Вдруг пришло сообщение. На сайте давно тишина, а тут вдруг.
—Привет, это мы, точнее я. Джонни и Брэд.
—Джонни и Брэд??? А почему «точнее я?»
—Ты же догадался. Я думаю и другие тоже.
—О чём догадался?
—Что мы один как два, или наоборот.
—Вообще-то, я вас как двоих и воспринимал.
—Ну и зря. Нас как двоих воспринимать нельзя. Нас всегда был один.
—Это шутка такая?
—Да если бы.
—Ладно, неважно. А почему вы... ты именно мне написал?
—Не знаю. Читал, твоё, про Аню. Не буду критиковать, сам понимаешь, не туда. Но по смыслу, нет, по духу, близко.
—О, спасибо, что хоть по духу попал. От первоисточника такое услышать приятно. Интересно, а ты кому-то ещё говорил, что вас не пойми сколько?
— Нет. Не говорил. Да я и не писал никому. Да я может и не один.
—Подожди. Не хочешь объяснить, что всё это значит, не надо. Но стоит ли имидж разрушать? О вас до сих пор, на сайте, добрым словом вспоминают.
—Скучно стало. А как разбавить однообразие я не придумал, вот мы тебе и написали.
—Ну что ж, рад познакомиться. Читал ваше всё. Интересно? Однозначно не скажу, но разнообразно точно. А кое-что и оригинально. Да, а как это вдвоём? Кто из вас идея, а кто текст?
—Вот и мне интересно, кто из нас кто.
Последнее «кто» прозвучало с эхом. То-то-то…

—Эй, ребят, что за развод? Что вы ему мозги пудрите. Саш, это я, Аня. Никакой это не один. Их действительно двое...
—Аня?!!! А ты откуда там?
Монитор начал расплываться. Я протёр глаза. Мой стол, принтер, а монитора нет. Вместо монитора стена, с моими обоями, а в центре картинка. Знакомая картинка. Чердак, через перекрытия кухня...
«Оба-на, это же сам придумал».

Но вдруг картинка поменялась. Я стоял в коридоре Аниной квартиры. Я никогда не был в Аниной квартире, но почему-то был твёрдо уверен, что я именно в ней. Моя рука, независимо от меня, выписывала на зеркале, непонятно откуда взявшейся губной помадой:
«Ты забыла вынести мусорное ведро».
Рядом стоял Дарси.
—Я Брэд, — сказал он и поставил точку, моей рукой, в конце надписи, написанной мной же.
— А теперь пни ведро, — услышал я, и невольно пнул мусорное ведро, содержимое которого рассыпалось по коридору.
—Это Джонни, — отпуская мою руку, сказал Дарси. Он без гадостей не может. Ну, или если хочешь, Люц.
Щёлкнул замок. Вошла Аня, и, пройдя сквозь Дарси и Люца, остановилась прям во мне, чуть-чуть не совпадая с моим контуром.
—Взяли бы и вынесли, писатели хреновы, — сказала Аня, и, скинув сапоги, побрела в сторону кухни.
—Мы этого не писали, это твоё, — улыбнулся Дарси и посмотрел на меня.
—Ага, хоть что-то от него путного, — злорадно ухмыльнулся Люц.
Они прошли сквозь стену возле закрытой двери, оставив меня одного в коридоре Аниной квартиры.
Мне хотелось крикнуть, что я этого не писал. И ведро пинал то же не я. И что мы с Аней вообще не знакомы и дружим по переписке на сайте. Но тут из стены выглянул Люц:
—Можешь это сказать. Но она услышит и напугается, а тебя здесь нет, объясняться некому. Из стены показался Дарси:
—Не злись на него, но он прав. Напугаешь её и всё. А что происходит объяснить некому, тебя ведь здесь нет.
Из стены снова высунулся Люц:
—Брось его, сам разберётся, он на сайте не первый год. Там Анютка на кухне. Настроение то, что надо, пошли, а то упустим.
И они исчезли в стене.

Что делать дальше я просто не знал. Но почувствовав запах глинтвейна, пошёл на кухню, туда, где скрылась Аня. Она сидела у окна, держа в руках кружку, видимо с тем самым глинтвейном, который приготовили Дарси и Люц. А эти двое сидели на полу, около её ног, и о чём-то жарко шептались, хитро поглядывая на вошедшего меня.
Аня взглянула в мою сторону и произнесла:
—Ты тоже с ними исчезнешь? Вы меня с ума сведёте своими нереальностями.
Я хотел её подбодрить и сказать, что конечно, я останусь. Но, вдруг понял, что на кухне меня уже нет, и Ани нет, и кухни нет. И вообще…
Я снова был на чердаке, который сам и придумал. Рядом были Дарси и Люц, а может это были Брэд и Пит. А может, и не было никого. Ни меня, ни Дарси, ни Люца. Была Аня. В маленькой уютной чебоксарской квартире. Пьющая глинтвейн, взявшийся непонятно откуда, и с досадой вспоминающая мусорное ведро, рассыпанное по всему коридору.
Аня допила глинтвейн и вышла в коридор. Увидев надпись на зеркале, она вздохнула:
« По двое пропадали, а теперь вообще втроём».
Она ещё раз взглянула на зеркало и на разбросанный мусор, и пошла за веником. Надо было убраться в коридоре и выкинуть из головы лишнее. Дарси, Люц, бред...

ГлавРед нажал на кнопку. Монитор, моргнув пару раз высветил чердак.
—Я это уже видел, читал, анализировал. Я одного не пойму, смысла вашего возвращения.
—Читай название, — щёлкнул кнопкой «клавы» Дарси и прищёлкнул языком.
На экране высветилось «Третья жизнь Глупой девочки Ани».
—Он на сайте без году неделя, а вник. Нет, ему понравилась атмосфера та, при нас, при тех временах.
—Времена меняются, — вздохнул ГлавРед, и открыл страничку со стихами в разделе избранного сайта Авторнет.
—Много нового и современного. Ни хуже, ни лучше, просто другое. Время на месте не стоит.
—Дух не меняется, — сказал Люц и выключил монитор.
—Смотри, — Люц взмахнул руками. Комната, в которой они находились, исчезла. Вдруг вспыхнул яркий свет, их окружили возбуждённые голоса и смех. В воздухе запахло праздником.

Это был Новый год. Маленькая кухня, заполненная жителями Авторнета. Всеми кто был, кто есть и кто будет, в этом маленьком и спокойном мирке,
А ещё была Аня. Она сидела у окна и улыбалась. Глинтвейн грел. Квартира была уютной и гостеприимной.
ГлавРед откинулся на спинку стула:
—А всё-таки интересно, сколько вас. Может всё-таки один?
—А ты у него спроси.
—У кого? — ГлавРед обернулся.
В комнате никого не было, но где-то под потолком звучали затихающие слова:
—У того, кто Дарси с Люцем снова на свет вытащил. Он же об этом пишет. Может он знает что-то?
Последние слова разнеслись эхом «то-то-то…»

―Джонни, а почему ты решил писать именно про неё. Она хорошая, загадочная и милая. Но таких полно. Ты же её знаешь, также как и остальных, то есть никак.
―Бред, именно сейчас, когда я расслабился и пытаюсь сварить себе кофе, тебя это заинтересовало.
―Интересно, когда ещё? У тебя два состояния. Отдыхающий, или пьющий кофе.
―То есть ты хочешь сказать, что все эти мысли. Нет, всё, что мы смогли обсудить у Ани за спиной, твоё?
―Во-первых мы не обсуждали, а придумывали. А во-вторых, почему ты решил, что в роли Люца мне будет комфортней. Да, мы эту сценку по ролям проиграли, а ты хоть раз спросил меня, нравится мне это или нет. Приплёл про Шри-Ланку, про какие-то умения готовить чудесный эликсир. Да, мы конечно сценарий не писали, но ты метал идеи, не давая мне опомниться.
― Бред, какого чёрта ты решил поругаться? Рассказ написан, даже принят. Неоднозначно, но принят. Что ещё нужно?
―Нужно? Я давно хотел тебе сказать, я тебе не бес, не Люц, и вообще... Ты перестал советоваться и спрашивать моё мнение. А оно, я тебя уверяю, есть.
Да, кстати, скажи спасибо, что Анна добрая. Другая могла и не принять твой вздор.
―А, всё-таки мой вздор? То есть ты сам, сейчас, сказал, что это моя идея и моё воплощение. Так в чём проблема?
―Ты наш ник помнишь? Бред Питт и Джонни Депп. Двое. Не один, вылезающий за свои возможности автор, а два весёлых, интересных и мощно рассуждающих человека. И вообще, что за Депп и Питт. Мы что не можем называть друг друга нормальными именами?

        В комнате повисла пауза. Что она означала, понять было трудно. То ли эти двое действительно были удивлены, что много лет называют друг друга вымышленными именами, то ли они не могли вспомнить свои настоящие имена, но боялись признаться в этом друг другу.

           Анна вошла в подъезд. Хотелось быстрее зайти в квартиру, налить себе своего любимого и сладко затянуться сигаретой, обозначив этим, что очередной, сумасшедший день закончен. Она по инерции заглянула в почтовый ящик. Пусто. Хоть тут никому ничего не должна. Перед квартирой, на площадке стоял человек. Анна осмотрела его с головы до ног нарочито и по хамски, давая понять, что удивить её сейчас не возможно ничем. Человек загородил собой дверь:                                                                                                                                                             ―Ань, пойдём со мной.
―Предложение заманчивое, ― с издёвкой, на какую только была способна в этот момент, ответила Анна.
―А кто ты, можно узнать?
―Меня зовут Дарси. Пойдём?
―И далеко?
―На чердак.
―На насильника ты не похож. Не обижайся, но на мужика то же. И кто ты?
―Я твой ангел.
―Ну да, а кто ж ещё. И ты один здесь, ангел?
―Нет, на чердаке ещё один, твой бес. Его зовут Люц.
―А, ещё и бес. Тот, наверное, что-то пугающее?
―Пойдём, увидишь сама.
Аня расслабленно прислонилась к стене. Пугала её эта встреча? Нет. Просто она устала. От всего. От быта, от работы, от вот таких странных встреч и странных персонажей, встречающихся на её пути последнее время.
―Пойдём, если это не надолго.
Они поднялись на последний этаж, потом по лестнице на чердак. В полутёмном помещении, когда они прошли несколько шагов, кто-то шевельнулся. Этот кто-то отсвечивал тусклым, красным светом, а на голове у него действительно были небольшие рога.
―Этот что ли бес?
―Люц, ― представился рогатый.
Аня, понимая всю нереалистичность этого положения, улыбнулась.
―Интересно, зачем я здесь с вами?
Дарси помялся:
―Говори Люц, а то уйдёт. Я и так между мирами встрял, а это неприятно.
Люц снисходительно посмотрел на Дарси.
―А я всегда говорил, что вы там, в кущах, расслабились.
Он повернулся к Анне.
―Иди сюда. Ты можешь это увидеть один раз в своей жизни. Я объясню что.
Видишь этих двоих?
Анна легла на перекрытие чердака. Перед ней была кухня. Её кухня. Просто с такого ракурса она этого сразу не поняла. На кухне двое. Они явно о чём-то спорили.
―Послушай. Эти двое решили, что они ангел и бес. Твои противоположности. И ты должна поверить в это безоговорочно. Они кое-что сделают, а перед твоим приходом быстро смоются. Ты скажешь, как они успеют раз ты уже здесь? Просто мы с Дарси сдвинули время чуток вперёд. Мы это можем в отличие от этих, в твоей квартире.
―А кто это?
―Ну, скажем те, кто мыслят себя твоими сущностями. Как я уже говорил ангелом и бесом.
―То есть вами?
            Она оглянулась. Полутёмный чердак, и она, сидящая на пыльном бревне перекрытия, одна, одинёшенька. Анна грустно улыбнулась. Вдруг вспомнилось почему-то мусорное ведро, приготовленное утром, и забытое в утренних заморочках. Она встала, отряхнулась, и устало отправилась назад тем же путём, которым и попала на чердак.
            Повернув ключ в замке, вошла в квартиру, влюблённо вдохнув воздух своего уютного гнёздышка.
На зеркале красовалась надпись: «Ты опять забыла вынести мусор».
«Писатели блин. Взяли бы и вынесли».
Анна подняла с пола валявшуюся губную помаду и размашисто зачеркнула надпись. «Хоть бы собаки были какие-нибудь, терьеры там или ещё кто. Встретили бы. Колготки бы порвали эти фирменные, всё развлечение». Она бросила ключи на тумбочку. Из кухни потянуло глинтвейном.
«Ну, хоть какая-то польза от этих мужиков».
Аня скинула сапоги и медленно побрела на кухню, мечтая, что там будет глинтвейн и покой, и никаких Джонни Деппов и Бредов Питтов.

Ангел Дарси освободил сначала правую руку, потом левую, подтянулся и выбрался наружу из мохнатого тела. Терьер так и остался сладко сопеть на полу. Расправив пуховые крылья, ангел по-человечески хрустнул позвонками, разминая шею, и залетел на кухню. Была его очередь готовить глинтвейн.
— Опаздываешь! — встретил его Бес Люц, прикуривая от горящей конфорки. Желтый Glamour в узловатых пальцах чёрта запах серой.
— Совесть имей! — одернул его белокрылый и поспешил осенить дверь кухни знамением; одновременно само по себе на микропроветривание открылось окно, и запах серы мутным туманным облаком вылетел наружу.
— Чего нет — того нет! — ухмыльнулся нечистый.
— Помоги, пожалуйста, апельсины порезать! — божественный протянул ему три оранжевых фрукта. — Кожуру не срезай.
Дьявольский приспешник искусно пожонглировал большим кухонным ножом, и в секунды сочные дольки расчлененных апельсинов упали в глубокую кастрюлю. Ангел Дарси, подобно фокуснику, достал из воздуха бутоны гвоздики, палочки корицы, коробочки кардамона.
— С тебя — мускатный орех и бадьян, то бишь, анис, — ангел сделал жест, который обычно используют гостиничные бои, намекая на чаевые.
— Может, тупо на анисовке сделаешь? — словно беря «на слабо», осклабился Бес. — На соке сэкономишь.
— Сам себе сделаешь, на каком хочешь вине, — был терпелив ангел. — Бадьян и мускатный орех!
— Ага, ща, к соседке сгоняю, заодно подсмотрю, чем занимается. — кивнул Бес, исчезая в стене смежной квартиры. Через пять секунд из стены высунулась рука и довольная рогатая рожа.
— Пришлось на Шри-Ланку смотаться. Пять звёзд бадьяна и четыре ореха хватит? Я могу и десяток орешков, если хочешь, чтобы вштырило. — голос беса стал вкрадчивым и искушающим, глаза загорелись.
— Кидай сюда. И оставь свои штучки для смертных. — Ангел Дарси налил в кастрюлю немного воды и стал медленно перемешивать кружки´ апельсина с пряностями. Отдавая свой сок, свой аромат, свою суть, они наполняли кухню острыми пряными ароматами. Чёрт, довольный, поводил рылом. Святой показал глазами на тлеющий окурок в руках нечистого:
— Заканчивай уже смолить. Для хорошего глинтвейна мне нужен божественный запах пряностей, а не тот смрад, что из тебя выходит.
— Зря стараешься. В этой квартире всё провоняло табачищем. Анюта смолит как паровоз. Иногда по пачке в день выходит. А уж как в стишатах своих любит эту тему поднимать — хлебом не корми. Сигареты, дым, курево, алкашка — в каждом стихе. Ну, почти в каждом.
— Она бросит. А стихи… Стихи это такая сублимация состояний. Да и про художественный вымысел не забывай, сигареты всегда выигрышно смотрятся, особенно когда страдающие поэты пишут о депрессиях, переживаниях, безответной любви, всех этих «ответов на нет», «прощай». Она всё понимает, только пересилить себя не может.
— Мои любимые строчки, кстати. Квинтэссенция Анютиной поэзии, без балды:
«Накурившись и напившись в стельку,
Я кричу снова о смерти.
Как ребенок бегу на качельку,
Мне вы конечно не верьте.
Стакан недопитый разбивается в дребезги,
Как и люди, что прыгают с крыш.
Я тоже бы прыгнула, веришь мне?
Не веришь, но все так же называешь "малыш"...
Просишь остаться, и конечно — не пить.
Заботишься вроде бы.....
Но я не перестану курить».
— Она бросит. Вот увидишь, обязательно бросит!
— Ты до сих пор в это веришь? — засмеялся Бес, картинно щеря зубы. — Я видел её легкие. В свои 16 лет у нее легкие 36-летнего курильщика. Это талант надо иметь! Серенькие, с осадками копоти. Смак! Да что там, смак. Рак!
— Уже?
— Еще нет. Но прогноз очень велик.
— Знаю, — погрустнел Ангел Дарси. — По списку в следующем марте, как раз на день рождения ХОБЛ стоял. Я ей первого, третьего и четвертого послал, чтобы они отговаривали. Начали парни хорошо, беседы вели, ссылки из нета давали о вреде курения и алкоголя.
— Вот ты наивный! — захохотал Бес и застучал копытцами по полу. — Она их даже не открывала! И при любом удобном случае с подругами за компанию или просто, когда настроение плохое или нелады в колледже, курила. И будет дымить и дымить. Чух-чууу «С сигаретой в руках смотрю в поездаааааа»
— Она совестливая. Она всё понимает и бросит. Ей сто раз говорили, что с сигаретой или вейпом она выглядит как… это тебе лучше произносить. А лучше вообще не произносить.
— Ха! Анюта сама за себя все уже описала:
« Все как обычно, все как и прежде.
Мне бы только кого-то убить,
Или сгореть в бл...ской надежде.
Ты прости меня, бл...скую женщину»
— Зачем ты вообще подсунул ей эти сигареты?
— Ты серьезно? — заливаясь смехом, Бес запрокинув голову. — Считай это прохождением обряда инициации во взрослую жизнь.
— Так, остановился бы на сигаретах. Зачем искушать алкоголем? Вот сок виноградный намного лучше. — продолжал колдовать у плиты святой.
Рецепт требовал налить 3 стакана виноградного сока, добавить 50 грамм сахара и нагреть смесь до 80 ° С до первых пузырьков.
— О, искушение алкоголем — первая стадия к самопознанию. Еще чуть-чуть и Анюта с гордостью сможет сказать «Я больна алкоголизмом». С гордостью, заметь! Фору даст любому начинающему пацанчику на районе.
Прозрачная слеза скатилась по ангельской щеке и упала в кастрюлю. От ее падения по поверхности пошли тонкие круги. Ангел стоял спиной к Бесу, казалось, что его крылья мелко подрагивали. Иногда вечерами также за плитой стояла и переживала за дочь Анютина мама.
— Она слишком много пьёт. Я шел за ней на запах спирта — в подъезды, в туалеты, на заброшки, к Тамаре, прятался вместе с ней в кустах на улице. Скольких усилий стоило мне вытаскивать Анюту из разных передряг или отваживать ее от безрассудных пьяных поступков, скольких подонков отвадил я от этой девочки! Но перед соблазном алкоголя я бессилен. Бессилен, пока она сама не поймет, что мир без алкоголя прекрасен, что можно также веселиться с друзьями, что эйфорию и головокружение можно чувствовать от добрых дел, спонтанных подарков кому-то, неожиданных открытий, гордости за себя и других, от чувства благодарности, от помощи совершенно случайному человеку, от общения с близкими, от любви…
— И от секса! — Бес дернул вверх хвост, сложив кисточку в виде кулака с поднятым указательным пальцем! — Заткнись уже! Здесь Анюта молодец! Любому может голову закружить. Первый даже удалился, не выдержав мучительной ревности, правда, реинкарнировался потом. Четвертый, кстати, тоже на грани.
— Но она же страдала!
— Это от любви вашей, которую вы же, святоши, придумали, она страдала. А в остальном всё нормально. Будь спок. Я свечку держал!
— И стихи же у нее по своей сути о любви. Только человек с чутким, трепетным сердцем может так душевно писать.
— Ой, не могу — зашелся в смехе Бес. — Ага-ага.
"Когда люди превратились в монстров?
Когда они забыли про любовь?
Когда все перестали жить под солнцем,
И говорить, что все прекрассно, как морковь?"
Любовь-морковь, ха! Сносит-носит, ха-ха! И мои любимые — грязь-мазь и боли-моли — три раза ха-ха-ха! Чуть не сгорел от смеха, пока читал. Поэтесса, дабл Ять! При чём тут трепетное сердце, если отсутствует элементарное желание раз-ви-вать-ся? — Черт сделал акцент на последнем слове. — Писанинка, не достойная даже сетературы. Думаешь, что она умную страничку нарыла, как стихи слагать? Или, может, вспомнишь, когда и какую она книгу в последний раз читала? Нет, мой светлый брат, ее стихи — всего лишь отражение примитивных человеческих эмоций, дальше идти она не станет. Ей удобно состояние безграмотности и глупости. Даже ник себе глупый придумала. Обожаю таких людишек! Жизненные силы из них выходят гораздо быстрее. О, да, детка. Стой, где стоишь. Как там второй говорил: «Анюта прекрасна!»
— Он не в этом смысле говорил. — не сдавался Ангел. — Да, она действительно прекрасна! Она сразу располагает к себе людей. После того, как она пришла на сайт, у нас в списках сразу на шесть влюбленных больше появилось. Любовь окрыляет ее, дарит надежду! Анюта общительна, амбициозна, добра, сострадательна, красива, молода. Что очень важно, у нее всё впереди, если только она осмыслит, если только… Такие, как она, всегда составляют пару.
— Пары строго засекречены до нужного времени, — нахмурился Бес.
— Да. Но когда придёт время, я буду рядом и сделаю всё, чтобы она стала счастливой невестой, женой, матерью.
— Бесишь! — харкнул на пол Чёрт. Ангел легонько дунул на чёрный сгусток на полу, тот побелел и с шипением испарился.
— Не стоит гадить там, где служишь! — В переполненном ароматами воздухе кухни повисло терпкое молчание. — Накрываем крышкой, выключаем огонь. Глинтвейн готов.
— Сегодня я забухаю его с винчиком Gamay Noir. — в ожидании бокала потёр огромные ладони Бес Люц. — Анюта, за твоё здоровье пью! Поверила? Наивная!
— За её здоровье и за её рассудительность этого наичистейшего божественного напитка выпью я. — Ангел подал салфетку и горячий бокал Демону.

* * *
О, эти маленькие питерские кухни со своей неповторимой эклектикой, со своей ламповой атмосферой. На 13 этаже высотки Ангел и Бес сидели за столом и пили только что приготовленный горячий осенний глинтвейн.
— Берегу её… Какая она, всё-таки, смешная!
— Дурная!
— Повзрослеет!
— А помнишь как она чуваку в «Магните» на кассе на вопрос «Как Вас зовут?» ответила «Картой». Вот я угорал!
— Твоя очередь напоминать. — улыбнулся в бокал Ангел Дарси.
Бес Люц щелкнул пальцами в сторону коридора. Из ящика с косметикой вылетела губная помада. Чёртовы пассы пальцами, подобно работе дирижера, вывели на зеркале аккуратным почерком красное «Ты опять забыла вынести мусор!».