santehlit — Вояжер

отрицать неоспоримое

до высшей степени

бесстыдства.

/на злобу дня/

Рано или поздно дилетант всегда выйдет за пределы разумного.

Такими словами отреагировал старший технолог Женя на мои откровения. Он принял вид человека опытного, демонстрирующего новичку, какие неприятности его ожидают, когда спорное станет опровержимым.

— Ты опять остался без работы, — наморщил нос мой покровитель.

— Но с зарплатой. Если я тебе здесь мешаю, могу сидеть дома до конца проверки моей благонадежности. Все равно Филя будет ставить смены, и начислять получку — я насадил его на кукан.

— И чудак же ты — можешь преспокойно говорить всякие глупости, лишь бы они были твои. Я не уверен, что все это закончится без последствий, — хмыкнул Женя с видом, который сам по себе был несколько оскорбителен. — Даже не знаю, где мне тебя здесь посадить.

Я безразлично пожал плечами:

— Вот разве что — ну, тогда я домой. Буду позванивать.

Женя вскочил, походил по кабинету, затем в волнении уселся на краешек стола. Было похоже — сейчас он начнет грызть ногти. А еще было похожее, что он уже не рад нашему знакомству — кабы чего не вытекло из него неприятного для него. Боюсь последние события, случившиеся в 29-м цехе, навсегда изменили характер наших отношений.

Наступила пауза, очень важная для оценки ситуации.

Пожалуй, будет плохо — подумал я.

— Ты совершил серьезный проступок, — сказал старший технолог Женя. — Никакая стабильность не может существовать, если не будут уважаться общественные устои. Я говорю о результатах производственной деятельности и ее культуре. Ты, Анатолий, только что разрушил один из них. Люди работали, выполняли план, а ты с бухты-барахты бах: вы — вредители! Нет-нет, не жди от меня одобрения подобных действий.

Я с удивлением изучал лицо своего покровителя.

— Как патриот завода, я должен противодействовать всему, что может подорвать его престиж или успешную производственную деятельность. С этой точки зрения твои деяния следует считать опасными, почти подрывными.

— Это твое мнение специалиста, — раздраженно сказал я. — Мое мнение коммуниста так не считает.

— Ну, времена! А уж люди! Прямо в жар бросает, как подумаешь, что скажут о нас потомки.

— А мне все равно — мы этого не услышим.

Он смерил меня убийственным взглядом.

— Ну, конечно. Ответ, достойный двадцатого века.

И продолжил нравоучительным тоном.

— Если группа людей придерживается сложившейся производственной культуры, то она приобретает значение устоя. А в чужой монастырь даже члену партии с его моральным кодексом строителя коммунизма хода нет.

— Ты вере отдаешь предпочтение перед истиной?

— Людям надо верить. Если есть вера, возникает и истина.

— А я значит нелюдь? Мне верить нельзя?

— Как специалист, считаю тебя дилетантом, как гражданин — опасным человеком.

— Вот даже как! И какую опасность ты от меня наблюдаешь?

— Не понимаю, как можно быть таким неблагодарным грубияном. Тебе предложили перспективную работу в благоприятном цехе — работай и радуйся. Как можно было все испортить за неполный месяц? Увидел недостатки — исправь, зачем же через колено ломать устои?

— Я только защищался — ломали меня. И уверен — если делу дать ход, выяснится в высшей степени антигосударственная история.

— Я думаю, 37-ой год мы уже пережили, — глухо сказал Женя и отвел глаза, насупившись. — Это ты — угроза нашему строю.

— У нас с тобой разные строи?

— Выходит, что так, — в голосе наставника почувствовал ненависть.

— И все из-за юдоляхов 29-го цеха? Похоже, парень, ты сильно запуган. Наверное, это от предков. Мне жаль тебя — специалиста и гражданина. Лично я никому не позволю себя загнобить — ни устоям, ни кодексам.

Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе

слово для любви и для молитвы.

Шпагу для дуэли, меч для битвы

каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает по себе.

Щит и латы, посох и заплаты,

меру окончательной расплаты

каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает для себя.

Выбираю тоже — как умею,

ни к кому претензий не имею.

Каждый выбирает для себя.

                                            (Ю. Левитанский)

— Вот так-то, праведный мой.

Наступило долгое молчание.

Не дождавшись продолжения разговора, встал и направился к выходу, на мгновение поймав Женин взгляд. Вам случалось встречать укоризненный взгляд карася, которого жарят на сковородке? — самое оно.

Признаться, не слишком удивился нашему разрыву. Возможно, осознание того, что люди мы разные, пришло уже давно и только теперь стало очевидным. Не ясным становилось мое будущее. Что может предпринять Евгений, чтобы не допустить меня в ОГТ? Заявление подписано Главным Технологом, в соответствующих органах идет моя проверка — так что?

День не выхожу из общаги, второй….    

Все-таки безделье пагубно сказывается на тех, кого гложут неприятные мысли. Возможно, одно вытекало из другого, но очень скоро я был уже вполне доведен до состояния добровольной жертвы, без единого слова пойдущей на заклание. Ситуация с работой в ОГТ казалась теперь катастрофической и неразрешимой: у меня не хватит возможностей Евгению противостоять, что бы он ни замыслил.

Снедало беспокойство: зацепить старшему технологу меня вроде нечем — однако не укладывалось в голове: как мы в дальнейшем сможем работать? И мне предпринять тоже нечего — остается сидеть и ждать: что же будет? И далеко от телефона нельзя отходить — в любую минуту прозвучит долгожданный звонок.

На третий день вынужденного безделья плюнул на все и после обеда поехал в кино — кинотеатр «Космос» на берегу озера Смолино. На самом интересном месте фильм прерывается, свет включается, заходят люди в штатском — ваши документики? по какому праву в рабочий день в рабочее время в кинотеатре прохлаждаетесь?

Порядок в стране по-андроповски называется.

Когда дошли до меня, я назвался и сказал, что нахожусь в законном отгуле. Не поленились проверить, дозвонившись в цех. Там подтвердили.

Замечательно! Наша договоренность с Ямпольским действовала. А если б случилось что-то не так, я тут бы на месте так и сказал — прогульщиков ищите? а хотите прищучить целую шайку производственных вредителей? И поехали бы на завод…

Впрочем, на завод в тот день ехать пришлось — звонок таки был.

— Искали тебя, — вахтерша с порога бумажку сует. — Вот позвони.

Позвонил, представился:

— Вы искали меня?

— Здравствуйте, рада вас слышать, — раздался приятный женский голос. — Мне рекомендовали вас как свободного и неглупого человека….

— Вам нужен муж?

— Не порите чушь! Это финуправление — нам нужен курьер. Вы готовы вылететь в Куйбышев прямо сейчас? Тогда документы, предметы личной гигиены в портфель и бегом сюда — вам надо заказать билет на самолет.

Я поблагодарил вахтершу за приятное известие и помчался собираться в дорогу.

— Нас ждут большие перемены, — подмигнул своему отражению в зеркале. — Пока Фортуна благоволит, ставим паруса — свистать всех наверх!    

Оно вобщем-то грустно, в зеркале мое отражение, но полно больших ожиданий, как всегда бывает перед дорогой. Люди тысячелетиями отправляются в путь в надежде обрести свободу. Какая свобода ждет впереди?

В финотделе мною занялся мужик, назвавшийся Михал Филиппычем и показавшийся много приветливее, чем женский голос в трубке — хотя в первые минуты общения подумалось, что цензурны в его речи лишь предлоги. Он инструктировал, матерясь, а я внимал и понимал — моя новая работа будет сильно отличаться от всех предыдущих.

Потом послал меня Михфил в кассу за командировочными, а сам стал звонить по поводу авиабилета.

Труднее всего ответить мне на вопрос, который сам себе задаю — ну как же ты так, Анатолий? — когда память возвращает к тем январским событиям 1984 года. Вспоминаю, анализирую и не нахожу ошибок в своих действиях — просто так получилось: судьба! Конечно, необычная ситуация выводила из равновесия — могла сбить с толку, притупить восприятие и способность правильно оценивать происходящее.

Я действительно думаю, что причина могла быть именно в этом. Могла быть, если бы были ошибки. Но их не было — действовал абсолютно безупречно. Вполне оправданно считаю себя хозяином трудных ситуаций, так что….

Просто на пути моем стала Судьба, против которой не попрешь: она использует любые мелочи для достижения своих каверзных целей. И теперь остается только гадать — кто (что?) поставил (о?) крест на моей производственной карьере и городской жизни, вернув на малую родину, чтобы начать все сначала?

Заинтриговал для начала? Дальше пойдем.

Итак, я лечу в Куйбышев с восторгом ребенка, получившего новую игрушку.

Тут, по-видимому, уместно рассказать о сути моего вояжа.

Михфил вручил папку с документами об отгрузке полутора десятков вагонов продукции нашего завода, помеченные Управлением южноуральской железной дороги — да, мол, груз принят, скоро будет доставлен. Моя задача отвезти эти документы и проследить, чтобы они сработали — то есть получатель должен сделать предоплату на выставленный счет.

По телефону все уже обговорено. Моя задача — доставить сии документы.

— От тебя зависит, получит ли наш завод зарплату в срок, — Филиппыч заставил преисполниться важностью миссии.

После сунул координаты брони билета на самолет:

— Бери такси, на автобусе уже не успеешь.

Михфилу хватило совести слегка покраснеть, выдавая смущение. Но лишь слегка — у старого прохиндея был достаточный опыт общения с подобными мне. И мне ясен день — хочет обескровить в финансовом плане, чтобы не дай Бог в дороге… Известно, чем занимаются командировочные в пути.

Я скорчил самую скептическую мину из всех, имеющихся в моем арсенале, швырнул спортивную сумку на пол и бухнулся в кресло:

— За идиота считаете? Тут финансовых документов на миллион — а я, на ночь глядя, с каким-то шаромыгою незнакомым через свалку и кладбище в аэропорт? Вызывайте заводскую дежурку или сами летите.

— Может, тебе еще и охрану? — проворчал Михфил, но взялся за телефон.

Да здравствую я!

Я уже поднялся с кресла и ремешок сумки на плечо пристроил, когда финансист неожиданно перехватил меня за руку чуть выше локтя.

— Погоди-ка. Вот тебе мои номера телефонов — рабочий и домашний — звони каждый раз, как будет возможность: что ты? где ты? какую задачу решаешь? что не получается? Чтобы я был в курсе и мог оперативно тебе помочь. Днем и ночью звони — понимаешь?

Я разве против? Или он снова про пьянство? Да не пью я, не пью! Но спорить не стал, потому что в споре двух фанатиков дела последнее слово может сказать только эхо.

— И еще. Хоть ты просто курьер, но отправляешься к партнерам с дипломатической миссией — должен быть на соответствующем уровне. Не подведи!

А руку держит, не отпускает. Сейчас облобызает, прослезится — ну, чисто Лелик из «Бриллиантовой руки»!

Михфил будто мысли мои прочел.

— Все, хватит! Выметайся отсюда. Машина у подъезда, — и назвал ее номер.

Удачи не пожелал — отметил я. — А к неприятностям всегда готов. Надеюсь только, что все обойдется. Потому что если нет, рухнет последняя возможность за что-нибудь зацепиться на этом заводе.

Самолет взял курс на запад и догнал солнце. Я же задумался о происходящем.

Должно быть, Евгению обязан новой работой — кстати, вполне подходящей — не хочет видеть меня старший технолог в ОГТ. Ну что ж, я не против. В принципе ничего сверхъестественного, подсказывал внутренний голос, работа как работа — будут возникать на пути различные ситуации скорее психологического характера, которые мне предстоит разрешить. Я верю в себя и свои способности!

Отбросив тоскливые размышления, уставился в иллюминатор на перину белых облаков под крылом. Красотища! Впрочем, сейчас мне бы все понравилось за бортом — второй раз в своей жизни лечу самолетом. Да! Как все запущено в этом плане — надо наверстывать. Но главное — камо грядеши? Как говорится, человек предполагает, а те, кто свыше, корректируют.

Мой маршрут тщательно продуман мудрою головой. Настолько, что даже не хватило времени перекусить в аэропорту: на стоянке под всеми парами дожидался последний автобус в Чапаевск — конечную цель моего маршрута.

По мосту идешь или едешь, всегда хочется плюнуть вниз — наверно низменная человеческая сущность пробуждается. А сейчас не хочется — Волга под нами! Чувствуете разницу? Для сердца русского святое слово.

В автобусе я не один, но с расспросами приставать не спешил, являя спутникам хорошие манеры. А колоритен, слышал, говор поволжский — плавный, певучий, с «о» вместо «а».

За полчаса до полуночи в Чапаевск въехали. Пусть масштабами тут и не пахнет, но ресторанчик-то должен быть — город же. Вышел на площади, огляделся — ни народа, ни шума, ни запаха.

По ориентирам инструкции Михфила нашел заводскую гостиницу. И здесь ни намека съедобного. Какая все-таки человек зверюшка примитивная — подумал с досадой — а голод действительно правит миром.

— Негде сейчас перекусить? — уточнил у дежурного администратора гостиницы.

Та ухмыльнулась:

— Только завтра в восемь в столовой — тут рядом.

А мне показалось, компаньон ей нужен к чаю и булочкам. И рассказчик я неплохой, и кавалер галантный. Так что?

Или вот деньги, сэкономленные на такси…. Взял бы бутылочку, а к ней бы закусочку — сейчас был бы нос в табаке и «табачок» пристроил: администратор-то ничего.

К чертям деньги, если все закрыто, а администратор так неприветлива!

Может с соседями в номере повезет?

Не повезло — сосед был один (парень лет двадцати) и гол как сокол в смысле еды. Тоже командировочный откуда-то из Сибири — приехал на завод с бригадой маляров исправлять дефекты своих изделий. Вот уж воистину «широка страна моя родная»!

— Ржа на резьбах, — пояснил сибиряк Николай.

— А я — мастер участка, — скромно признался. — Отслужил, заочно учусь в институте. Мама — начальник цеха, а в бригаде одни тети-Моти.

Локтями, выставленными вперед, указал размеры их бюстов.

— Может, у них насчет еды?

— Да ты чё! — дембель вчерашний ужаснулся. — К ним сейчас ни за что не пойду.

— Ну, тогда я тебя съем. Чё смотришь глазами дикими? Живого вампира не видал? Хошь, клыки покажу?

— Кончай прикалываться. Они мне сказали: днем ты нас дерешь… в смысле работы, а ночью лучше на глаза не попадайся: поймаем — отдерем с пролетарской ненавистью. Пьют заразы каждый вечер.

— Раз пьют, значит жрут. Сходи, а. Давай вместе. Давай я один — скажу: мастер зовет. Кто там посердобольнее? Здесь объясним проблему голода.

Ладно, схожу, — Коля поднялся. — Прямо на смерть. Что ж потерпеть-то не можешь?

— Вот еще, — фыркнул я. — Не вернешься с хавчиком, администратору титьки отрежу и поджарю: последний раз позавчера ел.    

— Чего? — не понял Николай, но на всякий случай нахмурился. — Я вернусь.

— Не факт, что вернешься, но попытаться стоит, — благословил закрывшуюся дверь.

Коля не появился с хавчиком ни через час, ни через два….

Луна заглянула в окно — захотелось повыть.

— Убейте меня, — простонал.

Но убить было некому. Съедаемый голодом лег и уснул.

Проснулся от стука и бряка, внезапно вспыхнувшего света.

Какая же сволочь осмеливается беспокоить волшебника Гудвина ужасно голодного в четвертом часу ночи?

А это Колю на одеяле чуть теплого да в трусах принесли четыре бабищи.

Положили, у моей кровати столпились, обсудить перспективы:

— Хлипковат — кабы дуба не дал. Ну, его….

Ушли.

— Толян, — измочалиный мастер был в стельку пьян, — я тебе сыру принес.

Кусок брынзы в его кулаке был смят в пластилин.

Просыпаясь утрами, мы всегда оказываемся перед выбором между надеждой (все будет хорошо!) и страхом (ой, что-то случится!) и, выбирая одно, живем со своим выбором этот день. В первом случае — с радостью воспринимаем, что преподносит судьба, во втором — с подозрением. Надежда придает силы. Осторожность страхует от ошибок. И обе — определяют жизненный тонус (темп?). Как в философском вопросе — стакан наполовину пуст или полон?

Правильный выбор помогает во всех ситуациях найти решение возникших проблем. Неправильный — выбивает из колеи и мало дает в плане позитивных результатов.

В то памятное утро не удосужился сделать выбор — пусть будет что есть. Плевать.

Наверное, сказались необычная обстановка, волнения дороги, беспокойная ночь и голод, ничуть не утоленный Колиным трофеем, добытым с риском для его жизни.

Да ладно, это все лирика.

Я умылся, побрился, оделся и готов был отправиться на поиски столовой — сосед почивал без признаков жизни, превратив гостиничный номер в усыпальницу.

— Спишь, Николай? Царство небесное проспишь!

Не собирался его будить — это так, для очистки совести. Мол, ну спи — я пошел.

— Порубать принести чего?

И это для проформы — я даже не собирался возвращаться в гостиницу, по крайней мере, до вечера.

«В столовой тут рядом» в девять тридцать утра совсем не было никакого народу, хотя подозреваю: в обеденный перерыв набивается под завязку. Здесь было здорово: уютно и без претензий — как раз то, что надо. И заводоуправление всего-то через дорогу и площадь.    

Я вошел в заведение с твердым намерением выстроить на тарелке Тадж-Махал из котлет и разрушить его вилкой с ножиком. Но переоценил свои возможности — хватило четырех порций пельменей с хлебом и чашечки кофе. Покидал общепит, напевая:

— Денег у Джонни хватит, Джонни за все заплатит….

Еще бы! — лимон с лишним советских денег (пусть в финансовых бумагах) в моей, видавшей виды, спортивной сумке.

Жизнь налаживалась.

На входе в заводоуправление охранник, похожий на Троцкого в худшие годы, потребовал паспорт, долго пытал — куда? зачем? — наконец выписал пропуск в финчасть и обсказал как пройти.

В кабинете замначальника финуправления было светло и как-то по-домашнему уютно, хотя никаких каминов, ковров и лосиных рогов на стене. Цветовая гамма — бежевый и черный, стол полукруглый, на нем — идеальный порядок. На стене репродукция Маковского «Дети, бегущие от грозы».

Хозяйка — само обаяние: ждет меня не дождется. Документы мои приняла, квитанцию о получении принесла — формально миссия моя успешно исполнена.

— Я должен отзвониться в Челябинск — вы позволите?

Она — мой друг и союзник, немного помедлила, затем кивнула.

— Все в порядке, шеф, — доложил я Михфилу.

— Глупостей не наделал?

Я помотал головой, словно он меня видел.

— Сегодня проплатят?

Я и близко столько не знал — впрочем, хозяйка кабинета тоже.

— Шефа нет, когда будет, не знаю — без него никак.

Настроение замначальника как горящая спичка — никаких сквозняков.

А вот Михфил, услышав мой пересказ, выдал такой отборный мат, что даже затмил себя самого — имею ввиду прежние впечатления. А мне и вида нельзя подать.

— Дрянь, какая! — подытожил Михфил и пояснил. — Ситуация.

Сильно мне не понравилось, как он это сказал.

— Может, сходить к заместителю Генерального по финансам?

Мы этот ход обсуждали в Челябинске.

— Не задавай вопросы, на которые знаешь ответ, — это он так дал «добро».

Замначальника финуправления мой вопрос посчитала адресованным к ней:

— Сходите, только предупреждаю — он не любит впрягаться за подчиненных.

Михфил пообещал в трубку:

— Уговоришь замгендира, буду звать тебя «наш Косыгин».

Мой школьный учитель обществоведения считал — умней Косыгина никого.

Такой шанс надо использовать: зигзаги судьбы, в конце концов, приводят в ячейку социальных сот, которую ты заслуживаешь. Беспочвенные надежды отсекаются, и получаешь примерно то, чего способен достигнуть — почти никогда больше, но вряд ли намного меньше.

Если задуматься, то работа у меня сейчас не такая уж плохая, даже для творчества кое-какой простор оставался — только старайся. А хандра душевная, так она — результат неустроенной личной жизни. Стало быть, надо искать свой идеал, ибо жизнь — не одни лишь беспрерывные потери, но и непрерывный поиск. Свою судьбу надо лепить собственноручно, не доверяясь слепому фатуму. Сдашься, положившись на волю случая, останешься ни с чем. Так славься ж вечный бой, покой пусть даже не снится!

— И все же, я бы хотел попытаться убедить его, что наш завод, как партнер, не так уж и плох, — это уже хозяйке кабинета, в котором находился.

Она улыбнулась, и я почему-то почувствовал уверенность — так и будет.

В приемной заместителя Генерального Директора по финансам произошла заминка.

— Вам назначали? — полыхнули бирюзовые глаза секретарши. — Тогда запишитесь.

Она полистала журнал записей на прием к шефу.

— Завтра в одиннадцать десять вас устроит?

Ее завораживающие глаза тщательно осматривали меня.

В ответ послал хмурый взгляд:

— Вообще-то я не по личному вопросу. Я прибыл к вам из Челябинска по делам служебным, нетерпящим отлагательства.

Она улыбнулась с сожалением:

— По личным вопросам Александр Иванович принимает только работников финуправления по четвергам после четырех.

Я помедлил, разрываясь между галантностью и производственной необходимостью, и решил их объединить.

— А запишите на завтра.

В ее глазах берлинской лазури вспыхнула радость.

Интересно — с чего вдруг? Или мне показалось?

— Ясно, что ничего не понятно, — брюзжал на том конце провода Михфил. — Но ты правильно поступил: задержись, встреться, поговори и не уезжай, покуда они нам денежки не переведут.

Я звонил с пункта междугородних переговоров, заказав Челябинск у телефонистки. Поговорил, и стало легче. Вспомнилось васнецовской кисти лицо секретарши замгендира — если бы все зависело от меня, я остался здесь навсегда. Но взять таймаут у жизни явно не получится. Может быть, в следующий визит? Но тогда надо оставить о себе добрую память.

Дьявол кроется в деталях. Хотел просто погулять по городу с таким умыслом, чтобы в конце рабочего дня вернуться в финуправление, прояснить два вопроса — был ли начальник? оплачен ли счет? По пути встретилась…. нет, не пивнушка — публичная библиотека. Решил зайти посидеть погреться почитать — время скоротать. И увлекся….

Есть люди, просто повернутые на книгах — например, жена моя. Она пока не дочитает детектив до конца с дивана не встанет — по фигу, что муж с работы голодный придет; благодать, что потомок гостит у дедов. Но и я не лыком шит — спрячу книгу, уходя на работу, и на ее звонки в цех:

— Мыша, готовь ужин. Когда вахтерша подтвердит, скажу, где твой детектив.

У меня другое. Сдав в универе зимнюю сессию на «отлично», тем не менее, не представлял себя журналистом. Примерял кафтан технолога ОГТ, теперь вот курьера финуправления — зачем же второй диплом? И я решил — буду писать книги. О чем? (про что?). Пока не решил, но имел в виду три варианта:

— историю земной цивилизации в художественных образах;

— историю нашего рода (по рассказам отца и преданиям наследников Богатырева);

— печальную историю собственной жизни.

Уговорить себя выбрать что-то — целое искусство.

Вот и сейчас беру первый том «Всемирной истории», сажусь в читальном зале и начинаю листать. Зримо представляю, о чем читаю. В такие моменты начинаю верить в волшебную страну Волкова и нобелевскую премию.

По крайней мере, настроение уже улучшилось.

Угадайте, когда оно стало отвратным?

Правильно — когда взглянул на часы.

Сдал книгу, помчался к заводоуправлению, но опоздал — нескончаемый поток людей, закончивших смену, запрудил дверь входную, вертушку КПП. Мне осталось только высматривать в толпе знакомое лицо заместителя начальника финуправления.

Разминулись. А лучше б нам встретиться!

Застав в финуправлении только уборщицу, успокоил себя — еще будет утро.

Тут я, конечно, допустил ошибку. Знал бы, чем закончится мой вояж, с утра стоял у дверей финуправления. Но я не знал и подошел к делу с определенной прохладцей — в результате получил то, что имею.

Впрочем, как это не парадоксально, повторюсь: исполнителем я действовал безупречно, а скандальный результат вояжа — происки судьбы-злодейки: не знал, где соломки подстелить и вот….

Настроение на нуле. Снова брожу по городу, захожу в кинотеатр — новый польский фильм «Знахарь». Обычно кинотерапия действует безотказно: всегда в фильмах ищу скрытый смысл. Из «Знахаря» делаю три вывода:

— все бабы — дуры;

— мастерство не пропьешь;

— суетиться не надо — все за нас делает жизнь.

Совсем успокоенный вернулся в гостиницу.

Но, говорят, неприятности не ходят в одиночку. Да еще время невовремя приходит платить за долги. Может, это и правильно, только очень непросто. Или несправедливо. За соленый кусок мятого сыра я удостоился чести быть приглашенным в компанию сибирских малярш. В приглашатаях распечатанный девственник мастер Коля….

Только шиш ему!

— Обознатушки-перепрятушки! Я нынче сыт и не собираюсь убивать вечер в компании твоих Моть.

Если вчерашний дембель и до этого был весь красный, то теперь стал таким багровым, что и закатное небо сдохло бы от зависти к совершенству цвета его лица.

— Пойдем — без тебя мне сказали не приходить.

— Ну, не ходи. Сейчас закроемся — хер они нас извлекут.

— Толян, так нельзя.

— Нельзя? А как можно? — я смотрел на него прищурившись, словно сквозь прицел снайперской винтовки. — Один трусишь, не ходи; не трусишь — иди: свои вагины как шишки от жизни надо собрать.

Ожидание с надеждой в глазах парня погасли, словно вдруг выключили свет.

Мастер Коля ушел и пропал из жизни моей.

Всю ночь я боялся вторжения пьяных фурий — маялся и не спал. Под утро уснул. Проснулся поздно, но душе стало спокойней и легче. Я как будто заново родился: удивлялся всему — прозрачному январскому небу, незнакомым улицам, домам, прохожим.

Позавтракав, искал цветы для секретарши замгендира, так поразившей небесно-голубыми глазами. Ни шоколадку, ни коробку конфет — розы, исключительно розы.

Шел и думал о себе. Надо жить и любить — не надо ломать голову ни о чем: все, что суждено, от меня не уйдет. Я хотел быть таким, каким не стану, наверное, никогда — беззаботным и легким, отвечающим шуткою на угрозы и оскорбления. И еще — уверенным как уголовный кодекс, серьезным как орфографический словарь, беззаботным как ветер в поле, невесомым как пушинка в воздушном потоке. Но что-то мешает.

Мне было больно и вместе с тем легко. Любовь похожа на рак. Она зарождается в организме исподволь, совершенно незаметно, затем протягивает щупальца во все стороны, по пути меняя каждую клеточку, через которую проходит, внося в программу жизни ошибку, рано или поздно оказывающуюся роковой. На определенной стадии лечение уже бесполезно. Но я чувствую, что еще не погиб. У меня есть силы бороться.

За утро исходил пол Чапаевска и в назначенное время открыл дверь приемной замгендира по финансам с пурпурной розой в руке — на букет финансов мне не хватило.

Щечки миленькой секретарши стали закатно-алыми, а глаза бездонными и ядовито-голубыми (ядовитость для лирики!).

Безусловно, и пурпурная роза сыграла свою положительную роль в том, чтобы миссия моя в Чапаевск увенчалась ужасным скандалом, после которого начал думать, что все мудрецы просто дураки: неважно, что ты замыслил и как исполнил, важно — что уготовано по сути вопроса Судьбой.

Открыл новый закон философии. Это так, но на душе отчего-то муторно.

Я в кабинете главного финансиста завода. Смотрю на него, а он не смотрит — что-то пишет, склонив величаво седую голову. Непреодолимая (шире моря!) дистанция между нами. Она написана на министерском убранстве кабинета, на костюме и галстуке его хозяина, на хмуром небе за окном — всюду, куда не глянь! Я стою у двери, а он сидит и пишет, никакого внимания на вошедшего. Что у такого можно выпросить?

Разом пропали все заготовки. Чуда не вышло! Проклятое ощущение ненужности и одиночества свербит во лбу, зажигает на скулах лихорадочный румянец.

Наконец хозяин кабинета отложил писанину, поднял на меня министерский взор, жестом пригласил на стул поближе и выдал фразу языком деда Астаха — уличного приятеля из моего детства:

— В обчажити устроилси?    

На полминуты замешкался — справлялся в душе с удивлением и даже смехом, вдруг попытавшимся вырваться наружу, на непривычный волжский говор. А потом прошел, пожал протянутую руку и сел.

— Все в порядке — в заводской гостинице.

— Тогда спрашивай — вижу, тебе не терпится задать свои вопросы.

Через пару минут он был в курсе моих проблем.

— Ну, заболтались мы с тобой! — вздохнул замгендира, почесав седую макушку. — А дел невпроворот.

Улыбка сбежала с моего лица — мне уже пора?

Приоткрылась дверь и в кабинет вплыла голубоглазая секретарша Лизочка с подносом в руках — не ею ли Гоголь восторгался: «Ах, как Луиза хороша!»?

Как вовремя! Все-таки голова женщине нужна не только для красивой прически.

И как-то все само решилось — я сижу, пью кофе с пирожными, замгендира названивает в подведомственное управление, уточняет информацию о моих документах. Дает указания, приправляя такими словами, что хочется уши заткнуть. Таков уже неизъяснимый закон судеб: умный человек или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси — сказано до меня, но верно.

Закончив телефонные переговоры, хозяин кабинета:

— Не приведи господь служить по финансовой части, молодой человек — всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже грамотный, но все боятся ответственности.

Я засмеялся — мне начинало здесь нравиться.

И тут же получил краткую отповедь от седовласого собеседника.

— Запомни: начальнику обязательно в жизни надо быть скромным человеком. Скромность — это взаимоуважение в первую очередь и невыпячивание. Многие стремятся вызвать чужую зависть, специально провоцируют. Ну и получают потом на орехи…. В результате остаются у разбитого корыта. Все это выпячивание происходит от неуверенности и нелюбви к себе….. Ладно, заговорился — будем работать?

Новый намек — а не пошел бы ты вон?

Пристрелите меня, если я хоть что-нибудь понимаю в логике Чапаевского замгендира. Намекнув мне на путь к выходной двери, он снова берется за телефон, снова звонит в финуправление и объявляет, что через пять минут у меня на руках будет копия платежного поручения — наш счет только что оплачен в банке.

Глядя на седовласый профиль, начинаю ощущать себя его коллегой, но рангом ниже и в «Станкомаше».

— До скорого, — прощаюсь я с Лизочкой у нее в приемной.

Смотрю в невероятно голубые глаза и думаю — если у Небес есть лицо, то оно передо мной.

— До скорого, — соглашается она, и я прямо чувствую, как обжигает спину ее взгляд, пока иду к двери в коридор.

Вплываю в столовую в общем потоке людей и не нахожу в ней прежней привлекательности. Пельмени ждать некогда, а два бифштекса с картофельным пюре вызывают тошноту. Святое дерьмо! Ковыряясь гнутой вилкой в салате, изо всех сил пытаюсь сдержать в себе желание ринуться к телеграфу. Эта борьба заканчивается приступом боли в животе — будто проглотил рыболовный крючок.

Между делом и без удовольствия наблюдал за обедающими — они-то до последней капли используют перерыв перед остатними часами рабочего дня. Все вы наивные материалисты и рационалисты, думал я. И ни у кого ни на грош диалектики. Никому и в голову не приходит, что приятное в жизни нужно не только создавать, но и продлять, получая максимум удовольствия. Вот как я сейчас — сижу и оттягиваюсь, оттягивая минуту триумфального доклада в Челябинск о победоносном завершении моей первой командировки.

Вышел на площадь и остановился перед крыльцом междугороднего узла связи — покурить и в очередной раз поворошить мыслишки о смысле жизни. Вид, подозреваю, был усталый и очень печальный, несмотря на торжественность момента.

— Здравствуйте, Михаил Филиппович! — сказал в трубку со всей возможной почтительностью. — Ваше задание выполнено: у меня на руках копия платежного поручения о перечислении требуемой суммы. Мои дальнейшие действия?

— Хома наш Брут — ужасный плут! — радостный возглас на том конце провода.

И тут Михфил подкинул интересную идею:

— Возвращайся в Челябинск — мы тебя ждем.

Мне самому в жисть бы не догадаться! Просто глаза раскрыл.

Выход у меня был один — на автобус в Куйбышев в аэропорт.

Настроение не приподнялось, когда узнал — на ближайшие сутки все билеты на самолеты в Челябинск проданы. Спасибо аэрофлоту!

И что теперь делать? Наверное, у меня шок — где страх и паника?

Или: всегда в рассудке, всегда спокоен — вояжер до кончиков ногтей.

Навязчивое чувство неправильности происходящего занозой угнездилось в душе. Зачем я здесь ночевать собираюсь? Разве нет других способов добраться в Челябинск?

Даже тот, кто не способен чувствовать эмоции, может испытывать их бледное подобие — любопытство. Взглянув на табло, обнаружил объявленную посадку на рейс в Магнитогорск. Почувствовал, как что-то дернулось внутри — это же выход!

Не откладывая дела в пыльный ящик, заделался обладателем билета на объявленный рейс, чашки горячего кофе и тоненького ломтика хлеба с ветчиной.

В самолете пахло апельсинами, корицей, кофе.

Взлетели. За стеклом иллюминатора беззвездное марево. Уже убедился: небеса никогда не спят и всегда стараются вернуть себе то, что отнял у них человек.

Подозвав стюардессу, попросил разбудить поближе к Челябинску — я, мол, спрыгну: тороплюсь. Она оказалась нервной и суеверной — покликала типун мне на язык. На что представился ей мужчиной умения и чести, делающим подобные трюки постоянно.

Такое было настроение. А стюардесса, наверное, обиделась.

— Долго нам до Магнитки?

— Начинайте ждать, когда увидите.

И уже после посадки в Магнитогорске я ей сказал очень мягко, почти душевно:

— Огромное вам спасибо.

Бортпроводница с удивлением пожала протянутую ей руку. За все время работы в аэрофлоте, вряд ли какой мужчина потрудился сказать ей искренние слова благодарности — подозреваю: все больше пошлости. Смутившись, милая девушка постаралась скрыть это под маской шутливости:

— А вы прыгать хотели.

Единственный автобус доставил всех авиапассажиров в город к железнодорожному вокзалу. Отсюда было уже рукой подать до Челябинска. А еще ближе Увелка, и была ночь перед выходными.

Господи, как же я люблю наш рабочий поселок! Радость, счастье, покой — вот что значит для меня родительский дом. Как же я тосковал по нему в тесном кубрике пограничного катера!

Утром меня разбудил звук раздвигаемых мамой штор. Очнувшись от сна, на какой-то миг удивился, что вообще смог уснуть. Накануне ночью заявился с вокзала, разбудил родителей, накрыли на стол — разговоры, разговоры, разговоры с отцом и... яблочное вино, в огромных бутылях заготовленное зятем на зиму. Не помню, как легли спать. И сейчас чувствовал себя так, будто вернулся на землю с далекой планеты.

— Отец уже снег убирает, — упрекнула мама.

Поднялся с кровати и подошел к окну. Стоял пасмурный холодный день. Затянувшие небо тяжелые, темные облака грозили снегом. До весны далеко. Пока ясно одно — я попал без сомнения в феноменальную полосу удач. Дома все хорошо — здоровье и радость. В Челябинске меня ждет триумф. Жена? А черт с ней! — не хочется думать. За сына мы еще повоюем….

В Челябинск вернулся воскресным вечером. Только поднялся из душевой, стук в дверь — визитер.

— Вас вызывает к себе заместитель Генерального директора по АХЧ.

В голосе комендантши общежития прозвучало нечто такое, что побудило посмотреть на нее внимательнее.

— В чем дело?

— Ваша жена выписалась из общежития.

— И что?

— Вам надо сдать комнату и переехать в общежитие для несемейных.

— Но у меня договор с Трубицыным (это зам Генерального по кадрам).

— Идите к Трубицыну, идите к нашему заму — решайте, а я человек маленький: мне сказали, я передала.

Какой-то скорбный неприятный смешок вырвался из моей груди. Комендантша удалилась, изогнув губы в саркастической ухмылке. А мне на душу пал тяжкий груз — у нашей семьи отнимают жилую площадь, по сути, ее надежду на будущее.

Впрочем, хватило одной сигареты, чтобы вернуться в отнимаемую комнату успокоенным и умиротворенным — с радостью попрощаюсь с чертогами, если меня отпустят с завода. При этом старался удержать губы от дрожи — переселенцам положено нервничать.    

Десятью часами позже вошел в приемную заместителя Генерального Директора «Станкомаша» по административно-хозяйственной части. В углу еще стояла роскошная новогодняя елочка напоминанием о прошедшем празднике.

— Да, здесь, — улыбнулась секретарша на мой вопрос и кивнула на дверь, разрешая войти.

Переступая порог, тяжко вздохнул. Даже мысли о теме визита было достаточно, чтобы волны досады прокатились по телу — даром теряю время.

Господи, заставь его оставить меня в покое!

Черные волосы хозяина кабинета блестели бриолином — экзотично. Он выглядел вполне благополучным и, кажется, не имел никаких жизненных проблем. Мне не хотелось быть похожим на него. А уж унижаться перед таким и подавно. Я и не стал.

— Вы, наверное, не в курсе, что эту комнату мне обещал Трубицин при поступлении на завод. Не будет комнаты, не будет меня на заводе.

— А ты ценный кадр? — усмехнулся здешний зам. — Такая игра — кто кого замотает? Ну, пусть мне позвонит Петр Иванович.

Потопал к Трубицыну. А пересекся с ним на вертушке центрального КПП завода.

Увидев меня, замгендира по кадрам со вкусом выругался. И еще раз. А потом решил поделиться своим настроением:

— Богу ей, удивлен, что голова у тебя еще на плечах! Настолько, что спрашиваю себя — есть ли на свете такие везунчики?

— А в чем дело?

— Скажи — какую тебе можно поручить работу, чтобы ты ее не завалил?

Мне стало грустно. Мне стало не по себе. Я нахмурился.

Меня лишают жилья — что еще ужаснее могло произойти?

Подавленное настроение уступило место беспокойству — я чего-то не догоняю.

— Отпустите меня, — попросил заместителя Генерального Директора по кадрам.

— Куда ты собрался?

— Отсюда.

— Я так и понял. Финансовое управление требует немедленного твоего увольнения по статье приказом, а Ямпольский прислал докладную — в этом году ты еще не был на работе.

Живот у меня как-то перевернулся и стал давить снизу вверх, а ум скоропостижно скончался.

— Ты не собираешься спросить меня, что я решил? — опустил уголки губ Трубицин.

Живот сделал еще один кувырок и выдавил из меня стон, но мозг начал работать. Однако сам я ничуть не нервничал — даже не было учащенного сердцебиения. Спокоен, как Наполеон на Эльбе. Это потрясающе!

— Ты еще зевни! — хмыкнул Трубицин.

Если найдешь способ заставить меня орать или рыдать, я дам тебе на это посмотреть, — подумал, а вслух сказал:

— Меня ждут с отчетом в финуправлении.

— Конечно, иди, — согласился замгендира по кадрам. — Приказ на тебя будет у Чайки.

И я пошел, стараясь не выглядеть слишком самодовольным, но не смог сдержать улыбки. Трубицин проводил меня взглядом. Что в нем, даже не задумался — возможно, заместитель Генерального Директора посчитал себя оскорбленным.

Ради Христа — это его дела!

Идти в финуправление ужасно неловко. После угроз Петра Иваныча уверен — там ждет меня полный провал. Чтобы зазря не погибнуть, зашел в отдел кадров и написал заявление на увольнение по собственному желанию, указав причиной несоблюдение «Станкомашем» договорных обязательств. Отнимаемая комната стала своего рода психологической уловкой, чтобы заставить чувствовать себя во всем правым и всеми любимым, ценимым, востребованным, за исключением отдельных негативных личностей.

Задача была превосходно выполнена, и я в полной мере ощущал все четыре чувства. Зарегистрировав заявление, начал в полную силу наслаждаться свои положением без вины виноватого. Задавался вопросом, что подвинуло Филю Ямпольского накатать на меня докладную — должно быть, переделали кальки технологи, и теперь нет доказательной базы. Это следовало предвидеть.

Михфил болтал ногами под столом. Странно как-то посмотрел на меня.

Или, может быть, это общее изменение к странности всего окружающего мира?

Он выглядел спокойно и уверенно, как если бы отдыхал на троне, а не сидел на столе. Нет, правда — он выглядел достаточно хорошо. Смотрел на меня с насмешкой в глубине темных глаз. И это было самым потрясающим в сложившейся ситуации.

Я почувствовал, что ладони мои вспотели — так захотелось ему врезать.

— Что случилось в Чапаевске?

— Пошли, — Михфил спрыгнул со стола.

Его начальница, женщина с приятным голосом, была и внешне красивой — вызывающей желание. Смотрела на меня зелеными глазами очень холодно — изо всех сил старалась не показывать излишки эмоций на лице. Наверное, делая макияж, практикуется перед зеркалом. Сейчас ей удавалась роль строгого начальника — она надеялась, что это так. Однако руки выдавали — руки ее мелко тряслись от внутреннего напряжения.    

Такой был момент — многие вещи имели смысл и замечались.

О приятности голоса я снова вспомнил, когда она заговорила:

— Главный Чапаевский финансист потребовал от своего коллеги у нас немедленного и обязательного твоего увольнения. Хотя вроде бы не за что: ты — образец оперативности и исполнительности. Я бы сказала — пугающей настырности: сумел убедить партнеров дважды оплатить один счет. Так вот, Александр Иванович требует твою голову в обмен за лояльность на будущее. Поэтому… без обид.

Красивая женщина с приятным голосом, незримо нервничая, справлялась с ситуацией. Надо было соответствовать — Господи, дай мне сил!

— Я не обижен, — горько так хмыкнул.

Она широко распахнула глаза:

— Если это твой единственный комментарий к событию, тогда — всех благ!

— Ой, да ладно…, — это был второй комментарий, и я вышел вон.

Вечером в дверь моей комнаты постучали.

Миниатюрная блондинка с волосами золотистого оттенка, собранными в высокий хвост, с голубыми глазами и россыпью веснушек карамельного цвета на лице и руках — это была комендантша общежития, одетая в потрепанные синие джинсы и водолазку грязно-зеленого цвета.

— Я извиняюсь за беспокойство. Можно войти?

Она уселась в единственное наше кресло и элегантно закинула ногу на ногу.

Я не знал, что сказать или сделать — стоял и смотрел, ждал, что предпримет гостья.

Выдержав паузу, в ходе которой внимательно осмотрела комнату, она сказала:

— А у вас ничего — чистота и порядок. В смысле, без женщины управляетесь.

— Приучили во флоте.

— Когда комнату освободите?

— Как только подпишут мое заявление.

— Вы увольняетесь?

— И уезжаю.

Она вздохнула.

— Хочу предложить вам альтернативный вариант.

Она достала из кармана джинсов сигареты с зажигалкой и положила на стол.

— Сильно уважаю мужчин, способных совершать настоящие поступки ради… ради красивой женщины. Не подумайте, что я о себе говорю…. Вы нравитесь моей подруге. Она живет в нашем общежитии. Так зачем же вам уезжать? И увольняться зачем? Переезжайте к ней — живите, работайте. Слюбитесь — женитесь. У нее ребенок возрастом вашего малыша. Чем не семья?

Действительно альтернатива. Даже приятно — кому-то я нравлюсь. На самом деле это лучший комплимент месяца, а поскольку январь — то и года.

— Сходите, познакомьтесь, присмотритесь — что вы теряете?

Комендантша назвала номер комнаты.

— Надеюсь, это не шутка?

— Шутка? Да она давно любит вас — все уши мне прожужжала.

Сама залилась вся румянцем — как будто себя предлагала в невесты.

— Один маленький визит — что вы теряете?

Мы смотрели друг на друга. Чтобы прервать неловкую тишину, я спросил:

— А вам я нравлюсь?

— Идите к черту! — комендантша поднялась, прихватив сигареты. — Я пришла к вам с высокоморальными намерениями.

Она была права. После ее ухода головой овладели исключительно пристойные помыслы. Мелькнула, конечно, мыслишка о сексе, но я ее быстро загнал в самый дальний угол, где у меня хранились плохие задумки. Например, о том, что комендантшу я бы трахнул без всяких предварительных смотрин. Яркая дамочка — чтобы ее описать, слово «незаметная» выбрал бы в последнюю очередь. Грустно то, что это была самая веселая мысль из тех, что пришли в мою голову.    

Итак, кто же она, влюбленная в меня прекрасная незнакомка? Мое воображение работает сверхурочно. Кстати, о работе разума сверхурочно — после дневных потрясений удивительно, откуда берутся силы на мысли.

Почему не спросил ее имя? — карал себя — у меня это совсем вылетело из головы.

Вопрос остался без ответа. Вздохнул и отправился в Дубовский за шампанским.

Чтобы составить план знакомства с неведомой воздыхательницей, ушел с головой во внутренний монолог. И замечтался. Стою у заветной двери с бутылкой в руке, и постучался уже — а плана-то нет!

— Кто там?

Тут я глупость сморозил:

— Деда Мороза вызывали?

Она и дверь распахнула с желанием послать куда подальше, а, увидев, вспыхнула:

— Ой! Извините…

Ну что сказать — женщина прежде мне незнакомая, но серьезная без всякой снисходительности и приятная. Зовут Люся. Сына Вовкой, но он спал в детской кроватке. Шампанское на кухню пошел открывать. Сели, выпили, шепотком побеседовали. Потом я задумался, серьезно задумался — не вдохновляет Люся, не женюсь я на ней. Судьбой не суждено нам быть вместе. Что делать?

— Слушай, — погладил ее ладонь. — Можешь помочь? У меня в этом году еще не было женщины — тяжело.

— Ой! — она вспыхнула и щеки прикрыла ладонями.

— Ну, извини. Не обижайся. Нет, так нет — я пойду.

— Останься!

Она посмотрела на меня с этакой задумчивостью, словно решая, стоит ли открывать малознакомому почти случайному мужчине великую женскую тайну. Я на какой-то миг даже поверил, что такая тайна действительно существует.

Иногда одолевают интересные мысли — например, зачем нужны женщины да еще в таком количестве? Мы лежим рядом и молчим — Люся «помогла» мне и готова еще помочь, а мне нечем черпать ее щедрость. Как же другие-то уживаются без любви? Подобные мысли меня с отроческих лет время от времени навещают. Зачем нужны жены? Или они низачем не нужны, и просто паразитируют на мужних инстинктах? На эти вопросы мне еще ни разу не смогли внятно и обоснованно ответить — или просто спрашивал не у тех, кто знает ответы. Наверное, самому надо искать. А что если у Люси спросить? Боюсь, она исправит допущенное при знакомстве упущение: сделает то, что не сделала сразу — пошлет куда следует.

— О чем задумался? — спросила она.

— Да так, о ерунде всякой. Меня по статье собираются гнать — вот и кипит возмущенный разум.

Опять задумался настолько глубоко, что ни на что вокруг не обращал внимания. Оно, конечно, ничего, если эта наша единственная ночь. Но если последовать совету коменданта и переехать к Люсе жить, то она меня быстро попрет за фригидность в постели.

И все-таки это две разные вещи — секс ради секса и секс с любимой женщиной. В первом случае и вполовину нет того, что есть во втором. Вот не хвастаюсь совсем, но мои возлюбленные меня хвалили. Даже упрекали, шутя — ты спать сегодня думаешь?

— Спать будем? — Люся чмокнула меня в щеку.

Наверное, обиделась. А женщин, доверивших мужчине свою сокровенную тайну, обижать нельзя. Глаза, такие растерянные, блестят влажно. Личико симпатичное, фигурка тоже ничего — все женские прелести налицо. Грудь от неизбытого волнения вздымается — кстати, ничего себе грудь. Вслед за взглядом посылаю в путешествие по Люсиным прелестям и ладонь.

Вторая попытка постичь ее тайну получилась вполне приличной — обоим понравилась.

Вот так думаешь, думаешь, пытаешься все в мире объяснить, а природа она без всяких объяснений — хоп, эрекция! айда ложись. Не смотри, что ночь глубокая, а уж утром — святое дело!

Утром Люся, одеваясь, краснеет и делает вид, что ничего не случилось. Доверила Вовку отвести в садик и пригласила на завтрак. Детский сад тут рядом — я за десять минут сына сдавал и возвращался обратно. Только зря рассчитывал на вкусный завтрак: вахтерша сообщила — звонила Чайка. И я обо всем на свете забыл.

Ну, в общем, как услышал, так и помчался на завод. А что делать? — судьба моя решается. Странным образом все заплелось и во что выльется совсем непонятно.

— Послал же Бог молодого специалиста! — приветствовала меня Лизавета, нагнетая в душу свою злости. — Или я это уже говорила? Да хоть и говорила — еще раз не грех повторить. Почему, куда не направят, от тебя одни неприятности? Ты как заноза в здоровом теле коллектива.

— Обломалась карьера! — я не унывал: план защиты уже сложился.

Мысленно потер руки и как можно очаровательней улыбнулся председателю совета молодых специалистов.

— Будем прощаться?

— У меня две бумаги — приказ об увольнении за систематические прогулы и твое заявление. Какую подписывать?

— Что? — встрепенулся я, выныривая из своих мыслей.

Чайка вздохнула и посмотрела на меня укоризненно.

Ну и дела. Что бы это значило?

— Существует мудрость — если ты кого-то спасешь, потом всю жизнь несешь ответственность за него. Не хотите, Лизонька, такой ответственности? Тогда подписывайте мое заявление, и я пошел.

Перемены в Чайке заметил, когда вошел в ее кабинет и услышал отповедь — теперь с интересом наблюдал, что будет дальше, как же она поступит. Глаза у нее словно через пыльное стекло смотрят — равнодушно и безразлично. Интересно — замечает ли она перемены во мне после последней встречи? Чувствует ли, что напротив теперь сидит спокойный и уверенный в себе мужик. Повзрослевший — выросший из штанишек молодого специалиста и не нуждающийся в ее покровительстве. От бывшего студента всего-то остались веселые бесенята в глубине глаз.

— Может, припомнишь, кого ты на заводе еще не достал?

Вот даже как! Теперь от Чайки поддержки не жди. Тогда карты на стол!

— Ну, давай хоть поговорим, — предлагаю, чтобы уберечь Лизу от опасного пути в лагерь моих противников.

Председатель молодых специалистов говорить отказалась: и так, мол, все ясно — рука не дрогнет ее: достал, так достал. А я на несколько минут замолчал, обдумывая услышанное. Стало быть, воевать придется и с Чайкой.

— Ну, так что вы решили? — обратился на «вы», подчеркивая сложившуюся дистанцию. — Подписать бумагу Трубицина? Да не смешите мои портянки! Если бы я захотел, то давно уже разобрал вас всех на запчасти. Уволить приказом по 33-ей (за прогулы) у вас не получится — я легко, как молодой специалист, восстановлюсь через прокуратуру. А потом пойду в областной Комитет Государственной Безопасности и отправлю на Колыму двух начальников из 29-го цеха. А потом зайду в обком партии и выведу на чистую воду Трубицина и того финансиста, чей заказ он выполняет. Если их погонят из партии, то и с работы в обязательном порядке. А потом в обкоме комсомола расскажу, как тебя тут совсем обломали. I understood?

— Understood. Не ожидала от тебя такой глупой бравады, — напряглась Чайка.

Я поднялся и хмыкнул:

— Тогда все. Отрабатывать не буду. Документы пришлете на адрес моих родителей — в анкете найдете. Привет Петру Иванычу.

Я ни грамма не сомневался, какую бумагу подпишет Чайка. Ее профессиональная обязанность воспитывать молодых специалистов и защищать во всех передрягах. А я воспитываться не хочу — мне и так хорошо. И ей хорошо — от меня без скандала избавиться. С таким схлестнешься и битым будешь — я так думал.

Ну, в общем, судьба мне на необитаемый остров, чтоб не смущать порядочных людей своими принципами. Да я и сам не против убраться куда подальше — только нет уже на всем белом свете клочка земли необетованной. Помнится, знакомый Робинзон на лабазе болотной обосновался, да и то сезонно. А после осушения Займища совсем пропал. У меня от нашей встречи остались воспоминания бесконечно жаркого солнца, прохладной воды, непролазных камышей, скрывающих абсолютную свободу — когда можно делать все, что хочешь, и тебе никто не мешает.

Увидев меня второй раз, Вовка невинно похлопал ресницами:

— Ты мамин муж?

Странные мысли — у меня таких не было.

— Скорее друг.

— А мой папа больше тебя.

У меня внутри зазвенело что-то — будто кто-то коснулся тонкой струны: как там мой сын рядом с чужим дядей?

Люся устроилась за спиной и перебирала мою шевелюру тонкими пальцами. Ее собственные пепельно-серебристые и очень длинные волосы расплескались по плечам красивыми блестящими волнами.

Вот так уютно и спокойно мы вечеряли втроем.

Мне всегда было интересно — из чего же складывается семейное счастье?

— Хочу поздравить — ты растишь думающего парня: он уже способен наблюдать и делать выводы.

— А вот об этом поподробней! — потребовала Люся. — Я люблю, когда хвалят моего ребенка.

— Достоинств много — долго рассказывать.

— Никто не спешит, — невозмутимо сказала Вовкина мама. — И посторонних тут нет, если тебя это смущает.

— Хорошо. Если хотите и готовы послушать, я расскажу вам легенду пещеры Титичных гор. Когда-то в ней жили доисторические люди — я видел наскальные их рисунки. А в наше время от взрывов в руднике река поменяла русло, и вода затопила пещеру. Что интересно, бежит туда широким потоком, а куда пропадает там — неизвестно. Старожилы рассказывали, что из пещеры не раз выходили и вылетали неведомые животные и птицы без перьев. Даже люди выходили совсем непохожие на местных. А кто туда попадал — пропадали….

— Какая интересная история, — осторожно заметила Люся.

— Мама, не мешай! — замахал Вовка руками.

— Горячий мальчишка, — она притянула его на колени и грустно мне улыбнулась.

— А дальше? — напомнил пацан.

— Однажды с другом решили проверить, насколько легенды близки к реальности.

— И сколько вам было?

— Да лет по пятнадцать.

— Тогда все понятно.

— Ну, мама, молчи…, — Вовка накрыл ей ладошечкой рот.

— Мы спустились по веревке в пещеру с горы….

— И что там нашли?

— Мы слышали рыки зверей неведомых. Знаешь, как кричит динозавр? АаааУуууРрррр — ряв! — зарычал я и потянул скрюченные пальцы к Вовке.

Он завизжал, забился в маминых руках — и все от смеха.

— Ну, хватит вам! — Люся поднялась с ним на руках. — Пора спать.

— Мама! Мама! Можно дядя Толя со мной ляжет спать?

— Он не войдет в твою кроватку.

— А ты на полу нам постели.

— Уже не боишься тараканов?

— С дядей Толей нет.

Люся взглянула на меня, я кивнул — стели.

Сходил, покурил, разделся и лег, пока Вовку готовила мама ко сну.

Сегодня выдался слишком странный день — нужно было уместить новости в голове.

Но скоро Вовка уместился у меня подмышкой, и я продолжил рассказ о пещере Титичных гор — точнее о второй моей попытке постичь ее тайны три года спустя в облике юноши по имени Харка.

Люся легла на своем диване и оттуда ворчала в темноте:

— Рассказы твои интересны весьма, только страдают отсутствием здравого смысла.

Я, защищаясь, Вовке внушал:

— Загадочны женские души. Нам, мужикам, никогда не понять, даже если это наша мама. Но жить-то надо. Ты подумай об этом.

Вовка задумчиво потер лоб. Надо признать — любопытный пацан.

Скоро он уже спал, хомячком надув щеки.

Удачно пообщались, в целом. Мне так кажется.

Потом Вовка на маминых руках вознесся в кроватку, а Люся оседлала меня.

— Что ж это получается — ты был в другом мире? Правда?

— И знаешь, в ближайшие дни туда собираюсь опять.    

Она удивленно воззрилась в меня:

— Зачем?

— Если быть кратким — в пещере зарыт клад Пугачева, а мне надоело строить светлое будущее для идиотов. Ты хочешь домик в Крыму?

Вот с этого момента и началось конкретное обсуждение давно лелеемого мною предприятия. Оказывается Люся — авантюристка еще та, и ей давно мечтался домик в Крыму с виноградником у самого синего моря. Я даже не ожидал от нее такого быстрого решения заняться поисками клада. Ну, искать-то, конечно, стану я, а они с Вовкой меня будут ждать. А когда вернусь с золотом бунта, мы вместе уедем в Крым и купим домик на берегу моря.

Нас охватил такой сильный мандраж, что мы и про любовь забыли. А когда вспомнили — все было здорово! Здоровей, чем вчера и сегодня утром.

— Не нервничай, все будет нормально, — бодрила меня подруга.

Вот тут уж не удержал своего любопытства:

— А почему ты все-таки согласилась?

— Ты мое золото, — прильнула она.

Я не поверил — не верю я в женскую любовь. Ну да ладно, жизнь покажет. Самое главное, она не возражает на мой отъезд и готова ждать сколько потребуется.

Неозвученный вопрос у меня остался — в какой мир идти? В принципе сокровища горбатого Бурунши — чем не клад? При таком раскладе смысла выбирать какой-то маршрут, вообще нет. Достигну пещеры, и ситуация подскажет. А то, что меня ждет успех, даже не сомневался.

К утру изрядно болела голова от переизбытка планов.

На данный момент ситуация такова — мне надо освободить нашу комнату.

Ну, ничего себе ситуация! — сказала бы Лялька, если знала: мы эту берлогу загаженную месяц в порядок приводили, и папаша ее помогал. Жалко конечно, но что поделаешь — отрицать ее причастность к разорению «гнездышка» нашего даже не стоит.

Укоризненно смотрю на Лялькин портрет — ну вот и доигрались мы с тобой, дорогая, в жениха и невесту, жену и мужа, Витиных родителей. Вздохнул виновато — куда мне против твоей бесшабашности! Но если ты смогла и сумела перелистнуть страницу нашей жизни, то и мне это по силам — и я не намерен хранить целибат. Независимо от превратностей судьбы, человек сам определяет течение своей жизни; логика и воля означают лишь, что в своей вотчине он может царствовать так, как ему заблагорассудится.

Собрал свои вещи и погрузился в размышления. Умнею что ли?    

Вообще, не очень понимаю, зачем люди женятся. Какая-то бессмысленная трата ресурсов и времени. Жить совместно можно без разрешения ЗАГСа, попутно выводя новое поколение свободолюбивых людей. Но не все почему-то это делают. Возможно, ума не хватает? Или неизлечимо любят застолья, шум-гам, машины с лентами и шарами?

Короче, у нас был довольно интересный эксперимент — настолько, что я даже поверил: Любовь существует. Ничего удивительного — сам воспитал в себе это чувство. Наблюдать за нами было забавно — ролевые игры больших ребятешек.

Еще раз взглянул на прекрасный образ жены своей. Проклясть ее слегка, что ли? Совсем немного, но чтобы почувствовала, кого на что она променяла, чтобы знала, что измены чреваты проблемами. Конечно, не желаю ей зла, но вразумление не помешает.

Почти решился на эту маленькую месть… и устыдился в последний момент!

Боже, какие только фантазии не зародятся, когда ты один и в мрачном настроении! А когда пытаешься убежать от себя, тянет к громкому и неприятному, к крайностям и безрассудству, потому что это заставляет бороться и цепляться ногтями за край утеса, созданного тобою же….

Тут Люся пришла, позвала к обеду.

Подхватил два баула личных вещей и потопал за ней.

— А остальное куда? — спросила за столом она.

Я поперхнулся.

— В Розу, конечно.

И отвез. Нашел машину, нанял водителя грузчиком — вдвоем погрузили все кроме шкафа казенного и к Олиным предкам. Тесть был дома — выглянул в окно. Я ему ручкой — идите сюда.

— Что это? — он подошел.

— Вещи семейные. Семья — это сын. Сын у вас, вот и привез. Поможете — в квартиру занесем. Нет — во двор сгрузим: поступайте, как знаете.

И теща дома.

— А ты как?

— Уезжаю. С завода ушел.

— За Витей в садик пойдешь?

— Если позволите.

— Погуляйте и приходите — у меня курочка варится.

Что-то я уже немножко начинаю сомневаться, что поспешная сдача комнаты и уход с завода были хорошей идеей. Могу даже представить, что мне при встрече скажет Лялька: «Мыгра, ты бестолочь! Тебе надо было сказать, и я снова прописалась. Или бы Витю в челябинский садик вернули — он пожил у тебя. Как мы теперь без комнаты?». Я даже головой тряхнул, отгоняя слишком яркое наваждение — голос жены прозвучал в ушах, ну, очень реалистично.

Я вот иногда думаю — жаль, что мы с ней интеллигентные люди: не разодрались вдрызг, без синяков расстались. Тогда было бы все ясно — ты мне враг, близко не подходи. А сейчас непонятно — мы женаты, а живем с другими. И сыну пудрим мозги.

Жизнь — это череда изменений.    

Витя встретил меня, как будто давно поджидал. И даже слегка удивился — где я надолго так застрял. Непроизвольно жался к моим ногам, пока мы гуляли по городку шахтеров, исследуя достопримечательности. А что там исследовать? Три улицы, два переулка. Вот, площадь еще городская — совсем небольшая. Я вообще-то ничего против маленьких городов не имею — сам родился в рабочем поселке. Они на самом деле очень даже симпатичные бывают — на что тут в Розе этой смотреть? И главное — где тут можно поиграть с нашим размахом?

Покатались с горки на площади до четырех и благополучно пришли домой.

Мой маленький сын — самодостаточная личность.

Правда, сам он об этом даже не догадывается. Для него придумать новую игру из подручного материала кажется обычным делом. Игральные кости, разноцветные кружки из зоолото, немного фантазии и, пожалуйста — футбольное первенство животного мира. Комментатор — Николай Оз… простите, Виктор Агарков.

Витя не замечал за собой таких достоинств, так как просто привык к ним. Например, если ему кто-нибудь читал книгу, то сидеть (лежать) и слушать было не по-евоновски. Он тут же начинал обыгрывать прослушиваемый текст вживую. Вот он топает по дороге вымощенной желтым кирпичом и знакомится с удивительными существами. Всего трудней в такой ситуации — читать: хочется и посмотреть, что там вытворяют немирович с данченкой.

Сегодняшний вечер мы решили посвятить тайнам пещеры Титичных гор.

— В том-то все дело! — повествовал я сыну. — Река там такая — через пещеру под землю течет. Я бы назвал ее рекой Времени. В нее нырнешь — опа-на! — выныриваешь в доисторическую эпоху. Ты знаешь, однажды я там был, и тогда меня звали Харкой. Видел животных, которые уже вымерли давно, и доисторических людей. Но когда оттуда выбрался, все напрочь забыл. А потом стали преследовать сны. Один уж очень часто повторялся — старуха какая-то машет рукой, зовет. Моряки на службе шутили — косу за плечами не видел? это смерть твоя.

— Папа! — Витя уткнулся личиком в мою грудь.

— Они дураки. Эту старуху зовут Заклинательница Зверей — я встречался с ней в первобытной стране. Пострадал от наводнения, а она лечила меня и научила понимать язык живой природы.

— Ты умеешь говорить с воробьями?

— Сейчас нет, но умел даже со львами и понимал, о чем шумят деревья листвой.

Мы обнялись с Витюхой и тихо сидели в полумраке комнаты, представляя все это.

— Теперь старухе пришла пора, и она зовет меня. Природный колдун долго живет и не умрет, пока не передаст кому-нибудь свою волшебную силу. Она хочет передать ее мне. Мне надо увидеться с ней — я знаю, где вход в этот древний мир.

Сын мой надрывно всхлипнул.

— Ты хочешь туда поехать?

— Да. Но ты не бойся — она симпатичная и веселая ведьма, а не страшная баба-яга. Она отдаст свою силу и отпустит меня. Я вернусь — вот увидишь.

Хотел уложить сына спать и на рабочем автобусе вернуться к полуночи в Челябинск. Но теща, заглянув к нам в комнату, попросила:

— Если не торопишься, оставайся — утром Витю проводишь в садик.

— Папа! — малыш вцепился в мою руку.

Вопрос был решен.

Уже в постели рассказывал сыну, как приручил тираннозавра в Долине Туманов.

— Самое главное — верить в это, иначе Река Времени будет просто рекой. Думаю, за две недели туда-обратно управлюсь. Завтра поеду….

Я задумался. Не перегорел во мне дух бродяжий (вояжерский?). Дорога к пещере Титичных гор стала казаться уж слишком легкой. Помнится, в последний визит настрадался, бурлача и голодая. Наверное, неправильный выбрал маршрут: куда как проще — до Коелги на автобусе и немножко пешком. Прошлый визит мой в пещеру был летом, и я чуть было не погиб. Случись подобное в январе, смерть неизбежна. Но кто меня заставляет рисковать — буду предельно осторожен: мне есть, что терять. Это неправда, что спешу я туда сломя голову.

Прижал к себе тельце спящего сына — все будет хорошо!

Витя сонно пробормотал:

— Мамочка….

Сдержав слезы, поцеловал его в лобик:

— Все хорошо, малыш — спи.

Утром он проснулся сам:

— Ты уедешь сегодня? Прямо сейчас?

— Чем скорее поеду, тем скорее вернусь.

Витя сел, скрестил ручки на груди и нахмурился так сильно, что на лбу появилась морщинка:

— Я поеду с тобой.

— Вдвоем нельзя. Мама приедет, а тебя нет — она будет плакать.

— Я тоже хочу стать колдуном.

— Твое время еще не настало.

Вздернув плечи тяжелым надрывным вздохом, Витя напутствовал:

— Будь осторожен с этой ведьмой.

— Буду.

Подумал — верную избрал тему: сына бы не вдохновили сокровища Али-бабы, парню подавай что-нибудь посущественней.

У меня было твердое чувство: что-то очень важное должно произойти в заповедной пещере Титичных гор — возможно судьба моя переменится, но предчувствия смерти не было.

Все будет тип-топ — шептало мне подсознание — мечты сбываются, нужно просто не бояться мечтать.

А. Агарков

                                                                                                                                            санаторий «Урал»

                                                                                                                                            март 2015 г