mmajorov — Пропавшие без вести

Мы с Колькой бежали вниз по эскалатору нашего питерского метрополитена, стремясь как можно быстрее попасть на один из последних составов, после полуночи уже идущих с большими интервалами. Были бы баки, мы бы так не гнали. Во-первых, не мальчики уже, скоро — по тридцать. Во-вторых, у каждого из нас есть по иномарке, причем не допотопной. Но. Но иномарки были умышленно оставлены возле домов, а наши денежные знаки сделали своё классическое тю-тю после того, как мы решили принять предложение нашего третьего друга— Жорика — и сходить на севере города в очередную модную сауну. Там-то мы и увлеклись. Вначале — пивом, потом — девочками, а напоследок еще — и временем отпотевания. Умеют нынче обеспечивать отдых! Жорик — падла — тоже не подстраховался, взял денег в обрез, наверняка, умышленно, чтобы нас не кредитовать, а мы как-то тоже не рассчитали свою прыть и современную стоимость массажистов и массажисток. Последние оказались существенно дороже мужчин, что едва-едва не поставило нас в ситуацию позорного разведения руками — «а больше у нас ничего нету». И вот теперь мы с Басманом (от фамилии Басманов) неслись по эскалатору, как в добрые студенческие времена. Неслись — это я нам польстил. Быстро шли.

Уже почти у самого конца этой наклонной дистанции мы услыхали звук подъезжающего поезда и рванули из последних сил. Колька оказался первым на финише и даже попридержал для меня закрывающуюся дверь первого вагона, оказавшегося к нам ближе всего. Народа в столь поздний час было почему-то не мало, но ведь мы здесь были редкими гостями, а пара свободных сидячих мест — это главное, что нам понравилось и успокоило. Мы отдышались и стали трепаться на вольные темы, то вспоминая «свежих» своих девочек, то обсуждая спортивные новости. Поезд ехал до «Автово», хотя нам лучше было бы до конечной — «проспекта Ветеранов». Но даже если этот состав окажется последним, всё равно мы спокойно сможем дочапать пешкодралом до его — Басмана— дома на Голикова, так что острота проблемы погасла. Успели же!

На Восстания половина вагона вышла, но столько же вошло новеньких. Как неженатые самцы в возрасте итогового самоопределения, мы сразу же оба заметили миленькую девочку лет двадцати с копейками, своими стройными ногами в миниюбке буквально взрезавшей атмосферу нашего олимпийского спокойствия. Пару часов назад мы, казалось бы, уже выплеснули свои мужские пары, но рефлекс в нас не сделал сейчас никаких своих поправок на неголодность и опорожненность. Самцы! Но зато пиво, щедро влитое внутрь каждого из нас, продолжало делать свое мутное дело с нашим сознанием, и Басмана пробрало первым.

-Прикрой, я атакую!— весело сказал друг, когда на «Техноложке» много людей вышло, а «наша» девушка осталась. И пошел в противоположный конец вагона.

Когда-то в старые добрые времена мы любили знакомиться в метро, особенно по выходным дням. Для нас тогда это было романтикой и игрой в поиск настоящего чувства. Непокупного, без «отягчающих», что называется, предпосылок, каковыми, например, были бы автомобили каждого из нас сейчас. Те шизухи были для обоих дуэлями по уболтанию девушек идейно, и венцом триумфа было победное помахивание бумажки с взятым таким смелым способом номером телефона. Но как же давно это было! Сегодня мы словно не только спустились в подземку, но и предались ностальгическим воспоминаниям о том, как когда-то вели боевые действия, силой молодости, заряженности на цель и наглости в пределах нормативов добиваясь выполнения своих простых задач. И вот Басман решил память оживить. Молоток!

Я видел, как друг подсел к симпатичной девушке и, щедро жестикулируя, начал процедуру впаривания и прочищения женских мозгов. Зная Кольку и находясь под приятным градусом, я уже начал лыбиться и тихо ржать. Но надо было себя сдерживать. Я надел очки и повернул голову прямо, будто смотрел вовсе не в ту сторону, хотя это было совсем не так. Краем глаза я внимательно следил, как щедро жестикулирующий руками Басман медленно плетет свою паутину, и мне стало интересно, получится ли у него что-либо? Будет ли результат?

На «Балтийской» в вагон вошло полдюжины людей, едва не заслонивших мне картину разворачивающегося ретронаступления Николая. Я посмеивался сквозь зубы, но рот держал закрытым. Очки здорово меня выручали, ибо уже несколько раз замечал, как атакующий кидает свои взгляды в мою сторону, словно хочет узнать мою реакцию на свою выходку. В какой-то момент я увидел, как девушка вначале отвернула голову от своего запаривателя, и почувствовал удовольствие от срыва планов Басмана— «ну, что, дорогой старичок, съел?». Но моё умеренное псевдозлорадство длилось недолго. Через полминуты обладательница суперножек почти на девяносто градусов развернула своё милое личико в сторону Кольки и прямо уставилась на него. Кажется, скушал я. А Басман… А Басман, оказывается, еще был в форме. Я уже вряд ли бы смог так наехать и покорить современную стервочку, так как слишком много знал, что творится внутри них и насколько меркантильным стало наше прикольное время.

Я вздохнул, отвел взгляд и посмотрел на время. Часы показывали двадцать минут первого, и у нас оставались все шансы дождаться еще одной электрички, чтобы доехать до «Ветеранов». Не в силах долго держать мину при плохой игре и понимании, что Басман победил и сделал больше меня, а не только девочку, я посмотрел в его сторону. Коля на этот раз сидел ровно, смотря не на свою пассию, а устремив свой взор прямо, словно бы о чем-то напряженно думал. Избранница друга точно также взирала на людей, сидящих напротив них, и выражение её лица не выражало ничего такого, что должно, по идее, излучаться при знакомствах юноши (а мы еще себя так именовали) и девушки. Что там у них случилось, что уже успело испортиться?

«На Нарвской» вошло человек пять молодежи, весело щебечущей о чем-то своем, после, скорее всего, только что полученных свежих эмоций. Я на полминуты переключился на изучений новых лиц, а потом снова перевел взор на Николая и его девушку. На этот раз головы обоих были градусов на тридцать повернуты влево, аккурат на вошедших. Что-то меня смутило, но я еще никак не мог понять, что? Хотя. Это ведь был Басман! Но я сейчас не узнавал друга. С чего бы это ему в своем кавалерийском и успешном наскоке не развить успех? Чего это он так резко затормозил и, самое главное, скис? Продолжая прятаться под очками, я внимательно стал следить за направлением взгляда Коли и девушки, найдя их почему-то весьма схожими, будто бы они рассматривают одно и то же. Бывает, конечно, но это при том, что они ни о чем не говорили, и никто из них на пытался уловить, куда смотрит второй. Я начал удивляться, но виду не подавал.

Еще через полминуты я заметил куда более странное проявление перевода взгляда пары еще на пяток-десяток градусов влево. Поразила меня синхронность! Что-то внутри меня екнуло, предчувствуя неладное. Домыслив за Басмана точку, куда он смотрел, я обнаружил, что под это геометрическое понятие идеально ровно попадает девушка из недавно вошедшей компании. Тут до меня дошло, что все пятеро молодых людей уже давно не галдят, а молча разглядывают, в свою очередь, тех, кто сидел напротив них. Я оторопел. Еще через несколько секунд я заметил, как опять крайне синхронно взоры Басмана и девушки еще больше сместились в моём направлении, а сидящие первыми на моей шестиместной скамейке люди тоже неожиданно умолкли, перестав о чем-то бубнить. Я похолодел. Жуткое предчувствие какой-то цепной реакции, творящейся в вагоне, обдало меня страхом, и я понимал, что через полминуты волна переводов этих взоров накроет и меня. И это не было игрой, не могло оно быть так! Творилось что-то неописуемое, ужасное, дикое. Но оно происходило наяву! Я уже и не смотрел на Кольку, лишь следя, как люди, сидящие на моем длинном сиденье по центру тоже запнулись на полуслове и стали отупевшими зомбиками. Благо, что в этот момент состав уже тормозил, и по динамикам звучало машинистское «Кировский завод». Я вскочил с места и бросил через очки взор на всех сидящих в вагоне. Картина была ужасающей — все сидели и смотрели на меня, будто я был изгоем или ненормальным. Меня опутало гипериспугом, я едва-едва не лишился чувств, но сумел-таки выкинуть свою правую ногу в открывающуюся дверь. Инерция вынесла меня на перрон, и начавшееся движение вернуло меня к жизни. Я оглянулся на вагон, из которого никто не вышел. И снова мне захотелось рухнуть на кафельный пол, когда три десятка пар глаз так слаженно буравили меня.

Я побежал к эскалатору, до которого надо было пересечь всю станцию. Из последних трех вагонов вышло много людей, но я уже понял, что считать их таковыми не могу. Медленные и слегка заторможенные движенья были их общей чертой. Большинство из них смотрело в землю, словно изучая поверхность на ровность и надежность. Несколько человек, освоившись, с походкой, уже поднимали головы в сторону бегущего из всех сил меня. Я задыхался от страха и старался не смотреть на них. Благо, что я в свои почти тридцать я частенько еще гонял в футбол, а потому пробежать пяток вагонов было делом нескольких секунд. Но и за это время я успел пропотеть так, как будто преодолел марафон. Уже забежав на эскалатор, я оглянулся и заметил, как люди или, как их теперь, неспешно пошли в сторону подъемного углового лифта, как я именовал эскалатор, на котором я уже находился. Бросив взгляд вверх, я перевел дух — там было пусто. Я стал преодолевать ступеньки через одну, каждые несколько секунд оглядываясь вниз. Первые зомби уже заступили на транспортер, но я-то уже был почти на выходе!

Я выбежал к тротуару проспекта Стачек, но даже в только что наступивших после пика белых ночей сумерках мой взор выхватил наличие горожан на пешеходных асфальтированных дорожках по обе стороны. Не имея уже сил для оценки их нормальности, я понял, что боюсь людей! Я их реально боялся! Через пару секунд руки мои уже схватились за разделительные перила, а ноги оттолкнулись от земли с силой, достойной любого чемпиона мира по прыжкам в высоту и тут же сами вынесли меня на дорогу, где я и замахал руками перед первой же приближающейся машиной. Раздался визг тормозов, и через секунду я, не покалеченный и стоящий в метре перед черного цвета Х-Трэйлом, услышал «Твою мать! Пидар! Совсем страх потерял, идиот!...» Я слушал вполуха этот неожиданно близкий мне человеческий гнев, разбавленный на самом деле родным матом, прорывающимся через слово, но мой взор в этот момент увидел, как из здания метро показались первые заторможенные. И я прервал пятидесятилетнего на вид мужика, уже вылезшего из водительской дверцы, вероятно, чтобы набить мне морду. Надо было рвать когти.

-Мужик! Слышь!— Крикнул я неожиданно гневно, — я не могу тебе сейчас всего объяснить, но быстро садись за руль и помчали отсюда куда подальше. Быстро-о-о!!!!

Кажется, мужик, ожидал вовсе не такой моей реакции, потому как как-то робко поинтересовался:

-А что, собственно, случилось?

-Рвем, я сказал, — не дал договорить ему я, устремившись к двери пассажирской. — Через минуту поздно будет!

Дядя заерзал, так и не дойдя до меня, но уже увлекаясь чувством самосохранения:

-Что? — Испуганно выдавил он, уже направляясь назад, к своему месту. — Теракт? Что-то было уже?

Я захлопнул свою дверцу и увидел, как первые из моих преследователей подошли к метровой высоты перилам, отделяющим проезжую часть от пешеходной территории. Хорошо, что они не были чемпионами мира или Европы. И даже спортсменами. И даже, видимо, обычными людьми. Они встали перед препятствием и уставились на нас. А хозяин автомобиля тем временем, кряхтя и все еще сердясь, начал прикреплять свой ремень безопасности. Я понял, что медлить нельзя, и, не дожидаясь распросов старого и медлительного пердуна, крикнул:

-Быстро вперед!

-Сейчас-сейча… — начал отвечать водитель, но не договорил, запнувшись на слове.

Я уже знал, что увижу в следующую секунду. Тупой и ничего не выражающий взгляд перед собой, затем начало медленного поворота головы в мою сторону. Но я не дождался мига, когда наши глаза должны были встретиться. Тут же открыв дверь, я выскочил из иномарки и что есть мочи побежал прямо по дороге, на ходу лихорадочно матерясь и задавая самому себе вопрос:

-Да что же это, товарищи дорогие, такое творится?

Следующий визг тормозов был несколько мягче и раздался уже на Комсомольской площади, до которой я добежал всё-таки не с мировым рекордом. Но быстро. Даже очень. И снова передо мной вырос джип, но на этот раз ХС90, именуемый в простонародии «хосе девяносто».

-Вам что — жить надоело, молодой человек? — уже более интеллигентно вопрошал меня мужчина чуть постарше меня, в очках и костюме, тоже выходя из своего аппарата, сработавшего безотказно и замершего на этот раз в паре метров от кажущегося самоубийцы в моем лице.

-Как раз наоборот!— Всё еще запыхавшись и только-только переведя дыхание, ответил я. — Очень хочется…уф.

-Как-то незаметно, юноша, что Вам жизнь дорога, — начал было любезный небедствующий обладатель шведского качества, но я не дал ему договорить и нагло перебил:

-Там, любезный, такое творится! Умоляю, позвольте мне сесть рядом с Вами, и давайте помчимся отсюда как можно дальше. Я Вам всё сейчас объясню.

-Конечно-конечно, — скептически начал иронизировать культурный представитель среднего класса, — уже посадил и поехал. Там, разумеется, народные волнения и угроза третьей мировой?

-Слышь, дорогой товарищ!— Резко и искренне рыкнул я. — Там , — я указал головой в сторону «Кировского завода». — такое творится, что ты туда не едь! Не ехай и не езжай! Жить хочешь?

-А что же там? — уже чуть более доверительно поинтересовался мужчина. — Всё так плохо?

-Да и сам не знаю, как это назвать, но люди зомбируются прямо на глазах. — Я решил ответить прямо. — Вначале смотрят на тебя несколько секунд, а потом ты и сам таким становишься и других начинаешь вместе с ними зомбировать…

-А… — протянуто издал хосэшник. — Всё ясно. Ты сколько дури сегодня принял? — Он недоверчиво и полупрезрительно улыбнулся, не поверив, как я наглядно сам видел, моим словам. Понять его, похоже, было можно.

Я понимал, что мне трудно более связно доказать свою правоту, но времени на пустой базар не было, и я это твердо знал. Периодически я бросал взгляд в сторону, откуда ждал появления медлительных жертв зомбирования, но они пока не показывались. И тут за меня сыграла судьба. Вначале один, а потом еще пару звуковых сигналов автомобилей послышались из указанного мною направления, но через несколько секунд смолкли и не возобновлялись. Потом раздался визг тормозов, но и за ним ничего не последовало. Но фактически что-то произошло.

-Что это? — Впервые искренне и с любопытством спросил меня интеллигент.

-А я могу сказать, что! — Нагло возразил я. — Но только не едьте туда!

-Это еще почему? — из чувства противоречия возразили мне тут же.

-А потому что там, — я снова кивнул в направлении метро, — вы увидите следующую картину, — я уже представлял, что там будет видно, а потому и решился описать свой мысленный взор. — По оба направления дороги Вы заметите стоящие автомобили, но они так и будут стоять. Иногда еще будут слышны звуки клаксонов, но они тут же буду затихать. Будет расти пробка. Машин оттуда Вы больше не увидите. Еще раз молю Вас, давайте скорее отсюда уматывать ноги…

-Ты уверен, что то, что ты мне говоришь, является правдой? — намного с более сильным сомнением спросил меня хозяин второго джипа, и я буквально увидел луч надежды в проявлении им доверия и долгожданного здравомыслия. Долгожданность я измерял уже секундами!

-Абсолютно!— Категорично ответил я. — Только, если можно, не поворачивайте туда. Самое страшное будет, если Вы заметите группу людей, идущих медленно и ровно. Ни в коем разе не останавливайтесь! Иначе — хана!

-Ты точно не обкуренный?— вновь взяли сомнения мужчину. –Ты хоть понимаешь , как со стороны звучат твои слова?

Я не успел ответить. Одна из редких машин, за последние пару минут проехавшая мимо нас, затормозила сразу после вхождения в поворот, и мне с моим собеседником были видны габаритные огни задней части автомобиля. Однако никуда дальше этот Форд «Фокус» не стронулся. Я мысленно спроецировал перпендикулярную от машины прямую на невидимый нам тротуар, где и должны уже были быть эти отморозки.

-Быстрее, твою мать! Скоро будет поздно. Сейчас они появятся. — Вскрикнул я столь убедительно, что сам Станиславский вряд ли бы произнес свое классическое «Не верю!».

-Хрен с тобой, — впервые изменил своей интеллигентности обладатель петербургских номеров, — садись. Проверим.

Я не заставил повторять дважды и вскочил на переднее сиденье, поймав себя на мысли, что за последние десять минут делаю это во второй раз. Но мы не успели еще и тронуться, как первая группа медленно идущих показалась на тротуарном кольце площади.

-Жми!— Еще более резко призвал я, прекрасно помня, чем заканчивается промедление в таком случае.

Хорошо, что я уже успел предупредить водителя об опасности в виде появления людей. Хосе зарычал мотором и прокручивающимися покрышками, но в следующий момент мы уже резво стартанули и мчались, как ни странно, по небольшой касательной линии, приближающий нас несколько секунд и метров к этим появившимся из-за угла. Но тут же мы, сделав полкруга стали отдаляться от места своего ночного знакомства.

И водитель, и я посмотрели в зеркало заднего вида, потом — и в боковые лопухи.

-А, парень, похоже, ты прав, — раздалось через секунду в мой адрес. — Там стоит целая куча машин. Причем, и на встречной полосе тоже.

-Ну, я же говорил, — как-то облегченно ответил я, понимая, что теперь меня не выгонят.

-И что теперь?— Спросил меня мужчина тут же. — Что теперь делать?

Пока я думал над ответом, резвая иномарка уже неслась по проспекту Стачек, приближаясь к метро «Автово». Ответ пришел сразу, как только мы оба поняли, что впереди нас наблюдается уже издали еще одна неслабая пробка. Картина была аналогичной.

-Быстро направо поворачивай, — крикнул я. — на Автовскую улицу.

Мужчина не стал противиться и на этот раз и, лишь чуть сбросив скорость, вписался в поворот, смотря до последнего на открывающуюся впереди картину происходящего. Я тоже успел заметить много десятков людей, идущих группами в направлении к нам. Но, скорее всего, так они двигались во всех возможных курсах, а мы лишь успели заметить ближний из таковых.

Проехав еще метров триста, машина неожиданно затормозила. Мы посмотрели друг другу в глаза.

-Быть может, ты объяснишь, что всё-таки происходит? — решил вернуться к теме мужчина. — Кстати, Павел.

-Очень приятно, Семён, — буркнул в ответ я, но видел, что от меня ждут иного. — Понимаете, Павел, я и сам не знаю, что это такое. Я был в метро, когда моего друга накрыли взгляды других, и он стал таким, как эти заторможенные. Они словно бы коллективно всех подряд обрабатывают, но вот зачем? Какая-то цепная реакция. Я когда из метро выскочил к мужику подбежал, тоже на джипе. Но пока он рожал, эти с тротуара на нас зыркать стали, и мужик моментально ушел в их транс. И стал на меня пялиться, но я успел сигануть.

-Ну, а ты-то тогда как уцелел? Почему его зацепило, а тебя — нет?

-А хрен его знает! — Я как-то и сам впервые задумался над этим вопросом, радующим меня сейчас более чем конкретно. — Быть, может, поле у меня такое. Не сразу гипнотизируюсь. Или потому, что очки на мне, — сказал я, обнаружив, что держу давно эти очки в руках.

-Да? — Недоверчиво усомнился Павел, перехвативший мой взор на мои же очки. –Как-то всё звучит странно. Не то, чтобы неубедительно, но всё же. Давай проверим, а то не могу я в такую белиберду поверить вот так — с бухты-барахты, хотя должен признаться, что подобных пробок на двух подряд станциях метро никогда еще не видел. Да еще — в такое ночное время.

Мы проехали метров пятьдесят, по направлению к виадуку, с которого начинается проспект маршала Жукова, но до жилых домов, раскинувшихся сзади, вдоль проспекта Стачек, тоже было не так уж и далеко. Из машины мы с Павлом не вышли, но окна открыли на всю ширь. Хоть и было темно, но ночное освещение уже включилось (или еще не выключилось), а потому мы вскоре заметили, как несколько групп из пяти-шести человек идут по этой Автовской улице и, подходя к подъездам, вскоре приникают в каждый из них.

-Да, странно, — вынужден был признать Павел относительную правоту моих слов. — Такого я, пожалуй, тоже еще никогда не видел. — Видимо, он вел устный счет, потому как я услышал. — Семь, восемь, девять…

Оказалось, что это он группы насчитал. Время словно бы замерло, и минут десять ничего не происходило. Я вертел башкой вперед и назад, но опасности или скопления новых человеческих масс больше не наблюдалось. Но вот из одной парадной в течение пары минут вышло уже не полдюжины вошедших, а раз в шесть семь побольше. Тут же и из соседних подъездов стали выходить люди. Много людей. Гораздо больше, чем туда их недавно зашло. Но особенностью «свежих» было то, что одеты они были вовсе не по-уличному, как это было у «старых». Павел сидел как пришибленный, но старался невозмутимо держать незримый удар своей невозможности поверить в происходящее.

-Ну, убедился? — Поинтересовался я, мечтая только об одном — о возобновлении нашего движения.

Тут мимо нас медленно проехала Шевроле Нива, и мы при свете фонарного столба увидели, как водитель практически на ходу яростно целуется с девушкой, держа руль одной рукой или чем-то еще. Как-только машина пересекла трамвайные пути, за которыми начинались жилые дома, целуемый хозяин решил всё-таки остановиться. Вокруг влюбленной парочки, предающейся автоласкам, никого еще не было, хотя навстречу уже шла маленькая группа из четырех человек. Мы с Павлом смотрели, как будет развиваться ситуация дальше. Четыре «медлительных» остановились возле Нивы. Видимо, вскоре мужчина или юноша обнаружил присутствие поблизости чьих-то чужих наблюдательных глаз, и до наших ушей дошел обрывок ночного ругательства — «..а ну, козлы, быстро уйдите отсюда! Я не посмотрю, что вас много. Всем вломлю!» Чувствовалось, что русскому мужику оборвали весь кайф и малину. Зомбики никуда не пошли, даже не дернулись. Тут же к ним подошло еще пятеро их сотоварищей, если так можно, конечно, выразиться, и все продолжили смотреть внутрь автомобиля. Через несколько секунд открылась вначале пассажирская дверь, а затем— и водительская, и мне с Павлом было отчетливо видно, как влюбленная парочка молча присоединилась к процессии загипнотизированных.

— Блин! — И даже еще жестче ругнулся Павел. — Полный писец. Всё. Убедил. Рвем отсюда.— И втопил под сотню менее чем за десять секунд.

-Знаешь, Павел, — решил начать думать я. — Пока что очевидны мне две вещи. — Видя молчаливый кивок согласия, я продолжил. — Первое — это, что они массово друг друга гипнозят. Видел же, что четверо не смогли двух в машине обработать, но вдевятером они это быстренько организовали. — Павел кивнул — «дальше». — Второе — это их медлительность. Слава Богу, конечно, что они так тормозят. Иначе бы я в метро от них не убежал…— Я задумался, вспоминая, как начинался раскручиваться и зарождаться калейдоскоп событий, стараясь поймать какую-либо характерную деталь, могущую дать дальнейшую зацепку.

-А ведь выходит, Сеня, что ты мне жизнь спас, — сделал вывод Павел. — Я аккурат к метро ехал. Спасибо, что под колеса бросился. — Мой спутник улыбнулся. — М-да. Во влипли!

Но во что мы влипли, мы еще и сами толком не знали. После «Окея» на Жукова мы свернули на Ленинский, а уже затем, зигзагами выбрались на Петергофское шоссе, где и остановились до принятия каких-нибудь решений. Никаких аналогичных затыков или пробок мы больше не наблюдали, а просматривалась дорога хорошо.

-Странно, — наконец вымолвил Павел. — Если бы сам еще четверть часа назад всего того не видел, ни за что бы не сказал, что чего-то происходит. Тут — всё в порядке. И машины ездят, и люди нормальные ходят.

-До них еще просто не докатилось, — выдвинул гипотезу я. — Эти заморозки ведь из метро своё шествие начали. Стало быть, чем дальше от метро, тем безопаснее. Пока еще безопаснее.

-Ты так считаешь, Семен?

-Ну, сам посуди. Они медлительны. Хотя лучше сказать иначе. Пока еще медлительны. Взгляд отсутствующий. Пока не на способны сесть за руль и прочие штурвалы. Это утешает. Но опять-таки, Паш, как долго?

-А что же будет с теми, кто в центре живет? — продолжал гнуть свой интерес водитель. — Они что — все того? Съедут с катушек?

-Типа того, наверное, — безрадостно предположил я. У тебя друзья в центре есть?

-Знакомые, быть может, и есть. Но я всего полгода как из-за границы на Родину вернулся, пока еще не освоился. А у тебя?

-Есть, конечно, — вынужден был честно ответить я, думая в эту секунду, почему не подумал о своих близких. Родители мои жили сейчас на даче, так что тут я пока мог не дергаться. Но мысль, посеянная ответным вопросом, не давала мне покоя. — Если я сейчас, во втором часу ночи начну им звонить, то половина мне не ответят, а те, кто услышит среди сна мой лепет про нашествие полусонных зомби, сочтут меня шизиком. И будут правы. Нет, Павел, тут надо как-то глобальнее действовать, чтобы всех попытаться спасти, а не только своих.

— И что мы можем предпринять?

-По идее, надо выйти на массовое оповещение людей,— выдвинул рабочую гипотезу я. — Слушай, а давай через радио попробуем!

-А что? Мысль!— согласился Павел. А телефон ты знаешь?

-Не-а, — развел плечами я, но тут же догадался, — давай по радио услышим, где прямой эфир какой-либо идет. Туда и попробуем дозвониться.

Сказано— сделано. Павел стал щелкать по радиостанциям, но большая их часть работала не в прямом эфире. Парочка вообще молчала, что было как-то странно. Потом нас смутило, что на некоторых станциях одни и те же песни повторялись, то есть звучали еще и еще раз. А на некоторых словно бы решили прокрутить целый альбом какого-либо исполнителя и без перерывов один трек сменял предыдущий.

-Всё ясно, — сделал нехитрый вывод мой спутник. Их уже накрыло.

Но тут же мы услышали по радио «Балтика» предложение ведущего:

-Итак, дорогие радиослушатели, мы продолжаем наш прямой эфир. Свои ответы и мнения на тему сегодняшней передачи вы можете задать по телефону 740-104-8. Мы ждем ваших звонков…

Я не дослушал и, схватив мобильник, принялся набирать названный номер. Как ни странно, но через пару минут я смог дозвониться, так как услышал по телефону и по радио:

-Итак, у нас есть еще один дозвонившийся, и это…— От меня ждали представления.

-Семен! — почти прокричал я, и ведущий начал было озвучивать вопрос сегодняшних диспутов еще раз, но я не дал договорить. — Братва! Полный ахтунг! Нас окружают какие-то зомби. Не приближайтесь к скоплениям человеческих групп. Они молчаливо подходят, а потом вы становитесь одним из них! Посмотрите вокруг. В городе должно быть куча безмолвных аварий. Не приближайтесь к ним!....— уже почти вопил я, понимая, что со стороны тяну на психа, дорвавшегося до прямого эфира…

* * *

«Полный ахтунг! Нас окружают какие-то зомби», — неслось из динамика магнитолы, поставленной на носу маленькой моторной лодки.

-Это что было? — спросил Ленька у всей компании, насчитывающей, кроме него самого, еще пару левых девиц, а также приятеля Сашку. Но все удивленно молчали, видимо, мало слушая радиоэфир. — Совсем там башню сносит людям! Это надо же так обдолбаться!

Но темы никто не поддержал. Девчонки вот-вот должны были сойти на берег возле Троицкого моста. Им уже надоела эта мужская парочка неприхотливых самцов, считающих, что если у них есть своя миникатер, то им уже все сразу должны давать и ублажать. В принципе, надо заметить, Леонид никогда не был поклонником долгих предисловий, умудряясь уже через считанные десятки минут сделать нешутливое предложение потрахаться. Хоть на виду друг дружки, хоть порознь, хоть в лодке, хоть где. На этот раз не сработало, но любителя иметь всё, что движется, но только женского пола, подобный отказ мало задевал. Не эти, так следующие. Бабы всегда найдутся. Так, собственно, и случалось. Как в анекдоте про десятый подход поручика Ржевского. Сашка грустно смотрел на последние минуты тесного пребывания в компании юных абитуриенток, еще не умевших ценить настоящее мужское общество, а потому решил ухватиться за слова друга:

-Девоньки! Ну сами послушайте, к чему по радио призывают. Быть в плотных массах людей — опасно. Давайте лучше к нам в Рыбу (Рыбацкое) поплывем. Там у нас Мартини есть. Можем и хавчик купить.

-Спасибо, но мы сойдем, — ответила за обеих дам менее симпатичная Варя, всем своим видом показывая, что никакими уговорами её с подругой будет не переубедить.

Когда минутой позже ноги обеих будущих студенток коснулись гранитной набережной в районе Летнего сада, Сашка обратился к другу:

-Пожалуй, хватит на сегодня, Ленчик. Уже второй час ночи пойдет. Сейчас вот-вот мосты разводить начнут. Да и не светит нам с тобой сегодня, похоже, ничего. Свези меня в Рыбу. Я лучше водовки тресну. Пойдешь со мной?

-Нет, — лаконично ответил, казалось бы, ничуть не расстроившийся штурман и обладатель катерочка. –Я тогда попытаюсь еще кого-нибудь поперевозить. Некоторые неплохо максают за рискованные переправы. Да и выспался я сегодня. Давай тебя свезу, но сам не пойду.

-Как хочешь, — спокойно подытожил Александр.

Лодка направилась дальше, преодолевая ночную водную гладь со скоростью километров пятнадцати в час. А еще не привыкшие к одному из красивых городов мира абитуриентки обошли по набережной институт Культуры, прошли вдоль Марсова поля и, собираясь куда-нибудь успеть забуриться, по Садовой устремились к Невскому.

-О, смотри-ка, — обратила внимание своей подруги всё та же активная Варвара. — Прямо на улице какой-то сэйшн идет. — Девушки уже прошли левый поворот на цирк и по мере приближения к главному проспекту города успели заметить пробку в том же направлении. Замыкал скопление из автомобилей розовый лимузин, из окон которого неслась громкая музыка.

-Живут же люди!— восторженно отозвалась Алла, невольно сравнивая свой город Энск с пятимиллионным Питером. — Да, Варька, это мы с тобой правильно город выбрали. Как потусим в ближайшие годы…

Девушки посмотрели друг на друга и радостно рассмеялись, не обратив никакого внимания на двигавшуюся в их направлении группу из шести петербуржцев. Всё внимание девочек было приковано к розовому доказательству роскошной жизни, ожидающей вскоре и их…

* * *

-Дурак ты, Сеня!— Очень дружелюбно пожурил меня Павел, когда я понял, что из прямого эфира меня незаметно выкинули. — Надо было спокойно вставлять информацию, дозированно. А тебя как понесло…

Я и сам понимал, что увлекся, перейдя и сбившись практически на визг, утратив при этом все характерные признаки адекватного человека.

-А что теперь будем делать?— решил прервать я тему справедливой критики себя.

Павел пожал плечами, но тут же спохватился:

-Блин! У меня же ноутбук в багажнике есть. Надо срочно подключиться к сетке и посмотреть, что там у них происходит.

Идея была хорошей, да и ничего другого делать нам не оставалось. Sony Vaio только начал загружаться седьмым Виндусом, как рядом с нами остановилась патрульная машина ДПС. Из обеих дверей вышло по представителю народного правопорядка на дорогах, но водитель, сняв с плеча Калаша и показывая нам таким нехитрым способом, что всё находится у них под контролем, остался возле машины.

-Лейтенант Сметанин, — представился второй из них для проформы. — Ну, и чего же это мы правила нарушаем? — Голос гаишника наполнялся уже сладким предвкушением получения штрафа на месте. — Вы что, не видели знака? Внимания, наверное, не хватило? Уикэнд или всё такое? Дорогая машина— красивая жизнь, да?

-Слышь, лейтенант, — резко оборвал современный чиновничий «плач Ярославны» Павел. — Ты это не грузи только нас сейчас своими правилами. Ты что ли не знаешь, что творится в городе?

-А что там творится? — сразу обмяк в своей алчности Сметанин и метнул взгляд на коллегу. — Виталь, ты не слышал, что там в городе происходит?

-Не-а, — промычал в ответ более шкафоподобный Виталий. — А чё?

-Да там полгорода стоит в пробках! — встрял я в диалог, попутно посматривая, как дозагружается Винда на лаптопе.

-И что с того? — не поддавался на удивление лейтенант Сметанин. — И пусть себе стоят, сколько хотят, лишь бы правила не нарушали. Давайте вернемся к Вашему случаю…

-Да ты не понял, служивый, — не дал ему договорить Павел и, к моему удивлению, предъявил гаишнику красную корочку.

-Так бы сразу и сказали, — как-то расстроенно промямлил Сметанин, но удививший меня обладатель Хосе снова не дал развиться типовому в таких случаях чувству облома.

-Да я не о правилах тебе талдычу, Сметанин!— горячо воскликнул Павел. — Там действительно происходит нечто невообразимое. Ты вот можешь узнать по своим каналам, как они там ситуацию оценивают?

-Да что же там случилось? — кажется, сумел уйти от меркантилизации в сторону здравомыслия лейтеха. — С кем связаться?

-С кем-нибудь, кто у тебя в центре сейчас дежурит. — Логично предложил Павел. — Есть таковые у тебя?

-Так вроде как есть, — слегка неуверенно пожал плечами Сметанин. — Ах, да! Трофимыч сегодня в ночном. В Центральном районе. — Звонить? — Павел кивнул утвердительно. — А что спрашивать?

-Что угодно. Главное — чтобы ответил, — тоном, не терпящим возражений, четко гнул обладатель важной корочки.

Сметанин вытащил мобильник и стал искать нужный контакт. Наконец, пошли гудки, но, судя по молчанию звонящего, никто на том конце не отвечал.

-Не снимает, — удивленно вымолвил лейтенант. — Странно. Вообще-то его смена. Может, спит, или сменой перекинулся?

Мы с Павлом переглянулись, понимая, что худшие наши опасения начинают оправдываться.

* * *

За полчаса до этого непринятого вызова Трофимыч вместе с напарником Вовкой Бобровым патрулировал центр, по ходу общего автомобильного движения пытаясь поймать на превышении скорости летних лихачей, преимущественно выделывающихся перед девочками. Многие молодые люди любили таким незатейливым образом похвастаться перед молодыми и охочими до чужого богатства сикарахами или же перед друзьями. А богатых иномарок в последние годы развелось много, и Трофимыч это знал. Вот и сегодня он и Вовка уже срубили на правонарушителях по паре месячных окладов. Должностных, разумеется. А впереди была еще почти вся ночь. Белая ночь.

Возле «Маяковской», перед поворотом на одноименную улицу уже издали Бобр первым заметил пробку.

-Что такое? — вырвалось синхронно у обоих бдителей за состоянием дорог. — Авария? Да вроде нет. — Давай, Трофим, включай мигалку, и объедем по встречке.

Их автомобиль без проблем и потенциальных неприятностей пересек двойную сплошную и остановился только лишь на месте пересечения Невского и Марата, то есть там, где и брала свое начало столь странная пробка. Машины стояли перед исправно работающим светофором, и вначале лишь недоумение над поиском причины прекращения движения проскакивало на лицах двух служивых инспекторов. Остановившись по центру двойной разделительной линии, Трофимыч первым вышел из их «Мондео» и вгляделся повнимательнее. Первый предупредительный сигнал сформировался почти моментально и тут же был переадресован криком своему напарнику:

-Вовка! Да в машинах пусто!!!— Но предупреждение еще не успело заставить кричащего логически думать, и на группу приближающихся к нему нескольких человек он почти не обратил внимания — не машины же. Зато Бобр, сидящий всё ещё за рулем успел чуть сопоставить траекторию движения пешеходов с местом стояния своего коллеги, поняв, что эта группа движется точно в направлении Трофимыча. Но тот и сам вынужден был обратить внимание на приближающихся и уже через секунду обернулся к ним. Что-то Трофимыча смутило, и он рефлекторно потянулся к кобуре. Бобров сделал то же самое, предчувствуя неладное, но пока все шло тихо. Это-то и смущало.

-Стойте на своих местах!— приказал маленькой толпе Трофимыч, и Вован увидел, как товарища тут же послушались. У Бобра чуть отлегло от сердца. Но ненадолго. Трофимыч вдруг опустил руки, так и не вытащив своего макара, но когда через несколько секунд он развернулся и пошел в направлении «Мондео», именно тогда настоящий ужас прошиб Боброва. Выражение лица идущего гашника, за которым по направлению к служебной авто тут же двинулась странная группа молчаливых пешеходов, было столь видоизменившимся, что Владимир почувствовал страх. Именно это состояние и не позволило лейтенанту Боброву моментально выскочить из автомобиля. Зато наблюдавший из окна за этой сценой и предыдущими странными событиями, творящимися на улице, четырнадцатилетний подросток Евгений смог увидеть продолжение ситуации, когда уже без каких-либо дерганий и прочих проявлениях беспокойства страж порядка Бобров медлительно вышел из машины и медленно стал переходить улицу.

Через несколько минут еще один экипаж гаишников решил объехать пробку по встречке, по которой, стоит заметить, не было никакого обратного движения. Возле стоящей с включенными мигалками «Мондео» экипаж капитана Мурашко остановился, успев заметить стоящих на ближнем к ним тротуаре знакомых коллег — Трофимыча и Бобра.

-Что случилось, братаны?— зычным голосом произнес Мурашко, после чего увидел, как оба коллеги направились в его сторону, а сам перевел взгляд на пробку. Когда осмысление картины стоящих пустых машин дошло до сознания капитана, Бобров и Трофимыч, а также еще четыре человека каких-то свидетелей уже вплотную подошли к Мурашко и его напарнику.

* * *

Женьке просто не спалось, но ведь в этом не было ничего удивительного — на то она и влюбленность. Мучительный поиск достойной рифмы к его последней строчке «Я не хочу жить без тебя» в адрес предмета вожделения — Верочки М. — не давал юному графоману покоя. Окна комнаты Евгения выходили на Невский, хотя родительские — уже на Марата. Подходы к окну носили спонтанный и ничего не значащий характер, а, точнее, привычку поглазеть. Как-никак ночной Питер. Поначалу пробка не привлекла внимания пылкого влюбленного, но когда и через десять минут Женя подошел к окну, то увидел, как он — пробка — увеличилась, а вскоре и вообще, благодаря двум милицейским машинам, зашла на шесть из восьми общих полос. Странно. Из последнего милицейского авто вышел страж порядка или гаишник, но как-то непривычно медленно стал пересекать Невский в направлении противоположного тротуара. Очень медленно, что и поразило Евгения. Навстречу ему с Марата, следуя налево, выехал было какой-то Мерс, но, хоть тут и нельзя было переходить, послушно затормозил перед человеком в форме. Даже не бибикнул. Власть! За ним остановились еще полдесятка машин, но, даже когда милиционер после взглядов в сторону почтительно остановившихся перед ним, продолжил свой медленный ход, никакая из авто не продолжила свое движение. Таким образом пробка стала стопроцентной, и проехать по Невскому было уже нельзя.

Тут рифма окончательно покинула мечтательного Евгения, и он, никогда прежде не видевший ничего подобного, посчитал поначалу всё происходящее каким-то флэш-мопом. Но странный, однако, это был флэш-моп. Во-первых, пробка прямо в центре города росла с каждой минутой. Во-вторых, было тихо, и никаких обычных в таких случаях трелей и гудков автомобилей слышно не было. Да и люди как-то странно расходились кучками по разным сторонам. С пятого этажа, хоть и было темно, Евгений видел, что в некоторых машинах водительские двери были открыты и потому освещены, но на соответствующих сиденьях никого не было. Такого еще наблюдать Женьке не приходилось. Перейдя в комнату родителей, лишь завтра возвращающихся из санатория в Репино, молодой человек и там — на стороне Марата — увидел полный аналог немыслимого затора. Юноша открыл свое окно и стал более внимательно всматриваться в происходящее. Постепенно всё внимание Евгения перешло от замерших объектов и средств передвижения к людям, в отличие от железных коней совершающих свои перемещения в пространстве. Но уж больно неспешно они это делали. Второе, что через пару минут пришло выводом в сознание подростка, было наблюдение за параллельностью передвижений групп людей. Третьим было осознание, что перед каждой парадной эти группы периодически останавливаются, а затем и входят внутрь. То же самое касалось и дворов, и скверов. Женю удивила слаженность и непропускание ходящими каждого угла, куда можно было зайти. Но лишь еще через несколько минут четвертое наблюдение привело молодого человека в настоящее чувство паники. Как только из дома напротив вышли жители дома, а большинство из них были в пижамах, а то — и в белье, и их было слишком много для случайного совпадения с тем фактом, то и из соседних подъездов стали выходить такие же горожане, и именно в этот миг в Евгении сработала аварийная кнопка спасения и борьбы за собственную жизнь. Подбежав к двери, Женя вслушался в звуки, раздававшиеся со стороны лестницы. А звуки были. Женька, превозмогая свой панический страх, открыл дверь и тут же отчетливо увидел, как на два пролета ниже полдюжины человек коряво преодолели ступеньки и молча встали перед двенадцатой квартирой. Еще через минуту, без каких-либо слов и просьб, дверь той открылась, и все наружные молчуны вошли внутрь. Еще через минуту они стали оттуда выходить, поднимаясь на следующий— четвертый этаж. Но самое страшное, отчего волосы Евгения буквально встали дыбом на голове, была картинка, как его приятель Серега, учившийся классом младше, вместе со всеми своими родственниками вышел также медленно из квартиры и все стали осторожно и неспешно спускаться вниз. В трусах! Серегу, обычно такого веселого и подкалывающего словом, было не узнать. Это был не Серега! Хотя внешне это был именно он, как и его идущие следом родители.

Женьке захотелось тут же захлопнуть дверь и спрятаться как можно дальше, хоть под кровать, хоть куда. Но интуиция подсказала, что это — не выход. Вместо этого Евгений рванул вверх, преодолев последний шестой этаж и по крутой лестнице поднимаясь на вход на чердак. Те, кто шел следом за ним, казалось бы, не обратили никакого внимания на явно громкие звуки, раздаваемых тапками юноши, но тот уже не смотрел вниз. Безотчетное чувство и желание убраться как можно глубже и подальше через минуту вывело Евгения на крышу, которую он знал, как свои пять пальцев, с детства, ибо здесь родился, и за что был не раз наказываем отцом, беспокоящимся, что единственный отпрыск может упасть с неё и разбиться. Ноги сами вынесли Женю на крышу соседнего дома, расположенную чуть выше, так как и сам соседний дом был повыше. Но была маленькая приставная лестница, которая и обеспечивала возможность подняться на пару метров вверх. Не мешкая и не колеблясь, Женька взлетел на новый плацдарм и только потом оглянулся назад. Но всё было тихо. Сердце молодого человека бешено колотилось, но потихоньку стало уменьшать ритм ударов, входя в норму. Однако же, минут через десять, когда Евгений уже успел почувствовать легкий ночной озноб от пребывания на свежем воздухе в одной футболке, с его чердака показалась голова первого человека. Еще через несколько минут их уже было пять. Словно бы чувствуя, где он — Евгений— сейчас находится, группа людей также медленно пошла по крыше в направлении юноши. Финиш! Женя быстро вытащил лестницу из петель-проушин и затащил на свой уровень. Медленно, но верно молчуны приближались к нему. Сердце молодого человека готово было вырваться наружу, но вместо этого Евгений лишь отполз в дальний конец этого последнего островка и оплота, за которым больше не было крыш соседних, а шла Стременная улица. Дальше можно было либо прыгать вниз, и это — с высоты в семь этажей, либо же пытаться перепрыгнуть через улицу. Но для последнего надо было иметь право на тройной прыжок или быть высококлассным прыгуном в длину. Жене сразу стало ясно, что через улицу он не перепрыгнет. Слезы покатились по его щекам, и он уже прощался с жизнью. В том, что именно жизнь потеряет он вот-вот, сомнений у отрока не было ни на грамм. Однако никто пока не залезал на его плацдарм, хотя снизу были слышны шаги нескольких человек по металлическому листу. Женьке захотелось в какой-то момент подойти и посмотреть, как его преследователи пытаются забраться вверх, но снова интуитивный страх не позволил претворить данную мысль в действие. Вскоре даже послышались звуки удаляющихся шагов, но Евгений посчитал это отвлекающим маневром и остался сидеть на месте. Озноб был конкретный, но не он беспокоил молодого человека, забившегося комочком в самом углу и таким странным образом впервые в жизни встречающего рассвет. Но уже через несколько часов что-то незримое потянуло его назад, к тому месту, откуда он залез сюда при помощи добавочной лестницы и где уровнем ниже стояло сейчас полтора десятка человек, терпеливо ждущих, когда неумелыми, но послушными движениями рук Женька не вденет снова снятую им же недавно лестницу в соответствующие проушины и не спустится осторожно к ним…

* * *

-Снегирев тоже не снимает трубку, — раздался зычный бас напарника Сметанина. — Слышь, мужики, чего происходит-то? — уже совсем по-человечески, а не алчно и хитро, поинтересовался у нас Григорий Приходько, носивший звание лейтенанта младшего.

-Есть!— вскричал я, не дав Павлу пуститься в разъяснения. — Вот оно! Откопал.

Все моментально сгрудились возле наконец-таки включенного мною ноутбука, где я, войдя в работающий Интернет, сумел подключиться к некоторым вэб-камерам нашего города, вещавшими круглосуточно в режиме он-лайн. Пусть и небыстро обновляющиеся картинки на многих из них были убийственно и в то же время завораживающе похожи. Стоящие на улицах и проспектах машины с включенными фарами уже нельзя было бы назвать пробкой. Это было иным — коллапсом. Но вокруг сотен замерших автомобилей было тихо. Никаких народных масс, баррикад, пожаров. Всё было тихо. Это-то и пугало.

-Ни хрена себе!— присвистнули Сметанин с напарником, когда уже с десяток разных мест Питера как две капли воды походили друг на друга.

-Слышь, ребята, — по-простому обратился к гаишникам Павел. –Вы это — не пускайте-ка в город никого.

-Угу, — без профессионального ропота и согласно кивнул Гриша.

-И еще, — Павел ,кажется, умел думать стратегически. –Тут же до Константиновского дворца — всего ничего. Предупредите сейчас по рации своей, что на Хосе с номерами 731 подъедут сейчас два человека, у одного из которых доступ соответствующий имеется. Пусть разбудят начальника охраны, а я с ним потолкую. Там же связь есть на весь мир.

-Давай!— Сметанин тоже не стал возражать, продолжая находиться под впечатлением от увиденного, чему еще недавно на словах никак не желал верить.

-И еще, — добавил Павел. — Эти зомби, как пока видно, передвигаются очень медленно и исключительно на своих двоих. Это, с одной стороны, очень даже хорошо. Но всё же. Если увидите группу идущих к Вам людей, то без предупреждения отступайте. Они, как я понял, работают на коротком расстоянии. Но, думаю, досюда они не успеют дойти.

-Понял, —чуть ли не под козырек принял Сметанин. — Езжайте, мужики. С Богом!

Напутствие было явно не типовым, но ведь и происходящее невозможно было назвать тривиальным. Патрульная машина включила сирену снова и перегородила дорогу. Мы поехали дальше по Петергофскому, приближаясь к Стрельне со скоростью явно выше допустимой. Разумеется, через десяток минут нас уже остановили две другие машины, не поверившие во вменяемость и слова лейтенанта Сметанина, что-то спутанно наговорившего по рации своему дежурному начальству. Но корочка Павла вызвала и на этот раз уважение. Правда, и проверилась уже совсем иначе — через запрос по компьютеру.

-Ладно, проезжайте, ворота сейчас откроют, — раздалось из уст дежурившего полковника, лишь в силу важности государственного объекта работающего за рулем. — А этот — с Вами? — Высший офицерский чин указывал на меня, но Павел не подкачал и утвердительно кивнул. — Ладно, пусть едет. Там, похоже, что-то действительно произошло, — словно бы снимал с себя подозрения в лояльности и пропуске неизвестно кого на секретную территорию полковник.

У ворот к нам подсел человек в штатском и указал кратчайшую дорогу к зданию службы безопасности. Войдя в кабинет, мы с Павлом увидели сонного, но уже одетого по форме генерала, правда, вовсе не старого, а на вид лет сорока.

-Ну, так что там на самом деле происходит? — без предисловий и знакомств начал с ходу он, и в этот момент в кабинет вошло еще трое его подчиненных.

Мне стало ясно, что информация о происходящих событиях докатилась сюда и по альтернативным каналам оповещения. Но мы с Павлом были живыми свидетелями странных событий, а потому и оказались здесь. Я начал свой краткий рассказ. Меня не перебивали, но что-то заносили в свои блокнотики. Вскоре в комнату вошла еще пара офицеров, но не стала представляться и рапортовать. Профессионалы, успел подумать я по ходу своего монолога.

* * *

До отправления восемьсот одиннадцатого поезда «СПб-Москва, стартующего ровно в час ночи, оставалось чуть меньше пяти минут. Проводники стояли на улице, уже не надеясь на заполнение вагонов опаздывающими, каковые всегда почему-то в итоге находились. Стоящая у самого последнего вагона Оксана Швыдко, достаточно объемная женщина среднего возраста, увидела, как к самому началу платформы подошло пять человек. Дежуривший сегодня ночью молодой милиционер Петька, уже мельком знакомый Оксане Ивановне, подошел к ним и, козырнув, попросил предъявить документы. Что ответила разношерстная компания, состоящая из трех мужчин и двух разновозрастных женщин, проводнице Швыдко понять не удалось, но Петр вскоре развернулся и пошел следом за всеми в направлении «Электрички». Оксана перевела взгляд в сторону состава, но там, на перроне, уже не было курящих напоследок отъезжающих — все разбрелись по местам посадки.

Группа, где Петр шел позади, уж как-то очень медленно приближалась к Оксане. «Странно, — подумала та. — Если они — провожающие, которые что-то хотят передать вдогонку, то как-то они вовсе не спешат. А если — отъезжающие, то — тем более. Через минуту уже трогаться. Вот-вот гудок раздастся».

И тот действительно раздался, в тот момент, когда шесть человек, включая Петра, подошли к стоящей почти у подножки Оксаны.

-Привет, Петь, — начала было Швыдко, ища глазами знакомого, но тут же осеклась, увидев, как шесть пар глаз буравят её насквозь. Испуг успел проскочить в её сознании, но в следующую секунду уже и она развернулась в сторону головы состава и вместе со всеми уставилась на ближайшее окно девятого купе, где ничего не подозревавший пассажир уже лежал на разобранном заранее сиденье и пытался при тусклом свете читать книжку.

В этот момент состав тронулся, и проводница следующего вагона— Валентина, видя, как коллега-подруга Оксана и не думает садиться в поезд, не веря своим глазам прокричала:

-Садись скорее! Отстанешь же!...

Но Оксана так и осталась на перроне вместе с кем-то. «Ну и дура», — со злостью подумала Валя, собираясь пойти к главному проводнику и доложить о ЧП.

А группа из семи человек повернулась в сторону соседнего поезда, уходящего лишь через полчаса и стоящего на левой половине платформы. Но этот состав в итоге так никуда и не ушел.

* * *

Сашка жил на Рыбацком проспекте, в паре километров по прямой от Вантового моста. Сразу за архитектурным сооружением, приказавшем классическому питерскому отмазу о невозможности вовремя вернуться домой долго жить, Нева петляла и образовывала излучину, возле которой метрах в тридцати от воды находилось девятое отделение милиции. На лодке или мелком катере туда можно было подъехать почти вплотную к берегу и суметь соскочить на мелководье. Поскольку шло лето, а других мест для приводнения возле дома на примете у Александра и Леонида не было, решено было оросить невской водичкой тренированные мужские ноги жителя Рыбацкого, то есть Саши. Лодка с мотором уже причаливала к берегу, как впотьмах навстречу ей показалось движение…ментов. Около пяти человек в форме остановились вблизи у воды и сейчас разглядывали приближение водного судна-маломерки. Странно, конечно, но ведь косяков и прочих нарушений на Сашке не было. Друзья переглянулись, но со стороны пассивно стоящих властей никакой словесной реакции или негодования не было, а, стало быть, вопрос о высадке десанта молчаливо повис в воздухе. Но деваться было некуда. Сворачивать в последний момент — это было равносильно отступление при преступлении, которого не совершалось. Тем не менее, оба юноши недоумевали и, чуть что, готовы были развернуть катер в обратном направлении.

До суши надо было преодолеть еще метров десять, но лодка пока еще не черпала днищем начало земли под водой. Сашка с чувством упрямства гордо встал на нос, заранее сняв кеды и закатав до колен слаксы, чтобы, как только, спрыгнуть на мелководье. А менты так и стояли, лишь освещенные одиноким столбом и всё еще говоря ни слова. Наконец, лодка мягко тюкнулась о дно — приплыли. До берега было метров пять. Ленька ждал, когда же друг примет решение и спрыгнет в воду, как уже делал по их истории не раз и не два. Но Сашка не торопился. И почему-то не оборачивался. Ничего не понимающий Леонид успел лишь спросить «Ну?», как друг неожиданно начал медленно разворачиваться к нему передом, а к суше — задом. Выражение лица Александра столь контрастно отличалось от своего состояния полуминутной давности, что Ленька, мягко говоря, наложил в штаны, так как не помнил ничего аналогичного в мимике и поведении Сашки. А тот тем временем уставился на Леонида и начал буравить сидящего лодочника смутным и ничего не выражающим взором. Ленька похолодел от ужаса и, не задавая лишних вопросов, включил реверсивный ход и газанул. От смены хода тело Александра по инерции стало нагибаться назад, заваливая своего хозяина на спину. Но за спиной была вода, куда и вошел секундой позже видоизменившийся друг Леонида. Скудного освещения хватило Леньке, чтобы увидеть, как Сашка, стоя по колено в воде, неуклюже выровнял свое положение, но всё также страшно смотрел на своего товарища. Забыв обо всем на свете, Леонид что было мощи погнал лодку назад, всё еще находясь во власти свежих впечатлений.

Минут через десять спокойствие стало медленно к нему возвращаться. И тут Леня вспомнил про радио «Балтика». Ё! Оказывается, правду говорили! Быстро покрутив ручное колесико поиска радиостанций на своей магнитоле, Ленчик к удивлению своему обнаружил, что почти все они не работают, в том числе и частота 104.8. А лодка, выдававшая свой максимум хода, тем временем уже приближалась к Володарскому мосту. Только тут Леонид сопоставил два факта: текущее время, показывающее начало третьего ночи, и стоящие перед мостом три судна. Мост был не разведен! Но на судах было видно движение людей, шнырявших по палубам с недоумением «Что же это такое?». Леонид чуть облегченно вздохнул и проехал под мостом, в качестве линии движения впервые выбрав на всякий пожарный случай центр Невы. А на Неве было пусто. И это пугало еще сильнее. Чуть сбросив скорость, Леня стал оглядываться по сторонам. Где-то стояли группы людей, но определить их активность и вменяемость в сумерках Леонид не мог. Голова мореплавателя лихорадочно соображала, что делать. Мобильный сел еще под вечер, так что позвонить кому-либо Леонид не имел возможности, а потому гадал сейчас на кофейной гуще, радуясь лишь тому, что в баке лодки еще хватало соляры.

Не доплыв до Литейного моста несколько сот метров, вниманию водного путешественника предстала престранная картина: из знаменитых на всю Россию Крестов один за одним выходили …зеки! Причем, преимущественно в одних трусах и майках. Навскидку их уже толпилось на набережной около пары сотен, а поток ночных освобожденных никак не прекращался. И тут Ленька понял, что случилось что-то совсем из ряда вон выходящее. Еще раз развернув на сто восемьдесят градусов свою моторку, пораженный Леонид снова погнал катер на полном ходу к Рыбацкому, чтобы потом уплыть как можно дальше из этого города, где происходило неописуемое. А судов, терпеливо и странно ожидающих своей очереди на по-прежнему сведенные мосты, было уже в два раза больше.

* * *

Волею судеб я оказался присутствующим при формировании основного штаба спасения, как ему тут же было присвоено координирующее начало. С экранов многочисленных мониторов, скрывающихся, как оказалось, за деревянной шторкой, мягко разъехавшейся при нажатии на определенную кнопку, перед нами высвечивалось полтора десятка всевозможных картинок всё с тех же вэб-камер Питера. Везде, кроме окраин, где почти и не было этих следящих устройств, перед нами вырисовывалось одно и то же, что мы уже видели. Через полчаса интернет приказал долго жить, и стало понятно, что вслед за телевидением и радио накрылся и этот канал. Сотовые сети еще функционировали, но в Константиновском предпочитали иные способы — рации. Секретность обязывала шифроваться и дублироваться. И это было очень даже правильно, особенно сейчас.

Я больше молчал, боясь в присутствии столь важных чинов обратить на себя внимание и быть выгнанным. Хотя… Сейчас, было не до меня, как и не до секретности. Нужно было срочно понять, как остановить эту эпидемию по зомбированию людей. Вместо картинок с канувших в небытие вэб-камер подключили данные со спутников, устремивших свои объективы на город из космоса. Но тут же выяснилось, что подобный беспредел происходит по всему миру. Минут двадцать мы, увеличившись числом присутствующих десятков до трех человек, смотрели, как аналогичный процесс превращения людей в тихонь шел на всех почти континентах. Впрочем, довольно-таки быстро удалось установить, что вышесказанное касалось только крупных городов. В провинциях и сельских местностях было чарующе тихо. У меня отлегло от сердца, так как я понял, что с родителями всё в порядке.

Уже светало, а потому несколько мониторов, бесперебойно освещавших события в Питере, выдали любопытную ситуацию. Группы шагающих людей уверенно, но все еще небыстро, продвигались во всех направлениях от центра города и станций метро. Три четверти площади Санкт-Петербурга уже было покрыто «гуляющими» сотнями и сотнями тысяч людей. Зрелище поражало. Но на некоторых окраинах всё еще было пусто. Только на ближайшем к нам Юго-Западе было заметно, как из почти всех домов на самой границе района выбегают люди. Но ведь выбегают. Значит— наши! Я улыбнулся, вспомнив уже почти затертого свежими эмоциями Сметанина. Если так, то гаишник — молодец. Спас тысячи.

В штабе быстро оценили увиденное, и по рациям стали звучать команды, касаемые действий должностных лиц в тех микрорайонах, куда еще не успели приблизиться зомби. Очень непросто было объяснить милиции и прочим органам, что надо проезжать вдоль домов, пока еще не накрытых пассивной массой, и кричать что-то произвольное, типа «Люди! Бегите из города, но только не в центр». Паника в таких случаях была неизбежна, но объяснения можно было дать и потом, лишь бы спастись.

Через полчаса, в самом начале пятого, мониторы показали еще более четкую картину выбегающих изо всех «чистых» мест жителей города, считающих, наверное, что началась третья мировая. Но нас — настоящих людей — спасало только одно — низкая скорость передвижения молчунов.

Наконец, убедившись, что все процессы и временные меры по спасению тех, кого еще можно было вырвать из вражеского расползающегося кольца, осуществлены, хозяин кабинета — генерал Павлов — начал иные дебаты:

-Итак, товарищи, что будем предпринимать? Прошу коротко и по существу. Сами видите, что дорога каждая минута.

По существу оказалось сложно. Эмоции били ключом из военных всех мастей. Кто-то предложил ввести в город танки, но идея явно не катила.

-У первой же крупной преграды или при замедлении хода танкисты станут одними из них, а стоит замкнуть цепочку и на последней машине, как от любого количества техники останется пшик. Нет, не пойдет, — резюмировал Павлов.

-Быть может, авиация? — Предложил еще один обладатель погон. — Ракетно-бомбовыми…

-Да хватит чушь пороть!— Воскликнул гневно главный генерал. — Вы что с ума сошли? Бомбить весь город? А вдруг эти люди потом очухаются, то есть придут в себя? Мне что потом — на Ваше предложение ссылаться? Так, мол, и так, но разнести весь город в щепки на тот момент времени показалось нам лучшим решением?

От «моего» Павла поступило разумное предложение посмотреть, что там творится в мире и как борются с угрозой в других городах. Но, как вскоре выяснилось, там тоже шло тактическое выжидание. Никто из пораженных гипнозом или как его там не проявлял какой-либо достаточной агрессивности, чтобы можно было начать активные военные контрдействия. Это-то и парализовывало больше всего. Как атаковать практически безоружных и молчаливых гражданских? Рука не поднималась нажать на спуск, будь то ружье или орудие посерьезнее.

И тут пришла мрачная весть. Кремль «пал». Когда-то какой козел додумался проводить в летнее время чуть ли не круглосуточные экскурсии по самой главной и в то же время «заповедной» территории страны. Видимо, это и погубило. Когда живая цепочка парализовала первых охраняющих, те, в свою очередь, представ перед своими начальниками рангом повыше, загипнотизировали и их — начальников, а потом уже было делом техники — докатиться до президентских палат. Повисла минорная тишина. Президента было жалко, но военные тут же обеспокоились судьбой главной красной кнопки все Руси. Что теперь будет? В чьих же руках находится теперь знаменитый ядерный чемоданчик?

-А ведь эти… —кто они там? — упыри или зомби действуют более чем продуманно!— снова продемонстрировал свои дедуктивные способности Павел.

-Поясните!— приказал сухим голосом генерал.

-Если бы они действовали спонтанно, от человека к человеку, то фига с два они бы так быстро Кремль вскрыли. Никто из натасканной охраны не откроет дверь первому встречному-поперечному, тем более штатскому. Ситуацию они пасут. Идут по плану.

-А ведь верно! — согласился Павлов.— Какие еще есть соображения?

-Что ж, — согласился Павел подытожить свои думки. — Пожалуйста. Первое. Они прорезались по всему миру синхронно. Стало быть, готовились. Так что они — отнюдь не зомби. Второе. Они работают при помощи силы мысли, каковая усиливается прямо пропорционально количеству гипнотически обрабатывающих новую жертву. Из этого следует третье. Они пока стремятся максимально повысить своё количество. Видимо, как только они исчерпают рост своей численности, начнется следующий этап.

-Какой? — не выдержал паузы Павла хозяин кабинета.

-Я думаю, что они увеличат дистанцию, с каковой смогут «вербовать» новых своих членов. К тому же я предполагаю, что их скорость хода есть величина временная. Предлагаю высчитать скорость перемещения тех, кто снабжен датчиками пространственного перемещения или GPRS. Они ведь через спутник работают, так что надо просто снять данные за последние часы.

— Кротов!— тут же позвучал новый приказ Павлова. — Быстро выполнить.

-Есть!— по-военному четко раздалось в ответ, и я понял, что в армии есть свои сильные стороны.

-И еще, — после минутной паузы добавил Павел. — Если только предположить, что Кремль они взяли осознанно, то выходит, что мы имеем дело с очень умелой организацией, против которой, думаю, все наши военные аргументы будут бессильны. Мне почему-то кажется, что всё происходящее в последние часы — только начало. Начало чего-то более важного и крутого.

Если кажется, то креститься нужно, — недовольно возразил генерал, но я почувствовал, что сделал он это лишь только потому, что не знал, что сказать со своей стороны. Оставалось ждать. Ждать информации из мира, от полковника Кротова, от всего чего угодно. Но сути это не меняло — подача была не на нашей — человеческой — стороне.

* * *

Марья Петровна не спала. Вместо этого старушка, доживающая в хосписе Московского района свои последние дни, ждала санитарку Галочку, по ночам вводящей Марье Петровне облегчающие уколы. В палате лежали еще две более «здоровые» пациентки, а потому Петровна держалась из последних сил, но не давала боли словесного выхода в виде стона, а, тем более, криков. А кричать хотелось. И еще как.

Наконец Марья Петровна услышала звуки в коридоре и облегченно вздохнула — сейчас ей полегчает. Дверь палаты открылась не сразу, а минуты через две. Петровна повернула голову, но вместо Галочки увидела нескольких человек, причем, без халатов, смотрящих в сторону лежащей в углу другой старушки— восьмидесятилетней Глафиры Ивановны. Ничего не понимающая Марья Петровна не успела толком возмутиться увиденному, как обычно лежащая и хромающая на правую ногу соседка неожиданно стала приподниматься, а потом и вовсе пошла в сторону смотрящих на неё. И пошла прямо! А взгляд вошедших посреди ночи в палату уперся в среднюю койку, где всего лишь с раком руки лежала более молодая, пятидесятилетняя Светлана. Картина повторилась с пугающей Марью Петровну точностью. Старушка даже позабыла о своей дикой боли, предчувствуя, что сейчас не успеет поставить себе утку. И тут люди без халатов, а также присоединившаяся к ним Глафира Ивановна, вперли свои взоры прямо в Петровну. Голова бабульки на какой-то момент закружилась, и Петровне показалось, что она теряет сознание. Но в следующий осознанный миг она увидела, как все вошедшие вместе с обеими соседками Петровны по палате медленно выходят в коридор.

Марья Петровна облегченно вздохнула и тут же потеряла сознание.

* * *

— Есть! Есть данные об обладателях часов в GPRS-ом, — ворвался обратно в кабинет Кротов через какое-то время. — И все они сейчас в центре города находятся. То есть это — наш случай.

-Докладывай, не томи, — тут же потребовал Павлов.

-У гражданина Севастьянова Станислава Ивановича, живущего.., — начал Кротов читать информацию по бумажке, но генерал перебил его — «короче!», — в половине второго ночи началось движение. В первый час он, не считая, видимо, остановок или подъемов, передвигался с максимальной скоростью девятьсот метров в час. Через полтора часа максимум его скорости уже равнялся километру и ста метрам в час. Полчаса назад он уже достиг почти полутора километров. У еще нескольких десятков человек картина увеличения скорости почти полностью совпадает со сценарием и графиком Севастьянова. Вот, — подытожил Кротов.

-И что дальше? — спросил генерал, посмотрев на Павла. — Вы этого ожидали?

-Примерно этого, — без какого-либо проявления удовлетворенного тщеславия ответил Павел. — Прогрессируют сволочи, однако.

-Так что же это означает? — снова вопросил Павлов.

— Я склонен считать, что никакие это не зомби. Кто-то или что-то, хотя второе — маловероятно, уже известным нам способом внедряется в человека, после чего начинает осваивать его тело. Вопрос теперь один — как далеко они зайдут? И как быстро? При нашей пассивности и бездействии этак они через сутки-другие бегать научатся.

-Нельзя ждать!— послышался голос какого-то военного из угла кабинета. — Надо атаковать! Расстреливать из Калашниковых. И архитектура не пострадает.

-Не получится, — раздался голос нового входящего, успевшего опередить реакции главного здесь генерала. — По данным из Европы кое-где полиция уже попыталась применить оружие. Разумеется, огнестрельное. Результат — ноль процентов попадания. По утверждениям стрелявших, у «наших друзей» срабатывает личное защитное поле.

-Тогда снарядами! — не унимался жаждущий атаковать. — Авиабомбу они никаким биополем не отразят.

-Успокойтесь, Ивашов!— властно потребовал Павлов. — Не городите ерунды. Давайте еще раз соберем имеющуюся у нас информацию и все вместе подумаем, что мы можем сделать?

Но подходящих идей никому в голову не приходило. Даже Павел молчал. Я подумал, что у человечества еще не было подобного опыта, но от сего факта ни мне, ни кому угодно легче бы не стало. А время шло, и уже шесть утра показывали часы многих и многих пробудившихся в столь ранний час. Самое удивительное, что жители села, как мы периодически видели    картинку со спутника, честно шли на работу, не обремененные отсутствием теле— и радиоинформации. У кого-то жизнь продолжалась, будто и не было во всем мире этой вакханалии непонятного ужаса.

А успевшие спастись жители окраин продолжали бежать прочь из города. Во всех близлежащих населенных пунктах уже были худо-бедно оповещены о происходящем в Питере и в мире, а потому сразу же властями был отдан приказ вскрыть все продовольственные магазины и выдавать беженцам воду и все необходимое. Поначалу жители поселков и городков, услыхав подобное, возжелали нагреть на такой халяве свои руки, но вид первых питерцев впечатлил их конкретно. Кто был в чем. Поняв, что речь идет о спасении в прямом смысле слова, и сами местные жители забеспокоились и засобирались прочь от города, успевая щедро одеть тысячи бегущих петербуржцев. Но по всем беглым и предварительным подсчетам из города выбралось не более миллиона граждан. И хоть многие были в отпусках или на дачах, но выходила ужасающая по своей силе констатация — более трех миллионов людей осталось там, в колыбели революций.

* * *

Штаб всё собирал информацию, не дававшую в качестве указания средства спасения или осознанных противодействий, как в кабинет ворвался еще юный майор и, нарушая воинский этикет, без обращения к старшему по званию, выдал:

-НАСА засекло движение со стороны Луны сотен крупных объектов. Искусственного происхождения, не метеориты. Сейчас наши проверяют эти данные…

Как говорят, в студии повисла тишина. Страшные догадки проскакивали в головах всех присутствующих, но поверить в инопланетное приближение никто не желал.

-А ведь вполне логично, — снова вставил своё едкое слово Павел. — Первая часть парада почти завершена. Сотни миллионов людей уже перестали таковыми являться. Теперь — вторая серия.

-И что мы можем там увидеть? — отчего-то негрустно подхватил тон убереженного мною Павла генерал. — Если увидим, конечно. — В тоне генерал Павлова уже сквозил сарказм. Столь пассивной позиции, когда вся инициатива находится в руках противника, каким бы вероятным он ни был, военные не любили.

-Думаю, что в ближайшее время нам дадут понять и это.

Через полчаса так называемые наши, т.е. российские, исследователи космоса полностью подтвердили информацию от американских коллег. Даже появились первые снимки с приближающимися крайне быстро сотнями и сотнями кораблей, но качество изображения пока мало о чем говорило. Крупные смазанные предметы. Но было известно, что они приближались. И быстро. Вскоре определили и скорость движения — около семидесяти тысяч километров в час. Выходило, что на всё про всё у землян было около пяти часов, из которых уже почти три минуло. Весело, но в кавычках. Послышались различные предложения военной братии, но всё они были полной ерундой. Атаковать? Но как? Чем? Подвод любых войск при таком раскладе был глупым, хотя активизация и приведение войск в состояние боевой готовности уже было совершено этой неповторимой ночью. Оставалось только ждать и ничего больше.

Еще около трех часов все ожидали приближения иноземной эскадры. Кофе по кабинету лилось щедрой рекой, ибо, несмотря на нервное перевозбуждение, организмы большинства присутствующих явно нуждались в физическом сне. Но спать было нельзя. Да и невозможно.

Приближающиеся корабли оказались гигантских размеров — примерно от пяти до десяти километров в длине. Это были уже не шутки! Число их уточнялось, но речь шла о нескольких сотнях, ближе к полутысяче. Вся взбудораженная последними событиями планета, и особенно города, со страхом и надеждой ждали продолжения развернувшегося спектакля. А вот с каким окончанием? Даже невзирая на зомбирование сотен миллионов людей, никаких более агрессивных и кровавых действий со стороны, как теперь уже всем стало ясно, инопланетной расы, не совершалось, а потому в нас теплилась надежда на относительно благополучный исход. Но в тоже самое время совершенно очевидным был логический вывод, что просто так такая армада лететь не могла, а это не могло не пугать. В общем ситуация складывалась хреновенькая, и мы — люди — находились в положении раком. Даже тема с красной кнопкой перестала быть актуальной. Шума и гомона по-прежнему слышалось много, но это были обычные человеческие эмоции, присутствующие в том числе и у военного круга и замаскированные обычно под немногословность и невозмутимость.

Корабли вероятного противника затормозили и зависли в паре сотен километров над Землей, приведя в экстаз обладателей всех телескопов. Спутники всех стран предъявляли картинки этих гигантских именно что сооружений. С одной стороны, все происходящее немного смахивало на «День Независимости», но ночные «забавы» не совсем вписывались в аналогичный захват планеты. При таком предварительно осуществленном гипнозе вероятная атака не казалась логичной, так как сопротивление мирных граждан, переведенных в иное состояние, мало чего давало с точки зрения уменьшения общей способности землян противостоять технологиям будущего.

Прилетевшие не стали держать академической паузы, как это было в вышеприведенном фильме, а достаточно быстро показали свои намерения. Хотя также, как и в фильме, из этих кораблей в направлении Земли вынырнули гораздо меньшие корабли, но всё равно очень и очень большие. Их уже были десятки тысяч, но вот вид у них не напоминал нисколько агрессивно сконструированные самолеты и им подобное. Поскольку никаких взрывов или лазерных взрезываний пространства со стороны пришельцев не наблюдалось, то и военные всех стран не спешили с экспериментами по нападению на непонятно кого. Это в фильме было всё быстро понятно, а вот сейчас престранный ребус никак еще землянами разгадан ни был. Но когда тысячи кораблей меньшего масштаба достигли поверхности пока еще нашей планеты, быстро стало ясно, что происходит и каковы на самом деле планы и задачи этих воздушных средств.

К нашему любимому Питеру направилось около сорока судов, но это мало бы что сказало, если бы все они не сконцентрировались над центром или районами, уже полностью «окученными» ночными событиями. На атаку или приготовление к ней это совсем не походило. Скорее, речь шла об эвакуации.

-Ставлю миллион долларов против одного, что сейчас мы увидим процесс перемещения отзомбированных на эти корабли, — с сарказмом в голосе предложил Павел, обращаясь к генералу.

-У Вас есть лишние деньги? — хмыкнул в ответ тот. — Не кисло в вашей конторе зарабатывают.

-Да нет, товарищ генерал, у меня таких денег. Просто мне сдается, что деньги сегодня здорово обесценились. Впрочем, давайте посмотрим, что будет дальше.

Но Павел оказался прав и на этот раз. Спутники, не сбитые и не выведенные пришельцами из строя, показывали нам начало забирания на эти оказавшиеся транспортными корабли всех тех, кто попал под ночное воздействие предварительно засланных десантов инопланетян. Челноки, перевозившие наших бывших сограждан или, учитывая масштабы трагедии, сопланетников, курсировали почти до вечера, забирая организованно собиравшихся в большие группы молчунов. А те, согласно продолжающемуся анализу по их GPRS-датчикам, уже перемещались со скоростью порядка трех километров в час. Да и без анализа датчиков спутники демонстрировали приближенные картинки передвижения наших вчерашних братьев и сестер.

Никаких атак, нападений, прочих проявлений враждебности не происходило. Военных это бесило больше всего, но они не могли не понимать, что шансов у землян против продвинутой цивилизации нет никаких. Это было не кино, где можно придумать торжество земной логики, воплощенной в засылании вирусов внутрь злых захватчиков с неизвестной планеты. Но в то, что нас могут стереть в порошок в мгновенье ока, верилось почти всем, а потому все ждали подачи пришельцев, то есть развязку.

И та в итоге наступила, но оказалась не такой, каковой все оставшиеся земляне, приученные и прирученные телевидением, ожидали её увидеть. К ночи все эти чужеземные челноки перестали курсировать между Землей и большими кораблями, видимо, забрав всех обработанных днем ранее, после чего вражеская эскадра в полном составе покинула орбиты и стала быстро удаляться от Земли. Вся операция молчаливых гуманоидов заняла чуть меньше суток! Все будто бы ждали кровавой драмы, битвы не на жизнь, а на смерть, но ничего, кроме уже произошедшего, не случилось. Со стороны мне это напоминало прерванный половой акт. Причем, прерванный в порнофильме, что вообще было немыслимо с точки зрения подачи зрителям. Однако сейчас на всей планете показали такой невиданный никогда ранее мультиблогбастер, что приходилось только радоваться и этому самому смазанному финалу. Но радовались, разумеется, те, кто остался в живых. Но тут же на смену этому облегченному вздоху пришла миллиардная скорбь, которая только-только стала обнаруживаться своим невиданным числом потерь, каковые и стали стремительно подсчитываться на всех странах и континентах.

Спутники нигде не обнаруживали следов оставшихся зомби, но даже армейские части пока еще боялись входить в «обесчеловеченные» города и ждали соответствующего приказа с опаской в личном составе. Но с приказом пока не торопились, ожидая более проверенных данных. Вдруг эти некто научились уже бегать или быстро передвигаться, и тогда шансов спастись у уцелевших будет разве что самый минимум. Уцелевшие же ждали и надеялись, что их родные и близкие успели ускользнуть из Питера, как и из прочих крупных городов. И речь тут шла именно о крупных городах, насчитывающих от миллиона и выше жителей. Мелкие провинциальные города-спутники и просто несколькосоттысячники не привлекли к себе внимания пришельцев, и на периферии концентрация боли не носила столь сильной формы массовых утрат. Как стало быстро известно в штабе, особо сильно пострадал Китай и Индия, а также Европа, где плотность населения порой достигала очень повышенных значений. США «похудели» раза в два. Зато наша Сибирь практически не пострадала, и только две столицы Необъятной некогда страны Советов понесли массовый ущерб, исчисляемый миллионами горожан. Сотовая сеть была доступна через операторов, и этого было достаточно, чтобы узнать многое. А вот телевидение всё еще пока не работало, разве что мелкие каналы своими слабыми местными сигналами сутки напролет гнали поступающую отовсюду информацию.

Я почти через полтора дня своего пребывания в Константиновском покинул это не самое доступное для посещений место, но еще двое суток на перекладных машинах, объезжающих город большущими крюками, добирался до дачи, где и нашел своих родителей в целости и сохранности. Хоть здесь повезло. Жалко было Кольку, так и не понявшего, что там, в метро, своим залихватским наскоком на стройную девочку он невольно спас меня. Спасибо, друг.

* * *

Через неделю моего шатания на даче у родителей меня вызвонил Павел, решивший проставиться за мой тогдашний бросок под колеса его Хосе. Мне отчего-то показалось, что он просто придумал повод для встречи. Но у него была машина, в то время как моя стояла во все еще закрытом городе, куда, стоит заметить, уже несколько дней назад вошли армейские части. Мародеры, как их не запугивали, всё равно уже проникли в Питер. Осмотреть физически каждую квартиру из более чем восьмидесяти процентов площади всего города не представлялось возможным любому количеству военных. Некоторых рискующих ловили и жестко арестовывали, но эти новости были мало кому интересны.

У всех, кто успел убежать, брали их данные, занося тут же в базу данных, а также сверяя полученную информацию с базой из предыдущей переписи населения. Но люди сами по себе быстро определяли, кто кого потерял, обзванивая всех подряд. Если мобильный телефон пользователя не отвечал, то с вероятностью, близкой к единице,это означало, что его телесный обладатель уже находится в другой галактике. Все сотовые операторы уже были восстановлены и быстро клепали программки по обзвону оставшихся в живых своих клиентов. В мире происходило примерно то же самое.

Рынки не то чтобы рухнули, они просто обесценились, как плацдарм для экономических игр, из которых берет начало любая активная деятельность и вообще — сделки. Человечество оправлялось после страшнейшего удара по себе, а потому ни о каких биржевых спекуляциях пока речи не шло.

Вскоре было объявлено, что через два дня спасшихся жителей запустят в город, но будет это делаться только через специально оборудованные пропускные пункты, на каждом из которых входящему предстоит сдать отпечатки пальцев, а также назваться свои ФИО и номер для связи. Но сегодня я ехал к Павлу на своем двухколесном друге, починенном от бездействия мною на даче. До товарища по пережитым общим эмоциям мне предстояло одолеть около тридцати км, но всё также светило солнце, небо было голубым, а погода — прекрасной. Отчего же мне было не прокатиться? Природе было абсолютно по барабану до того, что произошло с её основным детищем в лице гомо сапиенсов, понесших колоссальные потери.

Были и забавные производные от недавних событий. Некоторые юмористы в разных уголках планеты периодически собирались в группы и медленной походкой и с заторможенной лицевой реакцией имитировали зомбер-команды. Многие находили это пугающим и люди зачастую быстро убегали от шутивших, но запретить такой жесткий розыгрыш было нельзя. Те, кто не пережил, а, точнее, не успел лично пережить быстротечного кошмара, были лишены этих неповторимых и навечно запоминаемых эмоций, а потому все происходящее восприняли, как факт уже свершенный, а потому теперь неопасный. Зато тот, кому привелось спасать свою жизнь или хотя бы быть в нескольких километрах от авансцены соприкосновения человечества с иной расой, тот уже реагировал иначе. С полноценным пониманием и сочувствием.

Мы поздоровались и пошли к заранее накрытому столу. Коньяк был прекрасен, но на подсознании я догадался, что это не Павлу надо напоить меня, дабы я раскрылся, а это нужно ему самому, чтобы выговориться по-человечески, а не в каких-либо органах или инстанциях. Да и в принципе ничего, кроме как бухать, нам делать не оставалось. Кончено, весьма актуальным стал для народа вдруг вопрос дачных заготовок, будто мы все тут вернулись в начало девяностых, с тем неповторимым продовольственным дефицитом и местами голодом. Но все продовольственные запасы, хранимые в городе и пустующих пока еще гипермаркетах, были целы, за исключением того, что должно было испортиться в течение недели. Администрация Санкт-Петербурга готовила какие-то временные карточки, дающие возвращающимся право на получение определенного пайка, причем, без денег. Но не это всё занимало меня, когда мой язык начал говорить то, что было у меня на уме. Прямо как в пословице.

-Ты мне вот что ответь, Пашка, — к исходу третьего часа застолья прямо вопрошал я, — как же это всё так получилось, что нас как детей сделали в течение одних суток?

-А ты что ли думал, что мы можем отпор дать? — Павел рассмеялся. — Право, какая же это наивность — считать себя пупами мироздания и думать, что порохом можно победить тех, кто научился летать во Вселенной.

-Но ведь есть еще и ядерные заряды, — не унимался я, хотя в душе осознавал, что отмаз — левый. — Атомная энергия — это не хухры-мухры, Паша…

-Хватит, Сенечка, довольно. — Мой собеседник нахмурился. — Не будь жертвой Голливуда. Сколько бабла вбухала эта американская лавка в одурманивание зрителя и создание патриотичности в своих гражданах, но толку-то! Это, друг, только в кино человек может всё. А на практике сам видел, что произошло.

-Видел, — вынужден был согласиться я. — Так каковы же настоящие потери? Ты ведь, наверняка, знаешь самую свежую статистику? Секретную, небось?

-Знаю-знаю, — не стал отрицать Паша. — Именно что секретную. А кому она, мать твою, эта секретность пригодилась?! Три миллиарда, Сенька! Три миллиарда… ТЫ хоть понимаешь, что это за число?

Я согласно кивнул, потому как в цифрах и миллилитрах соображал даже по пьяни. Чуть меньше половины человечества, преимущественно заурбанизировавшегося, смело в одночасье волной превосходства чужих технологий. Как микробов.

-И ведь как изящно эти сволочи преподнесли нам свой жестокий урок! — не желал глушить в себе мысли Павел. — Мы столько лет тешили себя мыслью, что мы — круче тучи и всего на свете, а нас по носу щелкнули, а мы и отлетели на километр.

-А есть ли, Паш, уцелевшие какие? — спросил я, пока еще слыша лишь слухи на заданный вопрос, но без наличия конкретных примеров.

-Есть маленько,— старший приятель уже не сдерживал себя в рамках умения молчать и не говорить лишнего, что после всего увиденного существенно обесценилось во всем мире. — Одного штриха под Бологим взяли. Там поезд как раз стоял, выехавший из Питера на столицу. Но ведь и в Москве пробки набились к середине ночи. Так вот, Сень. Странный оказался товарищ. Видимо, эти твари успели его малость зацепить, но не окончательно. Говорят, что поезд в этот момент тронулся, а проводница, как раз, осталась. Ни бильмеса этот штрих сказать не может, словно вообще разучился говорить. Но двигаться может. Мочится в себя, ест как-то механически, а в глазах пусто. Натуральный овощ. Понятное дело, что его эти успели отработать. И ведь премьеру пришлось вмешиваться, чтобы дать приказ на изучение мозга. Его, видите ли, кое-кому жалко. Мол ,человек еще. Да какой он на хрен человек? Взрослый грудной ребенок— вот он кто!

-Ну и как — трепанировали-то мозг ему?

-Угу, — кивнул Павел. — Разрешили в виду исключительной важности ситуации. И правильно сделали. К тому же там внутри пусто оказалось.

-А это как? — Искренне не въехал я.— Совсем-совсем пусто?

-Относительно, конечно. Часть моторной памяти осталась. Ходить ведь может. Или помнит, как это делается. Но не суть. А вот речь совсем обнулилась. Будто стерто все. Нет никаких соответствующих нейронных переплетений и что-то из этой области. Короче, как я уже и сказал, овощ он. Не успели его запрограммировать на свой манер. Поезд поехал, а они, сам помнишь, передвигались медленно.

-Помню. А больше примеров странных не было?

-Да было, конечно, Семен. Изучают теперь все это. А на самом деле все военные мира мечтают именно о таком оружии. Какая эффективность, скорость распространения и дешевизна!

-Ты лучше мне примеры еще приведи, — прямо сказал я. — Про военных я и сам достаточно знаю, чтобы не понимать, о чём они слюни пускают.

-А что примеры? Их навалом, Сенька, но результата мало. Несколько раковых больных в разных районах города они — эти — не стали вербовать. И что характерно, только тех, у кого рак мозга был. Понимаешь? — Павел, кажется, хмелел уже чисто инерционно, ибо мы уже почти не пили, правда, успев приговорить в предыдущие два с половиной час литр ХО. — Грудных младенцев брать не стали, а вот матерей их забрали.

-И что? Что было с младенцами? — не вытерпел я.

-А что с ними может быть в таких случаях? — гневно посмотрел на меня рассказчик. — Умерли, разумеется. Кто же несколько дней без пищи в таком возрасте протянет? До года детишек почти везде побросали. Ну, еще в некоторых коммуналках тех, кто при смерти лежал, но в больницу не подавался, те тоже — или обнулились головой, либо так и лежали, пока военные их не обнаружили.

-Так зачем же мы им понадобились? Должна же быть основная причина?

-Логично мыслишь. Но ведь мы всё время ищем сложных причин и объяснений. А эти не мудрствовали лукаво. Есть мнение, —тут на автопилотной привычке Павел поднял вверх указательный палец своей правой руки, — что пришельцы нас элементарно использовали в качестве живого сырья.

-Это как? — крякнул я без задней мысли.

-А просто! Быть может, у них есть такие технологии, что они души своих усопших могут собирать. А там возьми да и случись что-либо. Например, сверхновая или какой свой апокалипсис. Вот они и направили к нам свои корабли, чтоб своих заснувших в наши оболочки засунуть. Кстати, Сень, не отрицай эту теорию на корню. Её нам один экстрасенс подкинул: «Так, мол, и так, но есть у меня уверенность, что нами элементарно воспользовались». Если они космос освоили, если в пять пар глаз за несколько секунд полную перепрошивку человеку делают, то отчего бы этой гипотезе не быть правдой? Только знаешь, друг, это уже всё так вторично… Развели нас, как лохов последних, а мы и обосрались. Короче, Семен, спас ты меня, так что давай я еще за пол-литрой схожу. Пять лет копил эти эксклюзивные напитки, а если б не ты, то и не понадобились бы.

Я согласно кивнул, и на какое-то время беседе перешла в тему «как прекрасен этот мир». Во второй серии своего прорезавшегося любопытства, подпитывающегося сейчас у человека, знающего куда больше моего, я уже сполз в обсуждение экономических последствий открывающегося по-новому будущего.

-Тут я тебе не источник, — сразу же ответил мне Павел. Но под «источником» следовало понимать информированность. — Четыре миллиарда-то все равно осталось.

-Ну, а какие будут ближайшие последствия? — не терпелось мне узнать, что будет через месяц хотя бы.

-Жилье, скорее всего рухнет, во всем мире. Все будут бояться крупных городов. Крестьяне и без того город не любят, а тут такое… Но, думаю, что наш человек и житель-провинции к осени решит попробовать халявного распределения освободившейся жилплощади. Впрочем, Сень, ты это — мне мозг не сноси. Давай лучше допивать.

Торопиться мне было абсолютно некуда. Вынужденный отпуск шел на территории всей Ленинградской области, хотя в сибирских регионах инерционно еще продолжали работать. Не совсем понятно, для чего, но многие специальности и виды деятельности не потеряли своей значимости и после такой межпланетной заварушки. Женщины рожали, комбайнеры и прочие жители сел и полей собирали урожаи, металлурги лили сталь, авторемонтники чинили право— и леворульные машины. Нельзя было сказать, что человечество куда-либо повернуло. Принципиально повернуло. «Никуда они не денутся,— думал я на следующий день, когда проснулся с разламывающейся после перебора головой. — Восстановятся. Начнут всё по новой. Четыре миллиарда — это все равно много. Гораздо больше, чем было еще век тому назад».

Днем мы С Павлом снова укушались в сосиску, находясь в ожидании уже на следующий день «открытия границ» города. Но мы оба понимали, что пройдет еще много кварталов, прежде чем горе и потери людей снивелируются самым универсальным и безотказно действующим своим средством — временем. Так было всегда и так будет. Каким бы горьким и страшным ни был последний урок человеческой цивилизации, всё равно рано или поздно, хотя, скорее всего, рано, жажда благ, стяжательство, сама природа людской структуры снова возьмут верх, и города наполнятся не только людьми, но и иномарками, и прочей ненужной роскошью, без которых немыслим современный человек. Четыре миллиарда уцелевших — это вам не последняя сотня или тысяча. Каждый год в ближайшие десятилетия будут проходить траурные минуты молчания, многие люди будут лить свои искренние слезы, вспоминая родных и друзей. Но ничего почти не изменится. Как катился мир по наклонной всеобщего насыщения, так и будет. Но я и Павел сейчас всё меньше парились над глобальными проблемами уцелевшей половины отряда двуногих, а всё чаще наливали в свои бокалы волшебные напитки, пусть и медленнее, чем у этих пришельцев, но гарантированно отключающих наши сознания, так, по сути, и не занятых ничем таким, чтобы дорожить его неформатированием и целостностью. И так нам казалось еще почти неделю, прежде чем мы не вернулись в город, к тому времени уже начавший оживать и функционировать понемногу.

Я быстро оживал и включался в новый, пусть и временной ритм Питера, так как даже это отстраивание всех связей и коммуникаций было безумно интересно наблюдать со стороны, периодически вовлекаясь в процессы и прения. Что-то всё равно изменилось, и на трезвую голову мне это было очевидно. Я купил хороший телескоп, которые, в отличие от большинства иных предметов быта, резко подросли в цене и были разобраны во всем мире. Но это значило только одно — человек по-прежнему оставался человеком. Алчным, любопытным, интересующимся, неостанавливающимся. А, стало быть, рано или поздно, но мы сумеем уделать этих инопланетных чмошников, догнав гадов в их технологиях и умении перемещаться во Вселенной. В этом я был уверен. А Кольке всё равно я каждый день говорил спасибо…

М.Майоров

01-03 мая 2011