Владимир Сметанин — 'Сказка_Тополек'

«Кошки не умеют слушать тишину. Не умеют. И собаки не умеют — гавкают зачем-то круглые сутки. И люди не умеют. Они рано утром спят! Утром! В самое лучшее время! Или, может быть, они просто не знают про звук?» И Топольку стало жаль людей: таких маленьких, вечно утром куда-то спешащих и хмурых. «Только деревья и птицы умеют слушать и радоваться утру! И то не все. А тополя все!». Он был рад и горд за себя! Тополенок умеет слушать тишину. И отец умеет. Надо только затаить дыхание и слушать. Утром, когда горизонт только-только светлеет, раздается этот звук, почти как у колокола, только глубже, протяженнее.

«Сейчас, сейчас, не дыши» — говорил самому себе Тополек.

«ОМ-мммммммммммммм».

Этот «ОМ-мммммммммммм» разнесся по всей земле, залетел во все подземелья, пробежал по всем подземным переходам, коснулся каждого слышащего уха, поднялся в высь и ушел к звездам. Или может пришел от звезд. Тополек точно не знал. А отец не говорил. Сказал, что ты сам должен узнать, откуда приходит звук!

Вселенная проснулась. И опять тишина. До следующего утра.

Главное не проворонить рассвет! И тогда начинаешь звучать вместе со звуком. Каждая клеточка подхватывает это звучание, вибрирует: «Ом-мммммммммммм…». Вдыхает в себя его мощь! Радуется! Если же ветер заглушал звук — тополек не слышал его и клеточки тоже. Весь тополь стоял как мертвый.

«Попробуй, выстой как истукан до следующего утра. Но сегодня хорошо. И отцу-тополю тоже. Не проворонили! Вон какой у меня отец — высокий, стройный и такой молодой! Ему всего 100! Я тоже такой высокий буду, — решил в очередной раз Тополек. — И как отец такой вымахал? — он хотел его спросить об этом, но почему-то спросил:

— Па, а почему ты меня Топольком назвал?

— А тебе не нравится?

— Нет, нравится. Па, дождь будет?

— Да, а к вечеру гроза, — сказал отец и замолчал.

Отец всегда знал про погоду. И сын верил: когда вырастет — тоже будет знать! Обычно он с радостью встречал грозу. После нее такой воздух! Такой воздух! Если бы не корни, то он бы взлетел. Но сегодня Топольку стало не по себе. Сейчас ему вдруг стало страшно. И одиноко.

«Что это со мной?» — спросил он у себя.

Целый день парило.

«Хорошо отец рядом. Под его тенью можно и передохнуть. А ему тяжело на солнце. Отец говорил, что самому высокому и больше всех достается: ветер на высоте сильный, солнце палит. Тени нет. Но если хочешь быть высоким — терпи!»

— Па, наверху жарко клеточкам?

— Конечно жарко. Да, я на верхушку самые ленивые клеточки загоняю. Они когда на жаре попарятся, дождичек их умоет, ветерок потреплет, градинки побьют, тогда и они за работу принимаются.

У каждой клеточки свое задание, свое звание, имя. Одни клеточки для веток, другие для ствола, третьи для листьев. Клеточки, которые внизу, целый день не отдыхают, воду качают к листочкам. Тополек уже тоже почти научился управлять своими клеточками. Только путал их часто.

«То воду закачаю в правые ветки, левые сидят без воды. А пока перекачаешь — уж и день прошел. То забудешь про корневые. Они какой-нибудь ерунды из почвы напьются (глаз-то нету) — все дерево икает целый день. Или жениться вздумают! В жару! Есть же вечер. Вечером и женись. Прохладно же. Вот так целый день за ними следишь, чтобы все работали и исправно! Их у него было очень много. Отец говорил, что миллион!

Но и это не еще главное. Все деревья растут не для себя! У каждого своя задача. Дуб, к примеру, свою силу отдает окружающим. Сам сильный и другим силы дает. Березка тоже отдает, только ее энергия нежная, ласковая! А мы с отцом «пылесосами» работаем! Недобрую вытягиваем! Очищаем, значит…»

К вечеру поднялся ветер. Сначала небольшой, потом загудел, загудел. А вон и туча! На горизонте показалась она. Туча была черная, только края были темно-синими. Из нее вырывались молнии. Некоторые выскакивали вверх растопыренными пальцами, другие прорезали тучу-мать и исчезали в ее теле, а большинство били прямо в землю.

Отец-тополь, под которым укрылся Тополек, наполовину сгибался под напорами ветра. Нет, это уже был не ветер, который он так любил, это был ураган. Сначала стали капать крупные капли. Вдруг стало так больно: градина размером с кулак ударилась в его правую веточку и она переломилась надвое. Он вскрикнул. Было очень обидно, что нельзя пригнуться, спрятаться куда-нибудь. Он потянул корни из земли, но они крепко держались за почву. Сверху посыпались на него листья, ветки его отца. Они били по нему, но не сильно. Отец старался, чтобы большие ветки падали с другой стороны, где была канава с протухшей водой.

— Сын, — крикнул тополь-отец, — держи листья, а то останешься голый.

Тополек напряг клеточки, которые держали листочки.

— Па, как там наверху? — крикнул Тополек.

— Нормально, еще не такое было со …

Он не успел еще договорить, как огромный огненный меч пронзил его ствол и рассек надвое. Это была молния. Тополек первый раз так близко ее увидел. Тополь-отец загорелся и начал падать на землю.

— Па, — крикнул Тополек. — Па, — еще раз крикнул он. Отец лежал и не откликался.

Он вспомнил слова отца, которые он говорил ему осенью, перед тем как сбросить листья: «Сейчас мы с тобой засыпаем до весны. Также будем спать до следующего рождения. Если умру — я растворю все клеточки свои в земле и воде. Они понесут их к твоим корням. Тогда прикажи корням собрать все мои клеточки и понеси их далее к твоим веточкам. В них они превратятся в тысячи паращютиков, которые ты пустишь по ветру. Это семена! В них я! А потом вновь увидишь меня — стройного, молодого, красивого».

Он глянул вверх. Туча убегала на юг. Вверху небо становилось прозрачным, а над ним не было его отца. Он стоял один. Теперь он самый высокий в округе. Стало так одиноко.

Потекли дни. Недели. Месяцы. Годы. Топольку было не по себе, когда ему кричали птицы, что он Тополек.

— Какой я Тополек? Привыкли, что я был маленький, я Тополь — обижался он. — Вы поглядите на меня. Я уже почти как отец. — На самом деле он вырос только наполовину.

Отец ему часто рассказывал про горы, которые касаются макушками облаков. Они бывают разные-разные, не то, что деревья, которые меняют цвет только летом и осенью. Горы на восходе в розовой дымке, в обед белые-белые, к вечеру фиолетовые, а потом черные. И все потому, что их солнце любит! А кого солнце полюбит — тот самый красивый в природе! Так говорил отец.

… Пришло время, и он увидел их! Как обычно, за ночь он чуть-чуть удлинился и на рассвете, в утренней дымке за крышей завода проявились их розовые макушки. Он глядел первый раз в своей жизни на них и забыл про себя, про свои клеточки и тут услышал, как от гор донесся его самый родной звук:

«ОМ-мммммммммммммм».

— ОМ-мммммммммммммм. — прозвенел Тополек.