...Груди у неё были спелые, мягкие, постоянно пахнущие какими-то терпкими, вкусными, незнакомыми ему запахами. Она постоянно их лелеяла, натирала чем-то сладким, отчего её кожа становилась гладкой и под ладонью скользила, словно шёлк. Губы её были пухлыми, манящими,и заставляли каждый раз дрожать в сладостном предвкушении лишь от одного случайно брошенного на них взгляда...
Всё её тело было по-своему совершенно; он не знал, сколько жидкостей и кремов она выливала на себя, чтобы стать такой потрясающе пахнущей и мягкой. Ему казалось, что в нежности её кожи можно просто раствориться, прильнув однажды и не отпустив больше...
А она каждый раз улыбалась ему, когда он с нетерпением срывал её платья, и молча смотрела, как его губы касаются её запястий...
-Ты удивительная девушка, — он поворачивался набок, и свободной рукой перебирал её волосы. Она молчала, не подтверждая и не опровергая факта. Она была удивительна, но он никогда не знал, о чем она думает. Ему хотелось, чтобы она говорила. Сказала хоть слово.Но мягкие малиновые губки её с тёмным пятнышком на нижней губе были упрямо сомкнуты. Она молчала и смотрела в пустоту.
Витиеватые узоры одеяла напоминали ему собственные мысли. В который раз он путался в себе — или в ней, а может быть и в себе и в ней одновременно? Она так много молчит, хотя когда-то он думал, что именно такакя девушка будет его идеалом. Но от тугой линии упрямо сомкнутых губ становилось холодно. Свечи на столе в испуге дрожали негреющим пламенем.
Он провел ладонью по её гладкому плечу и попытался заглянуть в её глаза. На мгновение сердце его заколотилось и птицей захотело вылететь прочь — так далеко страх залез в его жёлтую душу, после того как он увидел пустоту её глаз.
В безысходности он отвернулся от неё и заплакал.
Она молчала.
Он шёл, быстро ступая по асфальту наспех одетыми старыми кроссовками. Город был пустым и разочарованным. "Кто я?" — кричало эхо по всем переулкам, но сам он не говорил ни слова. Потому что Она молчала. В этом большом мире больше нет места чему-то новому, есть лишь она одна, шелковая, синеглазая, безмолвная.
Боже, за что? Почему этот мир не может впустить в себя другую жизнь? Кого-то, кто просто пошлёт меня на хрен или, пригрев, тихо скажет: "Я люблю тебя"?... Но есть только она! Молчаливая...Кто я для неё? Почему она — рядом? В этом мире, а не с кем-то, кто по достоинству оценит её холодную шелковость?! А мне это когда-то нравилось...
Для неё... Нет, кто я для себя? Кто я теперь, когда вынужден быть с ней, не понимая ничего? Безумство! Оно, словно паразит, растёт где-то внутри, грызёт всё, что оставалось от тщедушного мирка. И вот уже двери домов заперты на замки, над городом повисла чёрная дрянь, и что-то мокрое и холодное по каплям падает мне на ладони... И наконец я слышу, как под монотонные звуки удаляющихся шагов тихое эхо её звонкого голоса доносит мне тоскливое "прощай"...
...И голос рвёт глотку — мой собственный голос, в большом пустом городе моего мира, моего одиночества. Ибо она больше не молчит. Она ушла отсюда. Навек.