Чернигов — Сиреневые чулки

   Самка проснулась с больной головой.Глаза открылись,вспыхнули нечеловеческой злостью: —Уродка!

-Ы-и-и! Ы-и-и!.. — раздавалось из бумажного ящика-колыбели.

Самка накрылась одеялом, сунула голову под подушку; так хотелось уснуть, забыться, но всепроникающий детский плач сверлил в уши:

-Ы-и-и!

            Ы-и-и!

                        Ы-и-и!

Самка вскочила с матраса. Подбежала, но вместо того, чтобы закричать этой гниде: "ЗАТКНИСЬ!!!" — невольно отшатнулась — в который раз.

На дне ящика лежала грудная девочка, завернутая в ватник; девочка уже не плакала, а выла, зажмурившись сильно-сильно. Ручки, сжатые в кулачки, подрагивали от холода.

Девочка действительно была крайне уродлива. Даже любящая мать вскрикнет от испуга, увидав такое свое новорожденное чадо.

Младенцы не блещут особенной красотой, а это личико было словно изувечено жуткими врожденными недостатками: приплюснутый, как у поросенка, нос-пяточек зияет ноздрями, носовая перегородка врастает в заячью губу, из-под которой алеют беззубые десны. Еще более жуткое впечатление оставляет лоб, вернее его отсутствие — гребневидный козырёк без бровей — голова, точно срезана.

Уже несколько дней самка видит этот кошмар и никак не может привыкнуть.

И снова отвращение корчит её лицо: — Уррродка!..

Услыхав голос, девочка перестала плакать. Раскрылись её глазки, и, при виде самки заблистали карим светом; глазки, словно обрадовались.

Самка ушла на кухню, и там, склоняясь над раковиной, пила из-под крана холодную, со сладким привкусом воду.

-Опять нажралась, алкоголичка!

На пороге стояла старуха в переднике, седые волосы завязаны в бигуди:

-И как тебе только в глаза людям не стыдно смотреть? Совсем в животное превратилась!

-Э! Чё тебе надо от меня?

-В понедельник кто по расписанию должен мыть кухню?    

-У меня в среду — очередь.

-Не в среду, а в понедельник! 9 часов, а кухня еще немытая. На, глянь, какой ты свинарник устроила! — старуха толкнула со стола распоротую консервную банку. —А это что? —    под раковиной стояла пластиковая бутыль из-под пива. — А это? — пнула     лежащий на полу окурок, — Это всё кто, Пушкин будет убирать? А? Даже за собой убраться не можешь, охламонка!

-Слушай! Ты!

-Да когда ж прекратится этот бомжатник? Я из-за пьянок твоих до полуночи не могла уснуть. На дежурство чуть не проспала!.. Так вот я тебе в последний раз заявляю, Ирочка: еще одна такая пьяная оргия и я,.. я немедленно вызываю милицию! И если я еще хоть раз увижу на кухне этих дегенератов.…

-Сама ты — дегенерат!

-Что??? Как ты меня назвала, пьянь подзаборная? Шлюха!!

-Ты вообще молчи, старая дева!

-М-мразь! Дебилка недоразвитая! Н-ненавижу тебя!!    

-Ха-а-а, мым-ра! Кро-хо-борка!

-Бухало своё закрой, гадина!

-Бэ-бэ-бэ-бэ-бэ! Сплетница ебанутая!

-Ах ты, сволочь паршивая! Знаешь ты — кто? Ты-ы...Да ты — самая натуральная блядь!!

-Слышь! ты! заткнись!    

-БЛЯДИНА! — вот ты кто!!

-Чё ты орешь, дура? ЧЁ ТЫ ОРЁШЬ???

-Гадина подлючая! Я,.. я из-за тебя....— старуха в слезах ринулась в полумрак коридора.

-Иди, иди, давай, коммуняга недорезанная!

Старуха вылезла из мрака: —Тварь! — скрылась опять.

Самка глянула в коридор. Никого. Подняла с пола окурок, прикурила от горящей конфорки (газ горел день и ночь — в коммуналке экономили спички). Глубокая затяжка мгновенно расслабила, успокоила.    

Где-то в недрах квартиры послышался детский плач. Даже здесь на кухне из самой дальней 11-ой комнаты было слышно.

-У-У! Уррродка!..— самка швырнула окурок в раковину и решительно зашагала по коридору.

—Ы-и-и! Ы-и-и! — громче, ближе.

Самка распахнула дверь; громадная, страшная — нависла над ящиком и впервые сказала это вслух:

-Уродка, да когда же ты сдохнешь?

И в самом деле, это было странно. Прошло два дня и две ночи, а новорожденная всё живет. И плачет, плачет.

Всю ночь девочка плакала от голода.

-На! Подавись! — самка расстегнула пуговицы на груди, худой титькой заткнула девочке рот.

Материнского молока, самого лучшего на свете молока хватило на пять глоточков, это всё, что было у самки. Но ребенок вмиг успокоился и заснул.

Спящая девочка казалась мертвой. Но девочка была жива. Пока..." Ну и что, что жива!.." — только сейчас, глядя на спящую дочь, самка поняла: "Не надо ждать. Я всё продумала, у меня всё готово".

Она осторожно взяла липкое от мочи тельце. Положила спящую девочку в наполовину забитый мусором черный пакет, замаскировала сверху газетами, подвязала и вместе с пакетом пошла из комнаты. Приоткрыв дверь, самка остановилась в нерешительности. Она колебалась: узел слабый, может не выдержать.

Вернулась в комнату, сделала второй узел на пакете, для большей крепости обмотала алюминиевой проволокой и теперь уже спокойно зашагала в коридор.

Девочка спала в черном полиэтилене. В одеяле старых газет, на простынке гнилых помидоров, пережаренных макарон, картофельных очистков, окурков. Девочка спала и улыбалась во сне.

Самка вышла на лестницу, поднялась по ступенькам. Открыла крышку мусоропровода и выбросила пакет с девочкой в глубокую черную вонючую пасть.

Ровно через 4 секунды где-то внизу послышался грохот падения. Голуби вздрогнули, порхнули в небо.

Захотелось покурить. Самка вывернула карманы куртки, на оплеванный пол посыпались автобусные талоны, шелуха от семечек. " Нэт сыгарэт! А курить охота, так курить охота. И башка не проходит... Пойду прогуляюсь на воздухе, мозги проветрю. Заодно и стрельну".

Села в лифт.

Когда вышла на первом этаже, очень кстати, в парадную вбежала Зойка, румяная от мороза, одетая, точнее втиснутая в китайский сиреневый пуховик.

— А вот и курево само плывет мне в руки!

Поднялись на лестничную площадку между первым и вторым. Закурили Зойкин ЭлЭм.

Из подвала несло канализацией.

-Ну как?— Зойка слегка растопырила ноги.

-Чево?

-Слепая што-ль? Я чулки новые купила.

Самка посмотрела на ее ноги, обтянутые сиреневым капроном и восхищение, зависть, недовольство собой, надежда, любопытство — одновременно захватили её:

-Зойка-а-а! По-о-олный отпад! За скоко взяла?

-Догадайся.

-300?

-Хе!

-200??

-Хе!

-100???

-Хе-хе-хе!

-Неуж за полташку хапнула?

-45! Слыхала!

-Иди ты! 45?!! Кожу не терут.

-Я вооще их не чувствую! Иду, как без нечего, задубела совсем, на улице-то не месяц май... Морщин на коленках не видно?

-Не-а.

-А тута не слишком висят?

-Повернись. Подними юбку. Зой, прям по тебе шито.

-Маде ин Чина!

-Ого!

-«Ого». Фирма веников не вяжет. Я почти последние отхватила. Шамиль, прикинь, хотел мне серые втюхать.

-Хачик, он и в Африке, хачик.

Самка нахваливала чулки, а Зойка со всё возрастающим наслаждением разглядывала свои сиреневые коренастые ноги.

И тут самка вздрогнула. Ей послышался плач. Она побледнела от ужаса.

Тихое : —Ы-и-и! Ы-и-и! Ы-и-и! — из потолка, из стен, из ступеней — отовсюду исходило детское рыдание.

Это ей мерещится или...

-Зой! Ты слышишь?

-Ага! Кто-то плачет. — Зойка стала озираться по сторонам: — Где это? Кто?

Из глаз самки сами собой потекли слезы: —Ре-бе-нок. — едва раздался её голос, плач прекратился. Это придало самке надежду. Её слезы, уже скатившиеся на подбородок, остановились от такой внезапной удачи, заползли обратно на щеки, на веки, на ресницы, капнули обратно в глаза. Изо всей силы самка сжала трясущиеся губы, согнула в улыбку:

-У соседей ребенок плачет... А чулочки у тебя — просто класс!

-У соседей?! Ну что за люди: рожают, а потом бросают! Дитё-ж то не виновато. Значит, говоришь, не зря я купила?

-Да за такие чулочки!.. Пойдем, обновку обмоем! — самка изо всех сил улыбалась, но Зойка заметила    затаённый ужас в её глазах.

-Врешь ты всё! Они тебе не понравились. — Зойка уже с укоризной глянула на свои чулки. И вдруг её недоверчиво нахмуренное лицо разгладилось в совершенно беспомощное — румянец моментально исчез — белое лицо взорвал крик ужаса:

-а-а-а-а!!!!

-Что с тобой???

— А-А-А-А!!!!— Зойка вытянула дрожащий палец.

Самка обернулась и отскочила от испуга: — А-А-А-А!!!!

Крышка мусоропровода приоткрывалась лысенькой головкой. Пальчики вцепились в ржавую кромку.

-А-А-А-А!!!!

Высунулось детское личико — залитое кровью, облепленное картофельными очистками. Младенец чихнул пылью.

-А-А-А-А!!!!

Выбежали соседи. Несколько секунд они с тревогой глядели то на Зойку, то на самку, но вот — оцепенели на миг,... вытаращили глаза и закричали: — А-А-А-А!!!!

— А-А-А-А!!!! — кричали люди, инстинктивно зажимая ладонью рот, отчего крик их слегка приглушался:

—а-а-а-а!

Самка кричала громче всех.

— А-А-А-А!!!!— кричала и пятилась, — А-А-А-А!!!!— вжалась в исписанную матными надписями стену: — А-А-А-А!!!!

Младенчик услышал её, повернул исполосованную черными царапинами головку; он увидел её и каренькие глазки его засветились, и личико его озарила радостная улыбка:

-Ма-Ма!