Июльским теплым днем, когда пух падал тополиный,
У Щуки в заводи речной случились именины.
По случаю такому был объявлен бал.
Куда был зван любой: и стар, и юн, и мал.
А накануне торжества в порядочном семействе всяком
Царили ссоры, споры, рассуждения велись
О том, какой резон устраивать пиры? Однако,
Все пересуды вскоре на одном сошлись —
Событие оно из ряда вон, бесспорно!
И в головах застрял тот бал весьма упорно.
Тут было любопытство — двигатель прогресса,
Хватает этого у каждого балбеса.
Так именинницу презреть никто почел не вправе.
И засудачили вокруг о равноправье.
Повсюду только что и слышалось — реформы!
Мы в новый век идем, где жизни новизна
Всех страшно удивит, обрадует, бесспорно!
Такое вскоре началось — вздымался ил со дна.
И вывески гласили на витринах:
«Все приглашаются на Щучьи именины!»
Здесь пропустить, мне кажется, уместно будет
Ту суету приготовлений, не убудет
От вышесказанного, впрочем, был момент
Среди безумия нарядов, шляпок, лент.
В норе глубокой под корягой старой
Жил-был отшельником Пескарь один.
Премудрым слыл, что лет прожил немало,
А съеден не был даже до седин.
О том плелись легенды, вились слухи.
Что любят все до тростниковой мухи.
Один, пожалуй, он затеи этой шумной
Был против. И собравшись с речью умной
Из-под коряги всплыл привычкам вопреки.
Но встречен был, как водится, в штыки.
Друзья, вещал Пескарь, я немощный и старый,
Но слушайте меня, я прожил много лет.
Я знаю жизнь, где лесть с обманом парой
Свести с ума желают белый свет!
Но на пророков мир, как правило, плюет.
И увещанья их едва ли признает.
Мгновенно наш Пескарь был признан мракобесом
А за глаза средь общества невежей и балбесом
Объявлен был. И уж весь рыбный род
Бедняге нашему при встрече не кивнет.
Рискуя жизнью поплатиться, наш вояка
Вещал два дня, не ел любимый ил,
Он пробовал грозить, молиться, но, однако,
Немые пузыри лишь к небу возносил.
С последним гласом — Будьте осторожны!
Он под корягу лег в смятении тревожном.
А между тем уж вышли приглашенья.
И зал банкетный смелого решенья
Готов был всех желающих вместить
И яств роскошеством безмерно удивить.
Как можно было устоять среде запрудной
Веселью, приходящему из вне,
Колеблющему омут вечных будней?
Здесь был порыв, стремленье к новизне,
Тщеславие и скука, словом, весь набор.
На званный бал приплыли все, как на подбор.
Губастый Окунь важный, красноперый
Явился первым, тут уж следом скоро
Плотвички резвые, разубранные в блестки
Вертелись, щебеча, на праздничных подмостках.
Надменный Ерш с супругою Ершихой,
С ершистой тещей ради праздника не споря,
Уж танец гопака отплясывает лихо.
Так друг за другом собралася вскоре
Вся рыбья знать с окрестностей речных,
Включая старых, юных, молодых.
Расселось общество нарядное и ждет
Но что ж хозяйка-то на праздник не идет?
Где Щука? Кто-то крикнул из толпы.
Где угощение? Кому несли цветы?
Нам именинницу сюда! Вдруг где-то совсем рядом
Раздался голос Щуки — Вы пируйте всласть,
А угощение найдет здесь тот, кто без наряда,
Но ртом побольше! И разинув страшно пасть,
Метнулась Щука на растерянных гостей…
И говорили, даже не оставила костей.
Мораль:
Порой безмерно щукам доверяя,
Не смотрим мы, чему судьбу вверяем!