна домов были не менее бездушны, чем сам город-призрак. Мне было совсем не по себе, я шла, держась за руки Ямазаки и Наполеона. В этом городе было холодно, становилось холоднее, я подозревала, что позже похолодает до минусов. Я делала вид, что все в порядке, хотя на самом деле основательно замерзла.

— Эй, если вы останетесь снаружи, вы замерзнете насмерть! — голос заставил нас подпрыгнуть, я мигом оказалась за спиной Наполеона, где столкнулась с Ямазаки, который тут же вернулся на передние позиции, устыдился, наверное. За нашими спинами стоял человек. Не гуманоид, никакой иной вид инопланетян, на вид — самый натуральный человек. Мы подозрительно уставились на него

-Если не собираетесь заканчивать жизнь подобным образом, заходите — сказал человек.

Мы зашли.

Чуть позже.

Сей положительный персонаж, позволил мне занять его ванную и даже сказал, что предоставит сменную одежду. Я купалась, чем занимались остальные, даже не предполагала. Когда я вышла из ванной, положительный персонаж подал мне сверток. Кажется, они что-то обсуждали, однако, судя по лицам, я последний человек, которого это касалось. Я оделась и вернулась к остальным.

— Меня зовут Такуйя — представился положительный персонаж — ваши друзья рассказали мне, как вы оказались здесь, вам крепко досталось по пути, да? — какой заботливый то.

— Нет — ответила я, вскинув брови — мы всего лишь немного вымокли, однако я благодарна вам за приют и ванну.

— Приятно слышать — ответил Такуйя. Это был молодой человек, болезненной наружности, с короткими, синими, почему-то, волосами. И карими глазами.

Из глубины дома вышел еще один персонаж. Молодой человек с длинными, серебристыми волосами. Среднего роста, выглядел он лет на 16, может. У него были удивительные, янтарные глаза и он мне очень понравился, поэтому я постаралась скрыться от него за спиной Наполеона. Вообще то, как я заметила, спина Наполеона была мне даже ближе, чем он сам. Это странно.

— Это мой брат — сказал Такуйя — Айя, а это Ио, младший — на свет вышел еще один персонаж, точь в точь, как Айя, только у этого волосы были черные, а глаза бардовые даже. Он тоже мне понравился. Зато оба они не понравились Ямазаки и Наполеону.

Мы сидели кругом около очага, расположенного в центре комнаты. Ради тепла, я вылезла из-за спины Наполеона. Ио и Айя сидели напротив меня, и я пыталась понять, кто из них нравиться мне сильнее, Такуйя тем временем вещал что-то важное, скорей всего; однако, в данный момент мои мысли предпочитали сосредотачиваться на симпатиях. Я поняла, что Ио и Айя близнецы и старше, чем выглядят «интересно, кто симпатичнее, эти двое или Ямазаки?» — пришла в голову шальная мысль, я удивилась. Такие мысли были отнюдь не в моем духе «интересно, могу ли я им понравиться,… наверное, Ио нравиться мне больше, чем Айя, но я не уверена,… все же они так похожи…» — я удивлялась своим мыслям, я удивлялась тому, что эти двое мне так нравились, в этот вечер я удивлялась больше, чем в другие вечера и это тоже удивляло. Мне надоело всему удивляться, и я просто смотрела на трех братьев, старательно не замечая странного взгляда Ямазаки.

— По ночам у нас всегда холодно — обратился ко мне Айя

— Ночам? — насколько мне помнилось, за городом был день, когда мы пришли.

— За городом день, а у нас ночь. У нас и дня то почти нет — ответил Айя — мы не знаем, почему так, но теперь и вы в нашей лодке…

— Э? — не поняла я

— Думаете, мы живем здесь по своей воле?! — воскликнул Ио, сжав кулаки — думаете, нам нравиться возможность замерзнуть в любой момент?!

— Ио, они уже все поняли — сказал Айя

-А? — Ио удивленно посмотрел на меня, спрятавшуюся за Наполеона, и растеряно опустил руки.

— Страшный — сказала я, высовываясь из-за спины Наполеона. Ио хлопал глазами, пребывая в трансе от услышанного.

— Так вот — продолжал Айя, не обращая внимания на нас с Ио, таращивших круглые глаза друг на друга. — Наш город — это город-ловушка, зайти может любой, выйти только победитель особого турнира

— Турнира? — я перестала пялиться на Ио

— Да, ежедневно проводятся турниры, победитель получает право уйти — сказал Айя

— Но… кто так решил?! — мне эта идея совсем не понравилась

— Сам город… — Айя опустил голову — сегодня последний раунд на этой неделе, потом еще месяц турниров не будет, и уйти отсюда никто не сможет — мы молчали, несколько огорошенные сиим известием. Кажется, оно никому не понравилось.

Мы легли спать в растерянных мыслях. Турнир какой-то объявился… неужели, действительно, нет иного выхода? Провалявшись с полчаса в подобных муках, я встала и пошла к окну. За окном вполне натурально падал снег

— Снег… падает… — это состояние называется «почувствуй себя бесконечным тормозо-о-ом…»

— Он каждый вечер падает — за моей спиной материализовался Айя, я повернулась обратно к окну

— Вот как — я начала мерзнуть, но не подала виду

— Тебе лучше пойти отдохнуть — сказал Айя — многое предстоит решить

— Еще немного посмотрю… на снег… — я не могла оторвать взгляд от падающих снежинок, Айя ушел, я осталась в тишине. Снег это вечность, которая приходит и уходит. Я думаю, вечность состоит из снега, потому что снег навевает одиночество и равнодушие. Вечность такая же — одинокая и холодная, вот что значит вечность. Тишина это часть вечности. Я смотрела в окно и тут увидела человека, стоявшего перед домом. Я потрясла головой, человек не исчезал. Я ущипнула себя за щеку, человек не исчезал. Он смотрел прямо на меня.

— Человек…— я присматривалась, и все сильнее чувствовала, что я его знаю. Я приблизилась к стеклу и просто схватилась за стену, я узнала его. Когда-то, давно, я любила этого человека

— Алекс… — на миг стало нечем дышать, да что же это?! Я вскочила и бросилась к двери

— Миа?! — я проскочила мимо Наполеона и Ямазаки, мимо хозяев дома, распахнула дверь и прямо босиком бросилась за уходившим человеком

-Алекс!!! — я не чувствовала холода, я бежала за ним, я думала, он погиб тогда, когда катапультировал меня с аварийного крейсера — АЛЕКС!!! — голос сорвался, прочему он не слышит меня?? Снег бил в лицо — АЛЕКС!!! Кто-то обхватил меня за пояс, приподняв над землей, я вырывалась, что-то бессвязно выкрикивала, а человек все шел и шел, покуда не скрылся из виду. Я перестала биться, тряпкой повиснув в могучих объятиях Наполеона. Мы вернулись обратно, я сидела на коленях, уткнулась в ладони и безудержно рыдала, потому что теперь для меня во всем мире был только один человек,… и он ушел. Ушел куда-то туда, где неизвестно, смогу ли я догнать его. Наполеон и Ямазаки растеряно стояли рядом

— Зачем… Наполеон — хрипло спросила я, губы дрожали, голос прыгал — зачем? Мне так нужно было догнать его… Алекс — я снова ударилась в истерику — Алекс! — перед глазами встал космос, лицо Алекса в удаляющемся иллюминаторе, бликующее стекло спасательного мини — шаттла, взрыв… Наполеон положил руку мне на голову, я резко отшатнулась и уставилась на него, не совсем сознавая, что это за человек. Он выглядел потрясенным

— Не трогай меня — голос мне самой меня самой напомнил голоса гуманоидов, хриплый и гортанный. Наполеон выглядел жалко, совсем не понимая, что делать, он смотрел то на меня, то на Ямазаки. Неожиданно, я пришла в себя. Мне стало плохо. Плохо оттого, что я ему сказала, оттого, что оттолкнула. Я снова собралась впасть в истерику, но тут Ямазаки, присев на корточки, спросил меня

— Кто такой Алекс, почему тебе надо его догнать? — я посмотрела на самурая

— Алекс был капитаном нашего крейсера — ответила я, обняв колени — такой… смешной… в нашей системе произошел сбой, кто-то взорвал нижние отсеки, двигатель полетел, весь крейсер оказался заминирован. Пытаясь обезвредить бомбы, погибло четверо из нашей команды, а потом кончилось время,… Алекс хотел, что бы мы с Нарикой спаслись, но Нарика погибла, она меня собой закрыла, когда мы оказались рядом с местом взрыва. — Я вспоминала, от этого тоже было плохо. Я вспомнила, что у Нарики был приятный голос, мягкие локоны, фиолетовые глаза, но я никак не могла вспомнить её образ в целом…

-Какого крейсера, Миа? — спросил Ямазаки

— Звездолета, конечно. Мы… наша команда занималась перевозками грузов особой важности для Галактического совета — я вспоминала, и, чем дальше погружалась в воспоминания, тем больше вспоминала, только… темнело перед глазами, отчего то. Не знаю…голос слабел, я упала на бок, но продолжала вспоминать

-… Алексу непременно нужно было доставить этот груз, он… был человеком чести… Нарика, тоже любила его, а он…

— Что он? — спрашивал Ямазаки, я не отвечала, просто потому что вырубилась, наконец.

Мне снилось, что я сижу на берегу реки и в воде вижу Землю в вихре снега, а рядом стоит Алекс

-Теперь, ты видишь — это вечность, мы давно там, тебе не следует идти к нам

— Почему? — хочу встать и не могу, ноги не слушаются.

— Потому что еще есть кто-то, кто думает о тебе… — какой грустный голос у Алекса,

— Но я о вас всегда думаю!!!!

-… живой… — я почувствовала слезы на лице — иди, о тебе беспокоятся,

— Алекс, я не хочу — я сопротивлялась неведомой силе, пытавшейся затянуть в реку — я хочу остаться с вами! С Нарикой.… С тобой! Алекс, я хочу остаться с тобой!! Не гони меня…

— Я всегда буду рядом… но теперь только в твоих снах, малышка Мяу. Я открыла глаза. Надо мной был темный потолок, а на груди покоилась чья то лохматая голова. Я протянула руку и тронула её, Наполеон сел

— Очнулась,… извини… — он выглядел крайне несчастным, мне стало не по себе

— Нет, — я протянула к нему руку, он нерешительно взял её и прижал к груди — это ты извини… я … — мне жутко хотелось спать — потом…я скажу,… наверное, пойдет дождь…

Я погрузилась в глубокий сон, в котором мы с Алексом гуляли по берегу реки, в которой виднелась заснеженная Земля.

— Я хочу, что бы ты нашла того, кто сможет позаботиться о тебе — говорил Алекс, при этих словах его фиалковые глаза становились печальными

— Но мне никого не надо — отвечала я, — я хочу быть с Алексом, больше ни с кем! — он усмехался, трепал по голове и смотрел в воду.

— Не говори так, эти слова обижают тех, кто заботится о тебе сейчас, ты ведь обещала им…

— Но я тогда не помнила о прошлом — заметила я, однако совесть уже открыла глаза

— Неужели это отменяет все твои слова и чувства? — спросил Алекс, я призадумалась, в конце концов, мы дали обещание всегда быть вместе, но… теперь я не была уверенна в состоятельности этих слов. Но… неужели и я могу так легко отречься от этих слов? Люди так делают, потому что слова — это только слова, и они не всегда значат то, что значат. Но при этом мы должны их как-то понять, потому что иначе общение с окружающим миром станет невозможным, мы просто не сможем понять друг друга и, в конце концов, просто перестанем общаться. Это потеряет последний смысл. Если не верить в слова, в них нет нужды. Я задумалась, неужели эти слова и впрямь ничего для меня не значат? Тогда и люди, которым я говорила их, тоже, получается, не значимы для меня, потому что мы не говорим пустых слов людям, которые имеют для нас значение. Значит ли это, что Наполеон и Ямазаки потеряли ценность в моих глазах? Словно вещи… я потрясла головой, нет, люди — не вещи, они не могут потерять ценность. Но… что я чувствую к этим людям сейчас? Я могу сказать или сделать что-то, что причинит им боль,… что мне делать, что бы не допустить такого? Я могу уйти, как делают многие люди, полагая, что таким образом избавляют ближних от страданий и причиняя этим еще более сильную боль. Если я уйду, станет только хуже, если я скажу, они не смогут помочь мне, и будут страдать, что ничего не могут сделать, а от всего этого буду страдать и я. В итоге всем будет только хуже. Что же мне делать? Я расстроилась и невидящими глазами смотрела не в воду, в себя. Алекс положил руку на мое плечо

— Не трудись понять, почему так — сказал он — все, что ты сейчас можешь сделать, это принять все таким, какое оно есть. Ты должна принять факты, тогда ответ найдется сам. До тех пор. Пока ты отрицаешь очевидное, ты не сможешь увидеть картину полностью — я подняла голову

— Факт в том, что ты умер, и я никак не могу быть с тобой? — он кивнул — они понимают это, но…

— Просто прими все, как есть, люби их, потому что они рядом с тобой и не пытайся найти ответ сейчас, рано или поздно, время придет, и он покажется тебе. Просто живи, просто люби, потому что это уже никогда не повториться. Любовь, это то, что никак нельзя откладывать.

— Наверное, ты прав — я посмотрела на Землю в воде. Да, эти люди хотят быть рядом со мной, я хочу быть рядом с ними, тогда… не стоит забивать голову, потому что время покажет, что есть что.

Мы продолжили идти вдоль берега.

Когда я проснулась, было темно. Сколько я проспала — не знаю,… может много, может не очень. На груди снова покоилась голова Наполеона, справа я видела спину Ямазаки. Кажется, все спят. Я переложила голову Наполеона на подушку и встала. У окна стоял Ио.

— Ты не спишь? — удивилась я

— Как видишь — он смотрел, куда то далеко — скоро рассвет, сегодня я выступлю на арене.

— Не боишься? — я подошла к нему, Ио покачал головой

— Я выступал до этого, но только сейчас смог добраться до финала. Теперь или пан, или пропал — я смотрела на него и вспоминала слова Алекса

— А твои братья? — Ио опустил голову

— Хотят, что бы я выиграл — я посмотрела за окно, нет, так не бывает. Конечно же, есть еще один путь, но… как нам его найти?

« Иди за мной, я на улице» — раздался в голове голос Алекса.

— Ио, мне нужно уйти ненадолго — сказала я, Ио уставился на меня, как на полоумную

— Но…

— Когда они проснуться, скажи, что я скоро вернусь, со мной все в порядке — я пошла к двери — да… теперь все в порядке… — я вышла. Алекс ждал у входа.

— Идем — я пошла за ним. На улице было холодно, но гораздо важнее было то, что Алекс точно знал, куда идти. Значит, был шанс вывести Такуйю и его братьев из этого города. Ну и нас заодно, конечно же. Мы прошли по темным улицам, через какие то арки, переулки и переходы. Вскоре мы вышли на окраину города, за стеклом я увидела светлый день, голубую траву и… космопорт. На нем большими буквами было написано — «космопорт».

— Слушай внимательно, малышка Мяу, здесь самое тонкое стекло во всей защите города — сказал Алекс, постучав костяшками пальцев по стеклу. Правда звука я не услышала, все-таки призрак есть призрак. — Тебе нужно взорвать этот участок

— Э? — я непонимающе уставилась на Алекса — взорвать,… но чем? Я, знаешь ли, тротил в карманах не ношу… — Алекс беззвучно рассмеялся

-Было бы странно, если бы ты его носила — заметил он — но зато сейчас пригодилось бы…

— В следующий раз без тротила никуда — буркнула я, Алекс перестал смеяться и поманил за собой.

— Тротила нет, но это тоже сойдет — он дал мне несколько кусочков какого то сырья, по виду напоминавшего художественную клячку.

— Прилепи повыше — сказал он — и беги подальше, это мощная взрывчатка, ей шаттл можно изувечить…

— Э?! ... — я чуть не выронила это из рук.

— Прилепи прямо сейчас — сказал Алекс — она взорвется через два часа сорок три минуты. Город начнет падать, дальше действуйте по обстоятельствам — он посмотрел вверх, до первой перекладины было семь метров.

— Алекс,… а как я туда залезу? — спросила я

-Э… — кажется, даже призраки могут приходить в растерянность.

— не подумал — догадалась я — хм — я посмотрела на раму — но, кажется, можно зацепиться там и там — я указала рукой на возможные опоры — пойду, попробую — я полезла наверх, не слишком надеясь на успех.

«мишки очень любят мед…» — думалось мне — «отчего…» тут моя нога соскользнула, и я довольно сильно шлепнулась наземь

— Малышка Мяу? — Алекс даже не мог помочь мне встать, потому что был не плотнее воздуха. Некая мысль пыталась пробиться в мою голову, однако сейчас мне было несколько не до нее.

Я встала, разбитый локоть отозвался ОЧЕНЬ неприятными ощущениями, кроме того, я расшибла нос и лоб — упала лицом вниз — расцарапала колени и порвала платье. Я встала и посмотрела вверх

— Ты в порядке — кажется, он тоже страдал от своей беспомощности

— Да, я попробую снова, до тех пор, пока не получится (или пока не разобьюсь — сторонняя мысль) — я снова полезла наверх, в этот раз я была значительно аккуратней. Я залезла довольно высоко

— Достаточно! — крикнул снизу Алекс, я прилепила «клячку» к стеклу и стала двигаться вправо, я закрепила четыре кусочка, оставался один. Я полезла выше

— Малышка Мяу, не надо! — крикнул мне Алекс — ты же упадешь!! — я знала это, но… мне было важно сделать все как можно лучше, прокола быть не должно! Потому что в этом городе были те, чья судьба меня волновала, я не собиралась отступать. Я протянула руку, еще чуть-чуть…

— Миайя!! — вот так сюрприз, я посмотрела вниз, там, в жутком состоянии, стояли Ямазаки и Наполеон — Миа, слезай оттуда!!! — кричали мне, Ио и Айя только пожимали плечами.

— Еще немного, Наполеон!! — крикнула я в ответ — сейчас слезу! — я тянула руку, ну же, еще совсем немного!!! Я почувствовала, что ноги теряют опору. «Плохо… очень плохо…»— промелькнула мысль. «Скользь!» и я повисла на правой руке, ибо левая держала «клячку»

— Миайя!! — Наполеон, кажется, собрался за мной. Я, слегка раскачиваясь, понимала, что вот-вот свалюсь, пришлепнув «клячку», я поняла, что все, не могу. Пальцы разжались, и я полетела вниз с мыслью «блин, ну почему…» — честное слово, в подобных ситуациях последние мысли никогда не отличаются широтой мышления. Понятия не имею, как, но, очевидно, Небеса хранят балбесов вроде меня. Я упала прямо в руки Наполеона, мы оба грохнулись.

— Миа, черт побери, что ты творишь? — спросил Наполеон, садясь и сажая меня.

— Прокладываю путь на свободу — сказала я — Алекс показал, как…

— Опять Алекс — Наполеон сжал кулаки — ты могла разбиться…

— Он не велел мне лезть высоко, если бы я разбилась, это была бы моя глупость. — Я встала — но теперь у нас есть хотя бы шанс выбраться отсюда

— Черт побери — Наполеон встал, лицо его было отнюдь не согласным со мной — тебе что, совсем наплевать на всех? Ты уходишь, делаешь что-то, никому ничего не говоришь, ссылаешься на этого своего Алекса… ты совсем не думаешь о чувствах других — я смотрела на него, некая мысль снова попыталась пробиться на поверхность, и снова ей это не удалось.

— Ты прав — я утерла нос — я не могу думать ни о ком, кроме него… — я вскинула голову вверх, не отрицать очевидного. — Но… вы всегда рядом — я посмотрела на Наполеона — а значит, я непременно исправлюсь. Даже сам Алекс говорит, что я не должна думать только о нем, потому что он умер, а я нет. Потому что есть кто-то, кому я нужна. Кто-то, кто думает обо мне, живой — Наполеон встал, он изо всех сил старался понять меня, разве можно игнорировать того, кто так заботиться о тебе? Я почувствовала слезы на лице

— Прости меня!... Мне так жаль! Правда, жаль! — я прижала руки к груди, — но что я могу сделать?! Сейчас… ничего… прости… — я опустила голову, Наполеон подошел, положил руку на мою голову и улыбнулся, я удивленно смотрела на него

— Это ничего — тихо сказал он — мне важно, что бы ты была рядом, живая, счастливая,… если я буду мешать тебе, скажи, — я не верила тому, что он говорит, потому что не верила, что кто-то может пойти для меня на все. Кажется, этот человек мог.

— Правильно, если мы стоим на пути, мы готовы отойти — подошел Ямазаки — потому что это — тоже любовь.

— Нет, я хочу, что бы мы всегда следовали нашему обещанию — сказала я — потому что… это — то, что помогает нам жить, разве нет?!

— Да — просто сказал Ямазаки,

— Но все же, не следует так бурно реагировать на Алекса — заметила я, оглядываясь в поисках последнего. Алекса нигде не было « интересно, почему он видим только мне, а как только кто-то появляется, он исчезает…» — подумалось мне. Я встала

— Тем не менее, я, в самом деле, следовала его совету — сказала я, глядя вверх — через два с половиной часа здесь должен образоваться проход.

— Почему это? — поинтересовался Айя

— Алекс дал мне взрывчатку — я с самым естественным видом смотрела вверх — я прикрепляла их в указанных точках,… но здесь довольно скользко… и холодно — я поежилась, на некоторое время я забыла о холоде, но теперь он настойчиво напоминал о себе. Наполеон тоже встал, утер расцарапанную щеку и молча, сняв с себя куртку, надел её на меня. Я смотрела на него, и мне даже было стыдно за свое поведение. Что-то я испытывала к этому человеку, но что именно мне предстояло узнать не в самом ближайшем будущем. Ямазаки очень странно посмотрел на Наполеона.

— Арена ждет — неожиданно сказал Ио

— Ты все-таки пойдешь? — я повернулась к нему.

— Вы очень смелая, Миа — ответил Ио — но… я не верю в помощь таинственных призраков… и, кроме того, я бы хотел вернуть себе свободу сам, своими руками — он вскинул голову, я мигом забыла обо всех героико-патриотических мыслях.

— Тогда я пойду с вами — Наполеон уронил челюсть, Ямазаки поднял её и вернул владельцу. Ио удивленно посмотрел на меня — я буду болеть за вас, вы непременно выиграете! Я в вас верю, потому что вы очень, очень целеустремленный!

— Тогда я непременно выиграю! — он улыбнулся мне очень тепло, Ямазаки тоже улыбался, на минус 50 градусов по Цельсию. Наполеон пытался поставить челюсть на место. Айя смотрел на брата и выглядел крайне обеспокоенным.

— Тогда вперед! — сказал Ио. Помедлив крепко, от волнения что ли, сжал мою руку и довольно быстро пошел вперед. Остальные поспешили следом. Обернувшись, я увидела Алекса, стоявшего всего в нескольких метрах позади. Я не поняла, чему он улыбался. Но, почему я не вернулась? Почему?

Арена была в паре кварталов от предполагаемого места взрыва. Мне это не очень нравилось, но пока что я молчала. Время покажет

Мы прошли внутрь большого здания, Ио все так же держал мою руку, это казалось мне странным. Потому что обычно это я держалась за кого-нибудь, а сейчас держали меня. Это было странным.

Арена представляла собой площадку, огороженную высокой каменной стеной. Сражение предполагалось смотреть сверху. На песке уже дожидались разрешения на битву первая пара желающих вырваться. Я стояла совсем рядом с ограждением, Ио указал вниз

— Я буду сражаться в конце, ты сможешь смотреть на сражение отсюда.

— Ты ведь выиграешь, да? — он кивнул

— Обещаю — и все-таки, мне было страшно за него. Когда на лице человека видишь такое желание победы, всегда становиться страшно. Мне было страшно оттого, что это могло иметь для Ио страшные последствия. Тем временем, соперники на арене начали сражение. Мы дружно уставились вниз. После первой же минуты, я поняла — эти люди сражаются насмерть, с угрюмой решимостью обреченных. Трудно поверить, что они добровольно согласились на это. До какой же степени велико их отчаяние, что они готовы умереть за призрак свободы? Этот город уже стал ненавистен мне, потому что заставлял людей идти на верную смерть, даже непонятно для чего? Но, как было сказано ранее, смысл не всегда имеет место быть. Возможно, это тот случай. Эти двое сражались железными мечами, я видела, сколько сил отнимал каждый взмах, видела ярость и нечеловеческое отчаяние в их глазах. Как же так? Мечи сшибались с таким грохотом даже, не звоном, что я все сильнее сжимала руку Ио, в конце концов, совсем прижалась к нему, сама того не заметив.

Однако… разве эти вещи не свойственны людям? Кровь, сражения… это все разве не является частью человеческой натуры? Сильным ударом один из сражающихся выбил меч у второго, следующий удар обезглавил проигравшего. Мой взгляд проследил траекторию падения головы, победитель стоял, уронив руку с мечом, тяжело дыша, и смотрел на тело проигравшего.

— Что за бред — сказал Наполеон, — зачем ты привел нас сюда? Миа, не стоит на это смотреть — я была склонна согласиться с ним и уже собралась уйти, но тут вспомнила слова Ио. Он не уйдет отсюда без победы… живым, во всяком случае.

— Ио обязательно победит — сказала я — но, пожалуй, я подожду его выхода в сторонке — я огляделась в поисках места, где можно было тихо посидеть, никому не мешая. Ио посмотрел на меня и повел к диванчикам у стен.

— Здесь можно подождать — сказал он, садясь рядом

— Ты не будешь смотреть на бои? — спросила я

— Подожду предпоследнего боя — ответил Ио — я последний — Наполеон, Ямазаки, Айя и Такуйя сели рядом с нами. Я смотрела в никуда, перед глазами стоял Алекс. Почему-то видение его улыбки, когда я обернулась, преследовало меня. Такая грустная улыбка призрака моего прошлого. Мысль, не дававшая покоя начала облекаться плотью, так сказать. Я поняла, почему он так настойчиво объяснял мне, что мертв. Потому что теперь он не мог меня защитить, не мог ничем помочь, кроме советов, кои и давал в немереных количествах. Я поняла, почему. Потому что он до сих пор меня любил. Так любил, что не мог упокоиться, пока не найдено достаточно сильных защитников, кого-то, кто любил бы меня так же сильно. Мне захотелось оказаться на Земле, в своей старой палате, среди знакомых лиц, увидеть Фрекен Бок и Барсика. Несмотря на то, что я еще не простила медсестру за нехорошее обращение со мной, она была чем-то, что ассоциировалось с равновесием и спокойствием.

Ностальгия нахлынула так, что хоть волком вой. Я подняла голову и встретила внимательный взгляд Ио. В этот момент я перестала жалеть о происшедшем, потому что встретила этого человека. «Интересный поворот воспоминаний» — подумалось мне, ведь я все еще верила в то, что все вокруг это просто воспоминания о будущем. Просто память о событиях какой-то жизни. Однако чем дольше я находилась здесь, тем меньше в это верила. Потому что чувства, волнующие меня придавали происходящему настоящесть. А это было самым важным. Понять, что есть настоящее, было моей целью в этот момент. И каждая деталь, доказывающая, что все реально, была чрезвычайно важна для меня.

— Ты странная — неожиданно сказал Ио, я подняла голову

— Почему это?

— Не знаю, просто странная — он пожал плечами, я прислонилась к его плечу

— Ты тоже странный — Наполеон хотел что-то сказать, но Ямазаки положил руку на его плечо и покачал головой, я хотела спросить, почему, но тут Ио встал

— Будь со мной — сказал он и начал краснеть

— Э… я и так здесь — не поняла я, Наполеон начал булькать, Ямазаки тоже встал

— Я не о том — Ио смотрел на меня отчаянным взглядом, не понимаю…

— Выражайся яснее! — рассердилась я, — я же не ясновидящая в конце то концов!

— Я… — тут подошел Айя и что-то шепнул брату, тот встал

— Моя очередь, — глаза его вспыхнули отчаянной храбростью — мне кажется, я ...нет, я уверен — я тоже встала, — Миа, я... — в этот момент прогремел гонг, и я не услышала окончания фразы

— Что? — переспросила я, Ио подмигнул мне и пошел к выходу, что бы минуту спустя появиться на грязно — багровом песке. Я подошла к перилам, противник Ио был крайне похож на него самого — молодой парень с отчаянным взглядом и растрепанными светлыми волосами. Мне стало очень не по себе, потому что живым с этой арены мог уйти только один. Мне хотелось, что бы этот бой вообще не начинался, но что я могла сделать? Гонг ударил вновь — бой начался. Противник Ио достался сильный, ловкий и гибкий, как кот. Даже, несмотря на то, что он устал после предыдущих боев, он все еще был очень и очень опасен. Я смотрела на арену не в силах отвести взгляд от блеска мечей, до боли сжимая парапет, я видела только этих двоих. Сначала они довольно активно атаковали друг друга, но, довольно скоро, выдохлись. Их атаки стали реже, продуманней и опаснее. Мне казалось, вот-вот я не выдержу и выбегу отсюда, что бы не видеть этого, но... НО! Я же обещала, что буду смотреть, я обещала, что буду болеть за него, а, раз так, я не могу ни отвернуться, ни уйти. Через полчаса у противника Ио лопнуло терпение, в самый неожиданный миг он стремительно атаковал. Так быстро, что Ио не успел блокировать удар. Я схватилась за подол своего платья, Ио едва успел увернуться — на песок пролилась свежая кровь. Айя и Такуйя стоявшие рядом со мной, подались вперед. Наполеон и Ямазаки стояли чуть позади, поэтому я не могла видеть их реакции на происходящее. Но я не могла отвести взгляд от темной фигуры на арене. Взмах, поворот, свист... песок во все стороны, я не понимала, что я вижу, я отказывалась понимать происходящее. Почему. Наверное, потому, что правду всегда больно видеть. Любую правду больно видеть. Потому что, так или иначе, она ранит нас.

Ио отбросил соперника, отскочил к стене и на миг поднял голову — посмотреть на меня. Я не знала, что мне сказать, что бы подбодрить его, что сделать, что бы он все же выиграл. И тут он улыбнулся мне.

Противник Ио молнией метнулся к нему, свистнул удар, яростный звон, я не выдержала и на миг зажмурилась. Когда я открыла глаза, то увидела, что ничего не изменилось, они оба были ранены, но живы. Но, отчего то время их жизней казалось считанным. И, в тот момент, когда противник Ио рванулся в финальную атаку, грянул гром. Здание содрогнулось, с потолка посыпалась пыль и старая штукатурка.

— Что это? — раздавались возгласы вокруг — землетрясение? — снова прогремело

— Это взрывчатка Миа — воскликнул Такуйя — надо отсюда убираться, потому что — он не договорил, но в этом не было нужды. После серии взрывов старое здание с укоряющим скрежетом решило развалиться. Стены трещали, люди дружно сматывались через все возможные выходы. С потолка стали падать опорные балки

— Это уже хуже — констатировал Айя, Ио запрыгнул к нам, забыв о бое, его противника и след простыл

— Линяем! — мы дружно рванули к ближайшему выходу, хотя видимость заметно ухудшилась вследствие облаков пыли и мелкого мусора, поднятого падавшими деревяшками. Такуйя стоял у прохода и махал нам, что бы бежали к нему, в полу под нами стали появляться разломы, кажется, взрывы спровоцировали что-то более глобальное, чем дырка в стене. Я бежала рядом с Наполеоном и Ямазаки, рана мешала Ио, он отстал. Обернувшись, я увидела, что он ковыляет в 15ти метрах от нас! Это же целая вечность в данной ситуации!

— Я сейчас — я побежала к Ио, перепрыгивая всякий хлам и трещины

-Миа!!! — Наполеон рванул за мной.

— Жить будешь? — поинтересовалась я, Ио улыбнулся. Я собиралась помочь ему идти, но подбежавший Наполеон, сердито крякнув, схватил нас под мышки и побежал к выходу.

— Какой он сильный — несколько оторопел Ио,

— В данный момент мы должны этому радоваться — заметила я, не без гордости, кстати. Словно сила Наполеона была моей заслугой. Странно.

Наполеон опустил нас на пол у самого выхода

— Спасибо, друг — воскликнул Ио, Наполеон сдвинул брови

— Тебе я не друг — отрезал он

— Наполеон, грубо! — воскликнула я, Наполеон не обернулся — Наполеон!

Айя потащил брата на выход, вместо того, что бы идти следом, я стояла на месте и злилась. До тех пор, пока огромный кусок балки не свалился передо мной, отрезав путь к выходу. " Ну вот, дождалась..." — не без досады заметила я про себя, раньше, чем поняла, что выхода нет. «Упс" — когда до меня дошло, что я в ловушке. Ко мне коварно подползала гигантская трещина, все вокруг рушилось.

— Миа! — фактически неподъемная балка отлетела в сторону, показалось сердитая, запыленная физиономия Наполеона — что ты делаешь?

— Дурака валяю, — сердито отвечала я,

— Идемте уже отсюда — за спиной Наполеона высунулся Ямазаки

— Наполеон больше не будет злиться? — спросила я, рядом со мной провалился кусок пола

— Миа, уходи оттуда — занервничал самурай, я, все еще недовольная, шагнула к нему и пол подо мной ухнул вниз, я отстала ненамного

" Ну вот, опять" — мелькнула подозрительно знакомая мысль, темнота обступила меня. Удар о горизонтальную поверхность, несколько мгновений никаких чувств, кроме осознания удара и отсутствия воздуха в легких, словно рыба на берегу, глушенная рыба. А потом пришла боль. Тело корчилось и ломалось, а в голове было совсем пусто. Лишь спустя несколько мгновений боль перешла на более реальный уровень, я старалась не двигаться и по возможности не дышать, потому что малейшее колебание причиняло невыносимую боль. А в голове была невероятная досада на себя и свою глупость, в конце концов, я могла все высказать и на улице. В крайнем случае, падать можно было бы и как-нибудь по-геройски. У меня же все вышло, как и всегда, по— идиотски. Поэтому мне было досадно и стыдно за столь бесславное падение.

Я лежала на груде хлама без всякого желания двигаться, досадуя на собственную невезучесть. Я посмотрела вверх, ничего, кроме завалов я не узрела, что, разумеется, не добавило мне оптимизма. Полежав еще с полчаса, я решила, что можно не продолжать и попробовала встать. Правая рука отозвалась дикой болью, закусив губу, я застыла, прижав руку к себе.

— Что такое невезет и как с этим бороться — пробормотала я. Вообще то, где-то в глубине души, я полагала, что вот-вот явиться Наполеон, Ямазаки или Ио и спасет меня, но, чем дольше я сидела, баюкая ноющую руку, тем меньше мне верилось.

-Ну, не все же коту масленица — я встала и огляделась, во всяком случае, я не в колодце. Я была в каких то катакомбах, значит где-то здесь должен быть выход. Вздохнув и посетовав на жизнь, я пошла в известном направлении. Шлось плохо, ноги подгибались, очень хотелось, что бы рядом был кто-нибудь большой и сильный, кто донес бы меня до входа. Мне вдруг стало стыдно перед собой за собственную несостоятельность, да кто сказал, что этот большой и сильный всегда будет рядом, что бы мы ни говорили, в чем бы ни клялись себе и другим, никогда и никто не сможет точно сказать, как это обернется. Неожиданно я разозлилась на себя, сколько можно жить, полагаясь на других. Сколько можно ждать, что кто-то придет и спасет?

— Я не слабая! — заявила я стене — я могу быть сильной! Я могу ни на кого полагаться! Могу! — я опустила больную руку. Правильно, сколько еще я буду полагаться на силу Наполеона, сколько еще буду прятаться от реальности за его спиной. Я не слабая, меня не нужно защищать — я сжала кулаки и прибавила шаг. Правильно, я сильная, я смогу выжить не полагаясь ни на кого, кроме себя, потому что иначе... какой жалкой я могу стать, я не хочу так. Я вскинула голову и гневно воззрилась в темноту перед собой. Мне нужно доказать себе, что я могу выжить сама, а значит на некоторое время мне лучше не показываться на глаза Наполеону и Ямазаки, потому что это были люди, в чьих глазах я хотела быть сильной.

Сколько я брела в темноте, я не знала, но, когда я вышла, было темно.

— Наполеон, прекрати! — я увидела Ямазаки и Наполеона всего в трех метрах от меня. Ямазаки стоял, Наполеон же сидел, опустив голову и не подавал никаких признаков жизни. — Миа этим не вернуть — я прижалась спиной к стене, может, так даже лучше?

— Я вернусь! — прошептала я, тихо отступая в темноту катакомб, так и оставшись незамеченной, хотя на самом деле, мне так хотелось, что бы Ямазаки обернулся и заметил меня, что бы они обняли меня и сказали "как же ты заставила нас поволноваться, мы же всегда обещали быть вместе!". А теперь получалось, что я первая нарушала наше драгоценное обещание, как же это подло!!! Я шла обратно, вглубь катакомб и было трудно дышать, потому что слезы текли по щекам. " Я сильная!" — исступленно повторяла я, до тех пор, пока не осела вдоль стены совсем без сил. "Нет, неправда" — честно сказала я — "Я снова лгу сама себе". Я встала и захромала обратно. Нет, себе я больше не могу лгать. Я не могу одна. Я хочу быть...

— Наполеон!!! — я выскочила из пещеры и поняла, что осталась совершенно одна.

Светало, вокруг ни души, сколько же я проторчала в этой дыре?

— Миа?! — за спиной сверхъестественным образом материализовался Ио

-Ио... — я просто бросилась ему на шею. Потому что он был.

— Я тоже безумно рад тебя видеть! — воскликнул он — мы перерыли все руины, Наполеон готов был перерыть всю окрестность, никогда не видел человека в таком отчаянии, а я сам постоянно носом шмыгал, представляешь? — Ио краснел и нервничал — но что я делаю! Быстрее, иначе они улетят без тебя! — я непонимающе уставилась на него

— О чем ты? — как из ниоткуда бесшумно спустилась тарелка, вполне реальная летающая тарелка, я уронила челюсть

— Надо спешить! — из открытого люка на нас сердито таращился Айя — быстрей! — нам скинули трап, Ио вернул мне челюсть и впихнул в тарелку, ибо на почве безмерного удивления моя тормозная реакция намного превзошла мыслительную. Люк закрылся и тарелка, поднявшись, на полной скорости рванула вперед, я схватилась за Ио, но это оказался неверный ход и мы оба звучно грохнулись на пол.

— Держитесь за что-нибудь! — откуда-то издалека донеслось несвоевременное предупреждение Такуйи.

— Как вовремя — пробормотал Ио — что с твоей рукой, дай посмотрю...

Через пять минут и четырнадцать секунд с четвертью, тарелка приземлилась на странном аэродроме, мы вышли на асфальт, огромный лайнер собирался взлетать

— Черт! — Ио посмотрел на меня — быстрее, иначе ты даже увидеть их не сможешь — мы побежали к лайнеру, за это время мне объяснили, что, пока я торчала в катакомбах, на упавший город наткнулась спасательная бригада. Наполеона и Ямазаки повезли на аэродром и посадили в лайнер, я опоздала выйти всего лишь на какие то три минуты. От этих слов я пришла сначала в ужас, а потом в абсолютное расстройство.

Мы остановились, огромный лайнер величаво проплывал мимо нас

-Вон они — Ио указал вверх, я проследила за его рукой и, за стеной из прозрачного титана, среди сотен людей, как попало стоявших и сидевших внутри, увидела их. Наполеона и Ямазаки, казалось мимо меня проплывает сама жизнь и все, что я могла, только смотреть, в груди не было места новому вздоху, я постоянно терла глаза, какая то мутная пелена не давала рассмотреть, сохранить в памяти два самых бесценных образа. Может, напоследок судьба пожалела меня, Наполеон обернулся и вскочил, Ямазаки стоял рядом и оба они смотрели на меня, сверху вниз, как всегда. Но сейчас это было с расстояния в три минуты, расстояние жизни. Во всяком случая мы живы, значит... а значит, мы еще встретимся! Я шагнула вперед и помахала им рукой, мы еще встретимся, потому что мы все еще существуем, может и не где-то конкретно, но существуем, а значит, еще есть шанс. Есть!

Я махала рукой вслед взлетающему лайнеру, ветер от него сносил с ног, к нам бежали какие то типы в форме, а небо было таким чистым, что только сейчас я поняла, что там, за облаками, куда улетел лайнер.

Там солнце.