Александр Шипицын — Два звонка для Ивана Дашкова (10) продолжение

После утомительных расследований и разборов, непосредственным виновником происшествия был признан конструктивно-производственный недостаток, способствующим — безграмотные действия штурмана при полете строем в боевых порядках полка. Действия командира экипажа были признаны грамотными, четкими и единственно верными. И на общем собрании офицеров дивизии правдолюбец Саша Костренко спросил Дашкова:

— Ну как, как ты нашел в темноте это поле? Как определил момент выравнивания, если высотомер показывал 100 метров? Как объехал ложбину в этой кукурузе?

На все вопросы Иван только плечами пожимал.

А генерал добавил:

— Да твой экипаж в рубашках весь родился, а ты сам в кожаной куртке! Хотя лично для себя я бы не пожелал такого везенья.

После разбора Иван на прием к генералу записался. Надо решить главный вопрос: оставаться в пилотах или уйти на землю? Иван, памятуя грозные жесты святого Ионы и советы владивостокского батюшки, этот вопрос решил однозначно: всё, два звонка прозвенели, третьим похоронный марш будет. А ему еще и тридцати лет нет. Ну не вышел из него Кожедуб, жизнь-то на этом не кончается.

Генерал, уверенный, что все эти приметы — бабские сказки, настаивал, чтобы Ваня продолжал летать:

— Тоже мне, целую систему суеверий придумали, — возмущался он. — С замполитом перед вылетом здороваться нельзя, не бреются перед полетами, не сфотографируется никто перед вылетом, в куртках старых летают. Попробуй, кого запланируй на день его рождения летать, так он себе руку скорее сломает, чем летать будет.

— А вот, товарищ генерал, — елейно воспользовался паузой полковник Елбыздыков, — чито говорят. Когда в дивизии новий самолот с завода получали, кто-то ему борт царапал. От кормы к носу. Так, говорят, самолот бэз аварий летат будет. И кто би эта биль? И номэр разбившегося сорок пятого борта, кто-то запретил на новий борт ставить. И документы только синей пастой у нас кто-то подписывает. И кто би эта биль?

— Хорошо-хорошо, Илизар, хватит. А то еще вспомнишь, как я с самолетом разговариваю. Надо, надо разговаривать с самолётом, как с живым, как у тебя на Кавказе всадник с конём разговаривает. Надо просить, чтобы не подвел в полёте, а помог выполнить полётное задание. Вот увидишь, самолёт поможет и не подведёт. Но ни в коем случае не ругать − это точно. Вот так-то! Говорят, в средние века самураи иногда гибли от трофейного меча в своей руке. Так то ж кусок заточенного железа, а самолёт не железяка, это сверхсложнейшее, совершенное творение! Он живой и в отличие от нас летать умеет. Главное, чтобы лётчик не мешал ему.

— Да, есть много вещей, которые делать не следует, — пустился генерал в воспоминания. — Не летай, когда жена в роддоме. Не летай в пятницу на самолёте с бортовым номером 13. А я всегда, если полеты в пятницу самолет с таким номером из плановой таблицы вычеркиваю. Не залезай в кабину с левой ноги. Не свисти в самолёте. Не летай с отпускным билетом на руках. Не чисть перед вылетом ботинки. Не пинай колеса самолета. Не хвали погоду, а только солнце. И многое еще другое.

— Я тебя Дашков, понимаю. Но и ты меня пойми. Такие летчики, как ты, каждый день не рождаются. Конечно, в том, первом случае, возможно, и погорячились. А все Костренко виноват — в каждой бочке затычка, не лез бы, мы б тебя и не наказали тогда. Я ведь что думаю: через полгода, когда шум стихнет, поставить тебя сразу заместителем командира эскадрильи. А через год в академию направить, а это прямая дорога в генералы. Так как, Иван?

Но Ваня был тверд.

Тогда начальник политотдела предложил его замполитом эскадрильи поставить или секретарем парткома. Но замполит эскадрильи должность летающая, секретарь парткома должен в теоретических вопросах разбираться, а Ваня философий не любил. Его конкретное дело к себе тянуло. Да и подтявкивать замполиту полка секретарь парткома должен, а это не в Ивановых привычках.

Вот тогда начальник штаба дивизии, полковник Елбыздыков, слово попросил. Он сказал:

— В трэтэй эскадрилье «руминского» полка начальник штаба майор Токмаков Юрий Павлович на пэнсий эдет. Ты, дарагой, годик там поработай, да? Ти с матросами хорошо управляешься, а я тебя на тот год в академию направлю, на штабной факултэт, и будешь ты у нас, Вано, великий начальник штаба. Э? Разрешите, товарищ генерал. Он справится, родным папой клянусь.

Вот так и стал Иван Дашков начальником штаба третьей авиационной эскадрильи славного «румынского» полка.

На другой день командир полка представил нового начальника штаба эскадрильи. А когда сказал, где он будет начальствовать матросы третьей, не сговариваясь, крикнули «Ура!». Да и Иван, несмотря на свою сдержанность, слегка, уголком рта улыбнулся. С матросами этой эскадрильи он чаще встречался в спорте и на мероприятиях, проводимых политотделом, да и просто любили его и уважали в этой эскадрилье.

Матросы создания особые. Они будут аплодировать выступлению замполита и тихо его ненавидеть. Они беспрекословно выполнят любой приказ командира, но в душе будут вынашивать для него пакость, которую совершат в самый неподходящий для командира момент. Будут есть глазами начальника штаба эскадрильи и тихо саботировать его указания. Тут же все было не так. До этого момента никому и никогда не приходилось видеть, чтобы матросы гурьбой бегали, за каким бы то ни было офицером. Но стоило Ивану появиться в расположении эскадрильи, как они, цыплятами к наседке, сбегались к нему кто со своими вопросами, а кто просто послушать, что и о чем говорит Иван Иванович. Вопреки распространенной флотской привычке всем и всему давать клички, матросы полка даже между собой называли Дашкова только Иван Иваныч.

Очень скоро в полку заметили, что матросы третьей эскадрильи стали выделяться в лучшую сторону, и внешним видом, и строевой подготовкой, и спортивными достижениями. В вопросах воинской дисциплины нареканий к ним было меньше чем в других эскадрильях. А уж о дедовщине тут, с приходом Ивана, и не слышал никто. Как он этого достиг? А очень просто. Приходил в казарму за час до подъема и уходил домой только тогда, когда был уверен, что все насущные вопросы решены, матросы обуты и одеты, все на месте и спят крепким сном. По тревоге он прибегал в казарму раньше всех офицеров, и на полетах, хоть днем, хоть ночью всегда был на аэродроме. Даже тогда, когда мог бы и отдыхать дома. Все субботы и воскресенья, а также и праздники Иван проводил с матросами.

Вопросы штабной работы с офицерами эскадрильи решались своевременно и без нареканий. Как-то командир третьей сказал:

— А я и не знал, что служба сама собой идти может.

Правильно, начальник штаба эскадрильи, как здоровое сердце. Его не видно и не слышно когда он хорошо делает свою работу.

Татьяна первое время сердилась и обижалась на Ивана. Не нравилось ей, что он своей службе и матросам уделяет внимания больше чем ей. Но он приходил, когда она уже спала, и уходил когда она еще спала. И только в редкие дни им удавалось побыть вместе. Тогда они ходили на новый фильм в доме офицеров или просто гуляли по тайге, которая вплотную подступала к гарнизону.

Вскоре и она заразилась Ивановым рвением к службе. Подбила Галину, а та еще несколько девушек и они организовали при полковом клубе студию бальных танцев. Многие тогда посмеивались и похихикивали в рукав, прослышав про эту затею. Но на концерте, который всегда проводился после торжественных собраний дивизии, их студия сорвала такую бурю оваций, что в гарнизоне долго еще только о них говорили. Матросы в белой летней парадной форме так изящно танцевали с дамами в белых платья, что никто и поверить не мог, что это те же самые «маслопупы», которые вчера в засаленных меховых комбинезонах чехлили самолеты.

Не хочется, чтобы читатель подумал: вот, дескать, какую идеальную картину изобразили! Естественно, это только лицевая сторона медали, а оборотная скрывает постоянный, упорный повседневный труд. Эскадрилья это коллектив, состоящий из живых людей. А люди не всегда управляются только добрыми побуждениями. И тут роль начальника штаба состоит в предупреждении проступков или уменьшении их отрицательных последствий.

Прошел год. Ивану присвоили звание майора, и ничто не говорило о том, что он тоскует о полетах. Главное в его характере — это всегда относиться с максимальной серьезностью и ответственностью к порученному делу. Эскадрилья, где он был начальником штаба, по всем показателям удерживала первое место в полку, и считалась одной из лучших в дивизии. Полковник Елбыздыков не забыл о своем обещании и включил Ивана в список кандидатов на поступление в ленинградскую военно-морскую академию имени маршала Гречко на штабной факультет.

В те времена, при поступлении в академию сдавали четыре экзамена. Боевое применение и тактику своего рода авиации, военно-политическую географию, высшую математику и уставы вооруженных сил СССР. Если за тактику и уставы он не беспокоился, так как мало было в полку таких, кто лучше его в этих вопросах разбирался, то высшую математику и военно-экономическую географию за восемь лет после окончания училища он подзабыл основательно. Теперь времени на сон почти не оставалось, и Ваню можно было увидеть сидящего над матанализом, или с журналом Зарубежное военное обозрение в казарме или на аэродроме когда матросы обедали или обслуживали самолеты.

Продолжение следует…