Игорь Преображенский — Банановая история

Острова вообще бывают обитаемыми и необитаемыми. Обитаемые — это те острова, где есть дома, в которых живут люди. На необитаемых же островах домов нет совсем, потому что в них жить некому.

А на этом маленьком острове был всего один дом. Да и домом — то его не назовёшь — так маленький домушка. Жили в нём всего два обитателя — Боно и Кукурулла. И были они друг на друга совсем непохожи.

Волосы у Кукуруллы на голове росли длинные и ярко-ярко рыжие. Торчали вверх и в разные стороны, а вниз торчало мало волос. Глаза Кукурулла имел хитрые, и был он весь такой шустрый и непоседливый, что и не уследишь за ним.

А у Боно волос было не густо. Рос на его большой голове маленький хохолок странного цвета. Щёки у Боно были пухлые, глаза круглые. То ли испуганные, то ли удивлённые. Когда пугался, наверное, испуганные, а когда удивлялся — удивлённые. А может и наоборот. Поди-ка разберись. И уши у него были тоже круглые, красивые такие уши. А, судя по их величине, слух у него был отменный.

В домушке у них было две одинаковых комнатки. В комнатах стояли одинаковые кровати, стулья, столы. На окнах болтались одинаковые занавески, на потолке — люстры. Тоже болтались, когда сквозняк был. А разделяла их комнатки одна стена — общая.

Жили тут Боно и Кукурулла очень давно и были большими друзьями. Можно даже сказать, что лучшими друзьями, потому как кроме них на острове больше никто не проживал.

Зато находилось тут ещё кое-что, что было главным в жизни друзей. Это «кое-что» — большое банановое дерево, которое росло прямо перед домиком, и было выше его раза в два. На этом дереве вырастал всего один банан, зато поспевал он каждое утро.

Боно и Кукурулле будильник был не нужен — просыпались он от грохота упавшего на крышу спелого банана.

Приветствовали они друг друга так:

— Привет тебе, мудрый Боно! — говорил Кукурулла.

— Привет, отважный Кукурулла, — отвечал Боно.

А когда просыпались в плохом настроении, то говорили так:

— Не привет тебе, глупый Боно!

— Не привет, трусливый Кукурулла.

Но это редко случалось, потому как они друг друга уважали и банан делили всегда поровну.

— А что у нас сегодня на завтрак? — спрашивал Кукурулла. На что Боно отвечал, что на завтрак у них — тропический плод, называемый «банан», и что надо его быстрее есть, а то испортиться может. Хотя бананы у них никогда не портились. Наверное, просто не успевали.

Перед завтраком они делали зарядку, которую Кукурулла объявлял так:

Солнце поднимается —

Зарядка начинается!

Зарядка у друзей состояла в быстром забегании в море, шумном пле­скании и таком же быстром выбегании на берег. Потом они завтра­кали.

Боно, когда кушал, очень старался. Жевал он медленно и усердно. Его и без того пухлые щеки пухлели еще больше, да так, что глаз за ними видно не было.

Кукурулла же, наоборот, очень торопился, запихивая в рот огром­ные куски банана — сопел, давился, но не останавливался ни на се­кунду. Такой уж он был безостановочный.

Остальную часть дня друзья занимались разными делами, всех не перечислишь. В общем, делали, что хотели.

Так шел день за днем, пока однажды не наступило утро, поставив­шее все «с ног на голову».

Началось с того, что Боно проснулся не как всегда — от стука упавшего банана, а от каких-то странных звуков, похожих на чавканье. Протер глаза — ничего не увидел. Протер уши — звуки стали от­четливей.

"Ага , —смекнул Боно, — это у нас, наверное, зверушка такая завелась — чавкалка. Надо её приручить, вдруг она полезная».

Све­сился он с кровати и стал звать: "Чавкалка! Чавкалка!", — причмоки­вая губами при этом. Но зверушка не торопилась вылезать, и тогда Боно сам пустился на поиски. Он стал ползать на четвереньках по комнате, ища чавкалку по звукам. Изо всех сил прислушивался Боно, даже уши покраснели. И вдруг уловил, что чавкалка в комнате Кукуруллы. Подполз он к двери, тихонько приоткрыл ее, чтобы не спугнуть зверушку (вдруг она пугливая!) и осмотрелся. Чавкалки он не увидел. Зато увидел Кукуруллу, который сидел на полу. Вокруг него валялись банановые кожурки, а изо рта Кукуруллиного торчал кончик почти съеденного банана. Вот кто был «чавкалкой»!

Хитрец Кукурулла, оказывается, сделал дыру в крыше прямо под бананом. Созрел банан, упал, да и через дыру на кровать к Кукурулле пролетел. И тихо так, без грохота (это чтоб Боно не проснулся).

Боно страшно обиделся на такую подлость. Побрел он к морю и сел думать. Решил Боно стих обличительный сочинить, чтоб Кукурулле стыдно стало. Первую строчку сочинил быстро:

— Банан ты слопал, подлый Кукурулла!

Но дальше что-то дело не пошло, как Боно не тужился.

"Ладно, — ре­шил он, — хватит и этого". И представил, как прочтет он эти стихи Кукурулле, и как стыдно тому станет. Упадёт Кукурулла на коленки и заплачет: "Прости меня, Боночка, прости обжору". И вот уж сам Бо­но заплакал от жалости. да не к себе, а к раскаявшемуся     Кукурулле. Как вдруг услышал какой-то стук — вроде бы из домика.

"Это, наверное, Кукурулла от стыда головой об стену бьется!", — испугался Боно и побежал к домушке спасать друга.

Вбежал он в комнату и увидел: не головой Кукурулла стену ру­шит, а здоровенным молотком.

— Ты что же это делаешь? — закричал Боно, — банан слопал, теперь дом сломать хочешь?!

Кукурулла отложил молоток, упер руки в пополневшие бока и важ­но произнёс:

— Знаешь, Боно, я что-то так поправился в последнее время. А раз я толще, мне и комната побольше причитается. Вот я и решил малость стену передвинуть.

Хотел Боно закричать от возмущения, да сообразил: криком Кукуруллу не убедишь. Тот и сам так заорать может, что голову в под­мышку засунешь.

— А чем докажешь, что ты толще? Я тоже вон какой пухленький! — гордо сказал Боно.

Тут стали они доказывать друг дружке, кто толще. Боно наду­вал похудевшие щёки, выпячивал животик и пыхтел как паровоз. Кукурулла же, слопавший весь банан, и так был надутый и раздобревший. Вдобавок он медленно прохаживался вокруг Боно, с трудом перес­тавляя ноги и приговаривал: "Ох, какой я толстый!"

Долго они друг перед другом отдувались, да так спор и не ре­шили. Стали они какой-нибудь другой способ придумывать и вот что удумали. Решили забраться на банановое дерево и спрыгнуть. Кто быс­трее до земли долетит, тот тяжелее, а значит толще. Вскарабкались они на банан, прыгнули. Сытый Кукурулла кирпичом рухнул вниз, со свистом пролетев мимо Боно. А голодного Боно немного помотало ветром и отнесло в сторону, где он и приземлился.

Кукурулла остался очень доволен таким "взвешиваньем". Потирая слегка ушибленное мягкое место, с победоносным видом он подошел к Боно и сказал:

— Вот видишь, все по честному. Чтоб я тебя обманывать стал? Ты же друг мне, Боно! Да я за тебя...

— ...банан слопал, — добавил за него Боно, но Кукурулла уже от­вернулся и зашагал к домику стену перестраивать.

Через час всё было готово. Комната у Кукуруллы стала большая, просторная. Не комната, а комнатище. В футбол можно было в ней иг­рать, да не с кем, правда.

"Не буду я больше с ним играть, даже в догонялки", — так думал Боно, лежа на кровати. А что ему еще оставалось делать? Комнатка его стала такая махонькая, что в ней одна кровать и помещалась. Стулья, и те пришлось под нее засунуть — места не хватало. Так что Боно даже сидеть в комнате перестал. Лежал он, лежал и игры раз­ные придумывал, в которые с Кукуруллой вместе играть больше не будет. Не заметил, как заснул. Проснулся Боно от того, что есть за­хотел. Выглянул из домика — солнце ещё только вставало. Посмотрел он на дерево, а на нем уже новый банан вырос! За ночь созрел. В животе у Бона заурчало. И чем больше смотрел он на банан, тем громче урчал его животик.

"Как бы от такого шума Кукурулла не проснулся", — испугался Бо­но и решил проверить. Заглянул он к соседу через щелку и увидел: спит обжора, да ещё как. От Кукуруллиного похрапывания кровать пос­крипывает, занавески колышутся и лампочка под потолком позвякивает.

«Ну-ну, посмотрим теперь, кто толще окажется!», — тихо хихик­нул Боно и выбежал на улицу. Быстро вскарабкался на дерево, и да­же не срывая банан, стал уплетать его за обе щеки.

Когда с бананом было покончено, Боно не спеша слез с дерева, лег на травку и блаженно растянулся на солнышке.

Вскоре Кукурулла проснулся и сразу заподозрил неладное. Он стал озабоченно ходить вокруг домика, поглядывая то на само дерево, то возле него.

— Что-нибудь ищешь, зоркий Кукурулла? — невинно спросил Боно, приоткрыв один глаз.

— Да нет, это я так… гуляю, — ответил Кукурулла как можно безза­ботнее.

— Ну-ну… — и Боно глаз опять закрыл.

Наконец Кукурулла не выдержал:

— А не знаешь ли ты, мудрый Боно, где банан?

— Банан? — переспросил Боно. — Не-а!

— Может, у него крылышки выросли, и он в теплые страны улетел? — Кукурулла угрожающе стал надвигаться.

— Это зачем же ему в тёплые страны лететь, у нас ведь тут тоже не холодно, — ответил Боно рассудительно.

— Отдавай банан! — взвизгнул Кукурулла. — А не то...

— Но-но! Ты не больно-то… — поднялся медленно Боно. — Теперь тут я самый толстый!

И вот уже Боно на правах самого толстого пошел стену ломать и заново строить — расширяться, значит. Пришлось на этот раз Кукурулле потесниться.

На следующий день всё опять повторилось, только наоборот. Сы­тый Боно проспал все на свете. Ну, может не все, но заново созревший банан точно проспал. Кукурулла шустрее оказался.

Жизнь бывших друзей теперь в сплошное соревнование преврати­лась. Кто раньше проснётся, тот и сыт будет. А чтоб стенку каждое утро не рушить и заново не строить, решили они к ней колесики при­делать. Кто толще оказывается, тот и стенку двигает. Не тяжело сов­сем, да и шума никакого.

Соревновались они так, соревновались, пока не дошли до того, что совсем спать перестали.

Ходят хмурые вокруг банана, делают вид, что друг друга не заме­чают. А на самом деле замечают, каждое движение ловят и все ждут, кто первый заснет. Но никто сдаваться не хочет, держаться из пос­ледних сил. Но вот кончилась у Кукуруллы последняя сила, свалился он на землю и заснул крепким-прекрепким сном. Боно обрадовался, по­дбежал к банану, стал карабкаться вверх и почти уже добрался. Да вот беда, тоже не выдержал и заснул прямо на дереве. И снится ему сон:

…Идет он, идет непонятно где — местность незнакомая. Вдруг смот­рит — стоит огромное дерево, в дереве дупло, а в дупле кто-то си­дит. Кто — не видно, только глаза светятся. Боно его и спрашивает:

— Ты кто?

— А ты кто?

— Я — Боно.

— А я нет.

— А кто же ты? Я кроме себя и Кукуруллы никого не знаю.

— Я — Мудрец.

— Ну и какие ты мудрости знаешь?

— Любые.

— Ну да! И про банан?

— Ты, может, глухой? Я же тебе сказал — любые.

— Э, так слушай, Мудрец, помоги. Подскажи, как с бананом поступить?

— Ну нет, парень, так дело не пойдёт. Я тебе сейчас все расскажу, а ты проснёшься и Кукуруллу обманешь. Вот уж когда я вам обоим приснюсь, тогда и поговорим.

— Да у нас же так не получится!

— Старайтесь.

И глаза исчезли.

— Эй, мудрец, погоди! — заорал Боно и забарабанил ногами по дере­ву.

Глаза опять появились.

— Слушай, отстань от меня, мне спать пора. Сам-то сейчас, небось, дрыхнешь, а мне не даешь. И вообще, тебе уже просыпаться пора, а то опять голодным останешься.

Тут с дерева что-то упало, хлопнуло Боно по затылку, и он про­снулся. Смотрит, а Кукурулла банан уже доедает. «Камнем» свалился Бо­но с дерева, выхватил остатки банана, проглотил, погладил живот и сказал:

— Слушай меня, Кукурулла, внимательно. Я сейчас видел Того, кто про банан знает!

У Кукуруллы открылся рот. И Боно рассказал весь свой сон от начала и до конца, ничего не утаив, а только чуть-чуть преувеличив свою смелость и находчивость.

— Вот такие, Кукурулла, дела. Что делать будем?

Кукурулла закрыл рот, вскочил и стал бегать, заложив руки за спину, от банана до берега, и обратно. Это он так думал. Бегал он, бегал, у Боно даже в глазах зарябило, и он крикнул:

— Стой! Раз-два!

Кукурулла остановился и говорит:

— Что тут думать, надо спать скорее. А чтобы в один сон попасть,

надо обняться покрепче.

— Я спать не хочу,— говорит Боно.

— И я не хочу.

— А как захотеть?

— Надо, чтоб мы устали. Когда устаёшь, всегда спать хочется. Давай вокруг домика бегать.

И стали они бегать вокруг домика. Пробежит Боно круг, а Куку­рулла — два. Пробежит ещё круг, а Кукурулла еще два. Быстро он бе­гал, не угонишься. И вот бегают они час, бегают два. Устали так, что с ног валятся, а спать все не хочется. Первым не выдержал Боно. Свалился он под деревом и лежит, потом обливается, отдышаться не может. Кукурулла пробежал ещё три круга и тоже упал. Лежат они так, ни рукой, ни ногой пошевелить не могут. Вдруг слышит Кукурулла — кто-то похрапывает. Посмотрел на себя — нет не он. Посмотрел на Боно — точно, уснул всё-таки! Как же он там во сне без меня? Опять ведь ничего ему Мудрец не скажет. Придвинулся он к Боно поближе и тоже засопел. А Боно-то, оказывается, совсем в другой сон попал!

Снится ему, что идёт он по большому полю. А над полем кружат красные и синие вороны. И кидает в них Боно палкой. Попадёт в кра­сную ворону, а она становится синей. Попадет в синюю — она крас­ной становится. Не знает Боно, что с ними дальше делать. Устал ид­ти, споткнулся, упал и проснулся.

А Кукурулла уже не спит и его поджидает.

— Ты где пропадал? — накинулся тот на Боно. — Договорились же в один сон попадать, а ты неизвестно где шляешься!

Боно сидел и грустно смотрел в землю.

— Ладно, Кукурулла, не сердись. Я ведь тоже там не бездельничал.

— Что же это ты там такое полезное делал?

— Я с воронами воевал… — тихо сказал Боно.

— Тоже мне — «герой»! Из-за тебя опять ничего не получилось.

— И как же мы теперь... — пробормотал Боно.

— Как, как ... — продолжал ворчать Кукурулла. — Только и знаешь, что вопросы за­давать. Кое-что я все-таки выведал, — важно сказал он.

— Да ну? — встрепенулся Боно.

— Точно. Я узнал дорогу к Мудрецу. Не близкая, надо сказать, доро­га. Сначала, Боно, надо нам море переплыть. Ну это пустячок, конечно. Потом...

— Погоди — погоди, Кукурулла. А как море переплывают?

— Ну как-как! — Кукурулла занервничал. — На этих... как их..., да вот на бананах! — и он мотнул головой в сторону дерева. — Это те­бе любой морепереплаватель скажет!

Боно кивнул понятливо, но потом опять задумался:

— Только ведь банан-то не шибко большой вырастает. Одно дело, ко­гда он у нас «завтраком» бывает (тут он облизнулся), а другое дело — когда «шхуной». (Тут он опять облизнулся).

Теперь даже сообразительный Кукурулла задумался. Он ведь ко­гда незаменимым был? Когда надо было что-то быстро придумать. А если вопрос серьёзный был, тут уж у Боно мозги «варить» начинали, да так, что любой мудрец позавидовать мог.

Вот и сейчас, почесал он затылок, потеребил хохолок, посопел и рассуждать стал:

— Банан отчего с корабль не вырастает? От того, что созревает и падает. К Кукурулле на кровать.

— Ну ладно — ладно, — забормотал Кукурулла примирительно.

— А чтоб он большой вырос, — продолжил Боно, — надо его к дере­ву привязать. Созреет банан, захочет упасть, да не сможет. Придет­ся ему дальше расти.

Придумано — сделано. Забрались друзья на дерево, привязали плод, пока он не созрел, и стали ждать, когда "корабль" вырастет. А чтоб с голода на банан не позариться, они и друг дружку привязали. Ку­курулла Боно — прямо к дереву, а Боно Кукуруллу — к лавочке перед домом.

И вот сидят они, привязанные, ждут и на банан смотрят. Прошёл час, прошло ещё три — банан уже с небольшую «лодку» вырос. Кукурулла заёрзал:

— Боно, а Боно! Может, хватит ему, расти-то?

Боно посмотрел наверх и головой своей круглой мотнул.

Сидят даль­ше, ждут. И вот уже банан с приличный «катер» вымахал.

Кукурулла ещё сильнее ёрзать начал:

— Боно, а Боно? Уж теперь точно готов!

Опять глянул на плод Боно и опять головой мотнул. Тут Кукурулла не выдержал и как завопит:

— Да ну его, банана этого! Давай его слопаем, а до Мудреца и вплавь доберемся! (Проголодался Кукурулла очень).

Хотел Боно возмутиться, пристыдить друга, но промолчал. А пото­му промолчал, что у самого «под ложечкой» так засасывало, что воз­разить язык не повернулся.

И вот уже почти решили они с бананом покончить, да про одно забыли — что связанные были. Не зря ведь Боно «мудрым» слыл, а Ку­курулла «сообразительным» звался. Так и пришлось им до конца ждать.

Прошло ещё время. Глядь — настоящая шхуна с дерева сви­сает! Прямо у Боно над головой. Вытянул Боно шею свою короткую, ухватил зубами банан и откусил кусочек. Вернее, кусок он большой оттяпал, но банан-то теперь в сто раз больше был! Откусил Боно еще разок. Животик у него надулся, веревки не выдержали и лопнули.

«Освободился сам — другу помоги», — сказал Боно сам себе и по­шёл Кукуруллу отвязывать. Тот кинулся сразу к банану, насытился в две секунды и улыбнулся блаженно:

— Вот теперь можно и в плаванье пускаться.

Кукурулла забрался на дерево и отвязал "корабль". Подтащили его путешественники к морю и осторожно на воду спустили.

— А как мы назовём нашу шхуну? — спросил Боно. Кукурулла сообразил мгновенно:

— Давай так: "Большой Банан-1". Или сокращённо — "Болбан-1".

— А почему "1"? — не унимался Боно.

— Так ведь банан-то один. Было б два больших банана, назвали б шхуну "Болбанов-2!"

Кинули друзья последний взгляд на домик свой, на дерево, вздо­хнули глубоко и отчалили. Путешествие началось!

А плыли они так: Боно садился на конец банана и быстро-быс­тро бултыхал ногами, как мотор. Кукурулла в это время отдыхал: спал, ел (обкусывая банан с другого конца). И, вообще, делал все, что можно было делать, плывя на банане в открытом море. Потом друзья менялись: Боно вставал и, переходя на другой конец бана­на, торжественно произносил:

— Отважный моряк Боно вахту "бултыхателя" сдал!

Кукурулла шел в противоположную сторону и говорил еще торжес­твеннее:

— Отважный моряк Кукурулла вахту "бултыхателя" принял! Наступала Кукуруллина очередь ногами бултыхать. На отдыхе Куку­рулла не высыпался. Поэтому он и на вахте спать научился. Ноги ра­ботают, а сам посапывает и повизгивает — сны, значит, снятся.

Так вот и протекало плаванье, и к третьему дню море нашим пу­тешественникам уже порядком надоело.

-Эх, море, — вздыхал Кукурулла. — Да что море... Вот земля!

— Да-а..., — соглашался Боно, — земля это не то, что море. И снова оба погружались в свои мудрые размышления.

Вдруг Боно, который был свободен от вахты "бултыхателя", при­поднял голову и повёл правым ухом. Через секунду он вскочил и возбужденно заговорил:

— Кукурулла, Кукурулла, я слышу песню!

Кукурулла поднял лохматую голову и покрутил пальцем у виска. Но в следующее же мгновенье вскочил и тоже стал прислушиваться. Песня стала отчетливей, и вскоре можно было разобрать слова. А сло­ва были такие:

Мы морские хулиганы,

Подплываем незаметно,

Нападаем словно буря-

Хулиганы мы морские!

— Это же… пираты! — произнёс Боно и выпучил глаза. (То ли от страха, то ли от удивления).

— Прячемся! — крикнул Кукурулла и рванулся было, но резко затор­мозил — по морю бегать он еще не научился.

А песня стала совсем громкой, и вскоре на волнах показался пиратский корабль. Вернее не корабль, а большой резиновый надув­ной матрас с мачтой и страшным чёрным парусом.

При сильном ветре матрас разбойников быстро догонял "Боль­шой Банан". Пираты (а их было четверо) стали радостно прыгать и кричать: "Абордаж! Абордаж!"

— Что такое "абордаж"? — спросил Боно Кукуруллу, который бегал по банану и, видимо, искал место, где можно спрятаться.

— Абордаж ... это по-пиратски... "здравствуйте!" — ответил Кукурул­ла не очень уверенно.

Тогда Боно тоже стал прыгать, махать руками и кричать:

— "Абордаж" вам тоже!

Но пираты не обратили внимания на Бонино дружелюбие. Они наки­нули верёвку на банан и быстренько подтянули его к своему матра­су. Когда абордаж закончился, разбойники стали зловеще хихикать. Вид у них был очень грозный: на головах — большие шляпы с пират­скими кокардами, из-под шляп топорщились длинные черные усы, на ногах пираты носили огромные резиновые сапоги, из сапог торчали деревянные рогатки. А тот, у которого была самая большая шляпа, самые длинные усы и самая страшная рогатка, был главным пиратом — предводителем.

— Мы морские пум-пурум-пум..., — напевая, главный хулиган зад­вигал сапожищами в направлении Боно. — Я — капитан Улюлюка. Это море мое! Сейчас мы вас будем грабить.

— А мы — Боно и Кукурулла, — сказал Боно. — Только грабить у нас нечего. Вот только банан, разве что...

При слове "банан" Улюлюка состроил такую гримасу, как будто ему лимон без сахара в рот запихнули.

— Да ты что?! Да я бананы с детства терпеть не могу! Когда дети расшалятся, их в угол ставят. А меня мама бананами наказывала. Драгоценности давайте, сокровища всяческие!

Боно засунул руки в карманы и стал искать сокровища. Но их там почему-то не оказалось. Тут в разговор Кукурулла вмешался и вкрад­чиво так спросил:

— А скажи, капитан Улюлюка, много ли вы уже награбили?

— О-о! Мы награбили очень много! Столько мы награбили, что да­же...,— тут главарь повернулся к своим дружкам за поддержкой, но те зашмыгали носами, зашаркали сапожищами и глаза поотводили.

Страшно смутился Улюлюка, стал усы свои теребить и вздохнул глубоко:

— Да мы недавно в пиратах-то… Не успели еще наразбойничать. Вы у нас первые.

Кукурулла расправил плечи, сделал строгое лицо и бодро заша­гал по матрасу.

— Так я и думал! Так я и думал, — повторял он, вышагивая из конца в конец… — А я смотрю, вы какие-то…«неопытные» пираты. Не знаете даже, как пиратствовать на самом деле надо!

— Как это «не знаем»? — растерялся Улюлюка.

— Да так вот! На самом деле пираты... они добрые и отзывчивые! Они всегда морякам в трудную минуту на помощь приходят. Да они, не то что взять, они своё отдать готовы! — Кукурулла разошелся «не на шутку». — Да мы, когда с пиратами встречались, они нам всег­да все отдавали, потому что они настоящие были… А вы — самозванцы!

Тут Кукурулла глотнул судорожно:

— Если мне не верите, вот у Боно спросите.

Пираты вопросительно посмотрели на Боно. Тот утвердительно кив­нул. Тут Улюлюка схватился за голову, сел и заплакал. Другие раз­бойники тоже всхлипывать начали. Стыдно им стало, что «неправильно» они пиратствовали.

— Ну, ладно-ладно, — Кукурулла похлопал главаря по плечу. — Вы ещё исправиться можете.

— А как? — Улюлюка перестал шмыгать носом.

— Для этого вы нам помочь должны до берега добраться. Помо­жете — тогда и станете настоящими пиратами, добрыми и отзывчи­выми.

Улюлюка мгновенно вскочил, да как закричит:

— Свистать всех наверх! Поднять паруса! Полный вперед!

Пираты забегали по матрасу и быстро натянули парус. Ветер раз­дул его, а чтоб быстрее плыть, разбойники и сами дуть в парус начали. Уж очень им исправиться хотелось!

А герои наши перебрались на свою шхуну. Боно, который испереживался сильно, прилег на дальнем конце банана и уснул. Кукурулла же, уперев руки в бока, всматривался в даль. Он ужасно гордился своей находчивостью и смекалкой, и даже стих про себя сочинил:

Посильней бы ветры дули,

Слава, слава Кукурулле!

Правда, вслух он стих читать не стал — Боно спящий не услы­шит, а хулиганы морские в настоящей поэзии все равно ничего не соображали.

Матрас и привязанный к нему банан, быстро скользили по волнам. Наконец, на горизонте показалась полоска земли, покрытая густым лесом. Пираты от радости стали подпрыгивать. А так как матрас был резиновый, прыжки у них получались, прямо как на батуте. Одного разбойника так отпружинило, что он прямо на Боно свалился, отче­го тот проснулся и недовольно сказал:

— А потише нельзя?

— Так земля же, братец! — и пират опять побежал прыгать.

Боно протер глаза, проснулся окончательно, и его рот растянул­ся в счастливой улыбке.

Земля очень быстро приближалась, так как вся команда не только в парус дула, но и по воде молотить руками и ногами начала. Скоро уже можно было различить прибрежные камни и вход в тихую бухточ­ку, а еще дальше — ровный пляж с ярко желтым песком. Туда и напра­вили свое судно мореплаватели.

И вот, наконец, волна вытолкнула матрас на берег. Вслед за ним там очутилось и то, что осталось от банана — неустрашимого, стреми­тельного корабля "Болбан-1".

Тут же был устроен весёлый праздник под названием «Ура, мы приземлились!». На нем исполнялись залихватские матросские пляски, а Кукурулла спел гордую морскую песню, начинавшуюся словами:

"На берегу нас ничего не держит..."

А заканчивалась песня так:

"...морским бродягам бури нипочем!.."

Но вот пришло время расставаться. Капитан Улюлюка захотел произ­нести прощальную речь. Быстренько соорудили трибунку из дырявого бочонка, выброшенного на берег волной во время шторма.

Взобравшись на неё, капитан сказал:

— Друзья мои, разбойники! Труден час разлуки, но ждут нас добрые пи­ратские дела. Не обойтись без нас попавшим в беду мореплавате­лям. Скажем же "спасибо" вот этим двум славным парням — они нас многому научили.

— Спасибо! Спасибо! — закричали морские разбойники.

Ура! — крикнул Улюлюка.

Пираты подхватили и этот клич, а потом произвели троекратный са­лют из своих пиратских рогаток. У Боно от удовольствия уши стали совсем красными, а Кукурулла от счастья весь светился, словно сол­нышко. Решил и он с ответной речью выступить. Переполненный чувст­вами, он прокричал:

— Эх, братцы! Да если бы не вы... если бы не мы...! Да что тут говорить — то! Счастливого пути!

Все тут бросились обниматься и целоваться, а многие даже про­слезились. Затем пираты погрузились на свой надувной корабль, под­няли парус, и матрас быстро заскользил по водной глади гостепри­имной бухты. И пока он не скрылся за прибрежным утесом, пираты ма­хали на прощанье руками, и наши друзья отвечали им тем же.

— Ну что ж, — со вздохом сказал Боно, взваливая остатки банана на плечо, — жизнь продолжается. Пора и нам в дорогу.

— Да-да, — заторопился Кукурулла, — у кого бы нам только направле­ние узнать? Мудрец мне сказал, что надо добраться до Большого дерева с Абрикосами. Только какое оно, кто его знает?

Не успел он произнести эти слова, как послышался нарастающий шум, похожий на хлопанье крыльев. Друзья повернули головы в направ­лении шума и разинули рты. Прямо к ним, низко летя над землей, при­ближалось существо непонятного вида.

— Чего же в нём непонятного? — сказал Кукурулла, — птица как птица. Все при ней.

— Да где ж ты птицу с такими ушами видел? — сказал Боно, — это, наверное, лопоух летающий!

— Ух ты! — воскликнул Кукурулла — да ведь он ушами, как крыльями машет. Поэтому и летит.

— Везет... — вздохнул Боно и потрогал свои круглые, немалень­кие, но не пригодные для полётов уши.

Наконец ушастый незнакомец спланировал на берег рядом с наши­ми путешественниками и, пробежав немного по песку, остановился. Лицо у него было доброжелательное, а уши просто великолепные! Незнакомец быстро заморгал глазами и радостно заулыбался:

— Ну, наконец-то! Радость то какая! Вот уж праздник, так праздник! Так вот вы какие, туристы…

— Мы, вообще-то, не туристы..., — начал Боно.

— Мы, скорее... авантюристы, — закончил Кукурулла. 0н был умный и знал много всяких интересных слов. Впрочем, Боно знал не меньше.

— Туристы-туристы, — настойчиво проговорил ушастый и добавил: — Меня Чагой зовут. Я вас тут давно поджидаю. Мне очень нравится экскурсии проводить. Только сюда не приезжает никто.

Чага вздох­нул:

— А я каждый день тренируюсь. Надоело самому себе достопри­мечательности показывать. Вот это, Чага, море. Вот это, Чага, лес. Тьфу! И тут, наконец, вы, туристы… Счастье-то, какое! Так что добро по­жаловать на экскурсию.

— Некогда нам по экскурсиям ходить. У нас дел полно, — строго сказал Кукурулла, но Боно дёрнул его за рукав и быстро зашептал на ухо:

— Да пусть ведёт. Раз он тут все места знает, он нас и к Боль­шому Дереву с Абрикосами приведёт…— и уже громче добавил:

— Веди нас, Чага на экскурсию. Мы согласны.

— Ура! — Чага радостно захлопал своими ушами, отчего даже взле­тел немного.

Боно опять взвалил банан на плечо, и вся троица отправилась на экскурсию, которая начиналась с опушки леса.

— Интересные у нас тут места, скажу я вам, — начал рассказывать Чага. — Вот здесь, например, на веселой солнечной опушке прыгают зе­лёные...

-...кузнечики? — перебил Кукурулла.

— Бывает и кузнечики, — согласился Чага. — Да вообще, чего тут только нет! Вот взять хотя бы этот кустик…

— Кустик брать не будем, — строго сказал Боно, — он весь в колю­чках.

— Конечно, не будем, — опять согласился Чага, — Он ведь еще и ядовитый. Уколешься — сразу толстеть начнешь. Прямо на глазах. Уж очень сок у него питательный. С одного укольчика так разнесет, по­том три дня встать не сможешь. Кустик этот "лесной жирянкой" на­зывается.

— Надо же! — удивился Боно, — Только, как бы этой "жирянкой" случайно не уколоться.

Кукурулла всё это с интересом выслушал, а потом пропустил впе­ред своих спутников и наклонился над кустиком. Осторожно наломал он десятка два колючек, завернул в носовой платок и сунул в кар­ман.

"Мало ли чего? — подумал он. — Пригодятся. А нет, так дома пе­рышки к колючкам приделаю, да в мишень пулять буду".

И побежал Боно с Чагой догонять.

Экскурсия всё дальше углублялась в лес, а время уже приближа­лось к полудню. Кукурулла вдруг вспомнил, что им нужно добраться до Большого Дерева с Абрикосами. Только он собрался спросить о нём Чагу, как молчание нарушил Боно:

— Перекусить бы, — шумно вздохнул тот.

— Запросто, — откликнулся Чага. — Только нам еще пройти немного надо. К озеру.

— Зачем идти? — сказал Боно. — Вот он, банан-то, на плече.

— Нет, друзья мои. Банан дома кушать будете. У нас в экскурсию рыбалка входит.

— Да ну? — удивился Боно. — Только мы никогда рыбу не ловили, хоть и на острове живём. Нам её жалко.

— Нашу рыбу совсем не жалко, — ответил Чага, — знаете, какая она противная?

Кукурулла поморщился, а Чага быстро добавил:

— Да нет, на вкус она, наверное, очень даже ничего, а вот характер у нее отвра­тительный. Летишь, бывало, вдоль бережка и экскурсию репетируешь. А тут из воды высунется какая-нибудь рыбина, и давай тебя разными словами обзывать. Так что мне ее совсем не жалко!

Убедил Чага наших путешественников свежей ухи попробовать, и все направились быстрым шагом к лесному озеру.

Озеро было абсолютно круглое и очень красивое. Вокруг него на деревьях щебетали птички, в траве стрекотали кузнечики, а по зеркальной глади воды скользили водяные жучки. От такой идиллии Бо­но чуть не прослезился. Но красота красотой, а аппетит — аппетитом. Чага достал из кармана леску и крючок, а вместо поплавка лесной орех приспособил.

— Ловить, чур, я буду! — быстро сказал Кукурулла и пошел ветку для удилища искать.

— А на что ловить? — спросил Боно экскурсовода.

— Букашками и кузнечиками они заелись уже, — сказал со знанием дела Чага. — Может на банан попробуем?

— Давай!

Кукурулла тем временем удилище притащил. Соорудили путешествен­ники удочку, насадили на крючок кусочек банана и стали ждать. Боно уставился на орех и даже засопел от напряжения. Чага стал ушами своими помахивать, чтобы не так жарко на солнышке сидеть было. А Кукурулла, как заядлый рыбак, вошел в азарт и стал приго­варивать:

«Рыба, в гости к рыбаку приходи-ка на уху!»

Вдруг поплавок задёргался, и Кукурулла ещё сильнее в удочку вце­пился. Несколько секунд орех попрыгал на воде, а потом замер. Зато рядом с ним раздался всплеск, и показалась губастая и пучегла­зая рыбья голова.

— Нет, вы только посмотрите на них! — заговорила насмешливо рыби­на. — Это кто ж такие? Может, рыбаки? Нет, вы не рыбаки! Вы — олухи! На банан, значит, ловить решили? Я, между прочим, рыба, а не обезь­яна! Вы б еще огурцов в воду побросали! И откуда только такие бе­рутся?

— С острова мы, — примирительно сказал Боно, но рыбина возму­щенно шлёпнула по воде хвостом и опять скрылась в озере.

— Ну и ну!.. — наконец вымолвил Кукурулла.

— Что я вам говорил? — воскликнул Чага, — Слыхали, как она вас? Ну ничего, я в следующий раз со спинингом приду.

— С кем, с кем? — переспросил Боно.

— Это, наверное, Тот, кто у них в лесу за порядком следит, — тихо пояснил Кукурулла. — Придет этот Спининг и оштрафует рыбу, чтоб не ругалась.

— Вот это правильно, — сказал Боно.

— Чего вы там шепчетесь? — заговорил Чага. — Надо нам об обе­де подумать.

Думать долго путешественники не стали — большой кусок бана­на выглядел довольно аппетитно. Уселась троица под деревом и стала уплетать обед за обе щеки. Все очень проголодались, но маленький кусочек все же оставили — на всякий случай. Его Боно в карман по­ложил. После короткого отдыха стали думать, что дальше делать. Ча­га хотел продолжить экскурсию, но Боно с Кукуруллой стали гово­рить, что у них есть цель, до которой непременно добраться нужно. А сначала надо добраться до Большого Дерева с Абрикосами.

— Не так уж это и далеко, — сказал Чага, — особенно, если по воз­духу лететь. Двоих я вас сразу, конечно, не унесу. А по одному со мной запросто перелетите. Только экскурсию закончить надо. Еще только одно местечко вам покажу, ладно?

—    Идет, — согласился Кукурулла.

— За мной! — скомандовал Чага, и друзья зашагали вслед за своим экскурсоводом.

Пройдя немного по тропинке, путешественники углубились в за­росли и, наконец, вышли на большую светлую поляну. На первый взгляд ничего особенного на этой поляне не было. Если не считать боль­шого сооружения из веток и листьев, которое обычно «шалашом» назы­вают. Перед шалашом стоял невысокий деревянный столбик, к которому была прикреплена табличка:

“Просьба летом не будить. Гыза".

— Вот это и есть то самое местечко, — торжественно произнес Чага.

— А кто такой Гыза? И зачем он спит? Почему не будить летом? — засыпали экскурсовода вопросами друзья.

— Гыза... Ну, он, в общем, живет здесь. Он такой весь лохматый, — начал объяснять Чага, — и летом ему жарко очень. Поэтому у него — спячка. А осенью, когда попрохладней, становится, он просыпается, и давай по лесу бегать. Ему же во сне скучно одному. Вот он осенью всему и радуется. Спит Гыза крепко, хоть над ухом ори. Вот смотри­те.

Тут Чага набрал воздуха, да как заорет:

— Гыза! Вставай!

Из шалаша на крик никто не вылез. Боно с Кукуруллой облегчен­но вздохнули. Зато совсем с другой стороны, из-за толстого дере­ва, на поляну выскочило большое лохматое существо с дико вытара­щенными глазами. В руках у него был огромный сачок. Боно и Куку­рулла бросились в разные стороны. Чага же растерялся на мгновенье. Потом захлопал ушами, немного взлетел, но было поздно. Чагу накры­ло сачком.

— Ага, попался, наконец, болтун несчастный! — произнес с торжес­твом Гыза. (А это был именно он).

Наши путешественники наблюдали за происходящим из-за кустов.

— Это что получается? — продолжал Гыза, обращаясь к спрятавшим­ся "туристам". — Я этим летом спать ложился раз сто! Только, зна­чит, глаза закрою, об осени мечтать начну, как появляется этот тип ушастый и давай свою экскурсию репетировать. «Достопримечатель­ность» нашел! А сегодня ещё и орать удумал.

Гыза сделал грозный шаг, и Чага затрепыхался под сачком как ба­бочка. Как довольно крупная бабочка, конечно.

— Как же мне быть? — жалобно заговорил Чага. — Я без экскурсий не могу.

— А мое какое дело? Ты мне мешаешь, и я тебя накажу. Тут из укрытия осторожно вышли Боно и Кукурулла.

— А как ты его накажешь? — спросил Боно. — Страшно ему будет?

— Ещё как! Я его... на лето в клетку запру.

— Нет, только не это! — заволновался пленник.

— Да ты не волнуйся, — успокоил его Гыза, — я тебе и корм пос­тавлю. Пшена там, семечек.

— Я ж не птица, я экскурсовод, — тихо проговорил Чага.

— Был! — коротко закончил Гыза и уже собрался было мастерить клетку из толстых осиновых веток.

— Погоди-ка, — Кукурулла сделал шаг вперёд, — мы тебе поможем. Крепко спать и ничего не слышать.

— Это как? — заинтересовался лохматый.

— Боно, иди сюда, — позвал друга Кукурулла.

Тот подошёл, а Кукурулла залез к нему в карман, достал остаток банана и торжественно произнес:

— Лучшее средство ничего не слышать — банан в уши.

С этими словами он разломил плод на две части и попытался их за­сунуть в уши Гызе.

— Да где они тут у тебя...— Кукурулла порылся в лохматой Гызиной голове в поисках ушей и, наконец, вставил в них банановые за­тычки.

— Ну, как? — громко спросил находчивый Кукурулла.

Гыза не отвечал, а только радостно хлопал глазами. Ведь бананы в ушах — действительно великолепное средство от шума!

— Ура! — закричал, наконец, Гыза. — Я ничего не слышу! Я пошёл спать. Ну и молодец же ты!

— Да ладно… — заскромничал Кукурулла.

Гыза улегся на летнюю спячку, а Чага был освобожден. Он стал горячо благодарить Кукуруллу за свое спасение, но тот прервал его и сказал:

— А теперь давай, как договорились. Хватай Боно, и летите к этим Абрикосам.

— Это мы мигом, — пообещал Чага. — Через полчасика за тобой вернусь.

Тут он замахал ушами и оторвался от земли. Боно схватил его за ноги, и странная пара, медленно набирая высоту, стала удаляться в сторону солнца. Кукурулла несколько минут смотрел на улетающих, и ему вдруг стало грустно. Как будто недоброе предчувствие появилось.

— Как последние журавли осенью, — тихо сказал он сам себе. Но потом подумал, что Чага скоро вернется за ним, и опять повеселел.

Но Чага не вернулся через полчаса. Не вернулся он и через час, и через три. Понял Кукурулла — что-то случилось с его друзьями, и решил он отправиться на поиски.

Кукурулла знал, что ему надо идти в сторону солнца и искать Большое Дерево с Абрикосами. Не знал он только, что такое "абри­косы'' и как они выглядят.

"Ладно ещё, если они — фрукты, и на деревьях, как бананы, растут, — рассуждал он. — А если абрикосы — это зверушки такие, которые по всему лесу расползаются и сидят, где хотят. Ходи тогда и у каждого «абрикоса» спрашивай, на том он дереве сидит или нет?".

И представил Кукурулла абрикосов такими маленькими противны­ми тварями с острыми когтями, которые сидят на ветках и глаза злю­щие на него таращат. «Не по себе» сильно ему стало. А тут еще смер­каться начало. Прибавил он шагу, да понял, что до утра ни Боно с Чагой, ни дерева нужного ему не разыскать. Хоть и страшновато было одному в лесу ночевать, да делать нечего. Тем более, что глаза от усталости сами слипаться начали. Прошёл ещё шагов десять Куку­рулла и вышел на большую поляну с одним-единственным деревом. Под ним и решил Кукурулла ночь скоротать. А для надежности еще и замаскироваться — уж больно шевелюра у него яркая была. Нарвал он кустиков мелких, веточек насобирал, да и понатыкал себе в воло­сы. Потом улегся поудобнее, прислонился к дереву и подумал:

"Если враги ночные на поляну выползут, они меня вовсе и не за Кукуруллу примут. Какой же это Кукурулла? — скажут враги. — Что мы, Кукуруллу не знаем? Да это же просто от дерева отросток! И уберутся восвояси. Ну и хитер же я!"

Это была его последняя мысль, потому что после нее наступил сон, а спать Кукурулла любил и умел.

Проспал наш путешественник долго и мог еще столько же прос­пать, если б не разбудил его чей-то скрипучий голос:

— Эй, ты, «от дерева отросток»! Вставай, завтракать пора.

Кукурулла мгновенно вскочил и голову наверх задрал — голос-то с дерева доносился. Правда, никого не увидел. Потому что листва очень густая была, да ещё плоды какие-то желтые на дереве том росли.

— Ну, чего уставился? — опять проскрипел незнакомец, — На-ка вот, лучше абрикосов покушай.

Тут к Кукуруллиным ногам упали два этих жёлтых фрук­та.

— Так это... это и есть абрикосы?! — обрадовано спросил Куку­рулла.

— Ну да, они самые.

— А это «то самое» Большое Дерево?

— Ну не знаю, «самое» или «не самое», но большое.

— А как тебя зовут?

— Меня зовут Поки — Токи. Я живу на этом дереве. Мне здесь нра­вится.

— Слушай, Поки — Токи, а как ты выглядишь? Показался бы, что ли.

— Да чего показываться-то. Я тебе рассказать могу: я такой гладкий, пушистый... В-общем, приятной наружности.

— Даже если бы ты был лысым и шершавым, все равно — спасибо! Аб­рикосы вкусные очень.

— Тихо! — вдруг проговорил Поки-Токи. — Прячься, идут!

— Кто идет?

— Трясуны, кто же еще. Прячься, давай.

Больше двух раз Кукурулле повторять было не нужно. Мигом заб­рался он на дерево и скрылся в листве.

— А чего им надо, трясунам? — шёпотом спросил Кукурулла.

— Чего-чего! Абрикосов, конечно, — ответил Поки-токи, — Нет бы, по одному срывали. Им бы «за глаза» хватило. Так нет, все дерево обтря­сут, даже зеленых не оставят. Злые они и жадные.

Тут послышался треск ломающихся веток, и на поляну высыпала целая куча трясунов. Были они довольно неприятного вида: головы почти квад­ратные, рты большие, а носы вроде, как и не носы, а «ляпушки» какие-то.

— А зачем их так много? — шепотом спросил Кукурулла.

— Увидишь. Ты лучше держись покрепче. Сейчас начнется!

Кукурулла понял, что лучше соседа по дереву во всем слушать­ся, и изо всех сил вцепился в ветку.

От толпы трясунов отделилась ровно половина и бодро напра­вилась к дереву. Окружили его трясуны, упёрлись в ствол руками своими длиннющими и начали трясти. Сначала посыпались абрикосы самые спелые и мягкие. Некоторые попадали трясунам по головам, но те только «ойкали» и продолжали свое дело. Затем стали падать аб­рикосы позеленей и потвёрже. Когда такой фрукт попадал трясуну по голове, тот сразу терял сознание и падал. Товарищи оттаскивали его, а на освободившееся место становился новый трясун. Когда аб­рикосы выводили из строя «вторую смену», уже очухивались первые. Так продолжалось, пока на дереве не осталось ни одного абрикоса.

Правда, один всё-таки остался. Его Кукурулла в руках зажал. Уж очень его трясуны разозлили. Прицелился он хорошенько, да как за­пустит в одного — прямо в лоб попал. Тот только руками взмахнул и рухнул, как подкошенный.

— Ну, ты снайпер! — восхитился невидимый Поки-Токи.

— Да я б их всех сейчас...— Кукурулла стал размахивать рука­ми, показывая как он "их всех сейчас", да сам чуть с дерева не сва­лился.

Страшно рассердились трясуны на такую наглость. Стали они про­тивно шипеть и свирепо топать ногами:

— Ах ты, проклятый Поки-Токи! Кидаться научился, да? Погоди, под­пилим мы деревяшку твою дурацкую, увидишь!

Никак трясуны не думали, что на дереве ещё кто-то есть.

— Подпиливайте, подпиливайте! — донёсся скрипучий голос Поки-Токи. — Как же вы без моих абрикосиков тогда? Травку, что ли, щипать станете?

— Доберемся мы до тебя, — продолжали свои угрозы трясуны, — до «ушастого» с «толстым» добрались и до тебя доберемся!

Тут Кукурулла насторожился. Да ведь это они про Чагу с Боно! Совсем забыл он про друзей своих пропавших. Надо спешить на вы­ручку!

Дождался Кукурулла, пока подберут трясуны все абрикосы и от­правятся восвояси. А когда последний трясун скрылся в зарослях, «снайпер» наш кубарем скатился с дерева и приготовился бежать спа­сать друзей.

— Ну и куда ты разбежался? — остановил его Поки-Токи. — Ты бы хоть дорогу спросил.

— Да, точно, — Кукурулла остыл немного. — Так, где они живут, тря­суны эти?

— Где живут, где живут... — Поки-Токи хихикнул. — А ты за ними пробирайся, вот и узнаешь, где живут.

— Да ну тебя! — рассердился Кукурулла. — Нашел время шутки шу­тить!

Испугался Кукурулла, что трясунов из виду потеряет, и бросил­ся вслед за ними в лесную чащу.

— Эй, осторожней по лесу бегай! — донёсся голос Поки-Токи, но Кукуруллы уже и след простыл.

Преследователь наш быстро продвигался по лесу, держась от тря­сунов на почтительном расстоянии. Раздвигая ветки руками, Кукурулла смотрел только на спины трясунов, а под ноги смотреть совсем забыл. И очень зря. Сделав ещё несколько шагов, он вдруг провалил­ся куда-то вниз и в темноту. Пролетев несколько секунд, он упал на что-то мягкое, вроде сена. От неожиданности Кукурулла сначала не мог прийти в себя, а когда пришел, понял, что он в этой яме не один. Кто-то сидел совсем рядом с ним и громко сопел.

— Привет, — сказал дружелюбно незнакомец.

— Привет, — ответил Кукурулла, — а где это мы?

— Я у себя дома, а ты у меня в гостях.

— Ничего себе «гости»! — глаза начали привыкать к темноте, и Куку­рулла осмотрелся.

Находился он вроде как в крупной подземной норе, в которой было чисто, мягко и довольно уютно. Только темно очень.

— А ты вообще чего под землей делаешь? Может, ты — шахтер?

— Нет. Я — крот Банга.

— Ух ты, — удивился Кукурулла. — Я кротов еще никогда не видел. Особенно таких крупных!

Крот Банга как-то грустно вздохнул и сказал:

— В том-то и дело, что я кротов тоже никогда не видел. Один я тут. Ужасно мне скучно. Можно, конечно, на поверхность вылезти и по­болтать с кем-нибудь. Да ведь ночью все спят, а я при дневном све­те ничего не вижу. Вот такие, брат, дела…

Кукурулла за время путешествия научился быстро находить вы­ход из любой ситуации, выпутываться из любой передряги, помогая и другим, и себе одновременно. Вот и сейчас он сосредоточился, ожи­дая, когда в его сообразительную голову придет умная мысль, и он что-нибудь подскажет Банге. Но мысль почему-то не шла, и Кукуру­лла молчал.

— Расскажи что-нибудь, — вдруг попросил крот.

— Что рассказать? — растерялся Кукурулла.

— Ну, что-нибудь интересненькое. Как, например, ты появился в на­ших краях?

— Это можно, — Кукурулла рассказывать умел. — Жили мы, значит, с Боно на острове, жили — не тужили. Пока однажды...— Тут Кукурулла остановился, вспомнив, что "однажды" именно он нехорошо обошелся с другом, присвоив, весь банан. Поэтому решил рассказчик историю про дележ банана опустить.

— Потом поплыли мы по морю. Вокруг — шторм, буря, дождь, град ... и всё остальное. Боно — на вахте, я — на капитанском мостике. Сверкают молнии, вокруг куча акул!..

Кукурулла разошёлся не «на шутку», уже и сам, начиная верить в то, что рассказывал. Он размахивал руками, показывая, как бушевало море, и корчил страшные гримасы, изображая пиратов.

Крот Банга слушал, боясь пошевелиться. Рассказав про морские при­ключения, Кукурулла остановился, чтобы перевести дыхание.

— А дальше? — промолвил Банга.

— Дальше... — рассказчик набрал воздуха и выдал очередную пор­цию приключений, происшедших с друзьями уже на берегу и в лесу, вплоть до пропажи Боно и Чаги. Естественно, опять все приукрасив.

— А дальше? — опять повторил крот.

— А что «дальше»? Дальше я вот к тебе попал. Вот и все.

— Жалко, — вздохнул Банга. — Ну, ничего, потом еще что-нибудь вспомнишь, да?

— Погоди, погоди… — заволновался Кукурулла. — Мне здесь засижи­ваться нельзя — мои друзья в беде. Пора выбираться отсюда.

— А я, значит, не в беде? — обиженно заговорил крот. — Мне тут по­говорить не с кем, между прочим! А ты рассказываешь очень интере­сно. Нет уж, просто так я тебя не отпущу.

Крот насупился, отвернулся и засопел ещё чаще и громче.

Кукурулла задумался. Теперь его задача осложнялась. Надо было не только проблему Банги решать, но и самому как-то из норы выби­раться. И как всегда, помогла Кукурулле природная смекалка.

— Послушай, Банга, — обратился он к капризному кроту. — Тебе, правда, мой рассказ понравился?

— Еще бы… — пробурчал крот.

— А чем все кончилось, хочешь услышать?

— Конечно хочу! — оживился Банга.

— Так ведь для этого надо, чтобы приключения продолжились! Вот выберусь я, найду Боно, и пойдём мы с ним дальше. Будем попадать во всякие ситуации, и выходить из них. С честью, конечно. А на обрат­ном пути мы обязательно к тебе заглянем и про все расскажем.

— А не обманешь?

— Слово путешественника!

— Ладно, — согласился Крот Банга, — ради такого дела можно и подож­дать.

— Вот и славно, — Кукурулла облегчённо вздохнул. — Где трясуны живут, знаешь?

— Знаю, конечно. У меня к ним подземный ход прорыт. Я у них иног­да абрикосы потаскиваю. Они их все равно не едят.

— Как так не едят? — удивился Кукурулла.— Они ж их сотнями с дерева трясут?

— Ну, не знаю. Абрикосы у трясунов кучами валяются. Правда, уже без косточек.

— Странно… — Кукурулла покачал головой. — Ладно, разберёмся. Где тут выход у тебя?

— Да вот он перед тобой, — показал крот Банга.

Только сейчас Кукурулла разглядел, что из норы во все сторо­ны уходит несколько подземных ходов. На один из них и указал крот.

Кукурулла заглянул в тоннель, и ему стало жутковато.

— Как же я в такой темнотище дорогу найду?

— Так, ход-то прямой, — отозвался Банга, — сворачивать некуда. Так что топай до конца тоннеля, пока свет не увидишь.

Это Кукурулла и сам откуда-то знал. Просто ему немного взбодриться за­хотелось. Глубоко вздохнул наш путешественник и решительно шаг­нул в тёмный и неуютный тоннель, прорытый одиноким кротом.

Сначала Кукурулла шёл осторожно и медленно, боясь куда-нибудь ещё провалиться. Хотя вряд ли это случилось бы — глубже Банги мог­ли очутиться лишь маленькие заблудившиеся землеройки. Потом он ос­воился и прибавил шагу.

«Ну ничего, — думал он на ходу, — зато после всех этих похож­дений у меня нервы как «железные» будут. Мало кого я бояться буду! А, в конце концов, и вообще всех бояться перестану. Вот здорово будет!»

Тут Кукурулла зашагал ещё быстрее и увереннее, но через нес­колько метров споткнулся об какой-то корешок и растянулся на зем­ляном полу. Поднялся он, отряхнулся и подумал:

«Нет. Совсем смелым быть тоже нехорошо. Так можно и нос расква­сить. Буду, конечно, храбрым, но в меру», — решил Кукурулла и продол­жил путь.

Пройдя ещё какое-то расстояние, он почувствовал, что тон­нель пошел вверх — идти стало труднее.

"Значит, скоро выход", — сообразил путешественник. Подъем стано­вился все круче, но света почему-то видно не было. Кукурулла понял, что просто стемнело. Выход был уже совсем рядом, потому что спере­ди повеяло прохладой. Кукурулла остановился, и в голове у него заше­велились всякие мысли и версии.

"Скорее всего, трясуны друзьям моим допрос учинили. Кто такие, мол,... откуда? Но, конечно, ничего не добьются. Боно скажет им то­лько, что "придет скоро друг мой, Кукурулла, и всыплет вам по первое число!» И правильно скажет", — подытожил Кукурулла, готовясь к вылазке.

Осторожно высунул он голову из тоннеля и огляделся. Было уже довольно темно, но все, что надо, Кукурулла разглядел.

Посреди большой поляны горел костёр, вокруг которого сидели трясуны и чем-то громко хрумкали. Чуть дальше Кукурулла разгля­дел холм внушительных размеров, в котором было множество отвер­стий, похожих на ласточкины норки, только большие. Возле холма воз­вышалось дерево странного вида. Вернее, само дерево было обычное — молодая сосна, но к макушке его была зачем-то привязана огромная ложка. Кукурулла повернул голову налево и почти перед своим носом увидел кучу абрикосов. Как и говорил крот Банга, они были без кос­точек. При виде фруктов Кукурулла вспомнил, что не ел с утра и, ухватив один желтый плод, быстро насытился. Облизнувшись, Кукурул­ла повернул голову направо и увидел ... Боно. Прямо рядом с высу­нувшейся Кукуруллиной головой стояла деревянная клетка, а в ней сидели Боно и Чага. Боно выглядел неважно. Он сильно похудел и осу­нулся. Сейчас Боно как будто дремал.

"Что ж они, подлецы, еды даже пленникам не дают!" — возмутился Кукурулла про себя, — Ведь Боно без еды никак нельзя".

Потом он пе­ревел взгляд на Чагу. Тот выглядел вполне прилично, и на некорм­леного пленника был совсем не похож.

Кукурулла очень обрадовался, что, наконец, увидел друзей и чуть было не заорал: "Привет, Боно!!!" Но вовремя спохватился и потому прошептал: "Привет, Боно…"

Боно вздрогнул, открыл глаза, и радостная улыбка расплылась по его похудевшей физиономии:

— Привет тебе, Кукурулла! Я знал, что ты придешь нас спасать.

— Куда б я делся!— ответил Кукурулла и обратился ко второму пленнику: — Привет, Чага!

Но Чага лишь мельком взглянул на спасателя, что-то процедил сквозь зубы и отвернулся...

— Что это с ним? — недоуменно спросил Кукурулла.

— Сейчас расскажу, — прошептал Боно.

— Только сначала давай.

— Ладно.

И Боно тихонько начал свой рассказ, начинавшийся с того места, когда они с Чагой в воздух поднялись. А дело было вот как:

... Чага, размеренно махая ушами, набирал высоту, а с ним и Боно поднимался. Внизу проплывали макушки деревьев, а навстречу часто попадались разные птицы. Они удивленно таращились на странную пару. Чагу-то птицы и раньше видели, а вот кто этот пухлый парень, вцепившийся в Чагины пятки, было для них загадкой.

Боно никогда раньше не летал и вниз старался не смотреть. Но испуга перед Чагой он показывать не собирался и поэтому решил настоящим лётчиком прикинуться.

Начал он задавать всякие вопросы, которые полёта касались:

— А какой сейчас ветер, Чага?

Чаге из-за груза лететь трудновато было, поэтому он, обычно раз­говорчивый, ответил просто:

— Западный.

Боно удовлетворенно кивнул.

— А видимость как?

— В норме.

Тут Боно вопросы односложные задавать начал:

— Высота?

— Приличная.

— Скорость?

— Так себе.

— Азимут?

Чага удивленно посмотрел вниз на Боно и переспросил:

— Чего-чего?

Боно собрался было повторить свой мудрёный вопрос, но в этот момент рядом с ними в воздухе что-то жёлтое просвистело.

— Это ещё что за шутки? — насторожился Чага.

— Может это салют? — выдвинул Боно догадку.— Мы когда с пира­тами прощались, они тоже в небо пуляли. Из рогаток. Камешками.

— Не надо нам таких салютов!— забеспокоился Чага, но в эту секунду второй желтый снаряд прямёхонько ему в ухо угодил.

— А — а! — закричал Чага от неожиданности. Больно ему не было — снаряд был мягкий и мокрый. — Это трясуны спелыми абрикосами стреляют. Ну и влипли мы с тобой!

А летчики наши действительно влипли. Потому что следующий абри­кос угодил Чаге в лоб и совсем глаза залепил. Боно помочь Чаге никак не мог, так как обеими руками крепко его за ноги держал.

— Все! Видимость — ноль. Аварийная посадка,— с этими словами Чага ушами махать реже стал, и воздухоплаватели снижаться начали.

Действительно, летчиков наших именно трясуны подбили. Из своей ка­тапульты, которой им ложка служила, привязанная к молодой сосне.

В нее трясуны закладывали абрикос, отгибали за веревку верхушку дерева и отпускали. Абрикос становился снарядом, со свистом уле­тая в небо.

Боно с Чагой приземлились прямиком на поляну трясунов. Те обступили плотно пленников и начали радостно гоготать:

— Как мы их ловко! А то разлетались тут... Смотрите, как ушасто­му залепили! А пухлый-то, пухлый как напугался!

У Боно действительно глаза сделались совсем круглыми, но стра­ха он не испытывал, как думали трясуны. Боно пережил уже немало приключений и стал довольно храбрым. А сейчас просто возмутился он очень:

— У вас прав никаких нету, чтоб по летчикам абрикосами пулять, — тихо, но уверенно проговорил он.

Тут трясуны еще громче загоготали, а некоторые от хохота даже на землю попадали.

— Ты уж с ними по-аккуратней,— прошептал Чага на ухо Боно. — Не груби.

Но Боно, обычно спокойный и уравновешенный, продолжал закипать от возмущения. Казалось, что через минуту он пузыри из ушей выпус­кать начнет, а из носа пар повалит.

Трясунов, правда, грозный Бонин вид почему-то не пугал, а, наобо­рот, веселил очень. Вся поляна от смеха ходуном ходила, как при зе­млетрясении. Вдруг толпа разом замолкла и начала почтительно расс­тупаться . Из-за спин на поляну вышел ещё один трясун, но особый. На его голове сидела большая железная каска. Похоже, что раньше это был обычный котелок, а вот этот трясун его под каску приспособил.

— Чего бузишь? — спросил "котелок", и Боно по его тону догадался, что это главный.

— Прав у вас никаких нет...— снова начал Боно, но тот вдруг как завизжит:

— Молчать! Все права у меня есть! А вот у тебя теперь только обязанности будут!

— Да кто ж ты такой? — спросил Боно.

— Кто я такой? Ха! Я — Бурбудук Великий, предводитель трясунов.

— И чем же ты великий?

— Я умный очень.

— Умнее остальных? — засомневался Боно.

Тут Бурбудук постучал пальцем по своей железной голове.

— Понял?

— Нет.

— Чего ж тут непонятного. Когда мы абрикосы трясем, и они на го­ловы падают, у остальных мозгов всё меньше становится. А мне всё нипочём — я в каске!

— А-а! Так вот ты какой...— начал Чага.

— Умный? — самодовольно спросил Бурбудук.

— Подлый! — твердо сказал Боно.

— Молчать!— опять завизжал Великий. — В клетку их обоих!

...— Так вот и оказались мы за решеткой,— закончил рассказ Боно.

Кукурулла кивнул, а потом спросил:

— Так что с Чагой-то случилось? Чего он неприветливый какой?

Боно хлопнул себя по лбу:

— Эх, я! Главного-то тебе и не рассказал. Трясуны оттого все злые такие, что вовсе и не абрикосами питаются.

— А чем же?— удивился Кукурулла.

— Косточками от них. Бурбудук всем трясунам мякоть кушать зап­рещает. Говорит, что она ядовитая. И кормит их косточками. А они го­рькие и невкусные. От них трясуны злыми становятся. Меня Бурбудук тоже косточками накормить пытался. Только я эту гадость есть не стал. А вот Чага на второй день голода не выдержал и слопал одну. И сразу испортился. Видал, какой насупленный сидит? Так я и догадался, откуда у трясунов злость берётся.

— Ясно,— проговорил Кукурулла. — Так ты, наверное, есть хочешь?

— Еще как! Бурбудук специально перед клеткой абрикосы положил, чтоб я помучился.

— У-у, изверг!— потряс кулаком Кукурулла. И собрался было про­сунуть несколько фруктов изголодавшемуся Боно и неправильно пита­вшемуся Чаге. Но в этот момент Боно быстро зашептал:

— Эй, прячься скорей! Ужин у них кончается.

Кукурулла опять нырнул в свой подземный ход и затаился. Несколько трясунов, закончивших хрумкать косточками, подошли к клетке, чтобы выставить на ночь караул к пленникам. Выставив одного тря­суна возле клетки, остальные отправились спать. А спали они, оказы­вается, в тех самых норах, которыми был утыкан весь холм. В самой удобной норе, конечно, спал Бурбудук Великий.

Часовой сел возле клетки и принялся сторожить. Посидев какое-то время, он зевнул. Прошло ещё несколько минут, и трясун зевнул сразу два раза. Чага дремал уже давно.

Боно прокашлялся и громко стал разговаривать вроде как сам с собой:

— Сейчас-сейчас ... Вот-вот уже...

— Чего "вот-вот"?— насторожился часовой.

— Увидишь чего. А когда увидишь, поздно будет,— угрожающе про­говорил Боно.

— Ну-ка, ты! Помалкивай давай,— громко, но неуверенно прикрик­нул трясун.

— Ага! Слышишь? Уже идут,— торжественно продолжил Боно.

— Да кто идет-то?— трясун струсил уже не на шутку.

— Друг мой, Кукурулла идет! Спасать нас. А с ним — целая армия! Армия Благородных Спасателей! Слышишь, топот какой? А не веришь, так залезь на дерево и посмотри.

Трясун быстро вскочил и побежал к дереву с ложкой высматри­вать Армию Благородных Спасателей. И бить тревогу, если надо.

— Кукурулла, вылазь быстрее,— позвал друга Боно.

Кукурулла, слышавший из своего укрытия весь разговор, мигом выско­чил из тоннеля и открыл задвижку у клетки. Друзья радостно обня­лись и вытащили наружу ничего не понимающего Чагу. Тот скорчил не­довольную гримасу и собрался было что-то высказать, но Кукурулла заткнул ему рот большим абрикосом без косточки. Чага энергично за­двигал челюстями, и угрюмое выражение на его лице сменилось доб­родушной улыбкой:

— Кукурулла, дорогой!— Чага вновь стал приветливым.

— Вот что значит правильно питаться,— удовлетворённо произ­нес Боно и сам проглотил здоровенный абрикос.

— Ладно,— заторопился Кукурулла,— бежать пора.

— Погоди-ка,— остановил его Боно и тихонько что-то прошептал на ухо.

Тот хихикнул и согласно кивнул. Караульный трясун в это время, сидя на сосне, и держась за ложку, пытался разглядеть в сумерках Армию Благородных Спасателей. Друзья осторожно подкрались к дереву и оттянули за верёвку его макушку. Пока трясун успел сообразить, что происходит, Боно с Кукуруллой веревку отпустили. Сосна резко выпрямилась, и трясун, как ракета, улетел в сторону моря.

— В небе доброго пути! Далеко,трясун, лети, — срифмовал Кукурулла.

— А вот теперь нам торопиться надо, — сказал Боно.

— Куда ж мы в такой темнотищи двинемся?— произнес Чага.— Тут даже я потеряться могу. Хотя можно перелететь, конечно. По звездам я дорогу найду.

— Нет уж,— запротестовал Боно.— Летать мы больше не будем. Ты уж один давай.

— А мы по тоннелю пройдём,— предложил Кукурулла.— Трясуны про него ничего не знают.

— Да ведь нам к мудрецу надо, а это совсем в другой стороне, — сказал Боно.

— Да, правильно...— Кукурулла задумался и сунул руки в карма­ны,— Ура! Есть!

С этими словами он вытащил из кармана свернутый носовой пла­ток с ... "лесной жирянкой". Забыл он, что колючек этих коварных насобирал на всякий случай. Да в платок завернул, чтоб самому не уколоться. Чага и Боно посмотрели на него, ничего не понимая.

— Никуда мы торопиться не будем,— авторитетно заявил Кукурул­ла.— Сейчас одно дельце провернем, и можно спать будет ложиться.

— Как спать? У врага под носом?— удивился Чага.

— А чего тут такого? Мы не из пугливых! — и выдумщик хитро под­мигнул товарищам.

Боно с Чагой затаились и удивлённо стали наблюдать, как хитрец тихонько подобрался к холму с пещерками трясунов. Кукурулла осто­рожно обошел все норы и воткнул внутри каждой пещерки, прямо у входа, колючку «лесной жирянки». Остриём вверх, да так, чтоб она еле-еле из земли торчала. А перед Бурбудуковой норой аж три колючки пристроил. Для верности.

Тут и Чага с Боно поняли, что их товарищ задумал. Когда Куку­рулла вернулся, они долго хлопали его по плечу, а потом вся троица спать улеглась возле костра догорающего. Чага и Боно довольно быс­тро уснули. А Кукурулла еще поворочался немного, тихонько хихикая. Представлял он себе утреннюю картину, и весело ему становилось.

Наконец и он ровно задышал. Пришла глубокая ночь и была она, пока утро не наступило.

Кукурулла перед сном не зря хихикал — утренняя картина и прав­да забавной получилась. Как только солнечные лучи проникли в норы трясунов, те постепенно просыпаться начали. Когда первый трясун стал выползать из своей пещерки, он, конечно же, на колючку наткнул­ся и ойкнул. То же самое повторилось и с остальными. Из всех нор по­очередно слышались вскрики трясунов, уколовшихся "лесной жирян­кой". От этих звуков и наши герои проснулись. А когда сам Бурбудук наткнулся на целых три колючки, он такой крик поднял, что весь лес разбудил. Потом произошло то, на что наши друзья и рассчитывали. От уколов "лесной жирянки" трясуны быстро толстеть начали, да так, что из своих нор выбраться никак не могли. Кто-то только голо­ву успел наружу высунуть, а туловище в проходе застряло. У кого-то лишь нос наружу показался. А Бурбудука Великого от трех уколов так разнесло, что он и в норе еле помещался. Даже повернуться не мог, а только кряхтел и сопел.

— Ага! — торжествующе воскликнул Кукурулла.— Теперь вам долго кушать не захочется!

— Так вам и надо,— добавил Чага.— Будете знать, как безобраз­ничать.

— Они, конечно, заслужили,— произнес Боно.— только...

— Что только?— спросил Кукурулла.

— Только... им не очень больно?— нерешительно проговорил Боно.

— Да совсем им не больно,— ответил Чага.— Ничего с ними не слу­чится. Поваляются денек-другой, поохают, потом похудеют, да и...

-...и за старое возьмутся,— закончил Кукурулла.— А этого до­пустить никак нельзя. С хулиганством в лесу покончить надо.

— А как?

Тут Кукурулла понизил голос и заговорил:

— Мы все косточки противные эти спрячем. В землю зароем в раз­ных местах. И заставим трясунов настоящей еды попробовать — вкусных, сладких абрикосов.

— Как их заставишь абрикосы есть? Трясуны ведь их ядовитыми считают,— промолвил Боно.

— А вот как, — ответил Кукурулла и громко обратился к застрявшим трясунам:

— Эй вы, толстуны! Похудеть хотите снова?

— Конечно, хотим! Простите нас! Мы больше не будем!— раздались из нор жалобные голоса.

— Ну что вы просто так хулиганить бросите, это вы кому-нибудь другому рассказывайте,— продолжал Кукурулла,— Но я вам помогу. Вам надо по кусочку абрикоса съесть. Тогда животы ваши опять нор­мальными станут. Ясно?

— Не слушайте его!— донесся голос из Бурбудуковой норы,— Абри­косы ядовитые!

— Молчи, котелок железный!— прикрикнул на предводителя Кукурул­ла.— С тобой вообще никто не разговаривает,— и вновь обратился к трясунам:

— Ну, как хотите. Мое дело совет дать.

— Мы на все согласны,— заголосили трясуны. — Лишь бы наружу вы­браться.

— Вот и правильно. Доверять людям надо,— назидательно сказал Боно.

Тут Чага с Боно собрали весь запас косточек и перенесли его за холм, чтоб трясуны не видели, куда путешественники эту "неприятность» зароют. Мудрить они сильно не стали — тут же за холмом и закопали в нескольких местах. Кукурулла в это время положил око­ло каждой норы по половинке абрикоса для трясунов. Поверили они хитрому Кукурулле, что именно абрикосы от лишнего веса спасают.

— Ну все, дело сделано,— подытожил Кукурулла.— Пора нам в дорогу. Мудрец уже заждался, наверное.

— Да, это точно,— сказал Боно.— Чага, ты с нами? Чага помолчал в нерешительности, а потом сказал:

— Да нет. Я, пожалуй, возвращаться буду. Я ведь экскурсовод, и мне кому-то обо всем рассказывать надо. Вдруг к нам с моря еще кто-ни­будь причалил.

— Счастливо тебе,— пожелал Боно.

Чага кивнул, замахал ушами и поднялся в воздух. Тут Кукурулла, махавший ему рукой на прощание, вдруг прокричал:

— Эй,Чага! Ты случайно крота Бангу не знаешь?

— Видал как-то разок. Ночью.

— Так вот ты ему обо всем расскажи. Он тебя часами слушать будет. Точно тебе говорю. Проверено.

— И привет ему от нас передай! — добавил Боно.

— Ты же его не знаешь даже? — удивленно спросил Кукурулла дру­га.

— Ну и что? "Приветы" всегда приятно получать. Даже от незна­комых.

И Кукурулла с другом настолько согласился, что даже спорить не стал. Решили путешественники побыстрее путь продолжать, правда, под­крепиться на дорожку сладкими абрикосами не забыли. А через десять минут они покинули поляну и бодро зашагали в сторону заветного де­рева.

Так прошагали они час, потом другой, и ничего интересного им на пути не попалось. Удивительного в этом не было, потому что приклю­чения на каждом шагу только в сказках бывают, да и то не во всех. А у нас — "Банановая история", а не сказка какая-нибудь.

До Дерева Мудреца было уже сравнительно недалеко, и Боно стал шагать шире и быстрее. Ведь чем ближе цель интересного путешествия, тем бодрее становишься, хоть и устал порядочно. Боно это понимал. Он даже знал, что такое явление «вторым дыханьем» называется. Хотя и не понимал, почему.

«Это, наверное, когда кто-то тебе дышать помогает,— рассуждал "про себя" Боно,— А «кто-то» — это тот, кто ря­дом с тобой».

Боно взглянул на шагавшего рядом Кукуруллу: "Со мной рядом Кукурулла идет. Мой друг. Значит он — моё "второе дыхание'', а я, стало быть, его". Тут Боно улыбнулся — ему было приятно осознавать, что он — тоже чье-то "второе дыхание".

Кукурулла же шагал весь какой-то серьёзный и неулыбчивый, Боно заметил, что настроение было у спутника не очень-то, и решил его развеселить немножко. Стал он забегать впереди Кукуруллы, прятать­ся за деревья и издавать всякие смешные, по его мнению, звуки. Но Ку­куруллу все это совсем не веселило и подыгрывать другу он не стал. Тогда Боно понял, что изображать непонятно кого, это не весело. И решил поиграть в кого-нибудь определенного. Он забрался на неболь­шое дерево, уселся на суку, взъерошил свои негустые волосы и стал громко издавать те же самые звуки. Кукурулла остановился, посмотрел на друга, сидящего на дереве, и серьезно так спросил:

-А зачем же ты, Боно, чтобы так визжать, на дерево забрался? У тебя и на земле это хорошо получалось.

— Так ведь я ... птенчика изображаю,— отозвался Боно.— Разве не похоже?

— Птенчика, говоришь,— произнёс Кукурулла,— да тут и так птен­чиков полон лес. Щебечут, щебечут... Чик-чирик, фиу-фиу… Мне, наоборот, тишины хочется.

Боно слез с дерева и уже нормальным своим голосом сказал:

— Ничего, Кукурулла, сейчас уже лес кончиться должен. Наверняка потише станет.

В одном Боно оказался прав — лес стал редеть, показалась опушка, и через несколько минут путешественники вышли на открытое про­странство. Это было поле.

А вот в другом Боно ошибся — насчет тишины. Как только чаща ос­талась позади, на путешественников со всех сторон вместо "чик-чирик" и "фиу-фиу" обрушилось громкое "кар-кар". Друзья посмотрели на небо и увидели над полем множество ворон. Одни воро­ны были красные — они как раз и каркали. Другие вороны были, синими, и они почему-то летали молча. Кукурулла, и так уставший от лесного шума, был просто ошеломлен таким наглым карканьем. Боно ко всему отнесся спокойнее — картина эта ему была знакома. Увлекая Кукуруллу, он неторопливо стал пересекать поле, наверх стараясь не смотреть, чтобы в войну с воронами не втянуться, как во сне.

А Кукурулла рассердился не на шутку. Он стал трясти кулаками и громко кричать в небо:

— Ну-ка молчать всем!

Но вороны не замолчали, а только еще противней каркать стали и летать совсем низко.

"Может они замолчат, если одного цвета станут", — подумал Куку­рулла, порыскал вокруг себя глазами, нагнулся и взял в руку короткую, но увесистую палку. Хорошенько прицелившись, он размахнулся, но в последний момент Боно схватил его за руку:

— Не надо, Кукурулла. Бесполезно это. Уж ты мне поверь. Кукурулла дернулся было, но потом почти успокоился, пробормотав

только обиженно:

— А чего они...

Боно взял друга за плечи и повел к рощице, которая росла на про­тивоположном конце поля. Войдя в рошицу, Кукурулла присел на травку, чтобы окончательно успокоиться. Боно тоже собрался было присесть, но потом передумал и зашагал обратно, как будто забыл что-то. Он вышел из рощицы, отыскал брошенную Кукуруллой палку, прищурил один глаз и запустил в ближайшую, кружившую над ним, красную ворону. Но промахнулся и попал в синюю, которая тут же стала красной, и в оголтелом вороньем хоре стало одним голосом больше.

— Ну вот. Я так и думал,— произнёс расстроенно Боно и поспе­шил к другу.

Эта история с цветными воронами была не очень-то приключенчес­кой и увлекательной. Скорее, наоборот. Зато наших путешественников она научила не обращать внимания на всякие "ненужности", даже если эти "ненужности" и раздражают очень.

Друзья немного передохнули в рощице и двинулись дальше. Конечная цель путешествия была совсем рядом. До Дерева Мудреца по рас­четам Кукуруллы оставалось всего-то несколько минут ходьбы. Но это если по равнине идти. Каково же было огорчение путешественников, когда, выйдя из рощи, они почти уткнулись в подножие высоченной скалы, на вершине которой и росло то самое желанное дерево.

Боно и Кукурулла одновременно задрали головы, пытаясь рассмотреть вершину, так же одновременно головы опустили и шумно вздох­нули.

— Да...,— промолвил Боно более чем озадаченно.

— Да...,— вторил ему Кукурулла и добавил:

— Зря Чагу отпустили. Сейчас бы он нас быстро наверх доставил.

— Должен тебе признаться, Кукурулла, из меня альпинист не очень-то, — проговорил Боно.

Кукурулла совсем не удивился такому признанию друга — чего-чего, а вот по скалам лазить им еще не приходилось.

— Что ж,— хладнокровно сказал он,— будем думать.

Боно кивнул, уселся на камешек и стал думать, как им скалу одолеть. Взяв в руку палочку, он стал чертить на земле какие-то схемы и планы. Кукурулла изредка поглядывал на Бонины рисунки, но только качал головой. Так продолжалось полчаса.

— Ладно, Боно, — Кукурулла встал. — Сидя на камешке, на скалу не залезешь. Надо местность осмотреть. Давай вокруг скалы обойдем, может, что и сообразим.

Так и сделали. Боно пошёл слева скалу обходить, Кукурулла справа. Через некоторое время они должны были встретиться. Зоркий Куку­рулла, обходя глыбу, пытался высмотреть какие-нибудь ступеньки или уступы, по которым пусть медленно, но можно было бы вскарабкаться на вершину. Но скала была почти гладкой и совершенно отвесной. Через несколько минут Кукурулла столкнулся с Боно, завершавшим свою часть обхода.

— Ну, как?— спросил с надеждой Кукурулла.

— Ничего интересного,— вздохнул Боно,— только корзинку какую-то старую видел. Наверное, грибники забыли.

— Какую-такую корзинку?— оживился Кукурулла.— А ну-ка пойдем, — и потащил друга в ту сторону, откуда тот пришел.

— Да грибники, наверное, оставили, — бормотал Боно, еле поспевая за Кукуруллой.— Грибов не нашли, а корзина большая. Чего, думают, нам ее обратно тащить пустую. И бросили. Да вот она.

И Боно показал на лежавшую на земле большую просторную корзи­ну.

— А это что?— спросил Кукурулла, беря в руку толстую веревку, которая одним концом была крепко привязана к плетеной ручке корзины, а другим уходила высоко вверх по скалистому склону.— Как же ты веревку не заметил?

— А я вверх-то и не смотрел,— стал оправдываться Боно.— У меня голова кружится.

— Ну-ка забирайся,— скомандовал Кукурулла, и Боно послушно за­лез в корзину. Следом и Кукурулла запрыгнул.

— Если к корзине верёвку привязали, значит это кому-нибудь нуж­но,— стал рассуждать Боно.

— В первую очередь это нам нужно,— сказал Кукурулла, подергав за веревку.— Только вот как...

Не успел он договорить, как верёвка натянулась, корзина скрип­нула и медленно начала подниматься вдоль отвесного склона. И чем выше поднималась корзина, тем сильнее волновались наши путешес­твенники, понимая, как близки они к заветной цели.

Наконец друзья достигли вершины скалы, и глазам их предстало Дерево того самого Мудреца, который приснился Кукурулле и позвал ребят в такую дальнюю дорогу.

А прямо под деревом за маленьким столом сидел крепыш неболь­шого роста с совершенно лысой головой и в огромных очках с толс­тыми стёклами. Отчего глаза его казались большущими. Одной рукой крепыш вращал колесо с ручкой, с помощью которого двигалась корзина, а другой — что-то писал на листе бумаги.

Друзья не спешили вылезать из корзины.

— Это и есть мудрец, что ли?— спросил товарища шепотом Куку­рулла.

— Не-е. Вряд ли,— ответил так же тихо Боно.— У мудрецов обыч­но маленькие бородки бывают, а на головах — колпаки со звёздами.

— А ты откуда знаешь?— удивился Кукурулла.

— Ну... мне так кажется,— потупил глаза Боно.

— Я не мудрец,— вдруг заговорил лысый и глубоко вздохнул.— Я у него секретарем работаю.

— Как это "секретарём"?— спросил Боно.

— Это значит, мудрец ему всякие тайны и секреты доверяет, а он их хранит и никому не рассказывает,— пояснил Кукурулла.

— Можно и так сказать,— согласился очкарик.— Только я секре­ты храню и записываю, наоборот, чтоб потом все узнали. Кое-что, ко­нечно, и от себя добавляю.— Тут он нагнулся и достал откуда-то снизу целую пачку исписанных листов.— Вон уже, сколько мудростей набралось. На целую книгу.

— Вот здорово!— обрадовался Кукурулла.— Наконец-то и нам муд­рец поможет. С бананом разобраться.

— Не знаю, не знаю...,— проговорил секретарь, покачав головой.

— Что значит "не знаю"? — насторожился Боно.— Он нам обещал, между прочим.

— Нет его сейчас. В отпуске он.

— То есть как это "в отпуске"?— начал возмущаться Кукурулла. — У мудрецов отпусков быть не должно. Они должны все время разные мудрости придумывать, чтоб ... всем жилось легче.

Ничего не ответил на это секретарь, а только пожал плечами, уткнулся в свои записи и заскрипел пером.

— Да что же это мы понапрасну такой путь проделали?— тут уже и Боно разнервничался.

— Понапрасну ничего не бывает,— ответил крепыш и крутанул ко­лесо с ручкой. Корзина с путешественниками стремительно полете­ла вниз.

Боно с Кукуруллой закрыли от ужаса глаза — корзина падала очень быстро.

"Ну вот,— пронеслось в голове у Кукуруллы,— столько прошага­ли неизвестно зачем, пережили столько, а сейчас разобьемся в лепешку. И совсем даже не по-геройски."

"Да уж",— мысленно согласился с товарищем немногословный Боно.

Придвинулись путешественники друг к дружке плотнее и обнялись крепко-накрепко. А падающая корзина, готовая вот-вот уже шлепнуть­ся с огромной силой, вдруг спружинила за полметра до земли и повисла, тихонько покачиваясь на веревке.

Друзья медленно открыли зажмуренные глаза и улыбнулись — не суждено им было так бесславно приключения закончить.

А в это время наверху секретарь отложил перо в сторону, поднял лысую голову и спросил:

— А, правда, почему ты, мудрец, не помог им, заставил меня про от­пуск придумать?

Тут из тёмного дупла медленно высунулась голова и тряхнула седой бородкой, отчего на секретаря чуть не упал большой красивый "звездный" колпак.

— Не нужно им от меня никакого совета. Сами они со своим бана­ном справятся. Так и запиши.

И секретарь послушно склонился над очередной главой "мудрых записей". Которую он сразу и озаглавил: "Банановая история".

Боно с Кукуруллой, тем временем выбравшись из корзины, стали думать, что дальше делать.

Сели наши путешественники, прислонившись спинами к деревьям, и углубились каждый в свои мысли.

Боно почему-то совсем не был сердит на мудреца, который "ушел в отпуск" в такой ответственный для друзей момент. По большому счёту Боно и с самого начала не особенно надеялся на чей-то муд­рый совет или подсказку. Понимал Боно, что не в мудреце дело, и да­же не в банане, который однажды так трудно поделить оказалось.

"А в чём же тогда дело?" — спрашивал Боно сам себя и чувствовал, что ответ где-то рядом.

А ответ действительно оказался совсем рядом. Молчавший Кукурул­ла вдруг встрепенулся, и глаза у него заблестели как-то по-новому. Он хорошенько прокашлялся и заговорил, сначала не очень уверенно:

— Ты, Боно, это... Прости меня!

Боно удивленно посмотрел на спутника.

— За банан прости... Не знаю, что это я тогда пожадничал. Очень мне стыдно теперь. Я тут обо всём подумал, а то раньше ведь некогда было. Приключения и всё такое ... Прости меня, Боно, пожалуйста. Ты друг мой настоящий, а я себя так вел... Но теперь я все понял. У Боно на глаза слезы навернулись, и он смущенно сказал:

— Да ладно уж... Чего там. Я ведь тоже "хорош" был!

— Главное,— продолжал Кукурулла,— это то, что мы друзья навеки и …

— ... и настоящие путешественники!— добавил Боно.

— Да! И никакой мудрец нам не нужен.

— Да. Хотя Мудрец всё правильно сделал. Ведь если бы он нам не прис­нился и в дорогу не позвал, мы бы никогда цену дружбе нашей не уз­нали.

— Может и так,— согласился Кукурулла и протянул руку. Боно крепко пожал ее, и никаких слов больше не нужно было.

А надо было в обратный путь собираться, потому как загостились в чужих краях наши путешественники, и страшно соскучились по ост­рову своему. Дело уже к вечеру близилось, и решили друзья ночь переспать, а в обратную дорогу утром отправляться. Залегли они под кустом большим, как под навесом, да и заснули быстро. Потому что ког­да на душе спокойно, а на совести чисто, всегда спится крепко.

Лишь только тронули солнечные лучи верхушки деревьев, друзья наши уже на ногах были. И такой они прилив сил почувствовали перед дорогой домой, что решили в путь немедленно отправляться. И до того не медленно, что Кукурулла даже предложил бегом бежать до самого моря. Так сильно он по дому соскучился. Боно тоже не терпелось свой остров поскорее увидеть, но бежать он наотрез отказался.

— Во-первых,— заметил он,— надо посмотреть, что с трясунами стало. Во-вторых — со всеми новыми знакомыми попрощаться.

Ну а в-третьих, бегать Боно вообще не любил.

Поэтому решили друзья на обратном пути сначала трясунов навестить, заодно и позавтракать абрикосами на поляне.

Повернулись Боно и Кукурулла спинами к скале с Деревом Муд­реца и зашагали бодро по протоптанной ими же дорожке. И не раз­дражало уже Кукуруллу птичье пение а, наоборот, радовало очень.

Пожалел он впервые, что птичкой не родился. Не потому, что очень ему летать хотелось, а потому, что петь радостные песни птичкам на­много легче. Им ведь слов придумывать не надо. «Чик-чирик, фиу-фиу" — и всё понятно. Хорошо, мол, что новый день начался, а старый прошел, ну и все такое...

— Интересно, как там трясуны?— сказал Боно.— Вдруг они косточки отрыли и теперь ещё злее будут?

— Ну уж нет,— уверенно ответил Кукурулла.— Раз они абрикосов попробовали, косточки им теперь в рот не запихнёшь.

— А вдруг Бурбудук их отговорил все-таки?— продолжал беспоко­иться Боно.

— Навряд ли. Испугались они сильно, когда толстыми стали. А при большом перепуге, сам знаешь, все средства хороши,— тут Кукурулла остановился, и, положив руку Боно на плечо, спросил:

— Но у нас-то с тобой большого перепуга никогда не будет?

— Точно!— сказал Боно, как будто гвоздь забил одним уда­ром.

И путешественники зашагали дальше. Вскоре уже показалась и сама поляна трясунов. Кукурулла потянул Боно за рукав и показал на то место, где стояла сосна с ложкой:

— Смотри-ка!

Боно пригляделся и увидел, что ложки теперь на сосне не было. А был к ее макушке прикреплен большой красочный плакат. Что на нем было написано, друзья сразу не разглядели, а потому прибавили шагу.

Наконец совсем близко подошли путешественники к поляне и сквозь редкие деревья смогли рассмотреть плакат. На плакате было написа­но:

"Слава вкусным абрикосам!"

Не успели друзья обменяться впечатлениями, как раздались крики: "Идут!"

На поляну высыпали все трясуны и стали громко что-то лопотать, перекрикивая друг друга. Боно с Кукуруллой ничего не могли понять. Наконец от толпы отделился один трясун, встал к ней лицом и взмах­нул руками. Бессвязные крики трясунов вдруг превратились в могу­чую торжественную песню. Песня была такая:

"Смелый Боно — наш герой!

Оо — Ээ — Оо!

Кукурулла — наш герой!

Оо — Ээ — Оо!

Бурбудук повержен злой!

Оо — Ээ — Оо!

Когда трясуны пели строчку "Оо-Ээ-Оо!", они все раскачивались из стороны в сторону, и это было здорово! И, вообще, песня была отличная. А когда она закончилась, трясуны подбежали к друзьям, стали улыбаться и пожимать им руки. Боно с Кукуруллой сразу обратили вни­мание на перемену в их лицах. Это были все те же трясуны, но вроде, как и не те же. Совсем исчезла с их физиономий злоба, а глаза стали добрыми и счастливыми. Так что Боно мог опять сказать свою историческую фразу: «Вот, что значит правильно питаться!» Попробо­вали трясуны абрикосов, поняли, как Бурбудук их жестоко обманывал.

— Спасибо вам,— говорили трясуны,— Теперь мы заново жить нача­ли.

— А где же сам Бурбудук?— спросил Боно.

— Да вон он, срок отбывает,— показали трясуны на ту самую клетку, в которой находились в заточении Чага с Боно. Теперь в ней си­дел Бурбудук Великий в своей неизменной железной каске. Прада "ве­ликим" его теперь вряд ли можно было назвать.

— И большой у него срок?— спросил Боно.

— Да нет, завтра выпустим. Мы его абрикосами подкормили, он уже добреть начал. Сегодня ещё один дадим на ужин, и завтра он совсем ласковым станет. Тогда и выпустим.

— Понятно. Так вы, значит, абрикосы продолжаете трясти?

— Нет! Нет! — трясуны замахали руками,— Нам их Поки-Токи так дает. В нужном количестве. Мы теперь вежливые, попросить умеем.

-Ну что, Боно, — обратился к другу Кукурулла,— видать у трясу­нов все в порядке.

— В полном,— согласился Боно.— Теперь их и трясунами-то не на­зовешь.

— Назовешь-назовешь! — заговорили трясуны. — Сейчас увидите! Тут они забегали, засуетились, вытаскивая на поляну какие-то ка­душки.

— А это что за штуковины? — удивился Боно.

— А это барабаны! — крикнул один трясун, а шестеро других, взмахнув палками, разом ударили в кадушки. Над лесом разнесся лихой и громкий стук барабанов. Все трясуны пустились в захватывающую пляску. Под ритмичную музыку кадушек они ловко стали трясти руками и ногами. А некоторые, самые одаренные, и головами здорово трясли. Боно и Кукурулла тоже невольно оказались втянутыми в лихую пляску, хотя у них не очень-то получалось. Боно все-таки был полноват для таких танцев, а Кукурулла вместо тряски почему-то всем телом изви­вался.

Но вообще было очень весело. Друзья наши довольно быстро запыха­лись и присели отдохнуть у сосны с плакатом. «Потрясные» танцы вок­руг продолжались.

— Слушай,— сказал Боно, отдышавшись. — А косточки они так и не нашли, что ли?

— Нет, наверное. А пойдем, посмотрим,— и Кукурулла потащил Боно за холм.

И тут друзья увидели удивительную вещь. Прямо на тех местах, где были зарыты абрикосовые косточки, теперь росли молодые деревца.

— Вот это да! — изумился Кукурулла.— Из косточек наших какие-то деревца повырастали!

— Да не какие-нибудь,— радостно отозвался Боно,— а самые насто­ящие абрикосовые деревья.

— Вот так штука!— продолжал изумляться Кукурулла.

— Природа, чего ты хочешь! — сказал Боно с большим уважением к природе.

Тут Кукурулла сделал серьёзную "мину" и на секунду задумался. Через мгновенье лицо его просияло.

— Слушай-ка, Боно! Если из косточек абрикоса абрикосовые деревья вырастают, это что значит?

— Что? — спросил Боно.

— Что из банановых косточек банановые деревья вырасти должны!

— Точно! — обрадовался Боно и сразу погрустнел:

— Только ведь в банане нет косточек.

— Да почему же нет? Просто они, наверное, очень маленькие. Мы их и не замечаем. Из чего-то ведь бананы должны расти!

— Должны,— согласился Боно.— Это было б здорово!

— Так чего мы сидим! Быстрее на остров! Будем бананы выращивать. Трясуны всё ещё были увлечены своей пляской, и друзья решили не отвлекать их долгими прощаниями.

— Всем пока! — попытался перекричать барабаны Кукурулла, но ему это едва ли удалось. А Боно голос надрывать не стал, а просто пома­хал рукой толпе пляшущих трясунов.

Так вот скромно удалившись с поляны, путешественники продолжи­ли обратный путь.

Можно было, конечно, по подземному ходу крота возвращаться, по ко­торому Кукурулла к трясунам подобрался. Но, подумав, друзья решили по поверхности идти. Не захотелось Кукурулле больше в темноте и сы­рости топать. Значительно приятнее было пройти по лесу, ставшему почти родным, ни от кого не прячась и громко насвистывая какую-ни­будь мелодию. Так и сделали.

Впереди шел Кукурулла и напевал веселую песенку о том, что все настоящие путешественники должны обязательно возвращаться домой. Время от времени. Потому что любое путешествие начинается из дома и домом же заканчивается. А если правила этого не соблюдать, то то­гда ты не путешественник, а просто бродяга какой-нибудь. Боно ша­гал чуть сзади и тоже пел эту песню. Правда, петь ему было трудно — слов он не знал, потому что Кукурулла слова на ходу придумывал. Но главное — то, что Боно полностью с другом согласен был.

Так незаметно прошло в пути какое-то время. Кукурулла, наконец, закончил петь свою длинную песню. Сделав еще несколько шагов, он ос­тановился и сказал:

— Знаешь, Боно, я ведь кроту Банге обещал вернуться и закончить историю о наших приключениях. Нора его совсем рядом.

— Раз обещал, надо выполнять,— сказал Боно серьезно.

— Да уж, придется,— вздохнул Кукурулла.— А то ведь, если к нему не вернуться, крот никому больше верить не будет.

— А недоверчивый крот — это все равно что...— Боно попытал­ся подобрать какое-нибудь убедительное сравнение.

— Пойдем,— не дождался сравнения Кукурулла и повел друга в напра­влении Байтовой норы.

Когда до норы оставалось всего несколько метров, друзья услы­шали обрывки тихого разговора и решили, притаившись, посмотреть, кто же это беседует. Выглянув осторожно из-за дерева, путешественники увидели Чагу, сидевшего на пенечке возле самой норы и что-то рас­сказывавшего кроту. Банга, высунув из норы одну лишь голову (кроты ведь редко днем на поверхность вылазят), и, зажмурив глаза, внимательно слушал экскурсовода.

-... И вот так, перехитрив трясунов, мы были спасены. Боно с Кукуруллой дальше отправились, а я вот к тебе вернулся, чтобы расска­зать все, — Чага закончил повествование.

— Ух, ты,— перевёл дух крот Банга.— Интересно ты рассказываешь. А что дальше было? Добрались они до Мудреца?

Тут Чага руками развел:

— Дальше я не знаю. Я ведь с ними не пошел, понимаешь?

— Понимаю,— кивнул крот,— а все-таки, что дальше с ними прик­лючилось?

Чага не выдержал:

— Да откуда мне знать? Не было меня с ними там. Улетел я. К тебе торопился, чтоб ты узнал все поскорей.

— Все, да не все,— вздохнул Банга.— Разве это история, если у — нее конца нет! А может ты сам конец придумаешь?

— Да ты что, издеваешься?— возмутился Чага.— Я что тебе, сказоч­ник, что ли? Я — экскурсовод. Рассказываю, что вижу. Чего не вижу — не рассказываю.

— Да ничего придумывать не надо,— тут Боно с Кукуруллой вылез­ти решили из укрытия, пока крот Чагу совсем не замучил,— Вот они мы!

— Ура! — закричали одновременно Чага с Бангой. Только в крике крота больше радости было, а в Чагином возгласе — облегчения.

— Ох, как хорошо, что вы появились,— заговорил Чага,— даже не " представляете!

— Почему же,— отозвался Кукурулла.— Очень даже представляю, — и добавил вполголоса: — Этот крот кого хочешь утомить может. Даже самых лучших рассказчиков.

— Ну почему же "утомить",— обиделся крот.— Ведь не я вам исто­рии рассказываю. Где вы еще такого благодарного слушателя найде­те?

— Нигде,— сказал Кукурулла.

— Нигде,— согласился Чага.

А Боно подозрительно спросил:

— Банга, а ты абрикосы случайно не с косточками кушаешь?

— По всякому бывает. Иной раз так проголодаешься, что и косточки выплевывать некогда.

— Вот-вот,— закивал понимающе Боно. — Ты это... старайся все-таки косточки выплевывать, договорились?

— Договорились,— согласился крот.— А конец истории расскажете?

— Расскажем,— кивнул Боно.— Только ничего особенного в нем нет.

Тут забеспокоился Чага:

— Так вы добрались до мудреца?

— Добрались, добрались,— успокоил его Кукурулла.— Только оказалось, что не это главным было.

— А что же?— удивился Чага.

— А то! — Кукурулла поднял вверх указательный палец, набрал в лёгкие побольше воздуха и закатил такую речь, что все рты пораскрывали.

Все, кроме Боно. Потому, как он знал, о чем Кукурулла речь поведёт. А Кукурулла говорил о том, что такое настоящая дружба, как она про­веряется и как ее ценить нужно. Оратор он великолепный был. Когда он закончил, такая тишина наступила, как будто весь лес, замерев, Кукуруллу слушал. Чага только ушами пошевелил от восхищения. Банга помолчал, а потом промолвил:

— Да! Здорово, что все так вышло. И как я рад, что теперь об этом знаю.

— Вот и славно,— сказал Кукурулла и повернулся к Боно: — Те­перь уж нас здесь ничего не держит. Кому могли — помогли, кому на­до — все рассказали.

— Угу,— согласился Боно.— Пора к дому продвигаться. Носталь­гия у нас,— добавил он.

— Это что, болезнь такая?— забеспокоился крот.— Я вас подле­чить могу. У меня тут травы всякие, настойки.

— Болезнь. Только не опасная, — пояснил Боно.— Если вовремя домой возвращаться.

С этими словами, пожав на прощанье руки своим приятелям, Боно и Кукурулла двинулись дальше.

Очередные сумерки застали путешественников уже на подходе к Большому Абрикосовому Дереву, где и было решено заночевать. И зас­нули два друга под тем самым деревом, под которым Кукурулла пер­вую ночь свою в чужом лесу провел, перед тем, как отправиться Боно выручать. Но маскироваться, как тогда, Кукурулла не стал. Потому что не было у Кукуруллы врагов теперь ни ночных, ни дневных, ни вечерних. А были вокруг одни друзья. Ну, может и не все друзья… Просто добрые знакомые.

Утром, когда путешественники проснулись, Кукурулла первым делом сказал почти торжественно:

— А сейчас, Боно, я тебя познакомлю кое-с-кем.

— Может, позавтракаем сначала,— отозвался Боно, протирая глаза, — А то ведь вчера и поужинать забыли.

— Заодно и позавтракаем,— ответил Кукурулла и громко позвал: — Эй, Поки-Токи! Ты ещё здесь или переехал куда?

Тут в листве что-то зашевелилось, засопело, хрустнула пара веток и, наконец, раздался знакомый скрипучий голос:

— А, это ты! Эким ты молодцом оказался. Один всех трясунов, можно сказать, перевоспитал.

— А я не один, между прочим. Вот это Боно. Тот самый, которого тря­суны в небе абрикосом подбили.

— Вижу, что Боно. Про вас слава по всему лесу идет. Трясуны вон песню поют. Как там у них: «Смелый Боно — наш герой! У — э-у...» — сфальшивил Поки-Токи.

— О — Э — О!— вежливо поправил его Боно.

— Так вот они эту песню теперь под моим деревом поют, а потом абрикосы просят. Вежливо так, культурно. Не то, что раньше. Я, правда, не сразу соглашаюсь. Не могу забыть, как они меня раньше вместе с деревом трясли. «Нету, говорю, абрикосов. Не урожай сегодня. А они еще вежливее просить начинают и слова всякие приятные мне говорят. Добрый, симпатичный ... Ну, я и смягчаюсь. Умеют они подход ко мне най­ти правильный. "Ладно, говорю, берите вот несколько. Только что повы­растали. Такие вот у нас теперь отношения. Добрососедские, можно сказать.

— Очень хорошо,— сказал Боно.

— Да уж,— отозвался Поки-Токи.— Это ты верно подметил.Да че­го же это я! Вы, наверное, голодные совсем?

— Ну не то чтобы совсем,— скромно промолвил Боно.

— Совсем-совсем,— не стал стесняться Кукурулла.— У меня в жи­воте так урчит, что я ...

— Так это у тебя урчало? — удивился Боно.— А я думаю, что это за шум под утро мне спать мешает…

— Нате вот, кушайте,— сказал приветливо Поки-Токи, и к ногам дру­зей упало несколько спелых сочных абрикосов.

После вкусного фруктового завтрака путешественники поблагода­рили невидимого Поки-Токи и засобирались в дорогу.

— Ну что, теперь домой? — спросил обитатель Абрикосового Дере­ва.

— Домой,— кивнул Кукурулла. — Есть у нас некоторые планы.

— По банановодству, — добавил Боно.

— По банано— чему? — не понял Поки-Токи.

— Бананы выращивать планируем,— начал было пояснять Боно, но Ку­курулла уже задергал друга за рукав: — Счастливо оставаться.

— Ну-ну,— проскрипел Поки-Токи. — Счастливо! И под ноги смот­рите!

С этим напутствием друзья продолжили свой путь к любимому дому и бодро зашагали в сторону моря.

Протопав ещё несколько часов, Боно и Кукурулла, наконец, вышли из леса на тот самый участок морского побережья, с которого и начались "сухопутные" приключения друзей.

На небе всё так же светило ласковое солнышко, теплые морские волны почти бесшумно накатывались на песчаный берег, а где-то дале­ко, а может быть и не очень, ждал наших путешественников их люби­мый маленький остров.

— Как же нам теперь до острова доплыть? — задумался Боно, — Ведь «Болбан» — то наш мы уже давно того... скушали. Эх, не надо бы­ло!

— Как не надо? — не согласился Кукурулла.— А чем бы мы в доро­ге питались? Да и Гызе он очень пригодился.

Боно кивнул, но шумно вздохнул.

— Ну, ничего,— подбодрил друга Кукурулла.— Что-нибудь придума­ем.— И тут же воскликнул: — А я уже знаю, кто нам нужен!

— Кто? Морские свинки? — спросил Боно.

— А причем здесь морские свинки? — удивился Кукурулла.

— Не знаю. Я про море думал. И про морских свинок. Они, наверное, очень симпатичные.

— Не о том ты, братец, думаешь,— сказал Кукурулла.— Свинки, конечно, симпатичные. Я бы и сам с удовольствием о них подумал. Да то­лько нам выбираться отсюда надо. А помочь нам в этом только... пи­раты смогут. Вот!

— Правильно,— согласился Боно.— Пираты бы нас вмиг до острова на матрасе своём домчали. Только где они, благородные морские раз­бойники?

— В море, где же еще. Нужно им знак какой-то подать.

Тут Боно откуда-то вспомнил, что попавшие в беду путешествен­ники пишут записки, засовывают их в бутылки и кидают в море. Чтобы кто-нибудь послание нашёл и приплыл на помощь. Но бутылки у друзей под рукой не оказалось. Да и откуда было на берегу взять­ся пустой бутылке? Ведь даже самые неаккуратные обитатели ле­са терпеть не могли мусорить! Похулиганить иногда — это, пожалуйста. А вот пустые бутылки направо-налево раскидывать — никогда. Так что этот способ сообщить о себе отпал сам собой.

Тогда решили друзья попробовать криками пиратов привлечь. И уж, как только кричать не пытались: и хором, и по отдельности. Но все без толку. Даже осипли слегка от криков, да чаек прибрежных сильно напугали.

Сели крикуны наши на песок и стали размышлять, что ещё приду­мать можно, чтобы морские разбойники поняли, кому помощь нужна.

— Вот скажи мне, Боно,— стал рассуждать Кукурулла.— Почему кри­ки наши до пиратов не долетают?

— Наверное, погода не очень летная,— предположил Боно,— Они и падают в море где-то недалеко.

— Не совсем так. Слова ведь из воздуха состоят, правильно?

— Точно.

— Мы их в воздух и выкрикиваем. Они растворяются быстро и до пи­ратов долететь никак не могут.

— Так надо их не в воздух выкрикивать, чтоб они не растворялись.

— Правильно! — радостно поднял вверх указательный палец Куку­рулла. — Надо нам к пиратам через воду обращаться. Тогда слова на­ши пузырями станут и до разбойников по морю доплывут.

— Вот это да! — Боно тоже порадовался находчивости друга и соб­ственной догадливости.

Как придумали, так и сделали. Забрели выдумщики наши в море по пояс, набрали воздуха побольше, засунули головы в воду, и ну давай болтать что-то. То есть не болтать, конечно, а булькать — пиратов своих знакомых на подмогу звать. И побежали от Бониной и Кукуруллиной голов по воде многочисленные слова-пузыри. А так как ветер с берега дул, помчались эти пузыри прямо в открытое море. Когда последний пузырь, подхваченный волной, скрылся из виду, друзья выбрались обрат­но на берег. И ждать стали, а заодно и обсыхать потихоньку.

Так в ожидании прошло несколько часов. И уже сомневаться нача­ли путешественники наши, что доплыли их послания до пиратов.

— А вдруг пузыри наши какая-нибудь голодная акула проглотила? — предположил Боно.

— Да зачем же ей пузырями-то питаться,— отозвался Кукурулла. — Они же из воздуха.

— Э — э, Кукурулла, ты голодных акул не знаешь. Они все слопать готовы, даже пузыри.

— Смотри-ка! — вдруг вскочил Кукурулла.— Это что там за чер­ная точка на горизонте?

— Парус! Пиратский парус! — радостно закричал Боно.— Мы спасе­ны!

Это действительно был черный пиратский парус, под которым бороз­дил море замечательный резиновый корабль.

И не успел ещё матрас причалить к берегу, как друзья наши могли уже слышать знакомую пиратскую песню. Только слова теперь в ней были немножко другие:

" Мы — спасатели морские!

Рады всем спешить на помощь,

Потому что — это нужно.

Мы теперь не хулиганы"!

А когда резиновый корабль ткнулся носом в берег, и на землю попрыгали добрые пираты во главе с Улюлюкой, Боно и Кукурулла окон­чательно поверили в свою удачу.

— Привет вам, гордые пираты!— радостно и торжественно произ­нес Кукурулла, когда закончились первые дружеские объятия.

— Привет и вам, храбрые путешественники,— зашевелил усами капи­тан Улюлюка. — Уж не обидели ли вас какие-нибудь сухопутные безобразники? А то в пузырях ваших не все слова понятны были.

— Да нет, что ты! Нас обидеть очень трудно,— ответил Кукурулла.

— Мы не обидчивые,— пояснил Боно.

— Так чем же скромные пираты могут помочь двум доблестным ге­роям?

И Боно с Кукуруллой наперебой заговорили о том, чем "скромные пираты" им могут помочь.

Выслушав просьбу друзей, Улюлюка прямо засветился от счастья:

— Так ведь на то мы и пираты, чтобы помогать. Кто же, как не вы научил нас этому! Кому, как не вам, вдвойне приятно на выручку при­йти! Верно я говорю, братцы? — обратился Улюлюка к остальным моря­кам.

— Верно, ой как верно! — закричали бывшие разбойники.

— Ну а тогда — в путь!— поднял шляпу Улюлюка, и вся дружная ко­манда вместе с нашими путешественниками погрузилась на резиновый корабль. Ветер надул парус, и матрас, подпрыгивая на волнах, взял курс на маленький остров с Банановым деревом.

Боно блаженно растянулся на упругой "палубе", но тут его дёрнул за рукав Кукурулла:

— Смотри-ка, Боно, а пиратов-то на одного больше стало.

— Точно,— оглядевшись, отозвался тот. — И лицо у него какое-то знакомое.

— Скажи-ка, Улюлюка, — обратился Кукурулла к капитану.— А откуда у вас еще один морячок появился?

Тут Улюлюка оживился:

— Ой, друзья, не поверите! Такая история!

— Почему же не поверим,— сказал Боно.— Ведь не с неба же он свалился?

— В том-то и дело, что с неба! — заволновался капитан.— Прямехонько оттуда!

— Это как? — изумились путешественники.

— А вот как. Плывем мы себе, плывем как-то вечером на своем матрасе. Погода чудесная, и никаких, как назло, попавших в беду моряков. Так что мы без работы скучаем. И так, знаете, кому-нибудь помочь захотелось, что решили мы сами по очереди в воду прыгать и "на по­мощь" кричать. А остальные мигом спасать бросаются. Вытаскивают из воды "потерпевшего" и давай ему помощь оказывать. Кто — искусст­венным дыханием, а кто советом каким полезным. Потом все обсыхают, и следующий за борт прыгает. Так, значит, по очереди все "поспасались"...

— Это тренировкой называется,— вставил Боно.

— Ну вот,— продолжал Улюлюка.— Сидим, думаем, чем бы ещё таким полезным заняться. А дело уже к ночи идет. Вдруг смотрим, со стороны берега к нам летит кто-то. И плюх, прямо рядом с матрасом! Потом выныривает и начинает вопить: “Помогите! Я плавать не умею!" И так по воде колотить руками начинает, что чуть матрас наш не перевернул. Ну мы обрадовались, конечно, что кто-то тонет, потому как спа­сать нужно. А мы это дело всей душой полюбили. Вытащили мы его из воды, выжали и прищепками к мачте прицепили, чтобы просох, как следует. А он, неблагодарный, стал ругаться и обзываться по-всякому.

И еще каким-то Бурбудуком пугать.

— Так ведь это же...— начал догадываться Боно.

-... Трясун тот караульный, которого мы с ложки в небо запус­тили,— закончил Кукурулла.— Ну и дела!

— А он толком объяснить ничего не сумел,— продолжал капитан, — ругался только сильно и есть отказывался. Правда, когда покормили его свежей морской капустой, сразу подобрел, улыбаться начал. А через денек совсем хороший стал. Решил он у нас остаться и настоящим, добрым пиратом стать. Правда, вот усы у него плохо рас­тут.

— Ну ничего, это не главное,— сказал Боно. — У нас ведь с Кукуруллой усов совсем нет, а мореплаватели мы вроде неплохие.

— Да уж,— согласился с другом Кукурулла.

И сомневаться в этом не приходилось. Как, впрочем, и в том, что герои наши, вообще, ребята неплохие. Несмотря на ссору, которая про­изошла между ними в самом начале этой повести. Потому, что поссо­риться могут и очень хорошие люди, и из-за гораздо менее важных вещей, чем бананы. Например, из-за куска пластилина. Или... Да мало ли из-за чего! Но если люди эти — друзья, или просто друг к дружке хорошо относятся, они обязательно помирятся. Только одним для этого нужно пять минут посидеть, щеки надувая. А другим, чтобы настоящую цену дружбе узнать, пройти через разные испытания ну­жно, рискованные путешествия совершить и в трудных ситуациях оказаться. Но зато потом таких друзей, как говорится, «водой не разо­льешь». Хоть вылей на них море целое или океан выплесни. Как раз такими друзьями и были наши путешественники.

И не будем мы дальше рассказывать, как закончилось их плаванье, и как крепко соскучились по дому Боно и Кукурулла.

Как сильно за­бились их отважные сердца, когда вдали маленькой точкой показал­ся родной остров. Не будем мы считать созревшие и упавшие на кры­шу спелые бананы, которые некому было кушать. Потому что, хотя это кому-то, может, и интересно, но совсем не главное. О главном мы уже рассказали. А вот что главное, а что просто полезное, пусть решит сам читатель. Как и положено, в конце истории. «Банановой истории».

К О Н Е Ц