СимарглЪ — Лазарь во гробе.

И узрят лице Его, и Имя Его будет на челах их.

И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков.

            (Откровение от Иоанна глава 22 стих 3-5)

                                        Ха!-Ха!-Ха!-Хе!-хе!-хе!-Хи!-хи!-Хи!......                                                                                                                                                            

                                                                                                    ( Я )

        Оказалось, можно проспать конец мира. Услышать торжественно-хриплое пение ангелов, услышать, как вострубили семь труб и как пролились семь чаш, но не поднять головы, не выглянуть из гроба:"а мне не интересно". Многое переменилось за прошедшие эти века,каждый из которых оглянулся вечностью. А мы всё ждали, что оживят, что вскроют крышку и скажут как Лазарю "Иди вон". Но не вскрывали и не говорили, а потом стало скучно...

        Садовые клумбы, бегающий по сырой земле солнечный зайчик, игривый и весёлый. Легкий ветерок, подхвативший какую-то бумажку, и беззаботно понесшийся с ней куда-то в даль. Мы мир видим редко, так редко замечаем в нём хоть что-то! Вот зачем я пишу сейчас? Потому ли, что ноги мои устали бродить по городу, а поблизости стояла скамейка и что под рукой у меня оказались ручка и листок бумаги, или, может, от того, что мир, воспользовавшись передышкой, решил показаться, дать возможность полюбить его. Не страшат более гробовые плиты и в ладони не впиваются до боли сжатые пальцы. высоко-высоко лежит небо такое чистое и доброе, словно никогда не знало оно никакого зла, не ведало никакого тёмного дела. И не было никакой смерти и никто никогда не умирал, но всё это только показалось нам,то был только сон и мы только спали.

Радужными копьями, заглядывало в глаза садящееся солнце и в светлых лучах его, вся сверкая, расправив измумруду подобные крылья, стояла София...

Но здесь солнце скрылось, оно, как подстрелянное, свалилось вдруг за горизонт, и вокруг сразу потемнело и земля так сильно сотряслась, как в последнй раз ударяет сердце. Рядом трубно рычала машина, трактор за скамейкой ворочал асфальт.

           Тени сползли со стен, пугливо притаились в углах. Привычно подступала ночь, кралась откуда-то из-за стен, лезла в щели, таращилась из окон. Но никто не замечал её, здесь играл марш: ликовали трубы, эпилепсчески дергались барабаны, с жеманством кокотки лепетала флейта. Всё, чем можно было томиться, всё, что можно было любить или презирать

подгоняемое маршем с топаньем удалялось за призрачные границы усыплённого сознания. Тут звук кончился, был выстрел и гулкий удар о каменный пол

тела трубача. Равнодушно мимо, мимо пролетела моль, у неё крылья белые и сама она очень мала. "Как мила я!"

-Кто здесь? Куда делись стены? Где мы?

Ваш пуловер был хорош, замечательная шерсть. Сейчас вы там же где были всегда-нигде. Кто-то называет это нигде миром, кто-то космосом, для вас это был внутренний дворик. А мне всегда нравился шкаф....

-Я сплю?!

Конечно, как все и всегда, но в то же время как никто и никогда. Ты напрасно ищешь крест на шее, его у тебя никогда не было, Христос протягивал его тебе, но не ты ли отдернул руку?

-Я не знал тогда.

Ну так что ж теперь боязливо хвататься за то, чего ты никогда не знал. Пустота была всегда только эхом последнего звука, оно продлится с тобою до завтра.

И я ждал завтра, зная, что там,где не сущестует сегодня, никогда не явится это завтра.