Алена Сулевич — Урок истории

По еще дремавшим весенним питерским улочкам ранним утром неспешно дефилировала эффектная среднего роста брюнетка модельной внешности. На вид ей не было и тридцати лет. Казалось, что в своем нежно-алом пальто она была единственным источником ярких красок во всем этом мрачно-сером из-за затянутого тучами неба и хронического тумана городе.

На первый взгляд, в этой девушке не было совсем ничего необычного… Если бы не гипнотизирующий огонек в огромных бездонных карих глазах и не загадочная улыбка, которая никому не оставляла ни малейшего сомнения в том, что ее обладательнице известны все секреты и тайны нашего удивительного мира. Все, до единого…

Наконец незнакомка неспешно подошла к интересовавшему ее зданию в одном из деловых районов, вокруг которого сновало множество молодых людей. Светлое, трехэтажное строение в стиле раннего классицизма поражало своей роскошью и величием даже с улицы. Впрочем, оценка внутреннего убранства не входила в ее планы. Здание это принадлежало историческому факультету одного престижного университета. Как раз в этот момент на автостоянке припарковался новенький шикарный белый Maybach Виктора Николаевича Барановского, декана факультета.

Виктору Николаевичу было 42 года от роду, из которых уже 5 лет он занимал должность декана, он обладал завидным физическим здоровье, был внешне привлекателен, состоятелен, не обделен интеллектом — в общем, имел все необходимое, чтобы быть довольным жизнью. Недавно он вдруг от нечего делать засел за компьютер и написал книгу о Второй мировой войне под названием «Победа или поражение», в которой вслед за западными коллегами однозначно утверждал, что победа Германии принесла бы много пользы, особенно для советского народа. Естественно, книга вызвала волну критики и наделала много шума. Но, собственно, именно этого-то новоявленный «писатель» и добивался…

Как раз сие творение и привело в данное место и в данное время незнакомку в красном. Лицо девушки озарилось довольной улыбкой, когда она, наконец-то, увидела того, кого ждала.

— Виктор Николаевич? — недолго думая, окликнула она мужчину.

— Да… — удивленно оглянулся тот.

— Простите, что отрываю вас от важных дел. Меня зовут Алиса Клионова, я журналист, и мне очень хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу вашей книги.

— Вот как… Вообще-то, у меня сейчас лекция.

— Я не займу у вас много времени, — красавица одарила своего собеседника самой лучезарной улыбкой.

— Что ж, такой очаровательной девушке невозможно отказать. У меня есть 10 минут, — мужчине явно было лестно внимание молодой прелестной особы. — Неужели такая милая барышня интересуется историей?

— Очень даже интересуюсь. Свое прошлое нужно знать. Если забываются его ошибки, они повторяются в будущем.

— Вы абсолютно правы... Так о чем вы хотели спросить?

— Я включу диктофон, если вы позволите… Вы действительно считаете, что победа Германии во Второй мировой была бы предпочтительней? — уже серьезно спросила Алиса, достав из кармана своего пальто нехитрое устройство.

— Я только утверждаю, что не все так однозначно. Гитлер, разумеется, был чудовищем, этого я никоим образом не отрицаю. Однако, наш мир знавал и похуже. И многие его идеи, между прочим, были не так уж и плохи.

— То есть, цель оправдывает средства?

— Боже, упаси! Но согласитесь, каждый политик должен стремиться к тому, чтобы его народ был самым сильным, самым могущественным, имел все самое лучшее. Нам внушили, что мы воевали с некими исчадиями ада. Это не так. Как бы там ни было, это были такие же люди, у них тоже были матери, жены, дети. Да, им основательно промыли мозги. Впрочем, точно так же, как и советскому народу. Кстати, с этими самыми «исчадиями ада» ровно за неделю до нападения на Польшу Сталин подписал договор чуть ли не о разделе мира.

— Пакт Молотова — Риббентропа был подписан под давлением обстоятельств, — уверенно возразила журналистка.

— Лично я в это не верю. И не только я, но и многие видные западные ученые. Мы не сдались в рабство нацистам, зато на долгие годы стали рабами коммунистической идеологии в своем же собственном государстве. И к чему мы в итоге пришли в настоящее время? К пенсиям и зарплатам, которых едва хватает на оплату коммунальных услуг?

— То есть, если бы в 45-ом победила Германия, пенсии и зарплаты у нас сейчас были бы достойные?

«Безусловно, глядя на твой шикарный Maybach, не сомневаешься, что тебя ну очень волнует проблема низких зарплат и пенсий!» — подумала Алиса, пронизывая декана взглядом, словно рентгеном, пытаясь понять, осталось ли в этом самодовольном и напыщенном глупце, не видящем дальше своего носа, хоть что-то светлое, за что можно было бы уцепиться.

— Уверен, мы бы быстрее приобщились к европейскому уровню жизни, — увлеченно продолжал Виктор Николаевич. — Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения. Я только говорю, что гордиться нам особо нечем.

— Ну да, ну да… — задумчиво произнесла девушка. — А как же план Ост, согласно которому было предусмотрено полное истребление некоторых народов, например, евреев? А концлагеря? Не мне же объяснять декану исторического факультета, что приобщаться к «европейскому уровню жизни» было бы просто некому.

— Можно подумать, в сталинских лагерях заключенных кормили красной икрой и спать укладывали на пуховых перинах. План Ост — ложь и советская пропаганда. Это я вам как декан исторического факультета говорю. Кстати, раз уж речь зашла про концлагеря, как вы думаете, милая барышня, кому принадлежит сомнительный «рекорд» по скорости уничтожения людей? Гитлеру?

— Скорее всего, Гарри Трумэну.

— Абсолютно верно, Трумэну, который за два дня, а точнее — за две секунды в 1945 уничтожил более 200 тысяч японцев в Хиросиме и Нагасаки, в подавляющем большинстве мирных жителей. Женщин, детей, стариков. Германии такие масштабы и не снились. А Тиббетс и Суини, сбросившие бомбы, преспокойно прожили до глубокой старости, ели, пили, развлекались, растили детей и внуков. Их не беспокоила совесть, не мучили ночные кошмары. Скажите, чем такие «победители» лучше?

— Наверное, ничем… — Алиса снова о чем-то серьезно задумалась. — Тут, к сожалению, мне нечего вам возразить. Как вы думаете, возможно было найти другой способ заставить Японию капитулировать?

— Все возможно, если очень сильно захотеть, — с видом мудреца изрек ее собеседник. — Очевидно, что и США, и Советский Союз хотели не очень сильно.

— Скажите, а кто-нибудь из ваших родных воевал?

— Я понимаю, к чему вы клоните. Один мой дед погиб в 1943-м под Сталинградом, второй дошел до Берлина. Семья моих дальних родственников погибла в Хатыни.

— А у вас хватило бы смелости, глядя в глаза своим дедам и родственникам, умершим такой жуткой смертью, повторить все то, что вы мне только что сказали?

— Люблю женщин, не стесняющихся задавать провокационные вопросы.

— Я журналист, задавать провокационные вопросы — моя работа. И все-таки, что бы лично вы делали, окажись вы на фронтах Второй мировой? Например, в Хатыни 22 марта 43-го? — в голосе девушки чувствовалось неподдельное любопытство.

— Н-да.. Сложный вопрос, так сразу ответить невозможно… — на этот раз пришел черед Виктора Николаевича ненадолго задуматься. — Вероятно, попытался бы договориться с карательным батальоном, согласился бы всячески сотрудничать в обмен на безопасность моей семьи… Не знаю… Если не секрет, в каком же издании работают такие красивые и умные журналистки? Почему я раньше не слышал вашего имени?

— Журнал «History», малоизвестный. А свои статьи я подписываю псевдонимом Алиса Клио.

— Клио… Как интересно… Муза истории в древнегреческой мифологии…

— Она самая… — без тени иронии ответила красавица. — Только вместо свитков папируса диктофон.

«Нет, это бессмысленно… Есть только один способ раз и навсегда вразумить этого писаку…»

В глазах Алисы сверкнули коварные огоньки, а на ее лице заиграла странная насмешливая улыбка, заставившая Виктора Николаевича опешить на секунду. Наверное, у хищников, выследивших наконец-то свою жертву, были бы именно такие улыбки, если бы они обладали достаточной мимикой. Но это ощущение выветрилось быстрее, чем мужчина успел его осознать.

— Вы действительно прекрасно разбираетесь в истории. Были бы мои студенты такими… О, прошу прощения, милая барышня, но мне пора на лекцию. Заболтался я с вами.

— Как жаль, мне еще столько хотелось спросить, — девушка кокетливо, с притворной обидой скривила губки.

— Знаете, что? Давайте встретимся в кафе неподалеку через два часа. Я буду в полном вашем распоряжении.

— Замечательно! А который у нас час? — Алиса нарочно медленно отвернула рукав с левого запястья. — Ой, мои часы, кажется, опять отстают. Давно собираюсь отнести их в мастерскую. Надо перевести, а то я куда-нибудь опоздаю.

Взгляд декана непроизвольно обратился на часы девушки. Хорошие часы, дорогие, швейцарские, с россыпью бриллиантов. Только что-то было с ними не так… Виктор Николаевич никак не мог понять, что именно…Табло с датой…Он никогда не видел, чтобы дорогие фирменные часы указывали год. И чтобы дата, к тому же, была такой крупной, словно данный экземпляр предназначался именно для того, чтобы показывать день, месяц и год, а не просто время… 22 марта 2012… Словно загипнотизированный монотонным тиканьем, мужчина не мог отвести глаза от циферблата. Девушка, искоса глядя на собеседника, начала что-то аккуратно подкручивать. С ее лица не сходила хищническая довольная улыбка. Дата вдруг начала стремительно меняться, словно кто-то каким-то волшебным образом отматывал ее назад. Мужчина не видел уже ничего, кроме этих мелькающих цифр: 20 марта 2012… 18 января 2011… 25 августа 2003… 3 сентября 1985… 11 февраля 1961… 1 июня 1949…

***

Хатынь, Минская область, Белоруссия, 22 марта 1943 года.

…Он очнулся в маленьком деревянном домишке, состоявшем из единственной большой комнаты. Такие он видел только в старых советских фильмах. Еще не осознавая, что случилось, Виктор Николаевич огляделся. Всюду валялись осколки разбитой посуды и щепки сломанной мебели. Из выбитого окна доносился странный шум трудно определяемого происхождения: то ли женские крики, то ли музыка, то ли тарахтение транспорта, то ли что-то еще. Он, почему-то, оказался одет в какой-то грязный, порванный в нескольких местах балахон, подпоясанный куском бечевки, аналогичного вида брюки — галифе и кирзовые солдатские сапоги. Случайно коснувшись щеки, мужчина ощутил на ней колкую щетину, хотя он точно помнил, что брился сегодня перед выходом из дома.

«Где я? — наконец, до декана понемногу начало доходить, что происходит что-то подозрительное, чего никак не может происходить в нормальной, реальной жизни. — Какой-то странный сон».

Неожиданно, в левом кармане брюк он нащупал какой-то клочок бумаги. Виктор Николаевич медленно его развернул и тут же пожалел об этом. Записка, выведенная каллиграфическим женским подчерком на обычном тетрадном листке, гласила:

«Добро пожаловать на индивидуальный урок отечественной истории с использованием методики ОЧЕНЬ ГЛУБОКОГО погружения. Тема лекции: Уничтожение Хатыни и еще 627-ми белорусских деревень за время немецкой оккупации. Вам, дорогой Виктор Николаевич, предоставляется уникальная возможность увидеть всю правду своими глазами и прочувствовать все на собственной шкуре. На календаре — 22 марта 1943 года. Уже догадались, где вы находитесь? Правильно! Шудря и Васюра попивают чай через три дома. Можете пойти к ним и попробовать «договориться».

P.S.: Привет родственникам! Не забудьте рассказать им про «приобщение к европейскому уровню жизни».

Ваша А.К.»

Глаза мужчины стали размером с блюдце.

«Что за глупые шутки… Это не возможно… Бред какой-то…»

Однако страх уже заполнил каждую клеточку его организма. Не помня себя от ужаса, он со скоростью пули выскочил из дома, но уже на крыльце ему пришлось остановиться. Мозг едва не разорвало от жутких воплей женщин и детей… Крики на немецком, украинском, белорусском, русском… Что кричат, разобрать невозможно. Лай собак. Выстрелы… Немецкие и украинские солдаты куда-то гонят нескончаемый поток людей… Под безумный аккомпанемент старой веселой песенки, которую почему-то было прекрасно слышно даже сквозь всю эту какофонию...

Моя Марусечка, танцуют все кругом,

   Моя Марусечка, попляшем мы с тобой,

   Моя Марусечка, а всё так кружится,

   И как приятно, хорошо мне танцевать с тобой одной.

Песня словно лилась откуда-то с неба, соединяясь с человеческим воем в одно целое. Она окутывала, заполняла все пространство вокруг. Казалось, сама Смерть специально выбрала ее себя сопровождать…

— Schnell, schnell!

Кто-то со всей силы ударил Виктора Николаевича прикладом винтовки по спине. Он пролетел вперед метра два, упал, сильно ударив колено, но другой солдат в немецкой форме тут же грубо подхватил его и втолкнул в людской поток. Мужчина попытался хоть немного повернуться, но его так плотно сдавило со всех сторон, что невозможно было даже сделать нормальный вдох. Через минуту распахнулись ворота большого деревянного сарая, и каратели направили людей туда.

В запертом сарае вопли и давка стали еще нестерпимее. Голова готова была взорваться… Вдруг в шаге от себя Виктор Николаевич случайно заметил светловолосого мальчика лет шести, как две капли воды похожего на него в детстве. Кажется, женщина, которую он крепко держал за руку, назвала его Коленькой. Малыш перестал рыдать и тоже уставился на декана непонимающими испуганными голубыми глазенками. Они долго таращились друг на друга: взрослый, ничего толком не соображающий от ужаса мужчина и неповинный ребенок, которому так и не суждено будет увидеть жизнь. А еще через мгновение взгляд мальчика резко изменился, стал не по-детски осмысленным. Он словно узнал что-то страшное о Викторе Николаевиче. В этом «не детском взгляде» растерянного ребенка мужчина отчетливо прочитал свой приговор:

«Ты тоже несешь ответственность за мою смерть! Потому что помогаешь о ней забыть…»

Наверное, только в этот момент он до конца осознал, что происходит. Действительность ураганом ворвалась в сознание: это не кадры старого фильма и не военная кинохроника… ЭТО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!!!

Самообладание окончательно покинуло несчастного, и уже не осталось места ничему, кроме животного страха.

— Я все понял! — смотря куда-то вверх, сквозь крышу, во все горло заорал Виктор Николаевич, кружась на месте и толкаясь, но его крик потонул в сотне других. — Я все понял! Слышишь? Вытащи меня отсюда!

Снаружи раздались бурные и продолжительные аплодисменты. В нос ударил резкий запах гари…

***

Санкт-Петербург, 25 марта 2012 года.

— Наконец-то, вы пришли в себя! Ну-с, как мы себя чувствуем? — средних лет мужчина в идеально отглаженном белом халате медицинским фонариком проверял реакцию зрачков.

Виктору Николаевичу с огромным трудом удалось хоть немного сфокусировать мысли. Где он? Что произошло? Почему он весь в бинтах? Крики и выстрелы еще звучали в его голове. Еще чувствовался запах дыма и паленого мяса… Это был просто сон? Тогда почему все тело пылает? Почему каждый вдох обжигает легкие и желудок, словно он глотает кипяток? Мужчина попытался что-то спросить у врача, но голосовые связки его тоже не слушались. Получилось только что-то, напоминающее мычание.

— Не волнуйтесь. Вы попали в аварию, и ваша машина загорелась, — словно читая его мысли, ответил доктор. — Если честно, мы и не надеялись, что нам удастся вас спасти. У вас сильные ожоги, но, вот увидите, скоро мы поставим вас на ноги. Сейчас придет медсестра поставить капельницу. Отдыхайте.

«Значит, все-таки сон… Не было никаких немцев, не было сожженной деревни, не было мальчика… Просто сон… Надо успокоиться, и вопли в голове затихнут… Еще и эта песенка… Да выключите вы ее, наконец!».

Декан не сразу заметил, что в палату вошла медсестра в розовом медицинском халатике, под которым была заметна ярко-красная блузка. На ее левом запястье красовались необычные дорогие фирменные часы… Через мгновение Виктор Николаевич вспомнил и часы, и коварную улыбку. Сердце его заколотилась так, словно пыталось вырваться из груди на волю.

— Вижу, ты меня узнал. Прекрасно! Как тебе понравилась моя лекция? Круче, чем в 3D, правда? — в спокойном голосе Алисы не было ненависти, скорее неприязнь. — В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем чему-то учить своих студентов. Если, конечно, ты вообще когда-нибудь снова сможешь преподавать. Из-за таких как ты выросло целое поколение, которое считает, что холокост — это клей для обоев. У того, кто не знает своего прошлого, нет будущего. Тот, кто его оскверняет, лишает будущего свой народ. Ошибки былых времен нельзя забывать, иначе они обязательно повторятся. Поправляйтесь, господин декан. А шрамы от ожогов, надеюсь, до конца дней останутся тебе отличным напоминанием об усвоенном уроке.

Последний раз бросив на мужчину презрительный взгляд, девушка покинула палату, оставив Виктора Николаевича наедине с маленьким Коленькой и с голосом несравненного Петра Лещенко, навсегда ставшим его проклятием:

Моя Марусечка, моя ты куколка,

Моя Марусечка, моя ты душенька.

Моя Марусечка, а жить так хочется,

Я весь горю, тебя молю — будь моей женой!