Рыссси — сожрать мысль

    Тараканов завелось несколько, рыжих, длинные махровые усы соответствовали последним веяниям моды, а укороченные массивные лапы всем своим видом вещали, что принадлежат особям дворянского толку с претензией на разжижение царственных кровей.

    Поначалу царственные отпрыски неумело цеплялись за извилистые пути короткими лапками и пытались эти пути со всем присущим им апломбом преодолеть наикратчайшей дорогой, но никто не смог выполнить столь сложное задание.

    И тогда один очень солидный, имевший голубые глаза и выпирающее брюшко, таракан Аверьян Поликарбонатович, на Заседании МЫ ПРОТИВ РЕЙДА, заявил: «Уважаемые головляне, те неровности, что мы имели место изучить, если их выпрямить, дали понять — никогда и никто не сможет достичь той цели, которая нам, тараканам, предначертана. Причина непроходимости препятствия кроется в мыслях, генерируемых головой. Каждая мысль множит петли пути, тем самым растягивая его длину до бесконечности».

    Головляне в восторге застрекотали усами и зашелестели лапками от такого открытия. Аверьян сделал внушительную паузу под трибуной, где не преминул полакомиться яичным желтком, сдобренным борной кислотой, которая после адаптации давно стала лакомством.

    «Как ни печально осознавать, — осоловевший Аверьян выполз из-под трибуны, — но на данный момент ситуация становится глобальной и даже, я бы сказал — катастрофичной. Мыслей становится так много, что в недалёком будущем извилины, растущие на них, как на дрожжах, просто-напросто нас из головы вытеснят. А дальше только плинтус, господа, щедро поливаемый Рейдом».

    «Рейд» настолько напугал тараканов, что они, терзаемые безумием и страхом, хотели разбегаться кто куда. Один Карбонатыч безучастно счищал с обвисших усов остатки яичного желтка. И даже одного самого прыткого дезертира, Осипа Сигизмундовича, смог затащить обратно в голову из зарослей волос ноздри, послужившая тайным лазом.

    «Какие будут предложения или идеи по прекращению наращивания темпов извилин?» — Аверьян цепко вперился в дрожащие взгляды шуршащих собратьев и сосестёр.

    Осип лихорадочно соображал, что бы такое ответить и тем самым снять позорное клеймо дезертира. Весь опутанный полутёмными линиями, на последнем издыхании он выкрикнул в трибуну: «Надо есть мысли! Мысли надо есть, этим мы остановим рост извилин!»

    Карбонатыч оторвал последний засохший кусок яичного желток с усов и гневно метнул его в Осипа: «Как есть?! Как можно ЖРАТЬ МЫСЛИ?» Желток со свистом пролетел над головами головлян и с чавкающим звуком проник в опоясывающую зал мысль, которая вот-вот должна была созреть и увеличить безнадёжно растущий путь в никуда.

    Мысль, встревоженная проникновением инородного тела, на мгновение прекратила развиваться и начала пробовать на вкус местный деликатес. Немного размыслив, она пришла к выводу, что тело представляет весьма недурственный эквивалент эмоции полового влечения и с удовольствием его поглотила всеми безразмерными недрами.

    Спустя какое-то несуразное время, мысль приняла облик жёлтого оттенка и заблагоухала ферамонами борной кислоты, отчего с тараканами стало твориться что-то невразумительное.

    Они её захотели.

    Но не в том смысле, к которому призывал испуганный Осип, а в более куда изощрённом смысле — они хотели её иметь. Каждый таракан хотел иметь мысль, но мысль не хотела иметь тараканов. Она хотела их сожрать.

    Никому не могла прийти в голову эта мысль.

    Их было больше, рыжих, с махровыми усами, короткими лапками и брюшками, набитыми яичным желтком. Её интересовали их брюшки. Она возникла на заседании одна, но гораздо крупнее и значительнее всех их вместе взятых, в этом всё её преимущество.

    Никому мысль не позволяла иметь себя. Но сожрать того, кто её отделил от своей головы — вот она, цель.

    Вокруг роились тысячи рыжих насекомых. Обуянные желтково-кислотным ароматом, они размножались, делились, становились клетками, но не переставали хотеть мысль. Миллионы лапок вцепились в её упругое девичье тело в поисках входа в то, что надо иметь.

    Вход никак не находился. Облепленная тараканами мысль сошкребла их со своей трепетной груди и проглотила. Но её сознание не смогло выдержать такое количество хотящих мысль.

       Она ушла через нос, продираясь сквозь волосатые дебри, как некогда это пытался сделать Осип. Несколько позже она расценила свой поступок как безрассудство, потому что через ухо было намного безопаснее, ибо там был вход.