Дарин — История Одного Племени

Зал был мал для проведения пышных торжеств. Он походил больше на кабинет. На небольшом возвышении ближе к другому концу комнаты стояло кресло. Сразу приковавшее к себе взгляд Янтаря.

-Тихо, — сказал он себе. —Я просто хочу сделать своему старому другу подарок.

И, не отрывая взгляда от кресла, он двинулся по мозаичным плитам к Великому Ярхе.

Не обращая внимания на возглас: «Мы привели вам пленника.»

Не обращая внимания на выложенные на полу сцены.. вот Ют прикрывает спину Морту.. вот Дистань захватывает власть в приграничном городе, который варх’гонам известен как Аристо.. вот великий Гато создает Академию.. Ярхе, хоть и приобрел варх’гоновские черты, не смог избавиться от своих старых привычек.. уничтожить свое образование..

Не обращая внимания на..

-Говорят, Великий Ярхе приходит и уходит, а Империя остается.. — тихо и почтительно произнес Янтарь, внимательно следя за покачивающимися головками цветов.

-Я бы выразился иначе,— уверенно произнес светловолосый подросток.— Империя приходит и уходит, а Ярхе остается, меняясь вместе с Империей. Ярхе— это сердце Империи. Без Ярхе все придет в упадок. Я слышал, ты нагнал меня в успехах на учебном поприще? — неожиданно спросил Ярхе. Голубые глаза его как будто смеялись..

Янтарь остановился как вкопанный и с некоторым трудом поднял глаза.

На бледную копию его Ярхе.

В кресле сидел светловолосый кареглазый юноша. Обеими руками вцепившись в его подлокотники буквально до посинения. Тонкие пальцы его рук, казалось, жили своей собственной жизнью. Они мяли, кромсали, рвали и уничтожали ткань на подлокотниках и Янтарь вдруг подумал, что вскоре им останется только расщеплять дерево. Ярхе был облачен в потрясающе бедные одежды, так не приличествующие его высокому сану. Было такое впечатление, что его силком из кресла вытаскивают. Иначе отчего на кресле такие длинные узкие царапины, как от ногтей?

Ярхе сидел, низко опустив свою светловолосую голову. Ярхе сходил с ума.

Янтарь стоял напротив него, прямой и аристократичный. Сумасшедшим он не был, но все же произнес:

-Меня зовут Янтарь. Как вы знаете, я-морок.

И Ярхе поднял голову.

В его темно-карих глазах, казалось, собралось все безумие мира. Не надо было быть мороком, чтобы понять, что он сходит с ума. Психологически несовместимая развалина. Смятение, никогда не сходящее с измученного, бледного лица с темными провалами глаз. В которых буквально читается: «Боже, что они все от меня хотят?»

Янтарю было больно смотреть на то, что осталось от его бывшего хорошего приятеля. И приятного в общении правителя.

Судя по всему, не только Янтарь был привязан к Великому. Из бледно-зеленых глаз светловолосого поэта на мир взирал седой как лунь судья Алькон. Янтарь усмехнулся и едва удержался от острого желания отвесить шутовской поклон.

Ярхе взмахнул рукой едва заметным жестом и стража оставила в помещении только их троих.

-Янтарь? — переспросил Ярхе. Голос у него тоже был.. сумасшедший. Надтреснутый голос смертельно уставшего человека.

-Да.. Великий.. — ответил Янтарь и, встретившись со взглядом поэта, вздрогнул от неожиданности. Да, кажется, Ярхе был в слегка лучшем положении, чем Янтарь..

-И что же ты от меня хочешь? — устало проговорил Ярхе, а пальцы его мяли, рвали, терзали обивку кресла.

-Я хочу чтобы меня повесили. — услышал Янтарь свой собственный голос.

В карих глазах Ярхе появился интерес.

-И откуда у вас такое странное желание? — вопросил Великий.

-Вы позже поймете. Поверьте, мне.. мне известно, что это может вам помочь.. и всей империи..

-Кажется, я вас помню.. — Ярхе потер лоб. — Не уверен. Я слишком часто последнее время не уверен. Жаль, что я не смогу с вами еще пообщаться. Так, говорите, вы хотите быть повешенным?

-Да, —не дрогнул Янтарь, не обращая внимания на абсурдность их диалога. — я хочу быть повешанным. Так легли карты.

Сам не зная почему, Янтарь ответил:

-Лучше через неделю. Я бы все же хотел провести в беседах с вами еще несколько дней.

Ярхе едва заметно улыбнулся.

А Янтарь так и остался гадать, почему он попросил об отстрочке. Может, в ответ на умоляющий взгляд придворного поэта? Или из жалости к сходящему с ума правителю?

Дек и Регон, получив причитающееся им вознаграждение, двинули в таверну, пропивать его и веселиться.

Собственно, именно там Животворящий Огонь, бывший Хрусталь и бывший сумасшедший не-морок Мартин, и услышал о предстоящей казни морока Янтаря.

Казнь должна была состояться через неделю.

Глава 28

Повесть о №8

Мир остановился. Замер на том самом миге, когда темно-зеленые глаза смотрели с тяжелой безнадежностью из-под падавших на лицо темно-рыжих прядей недлинных волос. Сухие губы шевельнулись. Волной звуков обрушив реальность:

— Уходите.

И мир взорвался.

Слезы капали на мягкую землю легким дождем. В памяти всплывали обрывки кадров: улыбка, насмешка темных серьезных глаз, хилое тело, прикрытое футболкой, кашляющее и смеющееся от боли, сотрясающееся и кровь, кровь, кровь…

№8 оплакивала остов.

— №8, ты почему такая серьезная?

Легко поднимаются глаза, блеснув ярко-голубым мрачным светом из-под густых ресниц, и встречают открытое лицо с правильными чертами лица, обрамленное светлыми волосами. Усмешка кривит губы, в памяти всплывает худое лицо с зелеными угольками вместо глаз, и смешок вырывается из глубины тела, из глубины души.

— Не, ну почему ты такая серьезная?

-Я.. — начала было №8, но взгляд Скелета ожег ее из глубины памяти и она замолчала.

Пауза на минуту.

— Какая тебе разница.

А слезы жгли глаза, просились наружу мокрым дождем, чтобы залить собой пол, залить, залить, залить..

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Остекленевшие потемневшие синие глаза смотрели прямо вперед.

-Э-эй!

Щелчки вокруг. А перед глазами — все та же картина, все тоже.. все тот же остов, все та же развалина, хрипящая, держащаяся за дерево, а кровь сочиться сквозь пальцы, прижатые к животу… и губы шепчут все тоже слово, все тоже проклятое, чертово слово!

Боги несправедливы. Боги обманывают. Боги лгут.

Лес пронзает истошный крик, полный отчаяния и боли.

№8 успокаивали полтора часа.

И даже после этого она не переставала плакать.

— Ты улыбнулась?

-Тебе показалось.

Дохлый Номер задумчиво посмотрел вслед стройной светловолосой фигурке.

— Что-то с ней не то.. — пробормотал он.

— Я вас бросаю.

Урх вскинула серо — стальные глаза вверх.

— Ты?!

— Я.

№8 развернулась и пошла прочь. «Ну и пусть. Меня смерть от твоих рук даже привлекает.»

— №8, ты куда?

Она оглянулась. Желтый хвост больно хлестнул ее по щеке. Сзади стоял Скала.

Слабая усмешка. Хоть кто-то.

Она пожала плечами.

— Никуда. — еле вырвала из глубины своего тела.

Скала деловито приближался.

— Как бы там ни было, но я с тобой. Ты хороший ворон, вдвоем будет легче. — и он подмигнул.

№8 стояла в растерянности. Скелет в памяти мерцал, расплывался и подмигивал. Что-то неясное творилось. И она была здесь, и он был здесь, и впервые мир не переворачивался с ног на голову, не сжимался, не останавливался на том чертовом, мерзком, черном дереве, что отняло у нее жизнь. Ее жизнь..

№8 резко очнулась.

Карие теплые глаза Скалы заглядывали ей в душу. На миг она испугалась— а вдруг увидит? Увидит Скелет? Но вовремя очнулась.

— Ты как?

-Согласна. — как карканье вороны. И слабая усмешка на узких, сухих губах.

С каждой прожитой минутой ей становилось все тяжелей хранить его в себе. Даже похороненный под градом набегающих все новых воспоминаний, он давал о себе знать, раскидывая их раз за разом. Раз за разом она, глотая слезы, хоронила его. Раз за разом он восставал, заявляя всем своим видом: не покину. Смирись. Ей было больно, она закапывала. И так раз за разом, не замечая хмурого взгляда проницательного Дохлого Номера.

Рука, появившийся в душе, не смутил ее. Нет, она ударила его со злости. И костяшки пальцев до крови сбила не по этому. Просто он.. он вызвал его, тот день, тот час, то дерево, то чертово дерево! Тех чертовых варх’гонов! Тех самых.. их.. его!!!.. и долго стены хранили частицы его, и Рука, забившись в самый дальний угол, тихо всхлипывал, кусая пальцы и глядя на №8, скулящую в углу, как побитую собачонку.

Мир замер. Опять замер на том самом моменте.

Руке было стыдно смотреть ей в глаза.

Не было даже могилы. Не было никакого места. От него не осталось ничего. Даже пряди волос, даже пуговицы! Она боялась, что забудет его лицо, но каждую неделю он мерещился ей. За каждым углом, за каждым плечом.. его тощее лицо, похожее на маску, кривую маску, его горящие глаза, как угольки, его кривая, родная усмешка.. и тихий, тихий голос, похожий на шелест.

Все думали, что она серьезная. Но остов засел в ней как обломок наконечника отравленной стрелы. Не было лекарства, не было спасения, не было никакой зацепки за реальность.

Жизнь от воспоминаний до налета, от налета до воспоминаний.. от похорон до эксгумации, от эксгумации до похорон.. его вопль глушил ее в налете, в полнолуние.. луна хохотала его смехом, щерилась его улыбкой.. Урх шептала «Отомсти за меня» его голосом вместо приказов… крики умирающих сливались в громогласное «Уходите!!» и ее вели обратно, вели под руки, и Рука кусал губы, оглядываясь на это опустошенное, так не свойственное ей, лицо, обрамленное светлыми волосами.

Дохлый Номер расспрашивал Урх. Урх смотрела в потолок и молчала. №8 цеплялась за передышку изо всех своих нехватающих сил. — Способная справиться со всеми угрозами своей жизни, — холодно роняла Урх, а в глубине ее стальных глаз плескалась проснувшаяся память, — Она не может убить его. Рука не поднимается. Силенок не хватает убить то, что ее спасло. Уничтожить себя, уничтожить его, уничтожить и сломать весь мир, который у нее внутри.

Дохлый Номер медленно закрыл свой рот и поднялся.

— Мы знаем. Каково это, когда разбивают построенные тобой зеркала. Когда топчут их ногами и называют тебя дурочкой, наивной, ленивой дурой, запутавшейся в своих мечтах..

тихо закрылась дверь. Урх хихикнула.

— А Скелет мертв. — истерично шепнула она, а в глазах стояла влага.

Смерть управляла их кораблем.

Смерть уверенно держала в руках вожжи, смерть всегда была рядом.. — повторял палач, если был пьян, но все делали вид, что не слышат. Не обращали внимания на его блестящие глаза и бежали из кухни… А №8 отбирала бутылку и залпом допивала вино, молча…

Пьяный Палач молчал. Трезвый — не помнил.

Каруселью прогнившей памяти крутился вокруг нее мир, перемалывая в муку все события. Все сливалось в одну картину, все в тот же жуткий сон наяву.

Она не знала, как прожила все эти дни. Она не знала, сколько времени провела со Скалой. Даже почти встала на твердую землю. Она больше не качалась под ногами, реальность больше не норовила уплыть в сторону.. ей даже начало казаться, что ей мог помочь только покой..

Но потом..

— Ты.. — выдавили непослушные губы, а широко распахнувшиеся глаза жадно ловили, пили каждую черточку тонкого лица под большим капюшоном, жадно глотали эти горящие глаза, эту злую, но такую добрую, щедрую улыбку этих таких родных губ.. Тело ее выбивало собой стекло, а губы улыбались и пойманной птицей в груди билось обезумевшее счастье.

Когда же ее тело упало на землю и глаза, застыв, смотрели в небо, старое почерневшее дерево рухнуло, подняв ворох воспоминаний, похоронив остов, старый, добрый остов.

Ну, и еще немного про...

— А Келис? Какая она?

Урх вздрогнула, как от удара, и повернулась к Ураху.

— Келис?

— Да, Келис. — серьезно кивнул он. Рысь была на охоте и никак не могла прервать их разговор.

— Келис.. — задумчиво протянула она, отвернувшись. –Келис..

— И больше никаких разговоров в строю! — сказала Урх и, быстро развернувшись, повела Племя обратно в лагерь. Тогда еще был лагерь на поверхности…

Урх сидела в палатке на кровати, и угрюмо рассматривала свои запыленные сапоги. В памяти всплывали слова Скелета, оставшегося лежать в том самом старом лесу: «У вас все равно ничего не получится». Полог палатки отодвинулся и внутрь вошла вчерашняя рыжая ворона.

— Капитан.. — робко издала она.

Урх медленно подняла голову.

— Что еще? — тихо спросила она.

Ворона молчала. Недолго. Через некоторое время она сказала:

— Мне тоже бывает одиноко. Тогда я иду в лес и жалуюсь.

— Кому?

— Ветру.

Урх хрипло рассмеялась.

— Наш Ветер сам кому угодно пожалуется. — и, поднявшись на ноги, пошла к выходу.

— Келис.. Сколько вина мы с тобой выпили, сколько судеб наломали..

Урах с интересом следил за ней.

У нее не было особого опыта в сражениях. Да, её обучали владеть мечом, у нее было высокое образование.. и кроткий нрав. Такая даже муху не обидит, не то что варх’гона убьет.

— У нее были рыжие волосы до пояса.. и миндалевидные зелено-карие глаза…

Урх сама не заметила, как начала раскачиваться взад-вперед.

Сколько трудностей было в том, чтобы перевоспитать ворону-аристократку, превратить её в ворону-убийцу, ворону-отщепенку, в Пернатую Тварь? Сколько слез было пролито на плече Урх после первого же сражения.. Сколько грязи, сколько крови и смертей пришлось увидеть ей, так не знакомой с кровью и болью, искренне не понимающей того, почему её чуть было не закидали камнями в её родном городе..

— И училась она быстро.. Только робка была и испугана до безобразия..

Урх не признавалась сама себе в том, что Келис была к ней ближе всех..

К середине года Келис уже свободно носила на поясе меч. И без труда решала проблемы.

— И добра к зверью до отвращения..

— Но.. Я не смогу!!! — в голосе Келис звучало сомнение и неуверенность.

Урх плюхнулась на кровать, не снимая сапог, и посмотрела на Келис через завесу каштановых кудрей.

— Сможешь. Ты в Племени уже полгода.

— но я все равно не смогу! Я не сумею!!

— Сумеешь.

— Но как?! Я же одна!! Мне придется все решать самой!!

Урх села на кровати и быстро начала говорить:

— Келис, ты справишься. У тебя все получится. Ты не одна. Мы с тобой. Мы — твое Племя. Племя тебе поможет.

Келис шмыгнула носом и посмотрела на Урх.

— Правда?

Урх кивнула.

— Но она быстро стала такой, как надо..

Урх откинулась назад, на спинку кресла и закрыла глаза, замолчав. Урах молчал.