Бертрам Росс — Разговоры...разговоры

— Как думаешь, председатель с ним действительно так поступит? — спросил Федька у Олега, поравнявшись.

— Скорее всего, — ответил тот. — Ты же сам его слышал.

— Да, но я думал, что он просто так — чтобы попугать.

— Нет, на этот раз похоже все серьезно, — сказал Олег. — Он сам в этом виноват. Знал ведь, что у председателя на него зуб, а все равно напился. Ну теперь пускай и расхлебывает. Нечего было характер свой показывать.

— Не справедливо это как-то, — вмешался в разговор Митька; он шел чуть позади и пытался не отставать от друзей. — Он ведь совсем немного выпил, Илюша-то, а Ефим Степанович сразу вздумал его прав лишать. Вот Сашка вчера напился так, что ни уха, ни рыла, а тот ему ни выговор, ни даже осуждающего слова не сказал — все спустил, как будто и не было. Обидно должно быть Илюше.

Олег ничего на это не ответил. Он поправил ворот рубахи и почувствовал, как маленький кулон — подарок, висевший у него на шее — легонько кольнул грудь.

Они подходили к старой иве. Та стояла возле дороги, наклонившись к земле; вся скрюченная, с толстым, похожим на змею, стволом. Несколько корней вылезли из-под земли и оголились.

Трава вокруг пожухла и только ближе к корням, там где днем была тень, оставалась зеленой — это все из-за жары. Уже второй месяц жители деревень страдали от нестерпимого зноя, и только по вечерам, как сегодня, жара спадала, и люди могли вздохнуть спокойно.

Приятели прошли иву, поднялись на взгорок и направились к мосту, почти неразличимому в сумерках и порослях молодого ивняка.

Когда до него осталось совсем ничего, Федька, вдруг, опомнился.

— Может лучше обойдем?

Олег обернулся.

— С чего это, вдруг? Испугался что ли?

— Нет...Просто не по себе мне тут.

Федька поежился.

Из камышей послышалось лягушачье кваканье и донесся плеск воды — рыба резвилась в прохладной заводи.

— Я тоже здесь не пойду, — поддержал брата Митька. — Дальше есть другая переправа. Лучше там.

Олег с осуждением посмотрел на братьев.

— Такие здоровые, а боитесь всяких баек.

— Это не байки!

— Верно, не байки, — согласился Федька. — Ты тут только второй год живешь — ничего не знаешь...

— Да знаю я, — отмахнулся от него Олег. — Утопленницами тут вас пугают, а вы и верите. Ладно идем-те. Нечего стоять.

Они подошли к мосту. Доски прогнили и затянулись зеленым мхом. Сучья и мусор плотно забились под мост; пахло сыростью и тиной. Не удивительно, что сюда никто не совался.

Олег прошел первым, а за ним неуверенно, как канатоходцы по веревке, прошагали близнецы.

— Ну что съели вас русалки? — спросил он братьев, когда они отошли от моста подальше. — Руки, ноги обглодали?

Те ничего не ответили, только насупились. Разговор после этого больше не клеился, и Олег, быстро распрощавшись с друзьями, направился к своему дому, стоявшему на краю поселка.

Мать сидела на кухне, когда Олег вошел в дом. Она штопала куртку, которую порвала сегодня на работе. Отца нигде не было — видимо сидел у соседа.

— Есть хочешь? — спросила мать.

— Да, еще как.

Она отложила куртку, встала, взяла с плиты кастрюлю и поставила на стол. Хотела взять блюдо с ложкой, но Олег опередил.

— Не надо, я сам.

— Ну как отпраздновали?

— Праздник удался, — ответил Олег, накладывая суп в тарелку. — Особенно у Сережки Порфирьева. Он так напился, что ноги едва передвигал — пришлось оставить его в клубе.

— А из наших кто-нибудь был?

— Нет, только я и близнецы.

— И больше никого?

— Никого.

— И даже Анютки твоей не было? — спросила мать, чуть улыбнувшись.

Олег на секунду замялся.

— Она не моя, — как-то резко ответил он и слегка покраснел. — Я за ней не слежу, если ты об этом.

Мать негромко рассмеялась. Олег хоть и не подавал виду, но в глубине души, был рад, что мать дразнит его Аней.

С улицы послышался скрип калитки и через какое-то время в дом вошел отец. Сняв калоши, он прошел на кухню, взял коробок спичек, лежавший на полке, и, сев возле печки, закурил.

— Самойловка, слыхал, сегодня на славу погудела, — сказал отец после недолгого молчания.

— Да, — ответил Олег. — Все напились.

— А ты?

— Я не пил.

— Не пил? А что ж ты тогда там делал? Неужели даже не пригубил маленько, а? Ну пригубил же ведь?

— Нет, ни капли. Мы просто гуляли и все, — серьезно ответил Олег и тут же спросил. — А ты чем сегодня занимался?

Отец, чуть подумав, ответил:

— Утром ходил рыбачить. Едва щуку не поймал, но леска попалась бракованная — оборвалась. Надо будет новую купить.

Мать пододвинула Олегу хлебницу. Тот взял чёрствый кусок.

— А вечером? — спросил он у отца.

— У Тарасовых был. Андрею с трактором помогал, — сказал отец. — Клапан прогорел, пришлось менять. Сперва хотели механика позвать, но не нашли его. Вообще никого не нашли. Вся деревня словно вымерла, встретили только Кузьмича, да дочку Куприяновой — Аньку. Вот и все. Так, что пришлось самим корячиться.

Олег вздрогнул, услышав знакомое имя, и почувствовал, как его щеки начинают гореть.

— Где? — спросил он, но спросил так громко, что отец покосился на него.

Поняв свой промах, поспешил добавить, но уже сдержаннее.

— Где ты ее видел?

— Аньку что ли? — уточнил отец. — Так у дома Гришки Воронцова. Она стояла там с Илюхой, сыном Гришки. И судя по всему не дурно проводили время.

Отец затянулся, выпустил колечко дыма, а потом стряхнул пепел в банку.

— Что они там делали?

— Не знаю, — ответил отец. — Пару раз вроде поцеловались, но я точно не видел. Темно было. Молодёжь ведь любит такое время, верно мать?

Отец подмигнул матери, а та взглянула на Олега.

Олег сморщил лоб. Перед глазами все начало расплываться. Он какое-то время сидел, задумчиво рассматривал хлебные крошки на столе, потом отодвинул от себя суп и сказал.

— Я наверно пойду спать.

Мать покосилась на тарелку.

— Но ты же почти ничего не поел?

— Не хочется больше. Устал. Спокойной ночи.

Олег прошел в свою спальню и, даже не раздеваясь, свалился на кровать, зарывшись лицом в подушку.

К горлу подступил комок. Он мог поклясться, что его сердце разбито, разбито, как оброненное зеркальце. Он знал это, потому что чувствовал, а если чувствуешь, значит так оно и есть.

Мысли еще долго не давали ему заснуть. Он слышал, как мать с отцом о чем-то разговаривают на кухне. Почувствовал, как на улице поднялся ветер, залетев в распахнутую форточку; заметил, как небо, до этого чистое, стало затягиваться облаками. Завтра будет дождь. После такой жары всегда идет дождь.

За ночь Олег еще несколько раз просыпался; в окно светила луна; облаков уже не было, и он снова заснул.

Утро не принесло изменений — в доме стояла духота — и Олег, постепенно просыпаясь, не сразу вспомнил о вчерашнем разговоре.