Letavia Geyl — Тед Чавински.

Задание: персонаж — маньяк, похитивший ребёнка.

— Тедди! Тедди! Иди сюда скорее! — мелодичный детский смех ворвался в сон, мужчина подскочил на кровати, обливаясь потом и слезами.

Она снова пришла к нему. Спустя столько лет беспросветных кошмаров, светлый образ Шаны вновь ворвался в жизнь Теодора Чавински. А всё из-за той девчонки в школе. Он увидел её мельком, случайно зацепился взглядом за светлые косички в толпе других пятиклашек, но сердце его сжалось так, что перехватило дыхание.

Мать Теда, строгая и властная женщина наказывала мальчика за любой, даже самый мелкий проступок, за всё, что ей казалось неповиновением. Она считала, что сын сможет искупить вину его отца, ушедшего из семьи. Когда от другого мужчины мать родила Теодору сестру, на время всё вроде бы успокоилось, но через два года женщина выгнала ухажёра, и на сына вновь посыпались проклятья. Мальчику было уже семь, а он всё ещё мочился в кровать, за что был постоянно бит, при матери выглядел дёрганным и зашуганным.

Чтобы прокормить детей, женщина работала на фабрике в две смены, а Тед нянчился с сестрой. Девочка стала для Теодора лучиком света в мрачном царстве криков и побоев. Большеглазая, розовощёкая, Шана постоянно смеялась и очень любила брата. Непоседа постоянно что-нибудь опрокидывала, разбрасывала вещи, оставляла отпечатки грязных ладошек на стеклянных дверцах, а Тед терпеливо прибирался за ней, все её шалости старался брать на себя — ему не хотелось, чтобы сияющее личико Шаны оказалось несчастным.

Со временем мать стала сильно пить. Дела на фабрике шли хуже некуда, оплату стали задерживать, Теодор начал искать возможность подзаработать после школы. В один из дней он вернулся домой и застал мать кричащей на кухне, Шана плакала на полу, прижимая руки к лицу, на щеке её краснел отпечаток пятерни. Тед набросился на женщину и оттолкнул её от сестры. Завязалась драка, девочка в испуге убежала в комнату. Мать, ухватив первое, что попалось под руку, сильно избила сына и заперла в комнате без еды на несколько дней. Шана как могла, пыталась помочь брату. Она таскала кусочки хлеба из кухни и подсовывала их под дверь комнаты мальчика. Когда мать всё же выпустила его, сестра усадила брата в кресло, осмотрела лиловые ссадины на его лице и прошептала на ушко:

— Я сейчас дуну, поцелую и всё пройдёт!

С тех пор это стало маленькой лечебной традицией — девочка старательно дула на синяки и ссадины на руках и лице брата, целовала его в щёку и крепко обнимала.

В школе у Теодора не было друзей, все считали его жутким задирой из-за того, что он вечно ходил побитым, глядел злобно и угрюмо. Молодая директриса сжалилась над ним и разрешала выполнять несложную работу, убираться в коридорах и подвалах, таскать коробки, помогать дворнику, и приплачивала ему за работу.

Одним весенним утром мать вернулась с ночной смены и, не раздеваясь, уснула на диване. Шана до обеда промаялась на кухне, пытаясь что-нибудь приготовить себе и брату, а после распахнула окна и уселась на подоконник высматривать Теда на подходе к дому. Всё произошло очень быстро. В окно случайно влетела птица, Шана испугалась и упала вниз с высоты четырёх этажей.

Когда Тед вывернул из-за угла и увидел скорую под домом, сердце его едва не выпрыгнуло из груди. Тело девочки уже убрали, но когда он забежал в квартиру, полицейские расспрашивали рыдающую мать. В глазах Теодора потемнело. Дальнейшее он помнил смутно, перед его глазами будто бы расстелилась красная пелена и в этой пелене мелькали его кулаки, испуганное лицо матери и руки полицейских, оттаскивающих мальчика от женщины.

— Ты убила её! Ты убила её! Ты убила её! — до хрипоты орал Тед, когда его тащили по лестнице, он извивался и рвался в квартиру, он готов был разорвать пропитанную дешёвым алкоголем седеющую мать.

Воспоминания в одно мгновение пронеслись перед глазами мужчины, он утёр пот со лба, рывком поднялся с кровати. Тридцатипятилетний Тед шмыгнул носом, прочистил горло, размял дрожащие руки и быстрым

шагом направился из спальни вниз по лестнице. Под ней располагался вход в подвал. Этот дом раньше принадлежал какому-то двинутому старику, который полжизни ждал ядерной войны и на этот случай сделал в подвале бомбоубежище, именно из-за него Теодору приглянулась старая хибара.

Мужчина проглядел окна на первом этаже, достал из горшка с бегонией ключ, отпер дверь в подвал и скользнул вниз. Шестнадцать ступенек и шершавая стена — ему не нужно было включать свет, чтобы легко ориентироваться здесь. Подвал был устлан свежими, приятно пахнущими досками, в углу под грудой тряпья прятался круглый люк. Тед уверенным движением провернул ручку и потянул его на себя. Откуда-то издалека послышался тихий плач. Мужчина быстро запрыгнул на лестницу и скатился вниз, осторожно прикрыв крышку люка над головой.

Убежище состояло из нескольких комнат: небольшой кухоньки, складского отделения, технического отсека, душевой и двух небольших жилых комнат. Одна была завалена старым хламом, а из другой раздавался тихий плач. Теодор втянул носом воздух и поморщился — пахло сладковатой гнилью и испражнениями, необходимо было починить систему вентиляции. Мужчина подошёл к дальней комнате и распахнул дверь.

На полу, пристёгнутая цепями за ноги, одетая в замызганный деловой костюм, сидела женщина. В дальнем углу под потолком, на цепях, висел обезображенный женский труп, под ним скопилась лужа крови и нечистот.

— Будешь ещё кричать? — жёстко спросил Тед, женщина на полу замотала головой, и попыталась отползти подальше от ужаса в углу.

Мужчина взялся за цепь, вывел плачущую из комнаты, загнал её в душевую и запер там. Ему не хотелось разговаривать с пленницей, теперь его мысли были заняты новой целью — вернуть себе Шану.

Весь следующий день Теодор готовил бомбоубежище к приёму новой гостьи. Большинство хлама из жилой комнаты он выбросил, оставив там кровать, привинченную к полу, вычистил пыточную, принёс туда матрас и одеяло для нынешней пленницы.

Женщина была его девятой жертвой за семнадцать лет. Начать охоту мужчину вынуждали истошные мысли, они начинались, когда что-то в жизни Теодора шло не так, закручивались в тугую спираль пока голова не начинала трещать по швам, казалось, её разорвёт на части от жажды мести. Восемь раз Тед подбирал пьянчужек в парках, они напоминали ему о жестокой матери, отводил к себе в подвал, а после — срывал всю злобу, которая накопилась за годы прожитой жизни; останки — закапывал на свалке. После такого действа мечущийся внутри мужчины демон успокаивался и тот жил обычной жизнью — работал уборщиком в школе, подрабатывал на свалке. Неделю назад директриса, которая когда-то устроила мальчика помогать дворнику, а когда Тед сформировался и окреп — впервые заперлась с ним в кабинете и расстегнула его ширинку, желая сделать любовнику сюрприз, застала его на кухне в окровавленном фартуке, с отрезанной головой в руках.

— Ты вымылась? — после того, как комнаты были подготовлены, мужчина открыл дверь душевой, — Я приготовил тебе поесть.

— Тед, умоляю, выпусти меня… прошу тебя, Тед, — директриса, закутанная в банный халат, на коленях подползла к мужчине, её била крупная дрожь, цепь звенела по кафелю за её ногами.

— Встань, — рявкнул мужчина, — и заткнись.

Глаза его сверкнули яростью, лицо исказилось. Пленница беззвучно заплакала и, трепеща от ужаса, поднялась перед ним.

— Совсем недавно ты говорила, что любишь меня, — тихо сказал Тед, его холодный взгляд пронзил женщину.

Пленница разрыдалась пуще прежнего, закрыла лицо руками. Мужчина зарычал, схватил её за волосы, завёл в пыточную и кинул на матрас, цепи пристегнул к кольцу на полу.

Следующие несколько недель он выслеживал девчонку, которая напоминала ему Шану. Всякий раз, когда она где-то смеялась и рассказывала что-то одноклассницам, незаметный уборщик был рядом. Когда он слышал её звонкий голос, перед глазами появлялось лицо сестры, сердце щемило, а на глазах выступали слёзы — несмотря на присутствие директрисы в его жизни, Теодор остро ощущал ужасное

одиночество.

Однажды подвернулся удобный случай застать девочку одну на улице — она собиралась с подружками повеселиться в торговом центре в выходные. Тед припарковал машину у разросшегося кустарника, мимо которого девочка ходила каждое утро. Улица эта была довольно безлюдна, а кусты разрослись так широко, что загораживали обзор с окон близстоящих домов.

Когда белокурая голова девочки замаячила за кустами, Тед открыл заднюю дверцу машины и присел возле колеса. В руке он сжимал небольшой мешочек с песком. Когда жертва поравнялась с машиной, а она, глядя в телефон, казалось, даже не замечала Теодора, мужчина резко поднялся, ударил девочку мешочком по затылку, быстро закинул на заднее сидение и накрыл одеялом. Упавший телефон разбил и закинул в кусты, запрыгнул за руль и дал по газам. По пустой улице ветер пронёс сноп ярких фантиков вперемешку с дорожной пылью.

Радость Теодора была столь велика, что мужчина не мог усидеть на месте. Удобно расположив девочку на кровати, он несколько раз проверил, чтобы наручник не слишком давил ей на запястье, накрыл пушистым одеялом, принёс в комнату целую гору игрушек, а в ожидании её пробуждения бродил туда-сюда по убежищу, поминутно бросая взгляд на кровать. Воспоминания о сестре кружились в его голове, полыхали яркими фейерверками, бездна, которая пожирала его сознание каждую ночь, казалась далёкой и неопасной. Жизнь показалась ему полной чашей, радостный трепет перешёл в физическое возбуждение и мужчина отправился к любовнице.

Директриса сидела у стены, закутавшись в халат, и растирала замёрзшие ступни. Она пыталась вспомнить, что делала перед визитом к Теду, что могло бы натолкнуть тех, кто станет искать её, на нужный след. С сожалением женщина поняла, что в стремлении не опорочить себя связью с угрюмым мальчишкой-уборщиком, она приложила все усилия, чтобы никто и никогда не узнал об этом.

Теодор ввалился в комнату, стягивая с себя одежду, лицо его пылало, дыхание сбилось. Женщина не успела ничего сказать, как он повалил её на матрас и, задрав халат, бесцеремонно овладел ею. От отвращения и страха на глаза женщины навернулись слёзы, она стиснула зубы, превозмогая отчаянье и боль. Когда всё закончилось и мужчина, тяжело дыша, повалился рядом с пленницей, она осторожно погладила его по спине.

— Тедди… — голос её звучал осторожно и подрагивал, — Тедди, давай всё будет как раньше? Я никому ничего не расскажу, милый… я ведь молчала о нас все эти годы… почему нужно держать меня здесь? Я ведь люблю тебя… ты очень напугал меня, но ничего не изменилось…

Мужчина сел и долгим внимательным взглядом впивался в лицо директрисы, ей показалось, что в его глазах будто бы что-то оттаяло. На миг Теду подумалось, что он стал действительно счастливым человеком и может быть любовница и Шана станут его настоящей семьёй, семьёй, где царит любовь и счастье… но внезапно раздался испуганный крик девочки из соседней комнаты. Взгляд мужчины вновь наполнился сталью, слабая улыбка померкла. Тед быстро натянул одежду и вышел, ничего не говоря, захлопнув за собой дверь.

Директриса обхватила голову руками, стыдливо закуталась в халат и беззвучно расплакалась.

Несколько дней понадобилось Теду, чтобы усмирить девчонку. Она всё время кричала, доводя похитителя до исступления. Поначалу он терпел крики, но демон в его голове проснулся и требовал крови. Теодор перестал спать. Крики маленькой пленницы преследовали его днём и ночью, перемешиваясь с обрывками воспоминаний о матери, вся эта кошмарная смесь словно бы плавила его изнутри, мужчина всё больше зверел. Через неделю Тед не выдержал. Он сильно избил девочку и сказал, что если она не перестанет кричать, вместо еды будет получать тумака. Затем он жестоко изнасиловал и избил директрису, ему не хотелось убивать её, но зверь требовал отмщения. Где-то в глубине души Теодор крепко привязался к любовнице, потому когда насилия оказалось недостаточно, он с рыком кинулся избивать стену. Боль немного отрезвила Теда и зверь утих. После такого срыва мужчина

крепко надрался и целый день проспал на кухне своего дома.

За время отсутствия похитителя директрисе и девочке удалось поговорить. Женщина как могла успокаивала маленькую пленницу, посоветовала не злить мужчину, чтобы тот их не убил, обещала придумать что-нибудь, чтобы спасти их обеих.

Когда Тед объявился в бомбоубежище, пленницы стали шёлковыми. Девочка согласилась отзываться на имя Шана, стала играть с мужчиной в игрушки, прикидываться его сестрой. Директриса сделалась ласковой и услужливой. Шли недели, Теодор привык к тому, что у него есть семья. Его истерзанный ум погрузился в сладкие иллюзии. Так, проводя дни и ночи в забытье, вскоре он узнал, что его уволили с работы. Эта новость настолько сильно расстроила Теда, что зверь заскрёбся в его сознание. Мужчина стал пропадать в баре, боясь навредить своей «семье». В голове его всё настолько запуталось — жажда крови переплелась со страхом потерять любовницу и Шану. Когда есть стало совсем нечего, мужчина стал распродавать своё имущество, пропадал на частых подработках. Попытки пленниц сбежать заканчивались жестокими побоями. Так прошло больше двух лет.

Однажды, во время особенно пьяного визита разбалованного безнаказанностью похитителя, директриса толкнула мужчину, тот ударился головой в стену и затих. Женщина стала искать ключи по карманам Теда, даже ухватила связку, но не успела освободиться — похититель очнулся, его отравленный алкоголем и безумием разум осознал предательство. Теодор отпустил зверя с поводка и задушил любовницу. А после этого, завывая от содеянного, мужчина пришёл к девочке. Он попросил подуть на царапины, которые перед смертью нанесла ему директриса, и поцеловать его, чтобы всё прошло. Девочке повезло больше, чем несчастной в соседней комнате. Она оглушила мужчину о край кровати, нащупала ключи и сбежала.

Когда полиция ворвалась в бомбоубежище, Теодор Чавински сидел в комнате маленькой пленницы, баюкал её подушку, размазывая по ней сопли и кровь, и пел. Из глаз его текли слёзы, при виде полиции он даже не попытался сопротивляться. Бездна, которая оказалась пленительно близкой в момент, когда Тед понял, что его грёзы были всего лишь иллюзией, наконец, полностью поглотила его.