inushinu — Правдолюбец

Вся трагедия Аскольда Платоновича Бурова заключалась в совершенно необычайных свойствах его характера.

Он терпеть не мог, когда врут.

В середине 50-х годов он пошел в первый класс. Его не привели как остальных, мать его была одна, и поэтому свое знакомство с ученой жизнью он начал самостоятельно.

Придя в школу, Аскольд походил по двору, познакомился с обстановкой, не обращая внимания на огромные толпы народа, которые суетились, ходили взад вперед, поучали, пускали слезу. Это, казалось, не интересовало маленького Бурова, который с замечательной неукоснительностью делал своё дело: знакомился с окружающей обстановкой.

Потом, он стоял вместе со всеми в строю, и слушал, что говорит директор, а тот призывал подрастающее поколение быть честным и что-то там нести.... Вот здесь он не совсем понял, поэтому обратился к стоящему около него мальчику:

-Что нести? Тот удивленно вытаращил на него глаза.

Аскольд повторил:

-Я тебя спрашиваю, что нужно нести?

Тут надо отметить, произошло несколько странное событие: мальчик, к которому был обращен такой простой вопрос, растерялся, лобик его сморщился, губы задергались ….

И речь директора школы была прервана плачем.

Из толпы, вырвалась толстая женщина и бросилась к своему отпрыску. Её пытались удержать, но не тут — то было, она сокрушила все преграды.

Директор был удивлён. Он не мог припомнить случая, который напоминал бы происходящее. Некоторое время он стоял с раскрытым ртом, иногда закрывал его, отчего становился похожим на рыбу, которую выбросили на песок.

Тем временем, толстая женщина успокаивала своего сына:

— Пусик, что с тобой?

При слове "Пусик" все весело засмеялись. Мальчик с таким непривычным именем, аж, затрясся, потом затопал ножкой и завизжал: Не хочу!

Женщина ойкнула и прижала, его к своим необъятным габаритам, Пусик, прямо растворился там и откуда стали раздаваться нечленораздельные звуки.

Терпение директора лопнуло, и он лично решил разобраться в происходящем. Строй сбился и все окружили мальчика и его мать и по случайности оказавшегося около Аскольда.

-Что здесь происходит? — Строго спросил директор, нахмурил брови, которые приняли странную форму и напомнили крылья ободранной птицы. Наступила тишина, которую время от времени прерывали всхлипы.

-Я повторяю, что происходит? — В этот вопрос руководитель школы вложил всё, и если бы на него не ответили бы, то он просто не знал, что ему делать.

-Да, вот...-, как-то неопределенно сказала учительница первого класса, у которой произошло это событие, но на всякий случай указала на женщину с ребенком и рядом стоящего мальчика.

Директор хмыкнул. Ему не нравилось эта учительница, она полностью, если не сказать — сильнее, не соответствовала его представлению об идеале учителя.

-Я...-,тут директора, совсем не педагогичным образом перебил Буров.

-Вы говорили...а я не понял чего нужно нести... спросил у этого, — и Аскольд указал на Пусика, который взвыл дурным голосом....-, слово «этого» он выделил особой интонацией, так как недавно услышал их от своего соседа шофера дяди Сани.

-Что!? — Идеалы директора рушились прямо на глазах. Этот малец, не только говорил тогда, когда говорит взрослый, но еще и употребляет такие выражения.

Аскольд не понял, что он разрушил божественный идеал педагогического памятника директора, а наоборот ему показалось, что от него хотят повторения рассказа. И только он начал, как директор, забыв о педагогике, рявкнул:

-Молчать! — Лицо его побледнело, губа отвисла, а брови расползлись по сторонам. Педагоги, хорошо его знавшие так и обмерли....

-Тут недоразумение...-, начал говорить учитель физики, добрейший Иван Сидорыч Скрыников, которого обожали все ученики, но которого недолюбливал директор.

-Все по....,— директор замолчал, забыв как называется то место, где обычно проводят занятия....-, все...все....-, лицо его стало покрываться пятнами. Иван Сидорыч тихо сказал:

-Все по классам!

Это событие сделало Бурова школьным героем на все время обучения. Но слава она требовательная штука, поэтому платить за нее пришлось, дорогой ценой. Его обожали ученики, но ненавидели некоторые учителя, которые группировались вокруг директора. У директора была маленькая слабость: он не мог переносить ни чьей популярности, вполне понятно, что для себя он делал исключение. Единственным из учителей, кто хорошо относился к Бурову, был Иван Сидорыч. Старый учитель видел в мальчике поэтичность его натуры, и как мог, спасал его от всяких педсоветов и почти постоянных вызов родителей.... Он знал, что это ничего не даст, но может озлобить мальчика.

Аскольд чувствовал это, и был всей душой привязан к преподавателю физики. Однажды, это было в классе восьмом, веред уроком физики, в класс ворвался Пусик и радостно закри­чал:

-Ура! Физики не будет! — Это понятным образом вызывало в классе бурю ликования, но Пупсик был мальчиком нервным, из обеспеченной семьи, поэтому не всегда мог сдерживать свои чувства:

-Старик на ладан дышит! — Весело крикнул Пупсик. В классе тут же оборвалось ликованье и наступила тишина.

Пупсик осёкся, и стал смотреть на лица посуровевших ребят, он соображал, что ему делать. Надо сказать, что после первого знакомство с действительностью, которое произошло в то памятное утро в первом классе, Пусик стал лучше соображать и быстро приспосабливаться, поэтому и был лучшим учеником в классе.

Аскольд встал.

Медленно пошел к окну.

Голова его опустилась, плечи поднялись, и старый свитер распушился, и он стал похож на коршуна.

На улице веселились первоклассники. Они прыгали, бегали, и, казалось, в мире ничего не было такого, что могло бы остановить эту веселую кутерьму....

Он не думал.

Просто смотрел на улицу.

В голове слегка звенело.    

Пупсик сообразил, что нужно делать. Ом подал знак рукой, и все вышли из класса, и ни у кого не осталось чувства, что именно Пусик виноват в том, что произошло.

Буров стал молчаливее.

Учителя его считали тяжёлым учеником. И, в первую очередь, из-за его характера. Он с гневом указывал на ошибки , поправлял — , всё это не вызывало к нему хорошего отношения со стороны учителей.

В четверг у них должна быть физика. Буров испытывал странное чувство. Его движения были скованными.

На уроке он смотрел в окно.

Прозвенел звонок.

Аскольд вздрогнул.

Повернулся к двери.

Сердце учащенно билось.

В класс вошла их классная руководительница. Она смотрела на него, и он понял.

Встал и вышел.....

В этот день не стало учителя физики.

Аскольд ушел из школы.

Смерть любимого учителя была одной из причин, но не главной.

Здоровье матери стало хуже.

Она уже не могла прокормить семью.

Наступила его очередь — он решил пойти на работу.

Устроился он на автобазу учеником шофера и стал посещать вечернюю школу.            

Время пролетело незаметно.

Он окончил школу.

Его призывали на службу в армии.

Мать собрала вечер. Аскольд был против, но когда увидел, как губы матери задрожали, он понял, что она хочет сделать ему приятное и он не посмел отказаться. Денег было мало.

Их всегда не хватало.

Из квартиры, в которой они жили, под каким — то благовидным предлогом, их перевели в полуподвальное помещение, в котором они надолго застряли.

На такие штучки чиновники большие мастера.

Всё временное всегда оборачивается    постоянным.

Из всех своих знакомых он пригласил своего закадычного друга Вовку, который был математик и молчун. Если бы он захотел, то смог бы перемолчать кого угодно. За эту молчаливость его прозвали англичанин...

Все считали, что англичане, отличаются от всех остальных народов, в первую очередь тем, что они молчуны.

И еще он пригласил Милу.

Они вместе учились.

Они понимали друг друга с полуслова.

Им было хорошо вдвоём.

Они могли говорить бесконечно.

Вечер прошел хорошо.

Много смеялись, пели....

Потом он провожал Милу. Вначале они шли молча, потом она спросила:

-А что ты думаешь, когда девушка... ну....-, она замолчала.

-Что? — Он старался придать своему голосу безразличие, которое плохо получалось.

Он волновался.

-Ну... признается...

-В чём?

-Какой ты бестолковый! — Сказала она в сердцах.

-Я...я...я...— он не знал что ответить.

Аскольд резко остановился.

Мила шла чуть сзади его, поэтому натолкнулась на него и застыла.

И тут он сказал:

-Я это… самое... люблю... — после этого он замолчал, ощущая её дыхание около своего лица.

-Кого? — Спросила она шёпотом.

-Тебя! — Выпалил он и почувствовал на щеке её губы.

Аскольд попросил всех знакомых и родных не приходить на его проводы. Исклю­чение сделал только для матери. Она не говорила ничего, только плакала.

И он почему-то подумал, что она вот также провожала отца....

-Ма! Ведь не на войну!

-Типун тебе на язык!— Лицо матери побледнело.

Аскольд понял, что сморозил глупость, но ничего не мог с собой поделать, было грустно покидать дом, мать, брата и Милу. Когда он думал о ней, на сердце у него становилось тихо и уютно.

                                                                                                2

Когда он отслужил год, то старшина при виде его начинал трястись. Мало того, что это был въедливый солдат, то еще сло­жилось так, что солдаты его больше почитали за старшину чем его! Но в тоже время, благодаря ему, их отделение было лучшим в части, а вот благодарность получал старшина, хотя, все знали, чья это заслуга.

Буров был молчалив, исполнителен и въедлив....

Въедлив до такой степени, что все казалось, что к ним в гости приехал настоящий прокурор. И начальство, когда получило разнарядку нескольких солдат водителей отправить в Н-скую часть, сочло, что лучшего случая избавиться от Бурова им не представится, и ему было приказано готовиться к отъезду.

Он собрал свое нехитрое солдатское имущество, перевязал письма Милы и чувством выполненного долга отбыл по назначе­нию.

К этому времени он отслужил уже почти два с половиной года. Оставалась еще немного и поэтому его не очень— то волновало новое назначение. Когда он прибыл на место назначение, то его тотчас вызвал начальник части.

В кабинете сидело трое: полковник, маленький юркий человек, генерал и человек в штатском: высокий, седой и с холодноватыми голубыми глазами.

-Рядовой Буров по вашему приказанию прибыл!— Доложил Аскольд.

-Садись, солдат!— Предложил генерал.

-Спасибо, постою...

-Да садись, когда приглашают! — Несколько раздражено произнес человек в штатском, чувствовалось, что он здесь главный. После этих слов Буров, точно знал, что ни за что не сядет.

-Спасибо, постою.

-Ну как знаешь...Иван Сергеевич —,обратился штатский к генералу

-Вот что...-,начал тот ,— мы изучили твое личное дело и решили, что ты самая подходящая кандидатура....Тебе доверяется важное государственное задание....

Когда ему объяснили, что ему доверяется, то гражданский спросил:

-Просьбы есть?

-Никак нет!

-Я имею в виду личные? И тут Буров вспомнил, где живут его мать и брат и попросил:

-Можно матери квартиру... а то с братишкой в подвале....

-Хорошо.

Гражданский записал.

Действительно, через месяц он получил письмо от матери, в котором та сообщала, что справедливость восторжествовала и им дали новую квартиру.....

Он ничего не ответил ей на это, а только радостно поздравил с новосельем.

Задание он выполнил, но после этого его положили на обследовании.

Это было почти перед дембелем.

Незаметно пролетели три года.

Настроение у него было хорошее, он всё представлял, как приедет домой... как его встретят в новой квартире и все пытался ее создать в своем воображении: размеры получались огромные, она была светлой... и маленький братишка бегал и катался на велосипеде.....

Неожиданно ему до боли показалось, что виденное им правдоподобно, он увидел человека сидящего у окна — отец!

Он встал и чуть не крикнул.

Аскольд не заметил, как в палату вошел главный врач. Он очнулся, когда его позвали.

-Что?— Голос Аскольда звучал испуганно.

-Я вот пришел с тобой поговорить....— голос у главного врача был глуховатый и он, старался не смотреть в глаза пациенту.

Что-то сжалось внутри и Аскольда. Предчувствие беды заслонило всё, и он понял, что сейчас услышит.....

Главный врач говорил много.

Аскольд понял: он теперь не такой как все…

Не такой…

Теперь он другой.

… он другой.

В конце ноября он демобилизовался.

Уже не радовало, что у них новая квартира, что через некоторое время увидит Милу.

Именно это приносило нестерпимую боль, от которой трудно спрятаться.

Невыносимой была только одна мысль: почему это случилось именно с ним... Кто повинен в том, что он молодой человек, который в жизни никого не обижал, так обижен …

Кем?

3а что?

Теперь он другой.

                                                                                   3

До Москвы оставалось всего полчаса.

Поезд шел быстро.

За окном мелькали пригороды, но Аскольд ничего не замечал.

И даже хороший солнечный осенний день не радовал.

Всё время он молчал.

Попутчики несколько раз пробовали с ним разговаривать, но, натыкаясь на упорное молчание, оставили его в покое.

О своем приезде Аскольд никому не сообщил.

Теперь он другой.

На вокзале на некоторое время ему стало хорошо от того, что он приехал домой, где все знакомо и близко.

Он хотел улыбнуться…

Теперь он другой.

Улыбка оборвалась.

Неожиданно он ощутил боль.

Всё стало серым.

Молодые люди, стоящие рядом, улыбались, и что-то весело, перебивая друг друга, рассказывали.

Это было как упрёк.

Теперь он другой.

От вокзала до дома было несколько остановок, поэтому Аскольд решил пройти пешком.

И вот когда мимо него мелькали знакомые места, теплые воспоминания, настроение его несколько улучшилось, и, неожиданно, пришла спасительная мысль: — А ведь бывает и хуже...

И как раз в это самое время он увидел инвалида, который работал в киоске около его дома, тот приветливо улыбнулся и спросил:

-Отслужил?

-Да!

-Ну, молодец! Кланяйся матери. .

-Спасибо....

И всё….

…. приход главного врача…

… и то, что он узнал…

Это было ка чёрные очки.

Всё было мрачным.

Это убивало радость.

Вдруг…

…радостное чувство, что он отслужил, хлынула на него.

Он первый раз улыбнулся.

Аскольд был оптимист.

И он забыл…

, что ты не такой как все!

Человек не может быть несчастным постоянно, когда-то наступает момент и он находит оправдание своему состоянию и тогда у него появляются новые силы, новое великое желание жить!

Около дома — вспомнил, что они уже больше не живут в этом доме, что они переехали на новое место.

Он рассмеялся.

Эта мысль, что они теперь живут в новом доме, в новой квартире была настолько неожиданной и приятной, что он ощутил н волну радостного беспокойства, которая знакома всем тем, кто получал новую квартиру, где каждый метр, каждый уголок кажется таинственным и загадочным.

На сердце стало легко.

И всё-таки он вошел во двор, который нисколько не изме­нился за это время.

Даже старая песочница, которую он помнил с детства,

…лавочки, каждый год окрашиваемые в зеленый цвет и на которых постоянно сидели старухи...

Всё было старым и родным, но ему не было жалко этого ушедшего времени, не было в его сердце чувства потерянности, наоборот его влекло то новое, что ожидало и сейчас, он смотрел на свое прошлое как на событие, которое должно было случиться, но это сюсюканье по прошлому — это не для него.

Он жил действительностью.

Что будет дальше, он не знал…

Да кто, из живущих на земле, может знать будущее?

Часто говорят, что он де прожил свою жизнь не так, что мог бы по-другому, да и сделать больше —....и всё в этом духе!

Но кто знает, что такое прожить так, как нужно?

Найдётся ли человек, который отвлечётся от досужих разговоров и скажет, что надо было прожить вот так?

И никак иначе!

Навряд ли!

Каждый из нас живёт свою жизнь, и она именно такова, какова она есть и другой быть не может!

Иногда, когда становится совсем невыносимо, мы обращаемся к своему прошлому в попытке найти там укромный уголок, который спасёт от бед грядущего, от неурядиц и непониманья и там, мы говорим себе,

….вот оно наше лучшее время.

И при этом мы продолжаем верить в светлое будущее, что где-то там произойдёт то, что мы ждём всю жизнь…..

Но правда жизни в том, что этого не будет.

Аскольд постарался, чтобы его никто не заметил.

Ему хотелось пройти незаметно, чтобы избежать расспросов. И не потому, что люди были ему неприятны, а потому, что он не хотел спугнуть то настроение, которое возникло у него сейчас.

Новая квартира оказалось недалёко.

Он проехал несколько остановок, а там было до нового жилья совсем близко.

День был теплый и солнечный.

Солнце выплёскивало на улицы лучи.

На мгновение казалось, что это лето…

но увы! …

на дворе стояла осень...

Хотя ещё сохранялось летнее дыхание, но солнце    было не летним, а осенним…

Около двери он несколько минут постоял.

Аскольд волновался.

Звонок был, как ему показалось, звучал долго-долго.

Он отпустил палец и замер.

В эти секунды хотелось представить лицо матери....

Дверь открылась и перед ним предстала Мила.

По лицу Аскольда скользнула тень…

… и хрупкое настроение счастья — вдруг исчезло.

Возникла пустота.

Он вспомнил…

Теперь он другой.

Несколько мгновений он не мог прийти в себя, но, справившись с собой, произнёс, почему-то шёпотом:

-Ты....

-Да!— Ответила она дерзко и в то же время с оттенком лукавости.

— Но…— он замолчал и тут ему пришла в голову мысль, что он по ошибке..

Пришёл к Миле…

-Ну что ты застыл? Проходи....

Хотелось отказаться, сослаться на занятость, потом он осознал всю глупость этого, и вошёл: и тут же увидел мать, братишку и Вовку…..

Они обнимались, что-то говорили, спрашивали…

И Аскольд забыл, что

… он другой…

Когда все уселись за стол, Аскольд неожиданно почувствовал, что всё происходящее было…

Встреча сливалась с проводами, и он никак не мог понять

…про­вожают его или встречают.

Что-то изменилось.

Он старался не смотреть на Милу. Она похоро­шела, расцвела, и что-то появилось в ней такое, чего раньше не было: исчезла угловатость, формы тела стали более округлыми и от этого еще более привлекательными.

Но — всё это не могло принадлежать ему потому что ....

… он другой…

Если всё менялось, то поведение Вовки оставалось прежним. Он так же, как и раньше, молча сидел и улыбался.

Мать не садилась. Она бегала на кухню возвращалась, потом садилась в уголок и, подперев рукой щеку, смотрела на сына.

Ей было радостно и одновременно грустно....

Главврач написал ей письмо.

Она всё знала.

….рассказала об этом и Миле.

Она не знала, как к этому отнесётся сын, но обманывать не хотела.

Честность была у них в роду наследственной чертой.

Иногда ей казалось, что надо быдло бы жить по — другому…

…как все, кого она знала…

… но изменить этому чувству она не могла

… это чувство составляло ту основу, которая давало её семье возможность жить и преодолевать те    сложности, которые жизнь в избытке дает каждому человеку.

Аскольд видел, как счастливый братишка одевал его форму мерил фуражку.

Он был счастлив…

Он с горечью подумал, что он не понимает, сколько тяжёлых минут таит в себе это возмужание…

…и порой оно достаётся дорогой ценой…

…и хочется задать себе вопрос:

… а стоит ли оно этого?

Аскольд знал, что его опыт нельзя передать словами, начни он рассказывать брату — он не поймёт.

Обидится.

Есть на земле вещи, которые нужно испытать самому…

…а испытав — необходимо найти в себе силы, чтобы справиться с возникшим чувством отчаяния, которое приходит вслед любому изменению

… он другой…

-Ну что, старик, покурим?-0братился Аскольд к Вовке, который кивнул в знак согласия.

-Курите здесь!— Разрешила мать.

-Нет, ма…Мы на кухню...

-Ну, как знаешь, сынок!— Мать подошла к столу и подсела к Миле.

На кухне, полыхали лучи умирающего солнца. Увидев преобразившуюся кухню под лучами заходящего солнца, Аскольд неожиданно понял, что это не случайно, что все происходящее в мире связано какими-то своими связями.

Они трудно постижимы живущим в мире пяти чувств...

Сев у окна, они закурили.

Молчание — это не всегда мучение, тем более, когда два человека расположены к этому.

Неожиданно Аскольду захотелось узнать, что сказал бы Вовка, если бы узнал о случившимся…

Потом пришла другая мысль: а стоит ли человека впускать в свою беду, ведь помочь он ничем не сможет, а у него наверняка хватает своих забот, ведь если человек молчит, то это еще не говорит о том, что в его жизни все нормально.

Разве можно встретить в этом мире человека, у которого все было бы нормально, разве только не нормального, для которого все нормально.

За окном всё было багряным.

Аскольду показалось, что обычная серость жизни изменилась. Она приобрела свой неповторимый цвет.

Солнце прощается.

Создается впечатление, что оно делает это в послед­ний раз и уже никогда им осветит землю....

Аскольду вдруг стало ясно, что жизнь это непрерывная цепь ожиданий.

… то мы ждём,

… когда станем взрослыми, чтобы быть такими как взрослыми…

… а став взрослыми, год от года старея…

… будем жаждать вернуться…

Аскольд сидел, задумавшись, взгляд его был устремлен в ок­но

И вдруг….

… он другой…

Тоска.

Они закурили ещё по одной.

Из комнаты доносились победные крики брата и тихий гул неторопливой беседы матери и Милы…

Аскольду на секунду показалось, что Мила — его жена, а Вовка с матерью, пришли к ним в гости…

Всё отступило.

Стало уютно и тепло.

И тут же мираж исчез и

… он ощутил свою непрекращающуюся , сочащуюся боль, от которой было нестерпимо больно.

Ему на глаза попался календарь.

Скользнув по странице, прочитал текст о каком-то герое, он неожиданно подумал, а как бы на его месте повел бы себя вот этот человек?

Неожиданно пришла простая и правдоподобная мысль также! Чем они отличаются от нас?

Аскольд себя героем не ощущал.

Ничем!

Нет в них ничего особенного, это людское воображение создало в них героическое, а

… они просто люди!

И живут среди людей.

… и нет в них ничего, чтобы отличало их от простых смертных.

Они дети мифа.

…. а когда они навеки закрывают глаза, их биографию отрету­шируют, безжалостно вытравляя всё, что не соответствует представлению о герое…

… монумент готов!

Он не считал себя героем. Да он дал подписку о неразглашении.

Но он мог поставить себя на место героя.

Миф разрушался…

… он не такой…

Жизнь — это постепенное разрушение той мифологии, которую долго и упорно в нас вколачивали всеми возможными и невозможными способами.

Жизнь проще.

Конечно, иногда бывают минуты, когда мы верим в это.

Но это преходяще.

Это сиюминутно, потом тут же приходят вопросы, на которые нет ответа.

Всё возвращается на круги своя.

Докурив, друзья вернулись в комнату.

Все сидели и смотрели телевизор. Они пристроились.

Но Аскольд, как ни старался, не мог отвлечься от своих мыслей, а в особенности сейчас, когда в комнате была Мила.

…. его тянуло к ней…

Она была для него всем.

Она — жизнь…

… без неё холод и тьма.

А что он мог дать ей?

Что!?

Он потерял будущее.

Потерю нельзя восполнить.

Потеря — это потеря!

Аскольд постарался отвлечься.

Он встал и подошел к столу.

Вовка последовал — за ним.

Они сели. Аскольд поднял бутылку вина. Вовка отрицательно покачал головой. Тогда в руках показалась водка, Вовка утвердительно кивнул.

Разлив, он залпом выпил. Жидкость проползла по горлу и остановилась где— то в середине живота и тут же всё изменилось.

Они повторили.

Аскольд посмотрел на Вовку — тот кивнул, и они пошли на кухню.

Женщины и братишка продолжали сидеть и смотреть телевизор.

Молчание стало настолько для них настолько привычным привычным, что они и не помышляли себе о другом, иногда бывает, что люди собираются повторить, не важно чём главное — поговорить, так вот основу их дружество составляло молчание ,не то молчание, когда каждый из присутствующих в тягость другому, а то, что делает существование приятным, когда другой не стремится ворваться в мир сотоварища.

После вечера Аскольд провожал Милу.

Они Молча     шли по тёмным улицам.

Каждый был погружен в себя. У одного душа разрывалась от несправедливости, другая не знала, как ему помочь …

Она всё знала…

Что греха таить! Было мгновение, когда она дрогнула, но потом чувство одиночества заполнило всё…

… и тогда она поняла, что Аскольд — её единственный выбор…

… другого невозможно себе представить…

…он единственный!

Она была очень привлекательной и это привлекало поклонников, но она была настолько неприступной, что в конце концов её оставили в покое и дали прозвище: «Мертвая крепость"…

Она понимала, что творится в душе Аскольда, но она боялась и, намекнуть на то, что знает…

Это могло обидеть, ранить.

Мила вела себя осторожно. Истинные женщины отличаются таким чутьем, которое помогает…

…понять и помочь…

Аскольд думал о ней.

Это были обрывки желаний.

Всё в его сознании мешалось и превращалось в клубок, который беспокоил, не давал сосредоточиться.

… да и сосредотачиваться не особенно хотелось …

Хотелось исчезнуть, растворится.

Забыть всё…

..исключить из сознания даже намёки о происшедшем, но он поминал, что это может сделать только одна…

… смерть.

А она ....

Он не мог об этом    думать.

Такие    мысли пугали его.

Все боятся смерти.

А тот, кто не боится….

Да, Бог с ним!

И тут произошло событие, которое лишний раз подчёркивало особенности Аскольда, он остановился, привлёк Милу к себе, сказал:

— Я хочу тебе сказать....

Она не дала ему договорить..

закрыла ладонью ему рот и тихо молвила:

-Ничего не говори, всё что с тобой произошло не имеет ров­ным счетом никого значения, потому что для меня ясно одно:

… без тебя я не могу, а это важнее всего....

Я не знаю как для тебя, но для меня...

Это всё!

Ты —    моя жизнь.

Теплая волна захлестнула его.

Всё исчезло.

Были только Он и Она!

Он больше не был одинок….

Голыми и одинокими мы приходим на эту землю и такими уходим, но как это бывает, в любое правило имеет свои исключения. Вот такими исключениями бывают верные сердца, которые верят и до конца остаются, с теми, кого любят….

Стало ясно — он не другой….

Мила взяла его за руку.

Они пошли вместе.

Они не говорили.

Всё было ясно без слов.

Они стояли возле её подъезда. Маленькая лампочка тускло освещала пространство.

Вдруг Аскольду подумал о том, что он всегда думал о

… думал только о себе,

… о своих проблемах,

но не думал об остальных.

Это поразило его!

М тут он осознал, что ему делать. На на кольной доске, он тряпкой стёр только одно слово из своего сознания –

уныние!

Они столи близко.

Он чувствовал её дыхание. Оно было горячим и успокаювпающим.

И тут произошло самое главное —

…время для них исчезло

Домой Аскольд возвращался окрыленным.....

Всё плохое осталось позади.

Через несколько месяцев они поженились и поселились у его матери. Там им отвели комнату.

                                                                                    4

Аскольд устроился на работу, где работал до призыва в Армию. Не без влияния Милы, стал готовиться институт.

На автобазе помнили Аскольда.

Прошло несколько лет.

И решило начальство посадить его персоналку, чтобы он возил одного чеолвека.

Когда Аскольд приехал в назначенное время и по записанному адресу, то спустя несколько минут из подъезда вышел человек.

Что — то не заладилось.

Персональный Пассажир вначале не мог открыть дверь. Когда сел — зло посмотрел на Аскольда и сказал раздражённо:

— Здравствуйте, товарищ шофёр.

-Здравствуйте, товарищ ответственный пассажир.

Седок назвал адрес.

Они поехали.

Всю дорогу в салоне было молчание.

Но на повороте, случайно Аскольд бросил взгляд и узнал: перед ним, точнее позади него, сидел Пупсик!

Он не стал выдавать своего чувства, продолжая сидеть и молчать.

Пусик, разгневанный недогадливостью шофера, вначале не хотел даже не него смотреть, потом, случайно бросив взгляд,    узнал — Буров!

Да, да именно Буров!

Но броситься в объятия однокашника ему не хотелось: как никак — он зам. директора, а Буров — шофёр!

Между ними дистанция, которая надо сказать была всегда, даже тогда, когда они учились в школе. Когда наступала большая перемена, то Пусик вынимал бутерброды с черной игрой и ел, не скрывая своего превосходства. Буров уходил на лестницу курить со шпаной!

Да, да! Со шпаной.

Пусик избегал детишек подворотней…

…и вот, как говорит его мать, — вышел в люди...

Правда, иногда он видел как на него смотрят ребята, когда он ел...

Тогда ему становилось не по себе…

… он боялся, что у него всё отнимут!

Мать Пусика, опытнейшая женщина, заведующая крупнейшим магазином, часто говаривала:

— Грядут наши времена! Грядут! Торговцы — соль земли. Так было, так будет….

По её заповедям и жил Пусик.

Жил, ни о чем не тужил.

Всю свою удачно складывающуюся жизнь, Пусик сверял со словами матери.

И вот смотрите!

Кое — чего достиг…

А что ещё будет!

И вот на тебе — Буров объявился!

Пусик слышал, что он ушёл в армию. Пусик достал справку.

Точнее мать постаралась.

Кончил институт.

Мать постаралась…

Закончил досрочно.

У матери такие связи!

Оно и понятно — все есть хотят.

Да непросто есть, а есть вкусно!

Конечно, однокашник, но всё-таки — неудачник…

… ну что такое шофёр?

Конечно, это необходимая специальность, но это жизненное поражение...

На следующий день Пусик, как всегда, выходил в одно и тоже время. Машина уже его дожидалась.

-Здравствуйте !— Сказал Пусик, влезая в машину.

-3дра...сте-, тихо ответил Буров.

Пусик, ещё со школьной скамьи, знал, что если — Буров суров и молчал, то это значило —он старался погрузиться в мысли о рабо­те.

День был суматошный, они разъезжали по разным зданиям. Пусик делал всё быстро.

Нигде никогда задерживаясь.

Своё дело он знал.

Где — то часу в шестом часу Пусик сел в машину и назвал адрес.

Настроение у него было хорошее. Он сделал больше, чем рассчитывал. и вот довольный ехал и именно это настроение побудило его задать Бурову странный вопрос:

-Послушайте , однокашник…

— Что?

-Ну...

… что вы обо мне думаете?

Аскольд молчал.

Конечно, такого мальчишества от Пусика трудно было ожидать. В другой обстановке он бы не сделал. Но сейчас, ему очень хотелось, чтобы этот неразговорчивый шофёр, бывший его однокашник, которого он втайне не видел,— позавидовал ему.

— Пустоцвет вы...— тихо сказал Буров.

-Что?!

-Пустоцвет, говорю,— спокойно повторил Аскольд.

Эти слова, как удар хлыста, заставил Пусика скорчиться.

На долю секунды    ему показалось, что это правда и чисто механически, плохо понимая, он спросил глухим голосом:

— Почему?

— Всё что ты делал, ты делал ради себя, а сам — то ты есть пустота, которая никому ничего не дает — вот и выходит, что ты — пустоцвет.

Нет в тебе любви...

Оставшуюся часть дороги ехали молча.

Пусик ушёл не попрощавшись, да, по совести говоря, и Аскольду было бы трудно ответить на его прощание, поэтому для обоих было хорошо расстаться молча, что к обоюдному удовольствию и произошло.

                                                                                    5

Оставалось всего полчаса времени и он решил поехать в больницу.

Мила расхворалась.

Вот тут случилось то, что полностью переделало жизнь Бурова.

Поднимаясь по лестнице, он натолкнулся на мальчишку лет пяти Тот посмотрел ни него и с серьезным видом сказал:

— Подожди. — Буров остановился.

-Ну?

-Ты кто?

— Я...Я... — шофёр.

-Я не про это спрашиваю.

— А про что?

— Ты мой папа?

Что-то разорвалось перед глазами у Бурова. Все мешалось становилось нестерпимо красным и комок начинал его душить.

Ему хотелось заплакать, но он не мог этого сделать.

С раннего детства, понимал, что он мужчина, а им пла­кать не положено.

— Да....-, это была первая ложь в его жизни.

-Правда? —Губы мальчика дрожали.

-Да!

— И ты...

…ты возьмёшь меня?

— Ну, а как же!

Воспоминаний об этих событиях осталось мало.

Аскольд понимал, что в его жизни происходит самое важное.

Основополагающее.

Мальчик не отпускал Аскольда от себя ни на секунду.

Он так вцепился в руку Аскольда, что, казалось, не существует никакой силы, которая могла бы его оторвать.

Мила вскоре выписалась.

Они, посовещавшись, решили снять квартиру.

После многих хлопот мальчика удалась усыновить.

Они переехали на новую квартиру как одна семья.

Некоторое время мальчик молчал и жался к Бурову, потом привык и стал более общительным.

Милу называл мама, мать Бурова — бабушкой, а братишку — дядей.

Буровы решили не отдавать его в детский сад.

Аскольд стал больше работать, и всё свободное время проводил с сыном.

Однажды он усталый и раздраженный возвращался с работы.

… открыл дверь …

… на пороге показался маленький человечек, который радостно закричал:

— Па-па! — и настроение у Бурова улучшилось, и он неожиданно ощутил ту нить, которая связывает каждого человека с вечностью, которую он, как ему показалось, уже навсегда потерял...

Ан, нет, всё устроилось!

Он такой, как и все…