Заврин Даниил — Заврин Даниил — Цветочница

Тугой замок тяжело зашевелился и, поддаваясь отмычке, мягко повернулся. Доктор аккуратно потянул ручку. Вот и все. Теперь можно входить. Он еще раз огляделся. Вокруг никого не было. И это было хорошо. Профессионально. Он аккуратно прикрыл двери. Следовало быть очень осторожным. Звон посуды был едва различимым. Это было понятно, девушка не хотела будить своего любимого, который лежал в кровати, раскинув руки. Доктор вытащил скальпель и, мягко ступая по дешевому ковру, обошел спящего. Это был крупный мужчина с крепким крупным подбородком и широкими мозолистыми руками, использующимися, по всей видимости, для тяжелого труда. Доктор положил руку ему на рот, а второй быстро провел скальпелем по горлу. Все было сделано быстро и четко. Шум был ни к чему. Ведь этот мужчина не был главным блюдом. Проснувшись, он захрипел. Но смертельная рана быстро сделала его податливым и послушным, не способным оказать какое-либо сопротивление. Доктор прислушался. Нет. Шум, доносившийся с кухни, не стих. Наоборот, он только набирал обороты. Увлекшись приготовлением еды, девушка забыла о тишине.

Запах. Исключительный запах домашней пищи. Он всегда отличался от ресторанного, где нанятые люди готовили хорошо, но без души. Доктор вытер скальпель о простынь. Чистота. Она — залог успеха, как и время — залог жизни.

Встав у дверного проема, доктор смог отчетливо разглядеть весь весьма небогатый рацион этой бедной семьи. Бобы, листья салата и, кажется, пиво, запах которого он так и не смог точно уловить. Да, они были бедны и счастливы. Но это пока. До этой минуты. Или часа. Лучше, наверное, сказать — вечера.

Он почувствовал волнение. Мягкое, нежное, возбуждающее, сводящее с ума и раздвигающее пальцы в страстном дрожании. Боже, боже, неужели он почувствует это снова?! Он обернулся и посмотрел на окровавленного мужчину, кровь которого все больше и больше пропитывала дешевые простыни. Нет. Этот рабочий никогда не смог бы подарить ему столь сильные эмоции.

Доктор прислушался. Неужели? Неужели она еще и поет? Этот нежный, дивный человеческий продукт, несомненно, заслуживает его трепетного внимания. Он аккуратно заглянул за угол. Все, как тогда в магазине. Утонченность, хрупкость, грация.

Доктор вышел из укрытия и тихо подошел к ней сзади. Запах волос, насквозь пропахший цветами, будоражил. Пропитывал. Заводил. Он обхватил её за талию и, пережав рукой рот, потащил в комнату. Сопротивление. Толчки. Судорожный ужас. Как же это приятно. Он с силой сжал ее. Да. Только так можно получить покой.

А потом, потом они остались наедине или, правильней сказать, едины. Он всадил ей скальпель. Сильно, порывисто, страстно. Увлажнив её среди этого мрачного существования нищеты и неприкрытого невежественного бытия липкой кровью. Там, где бедность перестает быть пороком, а дешевая еда — кощунством.

— Мы так похожи, мы так похожи с тобой, — сказал он, мягко касаясь ее бледного лица и аккуратно убирая прядь слипшихся от крови волос. Девочка была на последнем издыхании. Можно сказать, уже почти у самых врат в Поднебесную. Он снова заботливо вытер нож об аккуратно припасенную тряпочку. Чистота должна быть во всем. И так постоянно.

В этот раз он оказался бесподобен, убив сразу двоих и почти себя не обнаружив. Уроки работы с замками не прошли даром. Он снова посмотрел на нее. Кровь выходила быстро. Рана, которую он нанес, получилась чуть-чуть шире, чем он ожидал. Примерно сантиметра на полтора.

— Тише, тише. Чуть тише, — заметил он, чувствуя ее резкие вдохи. — Это бессмысленно. Дыши медленней.

— За что? — тихо спросила цветочница, сглотнув кровь.

— Неужели ты не понимаешь? — сказал он и обвел рукой комнату. — Я же сказал, мы похожи. Но только ты убиваешь цветы, а я — людей. Наша разница в жертвах. В жертвах, моя дорогая. А в остальном мы похожи, мы оба наслаждаемся агонией наших жертв, убивая их в пик расцвета. Мы — убийцы. Я — твой, ты — цветов. Мы беспощадные машины этого города.

Она хотела сказать что-то еще. Но он прикрыл ей рот своей ладонью и нанес очередную рану чуть ниже ребра. Девушка вздрогнула и обмякла. Теперь жизнь навсегда покинула ее. Доктор поднялся и вытер пот. В эти сладостные мгновения он потел обильнее всего, покрываясь неприятным мужским запахом.

Он подошел к окну и посмотрел на город. Дождливый, черный, мрачный, он был, как всегда, прекрасен. Такой, какой и должен существовать для страшных убийц. Убийц всего живого. Таких, как эта цветочница. Или какой-нибудь повар, убивающий отчаянно барахтающуюся рыбу. Он повернулся и посмотрел на бледную девушку. Жаль, очень жаль, что такая прекрасная, элегантная и будоражащая девочка занималась таким пагубным делом.