Napravah — В доме с высокими потолками

Милая леди играла в крокет,

Милая леди собрала букет,

Милой ее называли друзья:

Пони, слепые котята и я.

С нами водила она хоровод,

Встретила с нами солнца восход

Песни слагала, писала стихи,

Ждет нашу леди счастье в пути…

— Лили, Лили, беги за мамой. Лили… Девочка моя…

Ах, эти травы, неугомонные колокольчики и душистый клевер, лютики и наперстянка, а вдали, за склоном виднелись маки, как одно большое красное пятно, вырывалось и кричало о себе. Упасть бы на землю, вобрав ее дивный запах в себя. Да только руки крепко сжимают детскую ручонку, тянут все дальше и дальше... Ведут мимо зарослей вереска, где так усердно выводит свою песнь коноплянка, мимо далеких и пустынных холмов, на которых все реже видны сельские изгороди, поросшие по склону боярышником. Так приятно ступать босыми ногами по мягкой и теплой земле, слышать ее биение, идти в унисон с ней. Земля так и манит, так и просит коснуться рукой, вобрать всю ее многовековую силу.

Но подобно перемене в настроении, изменчива и эта погода. Небо сбросило радужные одеяния, и на смену им показались серые тучи. И вот уже раскаты грома разносятся по всем тем окрестностям, куда может устремиться взгляд.

Хлынул дождь. Крупные капли падали на голову и плечи, руки взмыли к небу, и хотелось кружиться в этой непогоде, беззаботно отплясывая кадриль. Но блеснувшая молния заставляет пуститься в бег, прыгая через уже образовавшиеся лужи, нестись сломя голову. Вдалеке показался белый невысокий дом, и мужчина, направляющийся по дороге к ней с зонтом в руках.

— Лидия, вы заболеете! Слышите меня? Вы хотите слечь и провести свой день рождения в постели с грелкой у ног?

Дождь все не унимался, и десятки ручьев спешили обогнать друг друга, слиться в единое целое, образовав прочную силу. Уже почти достигнув желанной двери, глаза обращаются к провожатому — его лицо знакомо и даже дорого. Мужчина не молод, но его добрые глаза полны мужества. Прядь волос с проседью непослушно легла на загоревший лоб, а струи воды, сочившиеся по его одежде, грозили испортить обувь. Но это не волновало мужчину, он продолжал смотреть на промокшее платье и цветы в озябших руках.

— Вы совсем промокли, моя… — что-то заставило его прерваться, но голос был так спокоен и так мелодичен, что захотелось услышать его вновь. — Ступайте же в дом, прошу вас.

Дверь отворилась, и в нос ударил резкий запах мужской одежды, бренди и сигарного дыма. Старый дом, освещаемый всего несколькими свечами, тонул в предрассветном полумраке. Дождь усиливался, стучал во все окна и крышу дома, и что-то в этом звуке было ей знакомо. В проеме одной двери свет сочился сильней, и эта полоска оставляла живую тень на соседней стене, образуя при этом незатейливые узоры.

Дверь легко открылась — это была библиотека, и лучшего места, чтобы согреться и отдохнуть, трудно было представить. Камин был самым ярким пятном в комнате, освещая собой десятки книжных полок и стеллажей. И хотя все было так по-домашнему, внутренний голос вещал об опасности. Еще мгновение, и тот перешел на крик. А значит, нужно бежать, немедленно бежать. Уж лучше в непогоду, но только не оставаться в том месте, где было так тихо, что тишина грозила оглушить, сбить с ног. Но что это, дверь заперта, руки нервно теребят ручку, стучат по мертвому дереву, однако наглухо закрытая, она не отвечает на призыв о помощи. За спиной стали слышны чьи-то нетвердые шаги. Не оборачиваясь к шуму всем телом, а лишь слегка повернув голову, она смогла увидеть идущего старца. Перебирая маленькими ногами в теплых тапочках и домашнем колпаке, шаг за шагом приближаясь к ней, он грозился ссохшимся указательным пальцем. Ах, нет, он жив, но как это возможно, как….

— Помогите, прошу… — крик раздался с немыслимой силой, и, ударившись о пол, стих.

Она очнулась — это был сон. Но ей он показался реальней прошлого и куда более подлинней настоящего. Теперь оно предстало уютной комнатой с просторной кроватью, на которой, похоже, и покоилось ее тело. Глазам было больно смотреть — слишком много света и это тепло, такой ее комната не была никогда. Все в ней было новым, чудным, и розовые балдахины над кроватью, и крупная лепка на потолке. Стену у окна украшали две массивные картины в темной оправе из красного дерева, их рамы пытались удержать всю силу бушующего на полотнах шторма, в который попали рыболовецкие судна. Обе они дополняли друг друга. Но рассмотреть их лучше не было возможности, ее глаза отказывалась замечать точные линии неба и морской пены у мачт корабля. Взгляд вернулся к свету камина. В нем живо потрескивали дрова. На малую долю минуты ей почудилось недавнее видение из сна, но это была вовсе не та комната, не тот камин... Выполненный в темном камне, он не пугал, а напротив, согревал, ведь ей так хотелось тепла. На массивной полке камина, уставленной множеством безделушек, красовались большие песочные часы. Стены плясали в свете огня, от чего вертикальные полосы красных и коричневых цветов пестрого гобелена выглядели еще более празднично. Кто-то очень потрудился, чтобы создать мир покоя, столь возвышенный и неповторимый. В викторианском стиле комнаты чувствовалась умелая рука хозяина.

Ее сил едва хватило, чтобы опереться на локти.

— Не стоит вам двигаться, жар еще не прошел, — чья-то заботливая рука коснулась ее лба. — Доктор велел вам не вставать с кровати.

Возле ее головы стояла пожилая женщина в сером плетеном чепце, аккуратно обрамлявшем морщинистое лицо. Она слегка улыбнулась.

— Вы очень слабы, и поэтому будете меня прилежно слушаться. Верно? — женщина вновь устремила свой взгляд на ее бледное лицо. — Хотите пить? Доктор говорит, что вам нужно больше пить, тогда вы сможете скорее поправиться. А была бы моя воля, я бы еще накормила вас пирогом с гусятиной и луком. Его так славно печет наша новая кухарка. Истинное удовольствие в такой тихий вечер насладиться сочным куском мясного пирога и чашкой чая. А вам так подавно, одни кости и кожа.

Женщина попыталась быть строгой в своем последнем изречении в ее адрес, но голос не слушал хозяйку, прозвучав все также миролюбиво и благоговейно. Пожилая особа бережно поднесла кружку к ее губам, и та отпила. Похоже, это было теплое молоко, смешанное с медом; приятная жидкость разлилась по горлу, обещая согреть ее тело изнутри. После нескольких неспешных глотков все те же руки убрали кружку и поставили напиток на прикроватный столик.

— Не будем спешить. Посмотрим, как это подействует на ваше самочувствие, а уж после продолжим. Вам бы не помешало еще поспать. Но я так устала сидеть в одиночестве. И, несмотря на то, что ваших сил едва ли хватит, чтобы говорить, вы можете слушать. А мне так хочется поговорить.

Женщина мечтательно окинула комнату взглядом.

— Я забыла представиться. Миссис Глендовер. Я домоправительница в этом доме, — она развела руками, — хотя теперь я все больше вяжу — силы, знаете, уже не те.

После представления ее новая знакомая повернула голову в сторону двери, затем глубоко вздохнула и расположилась на стуле возле окна. Стул не уступал величию комнаты. С бархатной темно-вишневой обивкой, ромбовидным рисунком и резными ножками, он гордо дополнял интерьер помещения, упираясь «лапами» столь крепко, что, казалось, мог выдержать непосильную даже дивану ношу. «Вот с таким бы дружить…» — пронеслось в ее голове. Но в этом ли сила — в величии и выносливости? Она вспомнила «свой» стул. Воспоминания возвращались, и действительность принимала уже не такие светлые очертания. Ах, если бы все забыть, и остаться в этой комнате навсегда, слушать добродушную женщину и вдыхать запах и тепло камина.

— Мне следовало позвать лорда Элтби или доктора, они строго-настрого приказали им сообщить о вашем пробуждении, но мне в моем возрасте простительна такая рассеянность, — она улыбнулась и взялась за вязанье. — И потом, доктор осматривал вас незадолго до того, как вы очнулись, — вдруг она резко повернула лицо в сторону кровати. — Я совсем забыла, как вы себя чувствуете?

Возраст старушки давал о себе знать, милая миссис Глендовер успев рассказать о пироге и заслугах новой кухарки, позабыла о самочувствии своей гостьи. Но все это было уже чудесно. Ощутить на себе чью-то заботу казалось ей невидалью, — она отвыкла от этого чувства, а внимание со стороны казалось чем-то неестественным и давно забытым.

— Спасибо, мне, кажется, значительно лучше, — слова еще давались ей с трудом. Женщина это заметила.

— Ну, вот и славно, — махнув маленькой рукой со своего «трона», женщина продолжила, — не говорите: теперь я знаю, что вы способны ответить. Отдыхайте. Здесь все так заняты другими заботами и приготовлениями, что нас не скоро потревожат. Ужинают в доме поздно, к восьми все соберутся в гостиной, и тогда я вас покормлю. Это же немыслимо, быть такой… — она на долю секунды оставила свое вязанье и взглянула на нее, — худой. После того, как мы вас раздели, я не поверила своим глазам. Что ж, в этом деле лучшим средством будут зажаренные свиные ножки и вареный картофель, а еще, пожалуй, фруктовый пудинг или яблочный пирог. В этом доме всегда много еды. Так что…

Было очевидно, что ее принимают за бродягу или того хуже. Впрочем, они недалеко ушли от истины. Ее раздели... И кто же принимал в этом участие? Хотя не все ли равно, больные бесполы. Она выбрала более удобное положение на подушках. Теперь склонившееся над работой лицо миссис Глендовер было открыто. Ее внимание привлекли крохотные пальцы женщины, резво перебиравшие длинные спицы. Она недолго наблюдала за миссис Глендовер — ее веки стали тяжелыми, а комната отступила на задний план. В этот раз сны не мучили ее сознание, и проснулась она от того же тихого и мирного голоса миссис Глендовер.

— Мисс, сон — это, конечно, славно. Но я думаю, у вас еще вся ночь впереди. Вы спали со вчерашнего вечера, а ели, наверно, и вовсе давно? Вам следует подкрепиться — я принесу вам ужин. Вы ведь не боитесь остаться одна?

— Нет, — чего же бояться, если ей и хотели причинить вред, вряд ли бы укладывали в мягкую кровать и поили теплым молоком.

— В таком случае я поспешу на кухню. Поищу для вас что-нибудь особенное.

Несколько минут она оставалась лежать смирно, но ее тело просило принять более практичную позу. К тому же, нынешнее ее положение открывало далеко не весь вид комнаты. Обдумав возможные перемены, она решила сесть на кровать — это позволит ей лучше осмотреться в новой комнате. Все оказалось не так плохо — немного усилий и она уже сидела, разглядывая открывшиеся перед ней новые горизонты. Дверь скрипнула. Похоже, миссис Глендовер оказалась весьма проворной на кухне. Однако она поспешила с выводами, и в дверь вошла не пожилая женщина с подносом в руках, а мужчина высокого роста.