Иллюминат — Чистильщик. Кровавый след

Все события вымышлены, совпадения с реальностью случайны! Данный рассказ содержит сцены насилия, курения, запрещён к прочтению слабонервным и впечатлительным людям! Рекомендую не читать во избежание шока. Строго 18+.

Пролог.

История о загадочном убийце, способном вдохнуть ужас в самые смелые сердца, порождает множество невысказанных вопросов. Убийца, известный как Чистильщик, стал предметом страха и восхищения в полицейских кругах. Этот хитроумный и опасный преступник использует свои навыки, чтобы стать невидимым, оставляя за собой лишь тень. На его пути встаёт капитан полиции Олег Брумель, готовый к неумолимой битве с этим искусным противником.

Олег, неподражаемый сыщик с неукротимой харизмой и настойчивостью, решает глубоко понять его психологию, каждый шаг приближая его к разгадке. Вскоре он осознаёт, что Чистильщик — это не просто зверь, но мститель, чье злодеяние коренится в непростом прошлом. С карающим взглядом, Олег погружается в запутанный мир Чистильщика, отыскивая улики среди жестоких следов и связывая судьбы жертв в неразрывной цепи судьбы. Каждый новый шаг — ближе к истине, но впереди их ждёт ещё множество испытаний.

В центре сюжете милейшая старушка, которая раньше работала учителем химии.

                                        Глава 1. Меч и Весы. Ильменегорский маньяк.

В тихом городке Ильменегорске, что примостился на берегу древнего озера Ильмень в Новгородской области, доживала свой век Аглая Петровна, перешагнувшая почти, семидесятилетний рубеж. Компанию ей составляли лишь два могучих добермана, зорко охранявшие покой хозяйки. Городок, словно сошедший с пасторальной открытки, утопал в объятиях каменных домов, дремучего леса и дивной природы. В центре города, в четырехкомнатной квартире, доставшейся от покойного супруга, Аглая Петровна владела не только просторным жильем, но и дачей за городом, и стареньким автомобилем. Дочь, живущая далеко, не частый гость в её доме. Отношения между ними, скованные холодом недосказанности, не располагали к теплым встречам. Так и коротала свой век Аглая Петровна в одиночестве, разделяя его лишь с преданными питомцами.

Соседи называли её бабушкой Глашей, и она была известна как заботливая и общительная личность. Как заслуженный учитель химии, Аглая Петровна отдала своей профессии более пятидесяти лет. На пенсии ей порой становилось тоскливо, ведь старость хотелось встретить не в одиночестве. Но активный образ жизни, занятия спортом и правильное питание помогали заглушить одиночество.

Однажды, пробудившись в глухую ночь, около двух часов, Аглая Петровна ощутила непреодолимое желание прогуляться со своими верными доберманами — Полночью и Малюткой. Ночной сумрак мягким, бархатным покрывалом окутывал сонный город, и в этой звенящей тишине Аглая Петровна чувствовала себя словно перерожденной, сбросившей тяжкие оковы страха и обыденности. Облачившись в безупречный угольно-черный костюм, подчеркивающий её стальную волю, и наглухо застегнув строгие намордники на своих питомцах, она, словно тень, скользнула в парк. Здесь, под покровом темноты, находили последнее пристанище самые разные души: влюбленные, ищущие уединения, отчаявшиеся, пытающиеся забыться в дурмане, и просто одинокие сердца. Бдительные патрули полиции рассекали аллеи своими тусклыми фарами, но даже их присутствие не могло полностью усмирить клокочущую ночную стихию.

Прогуливаясь по извилистым тропинкам, Аглая Петровна заметила, как к ней навстречу движутся двое молодых людей.

— Эй, красавица, стой! — выкрикнул один из них, нарушая благоговейную тишину.

Аглая Петровна медленно откинула капюшон, и второй парень, опешив от увиденного, пробормотал:

— Извини, бабушка, мы думали…

— Что вы думали? Продолжайте, — ледяным тоном подстегнула она.

— Да зачем ты с ней вообще возишься? — прошипел первый, обращаясь к своему спутнику. — Карга, давай деньги! — его голос, наглый и пробивающий, эхом разнесся в ночи.

— Для чего вам деньги, молодые люди? — спокойно спросила Аглая Петровна. — Я всего лишь скромная пенсионерка, не мешаю вам наслаждаться прогулкой.

— Сказано — деньги давай, — отрезал второй, сверкая злобным взглядом.

В этот момент Полночь и Малютка, ощутив опасность, утробно зарычали, демонстрируя свои острые клыки.

— Ладно, если вам так нужны деньги, я готова поделиться, но при одном условии: вы проводите меня в тихое, укромное место. Вы же понимаете, как это выглядит… — вкрадчиво проговорила Аглая Петровна, играя роль беззащитной старушки.

Первый парень, жадно сверкнув глазами, кивнул:

— Пошли, бабушка, отойдём.

Аглая Петровна, чуть прихрамывая, направилась вглубь парка, в сторону густого леса, а парни, предвкушая легкую добычу, неотступно следовали за ней. Незаметным движением она нажала на кнопку на поводке, освобождая своих верных псов от ненавистных намордников. Подходя к самой чаще, Аглая Петровна предложила парням зайти в кусты, чтобы, якобы, «привязать собак» и спокойно отдать им деньги.

— Ну что, мальчики, не стыдно грабить беззащитных старушек? — сладко пропела она, когда они уже скрылись в колючих зарослях.

— Быстро деньги! — прорычал второй парень, теряя терпение.

— Хорошо… — прошептала Аглая Петровна. — Фас!

Доберманы среагировали мгновенно. С яростным рыком они набросились на парней, валя их на землю и впиваясь стальными челюстями в глотки, ожидая дальнейших указаний от своей безжалостной хозяйки.

— Приятного аппетита, — произнесла она с дьявольским удовлетворением, наблюдая за разворачивающейся сценой.

Парни не успели осознать произошедшее, как жизнь стремительно покинула их тела. Аглая Петровна хладнокровно извлекла из кармана иглу и спирт, чтобы совершить свой зловещий ритуал, оставляя на их телах символические порезы.

— Ну что, мои хорошие, перекусили? — ласково обратилась она к своим питомцам, поглаживая их лоснящиеся бока.

Пробудившись на рассвете, Аглая Петровна с ледяным спокойствием просмотрела новостные сводки, сообщавшие о леденящей душу находке в парке. Город бурлил слухами о неуловимом убийце, сеющем панику и смерть.

— Полночь, они думают, это ты и Малютка виноваты, — прошептала Аглая, глядя в преданные глаза своего пса.

— Гав-в-в-в! — отозвался Полночь, словно не понимая всей опасности.

— Не бойся, нас никто не найдёт, — безумный смех вырвался из горла Аглаи. — Кому придёт в голову искать убийцу среди нас?

В доме царил умиротворяющий полумрак, лишь отблески камина играли на стенах, создавая иллюзию танцующих теней. Аглая Петровна наслаждалась моментом покоя, предвкушая новый день, полный интересных возможностей.

Вечером того же дня, облачившись в скромное платье и накинув на плечи шаль, она отправилась в театр. Любительница классической музыки и изысканных постановок, Аглая Петровна не пропускала ни одной премьеры. В антракте, наслаждаясь бокалом шампанского, она с интересом слушала обрывки разговоров о последних событиях в городе. Шептались о странных убийствах, о жестокости и мистических символах, найденных на телах жертв. Аглая Петровна лишь снисходительно улыбалась, наблюдая за разрастающейся паникой.

В здании городской полиции, в кабинете начальника, раздался громовой голос:

— Брумеля, ко мне немедленно!

Майор Олег Анатольевич Брумель, закалённый ветеран МВД, известный своим острым умом и циничным юмором, но неизменно справедливый, вошёл в кабинет Александра Валерьевича, которого за глаза звали Валерьянкой.

— Вызывали, Александр Валерьевич? — спросил Брумель, занимая предложенное кресло.

— Ты новости утром видел?

— Да, а что там?

— Что там?! — взорвался начальник. — Какой серийный убийца? Ты всерьёз в это веришь?

— Это уже пятый случай за последние две недели, Александр Валерьевич. Слишком много совпадений.

— А может, тебе стоит рассмотреть версию с одичавшими собаками, а?

— Исключено. Это работа человека. Я займусь этим делом и докажу, что в городе действует серийный убийца.

— Олег, пресса и так нагнетает обстановку. Берись за дело, если хочешь, но без лишней шумихи, понял?

— Вы же меня знаете, Александр Валерьевич. Шумиха — это не моя стихия.

— Именно поэтому и предупреждаю. За работу…

— Оленька, кофе, — бросил начальник, не отрывая взгляда от монитора. Брумель, с тяжелым вздохом, вышел из кабинета, неся весть о новом, мрачном деле.

Он вошел в кабинет, где за компьютерами, в полумраке, копошились его подчиненные.

— Ну что, готовы поработать, мои юные падаваны? — голос Брумеля прозвучал хрипло.

— Всегда готовы, Олег Анатольевич, — отозвался Шишка, не поднимая глаз от экрана.

— Только что от Валерьянки. «Ночной парк» снова в деле, уже пятый труп. Берем под крыло эту клоаку.

— Это… где кадыки вырванные? — переспросила Щукина, поёжившись.

— Именно. Света, ты и Шишка — осмотр мест преступления. Каждый сантиметр.

— Я хотел с Костяном поработать в паре… — пробурчал Шишка, явно недовольный перспективой.

— Приказ. Шевелите булками, время — деньги!

— Олег Анатольевич, а вы верите, что это маньяк? — робко спросил Константин Косяк.

Брумель помрачнел:

— Нет. Это серийный убийца, Костя. Маньяки — это другая история. А теперь — марш работать. Всем всё ясно?

— Так точно, — вздохнула Щукина.

— Эх, Света… — протянул Косяк, глядя ей вслед с тоской.

— Хорош сопли жевать! Вы взрослые люди, а ведёте себя как дети в песочнице. Работайте, я сказал!

В мрачном чреве засекреченной базы, затерянной где-то в городских лабиринтах, таинственный мистер «N» сплетал сеть информации о своих врагах, словно паук, готовящийся к смертельной схватке.

Аглая Петровна, бывшая учительница химии, чьё имя до сих пор звучало с придыханием уважения в коридорах школы, теперь коротала дни в просторной квартире, оглашаемой лишь тихим тиканьем часов. Но стоило сумеркам сгуститься над городом, она выходила на свои ночные променады, словно призрак прошлого, ищущий отголоски былой славы.

    Лейтенант Шишка, он же Михаил Шишкин, тридцати лет от роду, нёс бремя отцовской профессии. Когда-то бурная молодость осталась позади, уступив место долгу и мундиру младшего лейтенанта, оперуполномоченного по особо тяжким. В сердце его теплилась робкая надежда на взаимность со Светкой Щукиной. Высокий, с острым, стратегическим умом, он обладал строгим, овальным лицом и небольшим носом, создававшим запоминающийся портрет. Сестра Кристина трудилась в травмпункте, а брат… брат умер слишком рано, оставив незаживающую рану.

Светлана Щукина, старший лейтенант и опытный опер, выпускница университета МВД, блистала не только умом и эрудицией, но и природной красотой. Светлые локоны обрамляли лицо с пронзительными синими глазами, а сердце её принадлежало… нет, не Шишке, а легкомысленному младшему лейтенанту Константину.

Константин, он же "Косяк", двадцативосьмилетний лейтенант-следователь, казался воплощением беспечности в личных делах, но на службе преображался, демонстрируя недюжинный профессионализм. Высокий, с каштановыми волосами и зелёными глазами, он тщательно скрывал свои чувства к Щукиной, пряча их за маской иронии.

Майор полиции Олег Анатольевич Брумель, начальник следственного отдела, в свои сорок пять лет сохранял спортивную форму. Его супруга, Зинаида Райченко-Брумель, тоже работает в органах МВД.

Полковник Александр Валерьевич Костин, начальник скользкий и изворотливый, всегда искал обходные пути и компромиссные решения. А в это время, старший лейтенант ОКБ Екатерина Спицына, тридцатиоднолетняя повелительница технологий, безнадёжно вздыхала по Константину, оставаясь в тени, со своими неразделёнными чувствами.

Ильменегорск. Где-то в окраинах города.

   На месте трагедии царила зловещая тишина. Когда Михаил и Светлана прибыли на место последнего преступления, их встретила безмолвная сцена, пропитанная мрачной загадкой. Старший лейтенант Щукина, с непроницаемым лицом прочесывая взглядом землю, заметила багровый мазок на сером полотне земли — окровавленный клочок ткани. В голове вспыхнула мысль, словно искра во тьме: неужели это — тонкая нить, способная вывести их к злодею, что скрывается в тени? Убедившись в значимости находки, Щукина отрывисто бросила приказ: «В отдел, на анализ.»

Шишкин, погруженный в пучину размышлений, тихо проговорил: — Свет, как думаешь, что движет этим палачом? Почему он с такой жестокостью обрывает жизни тех, кто и так уже на самом дне?

Светлана, нахмурив брови, уточнила: — Погоди, ты намекаешь…

— Ну, на маргиналов. Наркоманов, алкоголиков, бездомных, отбросов общества…

— Точно, Миша! Все жертвы — из этой категории. Похоже, в городе объявился чистильщик, возомнивший себя вершителем судеб.

Шишка, словно очнувшись от оцепенения, спросил: — И что нам теперь делать?

— Для начала — вернуть записи с камер наблюдения. А потом… я голодна, как зверь. — Она подмигнула и, словно дразня, предложила: — Поехали, подкрепимся!

Михаил, вздрогнув от внезапности смены темы, машинально кивнул. Тревога в его глазах еще не угасла, но Светлана умела разряжать атмосферу, как никто другой. Он знал, что за ее легкомысленностью скрывается острый ум и цепкая хватка. Именно поэтому он и ценил её в этой работе больше всего.

Они вышли из прокуренного переулка, оставив за собой полумрак и тяжелый воздух невысказанных опасений. Светлана решительно направилась к парковке, на ходу доставая из кармана ключи от своей старенькой "Тойоты". Шишка плелся следом, погруженный в раздумья. Слова Светланы о "палаче с манией величия" эхом отдавались в голове. Он видел много зла за свою карьеру, но эта история, с её подчеркнутой жестокостью и циничным выбором жертв, выделялась даже на его фоне.

В небольшом кафе, затерянном в одном из переулков, Светлана заказала две огромные пиццы и пару кружек крепкого кофе. Шишкин машинально ковырялся вилкой в тарелке, практически не притрагиваясь к еде. Его мысли были заняты другим. Он представлял себе лица жертв, их искаженные страхом глаза, последний вздох отчаяния.

Светлана, заметив его состояние, положила свою руку поверх его. "Миша, поешь. Тебе нужны силы. Мы поймаем этого ублюдка, я тебе обещаю. Но для этого нам нужно быть в форме." Её слова прозвучали как команда, как приказ. Шишка поднял голову и встретился с её твердым, уверенным взглядом. Он кивнул и, взяв кусок пиццы, отправил его в рот.

Они ели молча, каждый погруженный в свои мысли. Тишину нарушал лишь приглушенный шум города за окном и звон столовых приборов. Шишка знал, что впереди их ждет долгая и трудная работа. Но он также знал, что вместе они смогут преодолеть любые трудности. Ведь они — команда. И у них есть цель — остановить палача, пока он не забрал еще одну невинную жизнь. Закончив трапезу, они отправились на работу.

Прибыв в отдел, Щукина и Шишкин направились прямиком к Екатерине, старшему лейтенанту по кибербезопасности. Всё, что касалось хитросплетений технологий, находилось в неприкосновенной вотчине Отдела Кибербезопасности (ОКБ).

Светлана осторожно постучала в дверь.

— Да-да, входите! — раздался голос Кати.

— Привет, Кать! «Как ты?» —спросила Света, заходя.

— О, доброе утро, Свет! Я потихоньку начинаю рабочий день. Почему ты с Мишей? Где Костик? Вы же обычно вместе.

— Нас так Брумель расставил, — ответила Света.

— Узнаю Брумеля, как всегда. Но если увидишь Костика, передай, пусть заглянет ко мне! Хорошо?

— Хорошо, передам, любовная парочка! — подколола её Света.

— Нет, я просто принесла ему обещанную вещь, — возразила Катя.

— В общем, нам нужны записи с камер парка и парковок поблизости от места преступления. Мы взяли дело «Ночной Парк», — начал Шишка.

— Это то дело с вырванными шеями? — уточнила Катя.

— Да, именно оно. Мы нашли клочок одежды в крови, ждём результатов.

— Есть предположения, кто это может быть? — спросила Катя.

— Пока нет, просто «Чистильщик», — ответил Шишка.

— Почему так? Он очищает город от грязи?

— Именно, Щука так и сказала.

— Ладно, до обеда осилю все записи, хотя чуда и не жду. Свет, а наши посиделки в силе? Я обязательно буду. И знаете что? Давайте навестим нашу классную, у неё сегодня юбилей — семьдесят лет! Вдруг она совсем одна, и некому её поздравить…

— Точно, у Аглаи Петровны сегодня юбилей, надо её поздравить. И Костика тоже возьмём, ведь мы с тобой и он — её выпускник, — поддержала Света.

— А мне что делать? — спросил Шишка.

— Работай! Хотя стой, помоги Константину по обходам, может, что-то новое узнаете.

Едва заметная усмешка скользнула по губам Шишки, когда он набрал номер Кости, знавшего толк в уличной работе и сейчас, как всегда, занятого подготовкой к выезду.

— Миша, шевели поршнями, я тебя в тачке жду!

— Всё, Костян, секунда до победы, вылетаю, — выпалил Шишка, бросая трубку.

И вот они уже мчались к последнему адресу, где чёрным вороном сидело нераскрытое преступление, надеясь выудить хоть какую-то зацепку у случайных прохожих, свидетелей чужой беды. А вдруг повезет? Вдруг кто-то что-то видел, что-то помнит?

Ветер свистел в щелях старенькой "восьмерки", ласково обдувая лицо Шишки, пока тот сверлил взглядом проплывающие мимо обшарпанные фасады. Костя, крепко держа руль, сосредоточенно следил за дорогой, ловко лавируя между припаркованными машинами и редкими пешеходами. Напряжение висело в воздухе, словно густой смог, предвещая грозу.

Припарковавшись напротив обветшалого кирпичного здания, они молча вышли из машины. Место выглядело мрачным и неприветливым. Закопченные стены, выбитые стекла, облупившаяся краска — всё кричало о запустении и безразличии. Шишка глубоко вдохнул затхлый воздух, пытаясь уловить хоть какой-то намек, зацепку, что помогла бы им размотать этот клубок неизвестности.

Они методично опрашивали немногочисленных прохожих, торговцев с близлежащего рынка, случайных дворников. Большинство отмахивались, ссылаясь на незнание или нежелание вмешиваться. Лица у людей были усталые и равнодушные, словно жизнь уже давно выбила из них всякую надежду на справедливость.

Но вот, у самого угла дома, Шишка заметил старенькую бабушку, сидящую на покосившейся скамейке. Она внимательно наблюдала за происходящим, её глаза, несмотря на возраст, светились острым и проницательным умом. Шишка подошел к ней, вежливо поздоровался и задал свой вопрос.

Бабушка молчала несколько мгновений, словно взвешивая свои слова. Потом, тихим, дрожащим голосом, начала рассказывать о том, что видела той злополучной ночью. Её рассказ был сумбурным и отрывочным, но в нём мелькали важные детали, за которые Шишка и Костя жадно цеплялись, словно утопающие за соломинку. Возможно, эта старая женщина и была тем ключом, что откроет дверь к правде.

Сердце Шишки забилось чаще. Он чувствовал, как с каждым словом бабушки, туман неизвестности рассеивается, обнажая уродливые очертания правды. Костя стоял рядом, записывая каждое её слово в блокнот, его лицо оставалось непроницаемым, но Шишка видел, как напряглась его челюсть. Они оба знали, что эта ниточка может привести их к очень опасным людям.

Бабушка рассказала о громкой ссоре, криках, раздавшихся глубокой ночью, о мелькнувших в свете фар машинах, о силуэтах, тащивших что-то тяжелое в подвал. Она говорила путано, временами сбиваясь, забывая детали, но ключевые моменты оставались четкими и пугающими. Шишка понимал, что она боится, что её рассказ может подвергнуть её опасности, но она продолжала говорить, словно чувствуя необходимость рассказать правду, облегчить свою совесть.

Закончив свой рассказ, бабушка замолчала, опустив голову. Шишка поблагодарил её, стараясь не выдать своего волнения. Он понимал, что полученная информация — лишь часть головоломки, но важная часть. Теперь у них была хоть какая-то зацепка, направление, в котором можно двигаться дальше.

Они отошли от бабушки, переглянулись. "Что думаешь?" — спросил Костя, не отрывая глаз от обветшалого здания. "Думаю, это не то, но с этим преступлением надо разобраться. Бабуля вообще про Чистильщика ничего не сказала, но проверить подвал, надо" — ответил Шишка, чувствуя, как внутри нарастает решимость. Они вернулись к машине, Костя достал из багажника фонарик и монтировку. Предстояла долгая и опасная ночь.

Тем временем Аглая Петровна собиралась посетить могилу матери. Её воспитывала только мама, так как отец оставил семью, когда Аглае было всего пять лет. С тех пор она не имела о нём никаких известий, кроме того, что мать не любила рассказывать о нём.

Пётр и Мария познакомились в театре, где работала мать Аглаи. Он ухаживал за ней, часто делая подарки, и вскоре они обвенчались, надеясь на счастливую жизнь. Год спустя у них родилась дочь Аглая, но Пётр стал редко бывать дома, так как много работал.

Когда Аглая уже немного подросла, в их семье начались тяжелые времена. Пётр потерял работу и начал злоупотреблять алкоголем. Сначала Мария игнорировала это, полагая, что это временное явление, но вскоре Пётр стал проявлять агрессию. Он водил в дом плохую компанию и начал принимать наркотики, что не оставляло Марии шансов на спасение. Она боялась уйти с дочерью, зная, что некуда идти.

Когда Аглая уже чуть подросла, она стала свидетелем ужасной сцены, увидев отца с шприцем в ванной. В страхе крикнула, и Мария, прибежав, быстро забрала её к бабушке, вызвав при этом скорую помощь.

Когда прибыла скорая, Аглая уже находилась у бабушки, а Мария вернулась в опустевшую квартиру. Врачи увезли Петра в больницу без сознания. Волнение терзало Марию, и она не знала, что делать. Спустя несколько месяцев Петра выписали, с ним уже всё было в порядке. Вернувшись домой, он уже успел выпить, а Мария ждала его одна, пока Аглая провела время с бабушкой.

Собравшись с мыслями, Мария решила разорвать все связи с Петром. Когда он вошёл, жена жестоко встретила его.

— Вот твои вещи, — проговорила она. — Я подаю на развод. Сколько можно? У нас растёт ребёнок, а ты превратился в кого-то совершенно иного. Я одна тяну на себе вас обоих, попутно заботясь о больной матери.

— Ты жалкая тварь! Убью… — отвечал Пётр.

— Попробуй тронуть меня — сядешь в тюрьму! Я устала. Забирай свои вещи. Дочь я тебе не отдам, и не подходи к нам.

Пётр собрал свои вещи и ушёл, а Мария, переехав к матери, начала новую жизнь.

Наши дни.

Аглая Петровна тщательно подготовилась. Выбрала самое красивое, кремовое платье в мелкий цветочек, что когда-то так нравилось матери. Завязала под подбородком шёлковый платок, скрывая седину, пробившуюся сквозь некогда густые каштановые волосы. Взяла корзинку с любимыми мамиными пирожками с яблоками и баночку свежего мёда. Этот ритуал был неизменен вот уже двадцать лет с тех пор, как её мир сузился до размеров надгробного камня.

Кладбище встретило её тишиной и шелестом листьев. Старые вязы склонялись над могилами, словно скорбящие старухи, нашептывая молитвы ушедшим. Аглая Петровна медленно шла по узкой тропинке, лавируя между крестами и оградами, пока не увидела знакомый серый мрамор. Сердце болезненно сжалось.

Она аккуратно расстелила на траве вышитую салфетку, достав пирожки и мёд. Разложила всё так, как любила мать: скромно, но со вкусом. Поправила пожухлые гвоздики в вазе. Долго молчала, глядя на выбитое на камне имя. Говорить было трудно, слова застревали в горле комом невыплаканных слёз.

"Здравствуй, мамочка, — наконец прошептала она, — вот, пришла к тебе. Всё как ты любила… пирожки и мёд. Осень нынче ранняя. В городе уже почти все листья облетели. А здесь еще держится красота… "

— Ты помнишь, как мы с тобой собирали яблоки в саду? — продолжала она, словно стараясь оживить призраки детства. — Я тогда думала, что счастье никогда не кончится. Теперь же мне кажется, что все самые приятные моменты остались только в памяти, как тень. Тем более я не могу забыть Гришку. Его смех, его глаза… Как он умирал в тот день!

Глубоко вздохнув, Аглая поправила платок, утирая слёзы. Она понимала, что нельзя вечно жить в прошлом, но тёмные мысли не давали ей покоя. В голове блуждали воспоминания и чувства, которые она пыталась подавить. Вновь оглянувшись на могилу, она вздохнула: — Прости меня, мама, за то, что не могу отпустить.

Словно услышав ответ, Аглая почувствовала легкий ветерок, который шевельнул траву вокруг. Она поняла, что всегда сможет прийти сюда, к своим любимым, и делиться с ними самым сокровенным. Это была единственная отдушина, где боль и утрата перерастали в нежные воспоминания.

Аглая Петровна говорила долго, рассказывая о своих буднях, о соседях, о кошках, которых подкармливала во дворе. Обо всём, что накопилось за прошедший год. Говорила, зная, что её никто не слышит, но чувствуя облегчение от того, что делится своими переживаниями с самым родным человеком. Когда солнце начало клониться к закату, она собрала остатки пирожков и пустую баночку. Наклонившись, поцеловала холодный камень и тихо произнесла: "До свидания, мамочка. Я еще приду…"

Аглая вышла за ограду, защёлкнув щеколду. Отвязав собак, двинулась к выходу. Едва покинув кладбищенские врата, заметила троих парней. "Опять молодёжь беснуется", — подумала она, стараясь не обращать внимания. Но крики и сквернословие резали слух Аглае Петровне, и она решила подойти к ним, призвать к тишине. Приблизившись, она увидела, как те разбирают старое надгробие, уже снятое с могилы. "На металлолом, не иначе", — промелькнуло в её голове. Заметив постороннюю, один из парней бросил: "Пацаны, шухер!"

— Ни стыда, ни совести у вас нет, — укорила их Аглая Петровна. Ребята замерли. В глазах одного мелькнула мысль: "Сейчас расправимся со старухой".

— Вы что тут делаете? — вызывающе спросил один из них.

— А что на кладбище делают? Ворон считают? — с удивлением ответила Аглая Петровна.

— О, да вы, бабуль, с юмором, — усмехнулся второй парень.

— А вы вандализмом занимаетесь. Нехорошо, ребят, Бог накажет, — серьёзно произнесла Аглая.

— Да какой там Бог! Он нас и не видит. А вот вы — свидетель. Можете всё рассказать. А нам свидетели не нужны, — злобно выпалил первый парень.

— Ты что, меня пугаешь? — в глазах Аглаи Петровны отразился испуг.

— Да не пугаем мы вас, бабуль. Идите своей дорогой, а то мы ребята молодые, терять нам нечего, — проговорил самый молчаливый из них.

— Нечего терять? Вы правда думаете, что вам сойдет с рук этот шабаш на костях, пьяные выходки и осквернение памяти? — голос Аглаи Петровны, обычно тихий и ровный, звенел сталью в ночной тишине кладбища.

Один из парней, с наглым вызовом в глазах, достал нож-бабочку, намереваясь запугать старуху. Но Аглая Петровна оказалась не из робкого десятка. Легким движением руки она спустила с поводков своих доберманов. Звери, словно черные молнии, ринулись вперед, мгновенно свалив молодых вандалов на землю. Их рык слился с испуганными воплями.

— Ну что, поговорим теперь? — прозвучал над ними ледяной голос Аглаи Петровны.

— Что вы делаете, отпустите нас!

— Отбросы общества, — презрительно бросила старуха. — Что из вас вырастет? Бандиты и убийцы?

— А что плохого в воровстве? — огрызнулся один из парней. — У нас нет будущего. Родители его пропили.

Третий парень, оцепенев от ужаса, стоял в стороне, наблюдая за происходящим. Доберманы вцепились в одежду его товарищей, злобно рыча, не давая им даже пошевелиться.

Аглая Петровна, с дьявольским блеском в глазах, скомандовала своим псам:

— Кушать подано, мои сладкие.

При виде того, как его друзей рвут на части, парня охватила паника. Не раздумывая ни секунды, он бросился бежать вглубь леса, надеясь оторваться от преследующей его смерти.

— Малютка, за ним! — крикнула Аглая Петровна, увидев беглеца. Два других уже были мертвы.

Псы, словно выпущенные из лука стрелы, сорвались с места. Парень, обезумев от страха, не разбирая дороги, несся между деревьями, цепляясь за ветки и спотыкаясь о корни. Доберманы, чуя запах страха, неотступно следовали за ним.

В отчаянии, увидев вблизи силуэты собак, парень вскарабкался на ближайшее дерево. Доберманы, словно каменные изваяния, замерли у его подножия, не издавая ни звука. Они терпеливо ждали свою хозяйку, зная, что любой лай может привлечь нежелательное внимание. Парень дрожал на ветке, понимая, что его участь предрешена. Он был пойман в смертельную ловушку, где палачами были тишина и терпеливое ожидание голодных псов.

Сознание лихорадочно искало выход, но все пути вели в пасть к ожидающим внизу монстрам. В голове мелькнули обрывки воспоминаний: смех друзей, запах маминого пирога, первое свидание… Все это казалось такой далекой, нереальной жизнью, словно принадлежащей кому-то другому. Сейчас существовал только этот лес, эти псы и ледяной ужас, сковывающий тело.

Вдруг, словно ответ на его безмолвную мольбу, вдали послышался тихий треск веток. Надежда, хрупкая и слабая, как первый луч рассвета, затеплилась в сердце парня. Может быть, это спасение? Может быть, кто-то ищет его? Но тут же в голове всплыла страшная мысль: а что, если это еще один охотник?

Аглая Петровна, ведомая мерцающим огоньком маячка на ошейниках своих доберманов, пробиралась сквозь ночную тьму кладбища. Собаки, словно темные стражи, уже ждали её, а на ветвях ближайшего дерева, съежившись от страха, сидел паренек. Глаза его, как у загнанного зверька, выдавали отчаяние.

— Ну, что ты, не бойся меня, — голос Аглаи Петровны прозвучал неожиданно мягко в этой зловещей тишине. — Спускайся. Я просто хочу поговорить. Обещаю, никто тебя не тронет.

— Почему я должен вам верить? И кто вы такая? — прозвучал хриплый, дрожащий голос в ответ.

— Меня зовут Аглая Петровна. И если я дала слово, что ты останешься цел, так тому и быть, — в голосе женщины звучала стальная уверенность. — Как тебя зовут?

— А вам какая разница? Я все равно не слезу. Не верю я вам!

Аглая Петровна властным жестом приказала псам отступить на несколько шагов. Те, повинуясь, замерли за ее спиной, превратившись в две черные тени.

— Вот видишь? Я приказала им отойти. Я безоружна. Правда, я тебя не трону. Спускайся, поговорим.

— Александр… — тихо ответил парень. — Меня Александр зовут.

— Красивое имя, Саша. Сколько тебе лет? Где твои родители?

— Восемнадцать… А родители… — Александр замялся, — …дома, наверное, опять бухают. Мать — алкашка, отец — наркоман.

— Что вы делали на кладбище? Зачем решили заняться вандализмом?

— Мы… мы часто снимали железные надгробья, оградки… чтобы сдать в металлолом, — выдавил он из себя. — Жить-то на что-то надо. Родители заставляли, чтоб им деньги приносили. Сначала всё отдавали, а потом стали больше могилы разорять, чтобы хоть что-то и нам оставалось.

— Не переживай, Саша… Я тебя понимаю, — вздохнула Аглая Петровна. — У меня внук таким же был. Только его уже нет в живых.

— А что с ним случилось? — Александр, осмелев, начал осторожно спускаться с дерева и присел рядом с Аглаей Петровной.

— Мой внук умер от наркотиков. Гришей его звали, кстати… Вот видишь, а ты боялся.

Пока Саша разговаривал с Аглаей Петровной, та, словно опытный гипнотизер, усыпила его пропитанной едким зловонием тряпкой. Мир для Саши померк, а Аглая Петровна, одержимая зловещей решимостью, достала из бездонной сумки садовые ножницы. Чтобы навсегда запечатать его уста, она хладнокровно отрезала ему язык. Но старуха понимала, что даже без слов Саша мог бы описать её и её адских псов. В её глазах мелькнул проблеск безумия, и она извлекла из сумки склянку с прозрачной жидкостью.

— Теперь ты точно ничего не расскажешь, и никого не увидишь, — прошипела Аглая, закапывая капли в глаза парня.

Для полной уверенности она лишила его и пальцев на руках. Каждый палец, отсеченный с леденящим душу хрустом, она бросила в алчные пасти своих псов, приказывая им пожрать улики.

Спустя мучительные пятнадцать минут Саша очнулся. Его бил озноб, тело покрывал липкий пот ужаса. Он пытался закричать, но из горла вырывалось лишь невнятное мычание. Вокруг царила кромешная тьма, но он ощущал жуткое присутствие Аглаи.

— Саша, я обещала, что ты останешься жив, — прозвучал её ледяной голос. — Я сдержала слово. Но я знаю, что рано или поздно ты расскажешь об убийстве твоих товарищей. А свидетели мне не нужны. Поэтому я лишила тебя языка, пальцев и зрения. Это станет тебе уроком на всю жизнь. Прости, что так поступила с твоими друзьями. Теперь я уверена, ты навсегда замолчишь.

— М-м-м-м-м! — отчаянно вырвалось из горла Саши.

— Не пытайся ничего сказать. Я повторяю, это тебе будет большим уроком. Прости, что я так поступила с твоими друзьями. Теперь я уверена, что ты никому и ничего не расскажешь.

В это время за кустами, словно тень, наблюдал егерь. Он заметил странную возню в лесу и, крадучись, приблизился. Егерь стал невольным свидетелем жуткой сцены, от которой кровь стыла в жилах. Когда Аглая покинула свою жертву и направилась к выходу из леса, егерь, бесшумно скользя в тенях, приблизился к Саше. Его опытные псы не учуяли его, ведь он знал секреты леса и умел перебивать звериные запахи.

— Что же она с тобой сделала… Бедный парень, — прошептал егерь. — Позволь мне помочь тебе, отведу в свою егерскую…

Он помог Саше подняться и, бережно поддерживая, повел к своему лесному домику. Усадив его на старый диван, егерь сказал:

— Оставайся здесь, а я осмотрюсь. Если ты был один, кивни головой один раз. Если с друзьями — два раза.

Саша дважды качнул головой. Егерь должен был узнать, где искать его товарищей.

— Если вы были в лесу, кивни один раз, если рядом с кладбищем — два раза.

Саша снова кивнул два раза. Теперь егерь знал, где искать мертвых друзей. Он и так подозревал худшее.

— Я осмотрю местность, но сначала вызову полицию со своего телефона. А ты сиди и жди меня здесь. Если понял, кивни один раз.

Саша кивнул в ответ.

Егерь набрал номер полиции на дисковом номеронабирателе старого белого телефона. Взяв с собой верное ружье, он двинулся по тропе, ведущей прямиком к кладбищу.

Аглая Петровна, выйдя на дорогу, ощутила ледяное прикосновение чьего-то взгляда. Интуиция кричала об опасности, тревога расползалась под кожей. Из клатча она извлекла густую, почти черную мазь, напоминающую скорее обувной крем. Это была особая смесь, которой Аглая Петровна тщательно смазала подошвы своих ботинок и лапы собак. Она знала: если вызовут кинологов, четвероногие ищейки неминуемо возьмут след. Этот крем — её щит, её шанс обмануть чужой нюх.

Приближаясь к месту, где последняя раз виделись ребята, егерь уловил звук шороха. Он замер на месте, прислушиваясь. Псы Аглаи Петровны начали вести себя беспокойно, словно унюхали что-то странное. Егерь, опытный в лесных делах, знал, что какие-либо звуки могли выдать его присутствие, но ему было необходимо быть осторожным.

Вдруг он заметил следы: маленькие отпечатки обуви, ведущие вглубь леса. «Они далеко не ушли», — думал он и решительно двинулся вперед, стараясь оставаться незаметным. Внезапно, из-за кустов раздался смех, который сразу же заставил его напрячься. Это были не голоса Саши и его друзей, а чужие, наполненные злорадством. Егерь увидел мелькающую тень, которая уже скрылась вдали.

Егерь понимал, что нужно действовать быстро. Он достал ружьё и, быстро оценив обстановку, подошел ближе, чтобы оценить количество незнакомцев и разобраться, с кем ему придется столкнуться, но егерь понял, что ему эти звуки кажутся.

Он двигался осторожно, стараясь не привлечь внимание. Каждый шорох заставлял его настораживаться, сердце колотилось в ожидании чего-то ужасного. Темнота леса была почти осязаемой, и он чувствовал, как холодный ветер пробирается до костей.

Добравшись до дороги, он заметил, что мусор вокруг усиливает атмосферу заброшенности: разорванные пакетики, пустые бутылки, следы, которые не должны были быть здесь. Дорожный указатель, засыпанный листьями, говорил о том, что всем давно стало неинтересно это место. Егерь остановился, прислушиваясь к звукам, и, казалось, даже сама природа замерла в ожидании.

На кладбище его встретила тишина, прерываемая лишь скрипом ветвей и далеким воем ветра. Он осмотрел могилы, стараясь выявить что-то, что укажет на следы присутствия людей. Вдруг он заметил свежие цветы на одной из могил — это явно выдавалось чем-то странным. Надо понять, что здесь произошло. В голове егеря возникали вопросы, и каждый из них затягивал его в бездну тревоги. Саша был под угрозой, и времени оставалось всё меньше. Когда егерь добрался в конец кладбища, взгляд его упал на два распростертых тела, багровеющих на серой земле. Подойдя ближе, Аркадий Викторович лишился дара речи. Кровь, расползавшаяся темными лужами, зияющие раны на шеях… Кадыки вырваны, большая часть горла — словно растерзана. Егерь видел многое за свою жизнь, но такое — впервые. Вдалеке послышался звук приближающейся машины — полиция. Аркадий Викторович замахал руками, призывая их остановиться.

Из машины вышла женщина, полицейский, и её взгляд сразу же упал на тела и встревоженного егеря. Вскоре прибыли старший лейтенант Щукина и младший лейтенант Шишкин.

— Здравствуйте, оперуполномоченный Шишкин, и моя напарница, старший оперуполномоченный Щукина. Что здесь произошло?

Егерь, запинаясь, начал свой рассказ.

— Добрый день. Я Аркадий Викторович, егерь, держу пасеку в лесу, там и живу. Лес рядом с кладбищем, место мне знакомое. Сегодня пошёл, как обычно, улей проверять. И услышал странные звуки неподалёку. Пошёл тихонько посмотреть, что там. И увидел человека в чёрном. Чёрная олимпийка с капюшоном, лёгкие кожаные перчатки, спортивные штаны… То ли женщина, то ли мужчина, издалека не разглядишь. Этот человек общался с пареньком, а потом вдруг вырубил его и… начал что-то делать.

— Что конкретно? — перебила Щукина.

— Капли в глаза закапывал… а потом отрезал язык и пальцы на руках. Зачем — не понимаю. Ах да, с ним ещё две огромные собаки были, доберманы. Отрезанные фаланги пальцев скормил им.

Шишкин недоверчиво хмыкнул. — Вы сегодня ничего не употребляли? Вы хотите сказать, что преступник отрезал парню язык и пальцы и скормил своим псам? Ну, Свет, это бред какой-то.

— А то, что у жертв вырваны кадыки — это не бред? Продолжайте, Аркадий Викторович.

— Когда этот… тип скрылся в лесу, я подошёл к пареньку, чтобы помочь. Поднял его, отвёл к себе в дом. Он сейчас там сидит. Я его допросил, с кем он был, он кивнул, что с друзьями. Я вызвал вас, а сам пошёл искать его друзей. Пришёл сюда, а тут — два трупа… и вы.

— Понятно, — кивнула Щукина. — Оцепить территорию, вызвать СОГ. Я осмотрю местность, а ты, Миша, сходи с егерем в его домик и вызови скорую, чтобы парня в больницу забрали.

Пока Миша и Аркадий Викторович направлялись к егерскому дому, Щукина принялась осматривать место преступления.

Подойдя к неподвижным телам молодых ребят, лейтенант вглядывалась в застывшие лица. Как можно быть таким чудовищем? За что? Не находила ответа. С прибытием следственно-оперативной группы и оцеплением территории подоспели и санитары, чтобы увезти тела в морг. В момент погрузки Щукина остановила их. На груди убитых, словно клеймо, зиял символ, вырезанный острым лезвием или иглой: вертикально вздымающийся меч, а на его клинке — весы, символ правосудия. Что это значит? Щукина не понимала, но, запечатлев это жуткое послание на пленку, отправила фотографии в отдел.

Щукина погрузилась в раздумья, пытаясь разгадать значение вырезанных символов. Скудные, но красноречивые улики шептали о тщательно спланированном преступлении. Не просто жестокая расправа, а нечто большее, что-то зловещее, возможно, ритуал. В памяти всплыли отголоски старых дел, где криминальные группировки использовали символику как инструмент запугивания и власти.

Тем временем Миша привел егерь обратно к группе, но тот всё ещё дрожал от пережитого. Щукина заметила, как его глаза блестят от страха и непонимания, но она знала: нужно взять себя в руки и продолжать расследование. За плечами они ощущали тяжесть неразгаданной тайны, но осознание, что время играет против них, подстёгивало действовать быстрее.

Предупредив сотрудников о возможном повторении подобных преступлений, Щукина организовала дежурство в окрестностях леса. Она знала, что убийца всё ещё может скрываться неподалеку, и их задача — остановить его, пока не стало слишком поздно. Каждая минута имела значение, и не было времени для сомнений.

Пока СОГ и Щукина были на месте преступления, к егерскому домику уже подъехала скорая помощь. Миша и Аркадий Викторович (егерь) уже находились на месте. Когда Михаил увидел мальчишку, затянутого в шок, который дрожал, как застывший от холода, его охватило ужасное чувство. Руки парня были перевязаны бинтом; очевидно, егерь оказал первую помощь. Когда врачи подошли и начали осмотр, Миша отошел в сторону, чтобы не мешать работе. Подойдя к егерю, он стал расспрашивать его, но тот уже всё подробно рассказал.

Спустя некоторое время один из врачей обратился к Михаилу:

— Состояние пациента тяжёлое. Что с его глазами? Он всегда был слепым?

— Нет, — ответил егерь. — Ему накапали какую-то жидкость и из-за этого он ослеп.

— Стоп, — перебил врач, — я проверил дважды — такого быть не может. Как будто он всю жизнь был слепым. Мы забираем его в больницу, как только состояние улучшится, сообщим.

— Мы ищем преступника, который сделал это с парнем. Как его зовут?

— Он назвал своё имя, но я не расслышал его, — ответил егерь.

— Какой голос у преступника?

— Голос робота!

— Что за бред?

— Низкий, как у робота, курившего всю жизнь.

— Почему не сказал раньше?

— Вы и не спрашивали.

Михаил протянул ему визитку:

— Вот мой номер, если что-то вспомните, звоните.

— Хорошо, я был рад помочь.

Спустя четверть часа Михаил вновь стоял у зловещего эпицентра недавней трагедии. Пустота зияла там, где еще недавно лежали бездыханные тела юношей. Лишь призрачный отпечаток смерти витал в промозглом воздухе. Светлана, словно тень, погруженная в пучину раздумий, подняла на него печальные глаза и поведала о жутком знаке, вырезанным на груди убитых — клейме, словно сорвавшемся с полотен самого мрачного кошмара.

— Ты хочешь сказать, что наш убийца, или, возможно, целая группа убийц помечает своих жертв? — с недоумением спросил Миша.

— Нам нужно запросить дела предыдущих трупов и выяснить, были ли подобные символы у них, — ответила Светлана. — Если да, значит, мы на верном пути. Этот преступник, безусловно, уникален.

— Ты восхищаешься этой мразью? — воскликнул Миша.

— Нет, конечно, — Я говорю о его методах. Он оставляет за собой лишь кусок окровавленной ткани, найденный в парке, и всё. Никаких следов, ни отпечатков.

— Преступник всегда оставляет след, — возразил Миша. — Рано или поздно он расколется. Умный, да, это видно.

— Меня терзает вопрос: что он делал на кладбище, ведь расстояние от последнего преступления огромное. Если преступник из центра города, значит, тут кто-то похоронен.

— Но как ты можешь утверждать, что у этого «Чистильщика» кто-то здесь похоронен? — удивился Миша.

— Погрузимся в историю города, — углубилась Светлана. — Если он был на этом кладбище, ему должно быть около 50 лет или больше. В советское время это было единственное большое кладбище.

— Возможно, ты права, но тут лежит столько людей… — задумался Миша.

— И всё же, это дает нам зацепку — возраст преступника, — настаивала Светлана.

— У нас много стариков в городе, но вряд ли это кто-то из них.

— Может быть, стоит мыслить нестандартно? Мы предполагаем, что преступник молод, а что, если он один, и в возрасте? Это сузит круг поиска. Поехали в отдел, там разберемся дальше.

По пути в отдел Миша размышлял о высказывании Светланы. Их диалог всё ещё крутился в голове, и он понимал, что нестандартный подход мог бы привести к разгадке. Преступник мог скрываться за маской молодости, притворяясь одним из многих.

Когда они вошли в свой кабинет, Светлана сразу взялась за поиск архивов предыдущих дел. Она быстро листала документы, выявляя случаи, явно связанные с символом. Миша же, в это время, задумался о самом символе — о том, что он мог означать для убийцы.

Вдруг Светлана остановилась, указывая на одно из дел. «Смотри, это дело о давно забытом убийстве — десять лет назад. Жертва имела тот же символ на теле», — сказала она, с интересом глядя на Мишу. В их расследовании открывалась новая глава.

«Теперь нам нужно понять, что связывает эти трагедии», — отметил он. Вместе они начали составлять список возможных связей, упорно искали, как одна таинственная ниточка могла тянуться сквозь годы и судьбы людей. Каждое имя, каждый случай превращался в пазл, требующий сборки.

Вернувшись в отдел, Светлана и Миша направились к Брумелю, чтобы доложить о своих изысканиях.

— Как прошла поездка? «Опять трупы?» —произнес Брумель с легким недоверием.

— Да, снова двое, но один выжил. Ребята были втроём: маньяк убил двоих, а третьего оставил в живых, — ответила Светлана.

— Вы его допросили? — уточнил Брумель.

— Нет, это невозможно, — сказала Щукина.

— В каком смысле невозможно? — поджал губы Брумель.

— Проще говоря, наш убийца отрезал ему язык, чтобы он не мог говорить, — вмешался Миша. — По словам местного егеря, он также отрезал пальцы, чтобы жертва не могла описать его. И глаза, кажется, были обработаны неким ядовитым веществом. Зловещая хитрость.

— Черт возьми! Каким же нужно быть извергом, чтобы так расправиться с юношей! — воскликнул Брумель, потрясенный. — А про собак ты не сказал?

— Да, у маньяка есть два огромных добермана, — добавила Щукина. — По-видимому, они — его оружие.

— Нам нужно это дело раскрыть, — мрачно произнес Брумель.

— У меня есть две зацепки, — произнесла Светлана, её голос напоминал тихий, но уверенный поток. — На обоих трупах обнаружен окровавленный символ вертикального меча, обрамлённый весами. И покопавшись в архиве я нашла дело десятилетней давности.

Брумель приподнял бровь: — Интересно. И какие-же это зацепки?

Миша, явно стеснявшийся, произнёс: — Я всё сказал, могу уйти…

— Да, Миша, иди. Мы закончим, — ответил Брумель, провожая его взглядом.

Когда Михаил вышел, Светлана продолжила: — Я подумала. Дело «Ночной Парк» — место преступления в центре города, а кладбище «Центральное» в его окраинах. Как наш преступник оказался так далеко? У «Чистильщика» там кто-то похоронен, значит, ему не менее 50. Раньше было только одно кладбище, а новые появились лишь десять лет назад. И на старом «Центральном» кладбище больше никого не хоронят, ну в первую очередь очень трудно до него добраться.

— Это хорошая версия, Щукина, — одобрил Брумель. — Учитывая возраст маньяка и его двух доберманов, круг поиска сужается. Но это всё ещё версия.

— Могу идти? — спросила Света.

— Да, и удели время своей версии, — кивнул Брумель.

Она вышла и встретила Костика, который сообщил, что по обходам ничего нет.

— Кость, вечер, нам пора домой. Но мы едем поздравлять Аглаю Петровну с юбилеем.

— Да, а сколько ей?

— Ей 70 лет.

— Уже взрослая старушка, — подметил Костя с юмором.

— Нам нужно забрать Катю и вместе решить, что подарим.

Костя закатил глаза: — Может, она не хочет нас видеть.

— Но ей будет приятно, что о ней помнят! — уверенно возразила Света.

Размышляя о подарке, они подняли настроение шутками, пока не подошла Катя.

Когда Катя подошла, Света ярко улыбнулась, подмигнув Косте. — Ну что, готова к сюрпризу для Аглаи Петровны? — спросила она, обнимая подругу.

— Я вас около машины буду ждать. Промолвил Костя.

— Если это будет что-то вроде цветочной композиции, то я за, — ответила Катя, уверенно входя в поток разговора. — Но нам нужно что-то особенное. Она ведь всегда так тепло относилась к нам.

Разговор продолжался, и вскоре они расправили свои планы, словно раскрывая цветок. Обменивались историями о прошлом, находили общие воспоминания и смеялись, пока старая тёмная тайна оставалась в тени, придавая вечеру особую атмосферу.

— Вы что так задержались? — спросил Костя.

— Видишь ли, мы подготовились и чуть накрасились, — ответила Света с улыбкой.

— Ничего себе, я час вас ждал! — удивился Костя. — Вы, девушки, настоящие красотки, у меня аж голова закружилась.

Светлана смутилась, ведь дар безупречного комплимента ей был незнаком.

— У кого что болит, тот о том и говорит, Костя, — произнесла Света с игривым блеском в глазах.

— Ну что ж, девочки и мальчики, пора к Аглае Петровне. По дороге нам нужно забрать подарок, который мы с Катей приглядели.

Костя вздохнул, но с готовностью повёл их к вожделенному магазину, словно пастух, оберегающий трепетную отару предвкушения и нежной дружбы.

— Ну что, скидываемся? — спросил он, пряча улыбку.

— Никаких скидываний, ты нам должен будешь, — отрезала Светлана. — Мы с Катюшей сами всё оплатим.

— Нефертити, дамы мои, вот вы даёте, — с притворной покорностью вздохнул Костя. — Загнали мужика в долги — и хоть бы хны. Как вам это удаётся?

Катя лукаво улыбнулась:

— Это просто женская магия, Костя. Тебе её не постичь.

Сев в машину, ребята отправились на день рождения к Аглае Петровне. За рулём был Костя, ведь Света немного выпила. Подъезжая к ещё одному магазину, девушки ушли за подарком, оставив Костю ждать в машине. Спустя полчаса они вышли с красивой коробкой, содержащей сертификат на посещение Ботанического сада, где рос невероятно редкий цветок — Миддлемист красный, столь любимый Аглаей Петровной. Миддлемист Красный — это цветок, сверкающий ярким розовым, занесённый в Красную книгу. Существуют лишь два экземпляра этого редкого чуда природы: один прильнул к земле в теплице Британского Королевства, другой цветёт на родной земле в Новой Зеландии. Его величественные бутоны напоминают розу, однако сам цветок далеко не прост. Миддлемист, также известный как Камелия красная, родом из Китая и имеет симметричное строение лепестков.

Костя улыбнулся, наблюдая за их возбужденными лицами. Он знал, как много этот подарок значил для Аглаи Петровны. Она, всю жизнь посвятившая изучению растений, грезила увидеть Миддлемист красный. Этот цветок был для неё не просто ботаническим экспонатом, а символом надежды, напоминанием о том, как важно беречь хрупкую красоту окружающего мира.

Костя, удивлённый, восхищается сертификатом, украшенным позолотой: «Где ты его достала, Катя? Очень красивая роза на обороте сертификата»

«Это не просто роза, а необычная роза», — отвечает она.

«А выглядит, как обычная роза!» — восклицает Костя.

Светлана, нетерпеливая, предлагает отправиться к Аглае Петровне, ведь у них есть подарок: этот чудесный цветок. «Это почти невозможно, но мне его доставили из Новой Зеландии», — говорит она.

Тем временем Аглая Петровна, упрямо следя за своим внутренним голосом, не желает покидать дом в преддверии неожиданного визита. Спустя время её выпускники, войдя с поздравлениями, вызывают у неё неподдельную радость. «Я думала, что вы не вспомните!» — восклицает она, поражённая их заботой.

Дорога до дома Аглаи Петровны пролетела незаметно. Их встретила уютная атмосфера: потрескивающий камин, мягкий свет, льющийся из абажуров, и аромат свежеиспеченного пирога. Аглая Петровна, с лучистой улыбкой, уже ждала их у камина.

— Да вы мои хорошие, я не думала, что вы придёте, да и совсем не думала, что помните о моём дне рождения. Проходите, не стесняйтесь.

Ребята, зайдя в комнату, немного испугались, заметив двух доберманов. Светлана вспомнила о своём деле, но быстро отогнала мрачные мысли; как могла беззащитная старушка стать убийцей?

— Не переживайте, это мои собаки, они хорошо обучены и не тронут вас. Зовут их Малютка и Полночь.

Светлана, Катя и Костя обняли Аглаю Петровну, преподнесли ей сертификат на цветок Миддлемист и кулон. В глазах Аглаи Петровны вспыхнул огонек восторга, когда она увидела сертификат. Она прижала его к груди, словно самое дорогое сокровище. "Я так мечтала об этом," — прошептала она, едва сдерживая слезы. "Спасибо вам, мои дорогие."

— Ну мои хорошие, зачем вы тратились? Спасибо вам. Ой, я в полном шоке. Как вам удалось достать этот цветок? В мире всего два экземпляра! Надеюсь, вы уже передали его в ботанический сад?

— Да, цветок уже там, за ним ухаживают специалисты.

Аглая Петровна была счастлива видеть таких добрых гостей; они посидели за чаем, обсудили жизнь и, с наступлением вечера, начали ненавязчиво расходиться по домам.

Однако Светлану не покидала мысль о собаках. Когда Костя и Катя ушли, она решила остаться и пообщаться с Аглаей Петровной.

— Аглая Петровна, вы в курсе, что происходит в городе?

— Да, дороги никак не сделают. Я что, должна по этим выбоинам до поликлиники ходить? А эти самокатчики, в наушниках, летят сломя голову!

— Я не об этом — вы слышали о серийном убийце?

— Убийца? Нет, не слышала. Ещё нам убийц в городе не хватало. Зачем ты мне это говоришь?

— Я, как старший лейтенант, должна рассмотреть все версии.

— Так, стоп. Света, ты меня подозреваешь? — громко засмеялась Аглая.

— Нет, просто у нашего «Чистильщика» есть доберманы.

— Чистильщик? Вы ему уже имя придумали? Почему именно так?

— Чистильщик, потому что он выбирает жертв с плохим образом жизни. Очищает гниль с этого мира. А про доберманов мы бы не узнали, если б не свидетель.

— Ладно, Света, я не вникаю в ваши дела, но постараюсь быть аккуратней. Мне бояться нечего, я не пью и не курю.

— Просто предупреждаю, в наше время опасно жить, а когда появляется убийца — ещё хуже.

С тревогой на сердце Светлана, с подозрением на Аглаю Петровну, направилась домой. Попрощавшись, решила проверить её.

По дороге она позвонила Брумелю, рассказала о зацепке с Аглаей Петровной. Брумель не поверил, но они решили проверить информацию. Светлана попросила оцепить периметр егерского домика и предупредить его о возможном покушении, а также вызвать ОМОН, чтобы поймать убийцу с поличным.

Аглая Петровна ощутила на себе тень подозрений, которые нависли, как грозовые тучи. Она понимала, что, если попытается расправиться с егерем, немедленно окажется за решёткой. Затем её охватило прозрение: Светлана не могла упомянуть Чистильщика случайно — она, вероятно, намеревалась проверить её на вшивость.

Опергруппа уже находилась на месте последнего преступления, где Егерь заметил Чистильщика. Но настала тишина — утро приближалось, а никто так и не появился.

Брумель, звоня, произнёс: — Света, в следующий раз, когда появятся сомнения, не теряйся и предоставляй факты, а не предположения.

— У неё два добермана, я просто подумала, — ответила Светлана, пытаясь оправдаться.

— «Прежде чем думать, надо подумать, а стоит ли думать — Убедилась?» —раздражённо произнёс Брумель.

— Да, слышала, — расстроенно ответила Светлана.

— Теперь вернёмся к делу: напиши мне свои подозрения и отправь в кабинет по почте, а чтобы не мешали мысли, поработай недельку в архиве.

— Олег Анатольевич, там бардак!

— Я в курсе. Разгреби его, возможно, найдёшь что-то интересное. Это приказ.

Светлана, осознавая неподъемность навалившейся работы, отложила разбор архива на потом, предпочтя заняться текущими делами в другом архиве. В этот момент в её кабинет вошел Костя, с чашкой дымящегося кофе в руках — маленький жест, призванный подбодрить её. Константин давно хранил в сердце трепетную любовь к Светлане, но страх перед отказом сковывал его, не позволяя открыться.

— Доброе утро, — произнес Костя, протягивая ей кофе. — Пусть этот напиток развеет твою скуку.

— Спасибо, Костик, — улыбнулась Света. — Ты всегда так внимателен.

— Брумель совсем обнаглел, — проворчал Костя, кивнув на кипу бумаг. — И надолго ты здесь застряла?

— Сказал, на неделю, — вздохнула Светлана. — А ты что-то хотел, или просто решил меня навестить?

— Да… я… блин, ладно, неважно, — пробормотал Костя, заметно замявшись.

— Ну что ты, говори, — подбодрила его Светлана. — Чего застыл, как истукан?

— Короче… может, вечером в кино сходим?

Светлана была ошеломлена неожиданным предложением. Она и мечтать не смела, что Костя когда-нибудь решится пригласить её на свидание.

— Это… свидание? — тихо спросила она, стараясь скрыть волнение.

— Нет, что ты, — густо покраснел Константин. — Просто… кино.

— А, ну если просто кино, то пошли, — легко согласилась Светлана, скрывая торжество.

— Тогда до вечера, — с облегчением выдохнул Костя. — Я за тобой зайду.

Костя несмело приблизился к Светлане и коснулся её щеки мимолетным поцелуем. В её глазах отразилось смятение, смешанное с тихой, робкой надеждой. Она так долго ждала этого мгновения, мечтала о его взгляде, полном внимания, обращенном к ней.

Выпорхнув из кабинета, Костя пылал румянцем, ярче спелого помидора. Сердце ликовало: он пригласил Свету в кино! Взволнованно поделился он этой новостью с Мишей.

— Погоди, Костян, ты Щукину в кино позвал?

— А что такого? Ты, может, хотел, чтобы я тебя пригласил? — отшутился Костя.

— Да ладно тебе, Костян, вечно ты остришь. Я просто удивлен, что Щука согласилась. Что она в тебе нашла-то?

— Это ты к чему? Ты что, против? А-а-а-а! Понял! Ревнуешь меня к Светке? Сам же за ней сохнешь, а тут я первый шаг сделал, и ревность полезла наружу.

— Кого ревновать? Тебя? Да брось, Костя, да она тебя сама бросит через месяц, а может, и через неделю.

— Да ладно тебе, не кипятись. Может, и тебя кто-нибудь сводит в кино. Вон, попроси Димона, он тебя с радостью сводит. Чтобы ревности не было, — съязвил Костя.

— Да пошел ты… Кость, ты же знаешь, я Свету люблю. Не ожидал, конечно…

— Прикинь, я её тоже люблю. Просто у меня яйца оказались крепче. Не обижайся, может, и тебе повезёт, — с напускным равнодушием закончил Костя.

После разговора с Мишей, Костя с энтузиазмом принялся за работу, словно крылья выросли за спиной — мечтал поскорее завершить дела и купить билеты в кино. А Миша, снедаемый неясной тревогой, решил навестить Свету в архиве, чтобы разложить всё по полочкам, развеять сомнения, как утренний туман.

— Тук-тук, — тихо постучал он в дверь.

— Войдите, — отозвалась Света.

— О, Миша, это ты! Привет, как ты? Даже утром не заглянул, не поздоровался… Всё в порядке? — в голосе Светы звучало легкое удивление.

— Привет, Свет. Да Брумель сразу работой завалил, вот и не забежал. Слушай, хотел у тебя спросить… Только, между нами.

— Конечно, я как немая рыба, все между нами…

— Тебя правда Костя пригласил в кино?

— Да, правда. А что? — Света вопросительно вскинула брови.

— Да ничего… Просто будь с ним поосторожнее. Он парень скользкий, себе на уме.

— Ты что, ревнуешь меня? — в ее голосе прозвучала насмешка.

— Нет, зачем мне это? Нет, — Миша попытался скрыть неловкость. — Я просто хочу тебя предупредить и всё. Он говорит одно, а делает другое.

— А, может, я уж сама разберусь, хорошо, Миш? Ты ступай, ступай, мне ещё работать нужно.

Миша, с тяжелым сердцем, покинул кабинет Светланы. В это же время Аглая Петровна собиралась в магазин — пополнить запасы провизии для своих четвероногих друзей и себя самой.

                                                Глава 2. Скелеты в шкафу.

Аглая Петровна, словно бабочка, выпорхнула из подъезда, ведя на поводке своих угольно-черных доберманов. Улица встретила её нервным шепотом — перепуганные обыватели, словно вспорхнувшие воробьи, переносили из уст в уста зловещую весть о маньяке, чья тень нависла над их тихим городком. Взгляд Аглаи скользнул по столбу, где криво красовался фоторобот, больше похожий на карикатуру. «Разыскивается преступник…» — гласила казенная надпись, а нелепое изображение вызывало лишь презрительную усмешку. Расплывчатая фигура в бесформенном балахоне, лицо, скрытое глубокой тенью капюшона… «Да вы шутите?» — мысленно фыркнула она. — «Неужели нельзя было хоть немного поработать над изображением? В век высоких технологий можно идентифицировать личность и в маске, а вы словно застряли в каменном веке». И как догадаться, что преступник, которого вы безуспешно ищете, — это я? Что моё оружие — мои верные доберманы, готовые разорвать любого по моему знаку? Вы сами окрестили меня «чистильщиком», так вот я и продолжу вычищать этот город от скверны и гнили. Кто заподозрит в зверствах беззащитную старушку? Кому придет в голову, что серийный убийца — это я? Полиция ищет мифического мужчину или группу отморозков, мнящих себя санитарами города, но нет, этот чистильщик — я, Аглая Петровна, и мои псы — мои верные инструменты правосудия.

Аглая Петровна остановилась у витрины кондитерской, делая вид, что рассматривает эклеры, но на самом деле сканировала отражение улицы. В ее глазах не было ни тени страха, лишь холодная решимость. Слухи о маньяке придавали её действиям ореол таинственности, добавляли остроты в её игру. Люди шарахались от неё, шептали за спиной, но никто не смел смотреть ей в глаза. Это льстило её самолюбию, позволяло ощутить себя вершителем судеб, творцом нового порядка.

Довольно улыбнувшись своим мыслям, Аглая Петровна скомандовала доберманам сидеть и вошла в кондитерскую. Продавщица, молодая девушка с испуганными глазами, едва смогла выдавить из себя приветствие. «Два эклера с заварным кремом и коробочку птичьего молока», — спокойно произнесла Аглая Петровна, наблюдая, как девушка дрожащими руками собирает заказ. Она чувствовала её страх, наслаждалась им. Этот город погряз в трусости и равнодушии, и она должна была встряхнуть его, заставить проснуться.

Выйдя на улицу, Аглая Петровна направилась в парк, где её уже ждала очередная жертва — жалкий торговщик смертью, отравляющий юные души. Информация, полученная из проверенного источника, была, как всегда, досконально изучена. Аглая Петровна не знала промахов. Эмоции не имели над ней власти — лишь холодный, безжалостный расчет, лишь непоколебимая справедливость.

В глубине парка она заметила его: худощавый парень в спортивном костюме что-то впаривал кучке подозрительных подростков. Аглая Петровна дала знак своим доберманам. Чёрные, как сама ночь, тени бесшумно сорвались с поводка. Мгновение спустя тишину парка разорвал отчаянный вопль, но он быстро захлебнулся в надвигающейся тьме. Аглая Петровна приблизилась к бездыханному телу и легким движением оставила на нём свой зловещий знак — весы и меч. С чувством выполненного долга, она покинула парк, оставив за собой лишь леденящую тишину и страх. Город должен быть очищен.

Вернувшись домой, Аглая Петровна тщательно вымыла руки, словно смывая с себя следы соприкосновения с грязью мира. Она не испытывала угрызений совести, лишь легкое удовлетворение от проделанной работы. Её методы, возможно, и были радикальными, но они работали. Преступность в городе неуклонно снижалась, наркоторговцы боялись высунуть нос на улицу, зная, что их может постигнуть участь, постигшая многих до них.

Она прошла в кабинет, где на стене висела большая карта города Ильменегорск, и отметила ещё один район зеленым цветом — очищен. Оставалось ещё много работы, но Аглая Петровна была полна решимости довести её до конца. Она чувствовала себя обязанной перед городом, перед людьми, которые жили здесь и хотели жить в мире и безопасности.

Внезапная, короткая трель телефона, словно ледяной осколок, расколола звенящую тишину её задумчивости. Незнакомый номер — зловещий предвестник нежданных вестей. Аглая Петровна насторожилась, будто услышала скрежет невидимых когтей, царапающих хрупкое стекло её внутреннего мира. В трубке прозвучал слабый, дрожащий голос её пожилой соседки, чей мир съежился до размеров больничной койки. Сбивчиво лепеча, старушка попросила сходить в магазин за молоком и гречкой — за призрачной надеждой на жизнь. Аглая Петровна не могла отказать этому беззащитному созданию, зная, что в глазах окружающих, даже будучи чудовищем в душе, она казалась воплощением невинности и доброты, тихой гаванью в бушующем море подозрений. И, не успев сменить уличное пальто на домашний халат, Аглая Петровна во второй раз за день отправилась в магазин, неся в себе странную смесь сочувствия и тщательно скрываемой тьмы. На каждом столбе, словно траурные ленты, алели листовки с описанием внешности неуловимого преступника. Аглая Петровна усмехнулась: они ищут тень, призрак. Она — Чистильщик, карающая длань города, и её никогда не поймают. Преступность в городе затихла, маргиналы дрожали в своих норах, страшась её праведного гнева. А Аглая Петровна, опьяненная своей силой и безнаказанностью, с каждым разом жаждала всё больше крови и безумия. Она упивалась страхом в глазах жертв, наслаждалась их мольбами, а потом выпускала своих доберманов, чтобы те, повинуясь инстинкту, перегрызали им глотки.

— Ладно, Полночь, Малютка, идем, — пробормотала она, ускоряя шаг. Проходя мимо людей, одетых в подобные балахоны, Аглая ощущала себя воровкой, крадущей чужие мысли. Пронзительные взгляды прохожих, знающих о приметах преступника и его двух доберманах, обжигали её спину. "Главное — не паниковать, — твердила она себе, — я точно не под подозрением".

В магазине Аглая Петровна двигалась с грацией хищницы, высматривающей добычу. Она взяла пакет молока, пачку гречки и, словно случайно, задержалась у прилавка с ножами. Её пальцы, тонкие и длинные, скользнули по лезвию кухонного тесака, представляя, как он рассекает плоть. Она облизнула губы, ощущая металлический привкус во рту. Нет, сегодня не время. Сегодня она — добрая соседка, ангел милосердия.

Выйдя ещё из одного магазина с двумя неподъемными пакетами, Аглая решила срезать путь через гаражный комплекс — настоящий лабиринт из железных стен, в котором легко заблудиться. Но она-то знала кратчайший путь к дому. Приближаясь к цели, она услышала громкие голоса, брань, крики. Сначала хотела обойти стороной, но любопытство пересилило. "Всё-таки пройду мимо", — решила она.

В гаражном массиве, где тени сгущались под покровом вечера, расположилась компания молодых людей. Пятеро приятелей, в атмосфере беззаботности, раскрыли утробу гаража, откуда хлынули ритмы музыки, смешиваясь с терпким запахом алкоголя и травяного дыма. Заметив одинокую фигуру старушки, выгуливающей собак неподалеку, их разгоряченные умы подкинули идею невинной, как им казалось, шалости.

— Эй, бабуль, не хочешь пивка глотнуть? — выкрикнул один из них, распаляемый алкоголем.

Подойдя ближе, Аглая окинула их взглядом, полным иронии и усталости.

— Что, юноша, к молодым дамам подход найти не можешь? Или вкус к зрелой красоте проснулся?

Взрыв хохота прокатился по гаражам.

— О-о-о-о, Серёг, да она тебя уделала! — скандировали друзья.

Аглая вскинула подбородок.

— Во-первых, элементарное уважение к старшим ещё никто не отменял. Во-вторых, я вам не подружка, чтобы фамильярничать. И в-третьих, вечер на дворе, пора и честь знать. Я вам не Минздрав, предупреждать не буду — сразу полицию вызову.

Из тени гаража выступила девушка.

— Да ладно, бабуль, чего ты такая злая? Присядь, отдохни с нами. Мы же никому не мешаем.

— Мешаете, — отрезала Аглая, — Дома видите? Это не просто гаражи, здесь люди живут. И, представьте себе, работают. Если до одиннадцати не угомонитесь, пеняйте на себя! Я на пятом этаже живу, как на ладони всё вижу.

С этими словами Аглая, словно тень, скользнула в сторону дома, оставив после себя лишь эхо своих слов. А молодые люди, ненадолго притихнув, вновь погрузились в атмосферу беспечного веселья.

Вернувшись к старушке, Аглая Петровна поставила пакет с продуктами на тумбочку. Слабые пальцы коснулись её руки в благодарность. Аглая Петровна улыбнулась — искренне и тепло. В этот момент она действительно чувствовала сострадание, как будто кусочек человечности ещё тлел в её черной душе. Она поправила сбившееся одеяло и ушла, оставив старушку в её тихом, угасающем мирке.

На улице её ждала ночь, её верная союзница. Фонари выхватывали из темноты обрывки зданий, силуэты прохожих. Аглая Петровна направилась в свою квартиру, где в тёмной комнате её ждали верные псы. Она чувствовала их нетерпеливое дыхание, предвкушение предстоящей охоты. Сегодня ночью она снова станет Чистильщиком.

В голове уже зрел план. Один из тех, кто посмел украсть кошелек у матери-одиночки. Ничтожная кража, но для Аглаи Петровны это был повод для правосудия. Она найдет его, выследит, как дичь, и скормит своим псам. Она уже представляла его перепуганное лицо, мольбы о пощаде, хруст костей под мощными челюстями.

Дома Аглая Петровна облачилась в траур, словно ночь опустилась на её плечи. Кожа перчаток, тугая и холодная, скрыла тонкость аристократических пальцев. Намордники легли на морды псов, и те заскулили, предвкушая таинство, тычась влажными носами в её ноги. Она коснулась их взъерошенных загривков, и по венам разлился ледяной адреналин. Сегодня голод утолится.

Старый, неказистый автомобиль, завещанный покойным мужем для подобных выездов, ждал её. В бардачке, словно грех, таился пистолет, но Аглая Петровна предпочитала исконную, "традиционную" справедливость. Псы завыли в унисон с мотором, чуя добычу, и машина тронулась, рассекая густую тьму. Впереди расстилался город, полный гноя и порока, и она, Чистильщик, шла вершить свой безжалостный суд.

Выследить вора оказалось дьявольски легко. Он забился в смрадную клоаку на краю города, окруженный таким же отребьем. Аглая Петровна наблюдала, растворившись в тенях, ожидая часа расплаты. Когда он вывалился на улицу, пьяный и шаткий, она дала псам знак.

Рваные звуки агонии потонули в ночи. Аглая Петровна подошла к распростертому телу, барахтающемуся в луже собственной крови, и вырезала на его плоти свой зловещий знак — весы и меч. В застывших глазах плескался первобытный ужас. Она удовлетворённо кивнула. Правосудие свершилось. Из грязных лохмотьев она извлекла украденный кошелек и положила его на видном месте, словно милостыню. Пусть мать-одиночка получит своё.

Она ушла, предоставив псам довершить кровавый пир. Ночь сомкнулась над ней, укрывая следы преступления. Аглая Петровна возвращалась домой, ощущая странное, холодное умиротворение. До завтра. Завтра она снова станет Аглаей Петровной, добродушной соседкой, тихим ангелом утешения. А ночью… ночью кошмар вернется. Но покою мешали парни в гаражном комплексе, устроившие гвалт и грохот посреди ночи, когда часы пробили полночь.

В полицейском участке назревала подлость. Миша, поддавшись низменному порыву, задумал подставить Костика. Сжимая в руках дело Кости, словно приговор, он вошёл в кабинет Брумеля.

— Чего тебе, Миша? — буркнул Брумель, не поднимая глаз от бумаг.

— Олег Анатольевич, не сочтите за донос, но считаю своим долгом сообщить: работа есть работа, а личные отношения — личное дело. Нельзя превращать отдел в подобие телешоу, — Миша старательно изобразил невинность.

— Стоп! Кто у нас тут выясняет отношения? И причём тут "Дом-2"? — Брумель нахмурился.

— Да Костя ваш! С лейтенантом Щукиной! У них там страсти кипят, а дела пылятся. Не то чтобы я ревновал, но любовные переживания мешают не только им, но и всему отделу. Вот, к примеру, это дело, — Миша ткнул пальцем в папку. — Сегодня он должен был на место преступления выехать, свидетелей опросить, всё запротоколировать, отпечатки пальцев снять, отчёт составить! А он что? С Щукиной взглядами перемигивается. Безобразие, одним словом.

— Я тебя услышал, — отрезал Брумель. — Вызови Костю ко мне.

— И, Олег Анатольевич, можно Косте не говорить, что это я… сообщил?

— Конечно, конечно, — рассеянно ответил Брумель.

Миша, сияя от предвкушения, поспешил сообщить Константину, что начальник желает его видеть. Костя, недоумевая, гадал, о чём же Брумель хочет поговорить с ним в конце рабочего дня.

Подойдя к кабинету, Костя постучал и вошёл.

— Олег Анатольевич, вызывали?

— Да, Кость, проходи, присаживайся, — Брумель указал на стул.

— Спасибо, я постою, — ответил Костя, чувствуя неладное.

— Ну, стой, как знаешь. В общем, тут выяснилось, что некоторые сотрудники занимаются на работе амурными делами, а не прямыми обязанностями. Что скажешь по этому поводу?

— Амурными делами? — удивился Костя. — Кто же это? Без понятия… Но, знаете, Олег Анатольевич, мы все люди, и ничто человеческое нам не чуждо. Чувства — это ведь прекрасно.

— Не спорю, но лишь когда эти чувства не мешают работе! Согласен, Кость? Короче говоря, не буду ходить вокруг да около: мне известно, что вы со Светланой увлечены личной драмой, а не служебными обязанностями. Отчёт, который ты должен был закончить сегодня, до сих пор не готов. В общем, у тебя сегодня ночное дежурство. А Щукина и без того наказана — пусть посидит в архиве, доделает работу и отправляется домой. Возмущённо ответил Брумель.

— Ну, Олег Анатольевич, за что? Неужели за то, что я пригласил Свету в кино?

— Дело не в ваших отношениях — это ваше личное дело, сами разберётесь. А ночное дежурство ты получаешь за невыполненную работу. Всё, давай, иди. До завтра.

— Я вас понял, до завтра.

Костя вышел из кабинета начальника расстроенный и обозлённый. Он был уверен, что Миша наябедничал Брумелю. Решив выяснить отношения, Костя дождался, когда Миша соберётся домой. Коллеги уже разошлись.

— Ну что, крыса, добился своего? — процедил Костя.

— Эй, полегче, утихомирь свой пыл, мальчик. Попробуешь меня тронуть при исполнении, будут проблемы.

— Да об такое дерьмо руки марать противно, потом вонять будет. Не ожидал я, Миша, такой подлости из-за того, что я первым пригласил Свету в кино. У неё уже билеты, она ждёт меня…

— Какие подлости? Ты о чём, Костик?

— Знай, друга у тебя больше нет. Я тебе верил, уважал как брата, мы же с детства знакомы, а ты… как крыса.

— Хочешь выяснять отношения? Отлично, давай поговорим. Помнишь Ксюшу, твою бывшую жену, которая тебе изменила? А знаешь, кто её трахал в твоей кровати? Это был я. А тебе она сказала, что уехала к маме и бросает тебя, потому что якобы там нашла новую любовь. И целых два года я её пользовал, а ты и не подозревал. Потому что ты сломал мне жизнь. Из-за тебя погиб мой брат. Ты думаешь, я это забыл? Когда вы, как два конченых наркомана, валялись летом под кайфом возле магазина, кто вас нашёл? Я. Тебя спасли, а он от передоза умер. Я выяснил, кто его подсадил на наркотики — это был ты! Скажи спасибо моему дяде, который дружит с твоим отцом и пристроил тебя в полицию. Я тоже вёл похожий образ жизни, но меня батя быстро в полицию запихнул. Больше к прошлому не вернусь. А твою тайну — что ты бывший наркоман — знаем только я, ты и мой дядя. Я могу сделать так, что об этом узнает и Света. Так что, мальчик, не буди лихо, пока оно тихо.

Ярость клокотала в Косте, грозя вырваться наружу. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться на Мишу.

— Итак, — процедил Костя, в каждом слове сквозила ледяная угроза. — Ты хоть понимаешь, на кого замахнулся? Хочешь войны? Что ж, я обещаю тебе, ощущения будут незабываемые. Насчет твоих похождений с Ксюшей я в курсе. И не думай, что я сидел сложа руки. Помнишь, твоя сестрица мечтала о карьере в МВД? Так вот, можешь поблагодарить меня — ее мечтам не суждено было сбыться. Где она сейчас, кстати? Ах да, в больнице, точно. Извини, дружок, но эту битву ты проиграл еще два года назад. И не надо меня пугать своими наркотиками, а то вдруг оступишься и навестишь сестру в травмпункте.

— Ну ты и мразь… — с ненавистью подметил Миша.

— Мразь? Нет, я просто вернул тебе должок двухлетней давности. Ты два года спал с моей бывшей, а потом пил со мной пиво и смотрел футбол, как ни в чем не бывало. Я, между прочим, даже пальцем не тронул твою сестру, лишь лишил ее глупой мечты. А вот ты поступаешь, как последняя сволочь.

— Короче, я тебя предупредил, отвали от Светки. Она моя.

— А то что? А…

— Узнаешь что. Я сказал…

(Автор). Так порой любовь безжалостно рушит самые крепкие узы дружбы.

Миша ушел, а Костя остался на ночное дежурство. Выходя из здания, Миша заметил Светлану, ожидавшую Костю.

— Он уехал еще днем, — небрежно бросил он, подойдя к ней, — и телефон отключил.

— Как уехал? Куда? — растерялась Света. — Он же сегодня билеты принес, мы же в кино собирались!

— А, Костя тебе ничего не сказал? Он умотал к друзьям на отдых.

— К друзьям? Ну, ладно, — напускная бодрость дрогнула в ее голосе. — Знаешь что? Пошли со мной в кино. Это будет ему уроком.

Миша, чьи коварные планы начинали воплощаться, изобразил колебание.

— Да неудобно как-то… Ты же с Костей хотела. Я…

— Хотела, но он уехал, даже не предупредив. Чтобы билеты не пропадали, приглашаю тебя.

Миша, предусмотрительно разрядивший телефон Кости еще днем — тот, как назло, забыл зарядку дома — знал, что соперник остался без связи.

— Ну, пошли, — притворно застеснялся он. — Буду только рад составить тебе компанию.

Светлана и Миша направились в кинотеатр, а тем временем Аглая Петровна не могла уснуть из-за шума на улице. Веселье отдыхающих продолжалось.

Вечер обволакивал город, когда Аглая, облаченная в строгий костюм, вывела на прогулку своих доберманов. Поводки натянулись, и она двинулась в сторону гаражного массива, где её ждала неизбежная встреча. Там, в полумраке, как и накануне, бесчинствовала компания молодых людей. Аглая решительно направилась к ним, готовая вновь призвать к совести.

— Ну, ребята, уговор есть уговор, — начала она, — время позднее, половина двенадцатого, а у вас грохот на весь квартал. Подумайте о людях.

Один из парней, с мутным взглядом и заплетающейся речью, презрительно усмехнулся:

— Бабка, да плевать мы хотели на твои уговоры. Ты знаешь, кто мой отец? Депутат городской думы! Здесь всё мое, что хочу, то и ворочу. Захочу — вышвырну тебя вместе с твоими шавками на улицу. Иди своей дорогой, старуха, не мешай нам отдыхать.

— Я сейчас полицию вызову, — не сдавалась Аглая, — люди с работы пришли, им завтра снова туда, а тут такое… И не надо меня пугать, мальчик. Я прожила долгую жизнь, чтобы какой-то молокосос меня запугивал.

— Ты чего привязалась, старая? — огрызнулся тот. — Деда, что ли, давно не было? Решила молоденького найти? Сразу говорю, бабуль, ты не в моем вкусе.

Хамство юнца вывело Аглаю Петровну из себя. Недолго думая, она влепила парню звонкую оплеуху. Тот, опешив от неожиданности, толкнул ее в ответ. Аглая, не удержавшись на ногах, упала. Доберманы, вздыбившись, ощетинились, готовые разорвать обидчика хозяйки. Аглая, с трудом поднявшись, успокоила псов.

— Ты ответишь за это, старая карга, — прошипел мажор, — я тебя засужу!

Аглая отряхнула пыль с костюма и с достоинством ответила:

— Я-то отвечу, а вот ответишь ли ты за свои грехи перед Богом?

— За какие еще грехи? — опешил парень. — Ты чего, бабка, совсем с катушек слетела?

Смерив его и его дружков испепеляющим взглядом, Аглая скрылась за углом гаража. Там, глубоко вздохнув, она попыталась унять дрожь в руках. Ребята, решив, что назойливая старуха наконец-то отстала, облегченно вздохнули. Аглая же, достав из клатча небольшой сферический шар с мутной жидкостью внутри, пробормотала себе под нос:

— Сейчас я вам устрою дымовую вечеринку.

Шар, выпущенный из-за угла, с глухим стуком разбился о бетон. Мгновенно все вокруг заволокло густым, едким дымом. В этот момент Аглая издала короткий, пронзительный свист. Звук, неслышимый для человеческого уха, был хорошо знаком стае одичавших собак, обитавших в окрестностях. Подгоняемые инстинктом, они с яростным лаем вырвались из темноты и набросились на дезориентированных дымом парней. Минуту спустя гаражный комплекс огласили истошные крики. Псы рвали и терзали свои жертвы. Через пять минут крики стихли. Аглая, издав другой, более низкий и протяжный свист, отозвала стаю. Звери, подчиняясь ее воле, скрылись в ночи, оставив после себя лишь смрад и тишину.

Дымная завеса рассеялась, обнажив жуткую картину: пять безжизненных тел юношей, с перегрызенными глотками, распростерлись на земле. Кровь обильно залила асфальт, изуродованные тела безмолвно взирали мертвыми глазами на усыпанное звездами небо. Никогда больше не увидят они лунный свет, не почувствуют тепло солнца, и новый день для них уже не наступит.

— Ну вот, теперь тихо, — прошептала Аглая, — хоть людям спокойно будет спать.

Проходя мимо тел, она едва заметно улыбнулась и, достав из кармана иглу, обработанную спиртом, нанесла на их тела символ меча и весов. Выйдя из гаражного комплекса, пропитанного запахом похоти, алкоголя и наркотиков, Аглая жадно вдохнула грязный воздух города.

— Сколько же скверны в этом городе, — пробормотала она, — я стану вашим Чистильщиком, очищу вас от этой грязи.

Аглая Петровна достала из кармана листовку с лицом разыскиваемого преступника и, разорвав её в клочья, бросила под ноги. Пусть город спит спокойно. Чистильщик не дремлет. И пока она жива, справедливость восторжествует, даже если эта справедливость будет окрашена кровью и безумием.

Жуткий смех старухи эхом разнесся по темным улицам Ильменегорска.

Поздний час выплеснул на улицы ночную элиту, словно из распахнутой шкатулки с драгоценностями. Аглая, ведомая темной охотой, скользнула в лабиринт ночного города, направляясь к кинотеатру в поисках мимолетной добычи. Угрюмый угол дома выставил напоказ хрупкую фигурку: юная девушка, закутанная в вызывающую броню короткой юбки, обтягивающего топа и легкой курточки, отороченной мехом, одиноко курила, словно пытаясь развеять дымом собственную уязвимость. Аглая, с холодным безразличием профессионала, сразу определила: ночная бабочка, заплутавшая в неоновых джунглях.

Аглая приблизилась бесшумно, как тень, ее высокие каблуки не издавали ни звука на мокром асфальте. В ее движениях чувствовалась отточенность хищника, уверенного в своей силе. Она остановилась в нескольких шагах, оценивая жертву цепким взглядом. Девушка, казалось, не заметила ее приближения, утонув в меланхоличной дымке сигаретного дыма.

— Внученька, не подскажешь, который час? — окликнула она девушку.

— Бабуль, ты чего так пугаешь? — вздрогнула та. — Второй час ночи уже. Иди лучше отсюда, у нас по ночам неспокойно.

— Знаю, знаю, внученька. А что ты тут в такую темень делаешь?

— Меня Кристина зовут, кстати. Я тут подрабатываю. Жду клиента, он на премьере, а я не пошла, не хочу светиться перед знакомыми людьми.

— Кристина, красивое имя. А клиента… в каком смысле?

— Ну, клиента жду, да. Я по ночам проституцией занимаюсь.

— Ну, дочка, это дело каждого, конечно. Но мой тебе совет — бросай это дело. У тебя же, наверняка, есть нормальная работа?

— Есть. Я медсестрой работаю в травмпункте. Думаете, мне хватает на жизнь?

— Меня, кстати, баба Глаша зовут. Можно просто Аглая Петровна.

— Очень приятно, Аглая Петровна. А вам не страшно по ночам гулять?

— А кого мне бояться? Я вон не одна, со мной мои псы.

— Ну да, вижу. Это же доберманы, если не ошибаюсь. Они у вас очень большие. Я бы не рискнула вас грабить, — пошутила Кристина.

— Да, большие, — улыбнулась Аглая. — Я чего подошла… Заблудилась. Не подскажешь, как выйти на улицу Ленина?

— Ах да, пошлите, я вас провожу. Все равно мне еще час клиента ждать.

Аглая приняла предложение Кристины, и они нырнули в темный переулок, где сумрак сгустился до осязаемой плотности. Два робких фонаря тщетно пытались пробить брешь в надвигающейся тьме, а пронизывающий ветер, подобно ледяному кинжалу, полосовал лица редких прохожих, оставляя на щеках обжигающий след.

Звук их шагов эхом отскакивал от кирпичных стен, многократно усиливаясь в узком пространстве. Запах сырости и застоявшегося мусора въелся в воздух, проникая в легкие и оставляя неприятное послевкусие. Аглая поежилась, чувствуя, как холод пробирает до костей, несмотря на теплый плащ. Кристина, казалось, не замечала дискомфорта, уверенно двигаясь вперед, словно хорошо знала этот мрачный лабиринт.

— Давно в эскорте? — небрежно поинтересовалась Аглая.

— Лет пять, — вздохнула Кристина. — Брат думает, я всё ещё маменькина дочка, вся такая начитанная, образованная… А жизнь сложилась иначе. Медсестрой стала. Один козёл в юности перечеркнул мои планы, а я ведь в МВД хотела работать, по стопам отца пойти. Брат у меня в полиции служит, а я вот… медсестра. Денег катастрофически не хватает, вот и подрабатываю по ночам.

— Ну, ты же красивая, молодая, — заметила Аглая. — Бросай ты это дело.

Внезапная, кинжальная боль пронзила Аглаю Петровну, согнув её пополам, словно старое дерево от порыва ветра. Тихий стон сорвался с её губ.

— Погоди, внученька… что-то мне дурно… присядем.

Кристина, с испугом глядя на побледневшее лицо бабушки, помогла ей опуститься на ближайшую парковую скамью. В следующее мгновение Аглая, с дьявольской ловкостью фокусника, извлекла из бездонной сумки платок из черного шелка. Окинув окрестности беглым, зорким взглядом, убедившись в отсутствии свидетелей, она резко прижала ткань к лицу Кристины. Мир для девушки померк, сознание ускользнуло, оставив лишь безвольную куклу. Аглая, не теряя ни мгновения, поволокла обмякшее тело в темную пасть густых кустов.

— Жрать, — прозвучал её сухой, повелительный шепот, адресованный двум огромным доберманам, застывшим неподалеку в напряженном ожидании.

И псы, мгновенно повинуясь, обрушились на свою жертву. Клыки, словно лезвия, рвали нежную плоть, когти терзали лицо, превращая его в окровавленное, неузнаваемое месиво. Насытившись, звери отступили. Аглая извлекла из маленького клатча тонкую, острую иглу и уверенным движением вывела на голой коже, среди изуродованных ран, свой зловещий символ — скрещенные меч и весы. Словно отряхивая несуществующую пыль с безупречного костюма, она спокойным, размеренным шагом направилась через парк, к своему дому, унося с собой тайну и запах крови.

Дома Аглаю Петровну встретили лишь безмолвие и сумрак, густевший в углах комнат. Она прошла в кабинет, где в камине уже плясали языки пламени, отбрасывая причудливые тени на стены. Мельком взглянув на своё отражение в зеркале над камином, она позволила себе едва уловимую, загадочную улыбку. Ни одна предательская морщинка не выдавала бремени лет, ни одна серебряная нить не пробивалась сквозь безупречно уложенные волосы. Казалось, сама вечность отступила перед её неувядающей красотой.

Опустившись в кресло с высокой спинкой, Аглая извлекла из резной шкатулки древний манускрипт в кожаном переплете. Его страницы были испещрены готическим шрифтом, сплетавшимся в лабиринт оккультных символов и зловещих заклинаний. Она открыла книгу на нужной странице, где красовался искомый знак — скрещенные меч и весы. Тихим, монотонным голосом, словно шелест осенних листьев, она начала читать слова древнего ритуала, призывая силы, дремавшие в вечной тьме.

По мере того, как она произносила слова, воздух в комнате становился всё более густым и вязким, словно его можно было потрогать руками. В камине взметнулось неистовое пламя, вырисовывая на стенах танцующие силуэты демонов. Аглая подняла взор, и в её глазах вспыхнул безумный огонь решимости. Она сознавала всю опасность, всю смертельную игру, в которую вступила, вызывая к жизни силы, способные испепелить её. Но отступать было поздно. Ритуал должен быть завершен, цель достигнута.

Эта цель уходила корнями в глубь веков, в тайны древнего рода, хранившего страшную, невообразимую силу. Силу, жаждущую жертв, утоляющую жажду кровью и страданием. И Аглая была готова заплатить эту цену до последнего гроша. Она была готова на всё, лишь бы сохранить эту силу, удержать её в своих ледяных руках.

В финале ритуала она достала из шкатулки кинжал с рукоятью из слоновой кости, и, не дрогнув ни единым мускулом лица, вонзила его себе в ладонь. Алая кровь хлынула, обагряя старинные страницы манускрипта. Крик боли вырвался из её груди, но она продолжала читать заклинание, словно одержимая. И в этот самый миг она почувствовала, как в неё проникает сила, темная, всепоглощающая, как сама бездна. Сила, которая обещала ей бессмертие…

Час назад отгремела премьера долгожданного фильма. Миша и Света выпорхнули из кинотеатра, словно птицы из клетки, переполненные впечатлениями. Смех искрился в воздухе, а обрывки фраз о картине сплетались в оживленный гомон. Миша, набравшись смелости, предложил проводить Свету домой — её путь лежал через тихий, ночной парк. Она, с радостью приняв его предложение, позволила увлечь себя в лабиринт освещенных аллей. Шаг за шагом, слово за словом, они делились мыслями, чувствами, мечтами… и Миша чувствовал, как с каждой минутой, с каждым вздохом, его сердце тонет в бездонном омуте Светиных глаз.

— Свет, ты не против, если я прикурю? — спросил Миша, чувствуя острую потребность в никотине. — А то жутко курить хочется.

— Да, конечно, прикуривай, — улыбнулась Света. — Всё равно же на улице.

Миша отошел к тротуару, достал сигареты и зажигалку. Склонив голову, прикрывая огонек от ветра, чиркнул кремнем. В клубах дыма взгляд зацепился за что-то в кустах. "Мешок с мусором, что ли? — промелькнуло в голове. — Ну что за люди, блин, неужели сложно до помойки донести?".

Подойдя ближе к темному комку, он замер. Это был не мешок. Искалеченное тело девушки, словно выброшенная кукла, лежало в неестественной позе. На бледной коже — знакомая, зловещая символика.

— Света! — крикнул Миша, и голос его дрогнул. — Иди сюда!

Света подбежала, заглянула через плечо Миши. Увиденное заставило её отшатнуться.

— Вызывай наряд, — глухо сказал Миша. — Очередной труп.

— Вот и погуляли, — прошептала Света, отводя взгляд.

— Покурил, блин, — огрызнулся Миша, отворачиваясь.

Света вызвала полицию и экспертов. Лента оцепила место происшествия, искореженное тело, словно хрупкую ношу, поместили в чёрный мешок и увезли на экспертизу. Света и Миша обменялись взглядами. Тот же символ — меч и весы — как клеймо на всех предыдущих жертвах. Изуродованное лицо, рваная одежда, вырванная шея… Света заметила отпечатки собачьих лап у самой кромки кустов. Холодная мысль обожгла: Чистильщик.

— Да сколько можно-то? — пробормотал Миша, словно заклинание. — С каждым днём всё больше и больше. Надо поймать эту мразь, обязательно.

Вместе с опергруппой Миша и Света поехали в отдел, эксперты остались на месте, кропотливо собирая улики.

— Жень, — обратился Миша к водителю, — останови у кинотеатра, мы со Светкой выйдем.

Женя притормозил у тротуара, и они вышли, погруженные в тягостные мысли.

— Раз уж мы здесь, надо взять записи с камер. Походу, она кого-то ждала, — сказал Миша, глядя на сверкающую вывеску кинотеатра. — По одежде ясно — ночная бабочка. Стала жертвой нашего Чистильщика. Не дождалась клиента и, видимо, решила утешить нашего маньяка… Но откуда она знала?

— Да, по наряду сразу видно, — согласилась Света, — девушка легкого поведения. Но почему на улице? Могла бы зайти в здание, погреться.

— Вот это и надо выяснить. Пошли возьмем записи.

Словно погребённые под обломками увиденного ужаса и отягощенные предчувствием новых кошмаров, Миша и Светлана направились к служебному входу кинотеатра. Они искали спасения в беспристрастных глазах камер наблюдения, надеясь отыскать хоть призрачную зацепку, тонкую нить, ведущую к разгадке леденящей душу тайны.

Тем временем ночь обагрилась новой кровью: в гаражном комплексе полиция обнаружила пять бездыханных тел молодых людей. Среди жертв оказался и сын депутата.

Тревожный звонок сорвал Мишу и Светлану с места. Забрав драгоценные записи с камер кинотеатра, они помчались в гаражный комплекс «Железные Гномы» — элитный анклав, внезапно превратившийся в арену смерти.

Оцепив территорию, словно готовясь к битве, оперативники приступили к осмотру. Светлана, с трудом пересиливая подступающую тошноту, обнаружила неподалеку от тел осколки стеклянного шара. Аккуратно поместив их в зиплок, она невольно содрогнулась от увиденной жестокости. "Каким же исчадием ада нужно быть, чтобы сотворить такое?", — пронеслось в её голове, оставляя горький привкус бессилия.

Миша, словно почувствовав её смятение, положил руку на плечо Светланы, безмолвно предлагая поддержку. Его взгляд, обычно острый и проницательный, сейчас был затуманен тревогой. Он знал, что это лишь начало, что за первым актом жестокости последуют другие, и им придется разгадать сложную головоломку, чтобы предотвратить новые трагедии.

Они погрузились в изучение записей с камер кинотеатра, просматривая, кадр за кадром, в надежде уловить ускользающую тень, заметить незначительную деталь, которая могла бы стать ключом к разгадке. Внимание Светланы привлекло странное движение в отражении витрины напротив кинотеатра. Неясная фигура, словно танцующая в темноте, на мгновение возникла и тут же исчезла. Она несколько раз пересмотрела этот фрагмент, увеличивая и осветляя изображение, пока не смогла различить очертания маски, напоминающей жуткую гримасу.

В гаражном комплексе, несмотря на царящий хаос и суету, Миша обратил внимание на едва заметный запах — смесь ладана и чего-то сладковатого, приторного. Этот запах, словно призрачное напоминание о чем-то древнем и зловещем, вызывал у него неясное беспокойство. Он поделился своими наблюдениями со Светланой, и они вместе пришли к выводу, что убийства носят ритуальный характер. Спустя несколько минут они вернулась к опергруппе, чтобы зафиксировать смерти молодых ребят.

— Миш, совсем молодые ребята, — произнесла она. — Кому они могли перейти дорогу?

— Заметила? — ответил Миша. — На них словно натравили собак. По всему телу следы от челюстей. А наш "Чистильщик" действует иначе, аккуратно. Его псы перегрызают глотки жертвам, не трогая остальное.

— А как же тот парень, которого егерь в лесу спас?

— Там маньяк сам отрезал ему пальцы и язык. А здесь — четко прослеживается почерк натравливания. Но что интересно — убийца оставил символику "Чистильщика": меч и весы. Неужели появился подражатель?

— Может, и так, — предположила Светлана. — Но наш убийца в этот раз словно решил не использовать свой фирменный почерк, чтобы запутать следствие?

— Нам предстоит это выяснить. Только подражателей нам еще не хватало. И потом, ЭГК… Как "Чистильщик" сюда вообще забрёл? Надо опросить жильцов соседних домов, вдруг кто-то что-то видел.

— Стоп! — воскликнула Светлана.

— Что случилось?

— Вон в том доме живет Аглая Петровна, наша классная руководительница. Когда мы у неё были в гостях, я видела у неё двух доберманов… Но не может же быть? Наверное, это просто совпадение?

— В нашей работе совпадений не бывает.

— Да брось, Миш! Она одинокая старушка, совершенно безобидная. Мухи не обидит. Да даже если и она… у нас нет никаких доказательств.

— Запомни эту мысль. Нам нужно будет её проверить.

Тем временем Аглая Петровна, вернувшись домой, переоделась, приняла душ и легла спать…

На следующее утро, проснувшись, она включила новости и узнала о том, что в ЭГК — элитном гаражном комплексе «Гномы» был найден труп сына высокопоставленного чиновника. Депутат поклялся использовать все свои связи, чтобы найти и покарать тварь, убившую его сына.

Миша и Светлана обменялись взглядами. "Пора навестить нашу учительницу", — тихо произнес Миша. Они направились к дому Аглаи Петровны, стараясь не привлекать внимания. Миша постучал в дверь, и через некоторое время им открыла сонная Аглая Петровна.

— Аглая Петровна, доброе утро, — начала Светлана сдержанно. — Простите за ранний визит. У нас к вам пара вопросов. Вчера ночью в Гномах произошло зверское массовое убийство. Вы ничего не слышали? Не видели?

— Доброе утро, — ответила Аглая, стараясь сохранить невозмутимый вид. — Нет, ничего не слышала и не видела. Спала, как убитая. А кого убили-то?

— Хватит прикидываться, — рявкнул Миша, в его голосе клокотала ярость. — Ты всё прекрасно видела и знаешь! Может, даже участвовала в этом!

— Миша, тише, успокойся, — одернула его Светлана. — Она же сказала, что ничего не видела.

— Да ты посмотри на её доберманов! — не унимался Миша. — Точно такие же, как у нашего Чистильщика!

— И что? Ты хочешь сказать, что эта старушка со своими собаками бегает по городу и убивает людей? Не смеши меня, Миша…

Тем временем в отделе УВД Александр Валерьевич вызвал Брумеля к себе в кабинет.

— Вызывали, Александр Валерьевич?

— Да, Олег, проходи, присаживайся. Расскажи мне, как продвигается дело с бродячими псами, которым ты так увлёкся?

— Это не просто бродячие собаки, Александр Валерьевич. Я же говорил, там что-то нечисто. Это серийный убийца.

— Да, я уже знаю. Объясни мне, чёрт возьми, почему вы до сих пор не можете его поймать? Мне сам мэр звонил! Ты понимаешь, что этот ваш… как вы его там прозвали…

— Чистильщик.

— Этот ваш Чистильщик убил сына депутата и нашего человека.

— Нашего человека? Там из наших никого не было.

— А проститутка, которую Света и Михаил нашли в парке?

— Я ничего не понимаю. Причём здесь проститутка и полиция? И почему она "наш человек"?

— Не знаю, как ты это скажешь Михаилу, но эта проститутка — его сестра, которая работает в травмпункте. Следователи уже установили её личность, но Михаил пока ничего не знает.

— В смысле, вы сейчас серьёзно? Если Миша узнает… Нет… Я даже не знаю, как ему это сказать.

— Допрыгались, — выплюнул Костин, буравя взглядом Брумеля. — Вы хоть понимаете, что натворили? Этого Чистильщика теперь каждая помойка пиарит! Подражатели, как крысы, плодятся — простых людей режут. А наш, идейный, на такое не опустится. Найти его нужно, срочно! Иначе монстров этих наплодим — не выгребем потом. Мелких шавок отлавливаем, а эта тварь ускользает!

Брумель съежился под тяжелым взглядом.

— Понял вас, — пробормотал он. — Поднимем весь архив. Может, хоть какая-то зацепка всплывет.

— Работайте! — рявкнул Костин. — Мэр сказал, если за неделю не управимся — он из нас душу вынет и высушит. Я понятно выражаюсь?

— Так точно, — ответил Брумель, вытянувшись по струнке. — Мы и так все силы бросили.

Тем временем Светлана и Михаил продолжали допрос Аглаи Петровны.

— Аглая Петровна, — мягко начала Светлана. — Мы вам верим. Всё-таки мы ваши выпускники. Но нам нужна хоть какая-то ниточка, чтобы выйти на след этого… преступника.

Аглая Петровна всплеснула руками.

— Ох, и неспокойно же стало в нашем тихом городке! И откуда только взялся этот ваш Чистильщик… Доченька, я же вам уже все рассказала! Спала я крепко, ничего не слышала. А мои доберманы — они как плюшевые мишки. Профессионально надрессированы, мухи не обидят. Да и зачем мне, в мои-то годы, таким заниматься?

Михаил вздохнул.

— Ладно, Свет, пошли дальше. Чувствую, Аглая Петровна говорит правду. Ещё раз извините за беспокойство, Аглая Петровна. Сами понимаете, нервы у всех на пределе.

— Да я все понимаю, — ответила Аглая Петровна. — Работа у вас такая. Ладно, удачи вам в поисках.

Светлана и Михаил попрощались и отправились обходить других соседей, в надежде, что хоть кто-то что-то видел или слышал.

Внезапно зазвонил телефон Михаила. На экране высветился номер Брумеля.

— Да, Олег Анатольевич?

— Миша, сворачивайтесь, — услышал он в трубке. — Возвращайтесь в УВД. Я жду тебя у себя для серьезного разговора.

— Что может быть серьезнее, чем поимка маньяка?

— Я сказал возвращайтесь. У меня появилась идея.

— Понял вас. Скоро будем.

Михаил отключил телефон и сообщил Светлане о приказе Брумеля.

— Но мы же еще не закончили…

— Брумель сказал срочно.

— Ладно, поехали.

Светлана и Михаил направились обратно в отделение. Светлану по-прежнему терзали сомнения. Как могла эта тихая, безобидная старушка оказаться тем самым Чистильщиком? В голове не укладывалось, как в хрупком теле ангела мог скрываться дьявол, с леденящей душу жестокостью и коварством, наслаждающийся чужой смертью и жаждущий мести.

Миша молчал, сосредоточенно ведя машину сквозь плотный поток машин. Его лицо, обычно оживленное и приветливое, сейчас было непроницаемым, как гранитная стена. Светлана чувствовала, как напряжение в салоне автомобиля нарастает с каждой минутой, словно воздух наэлектризовался перед грозой. Она украдкой поглядывала на Мишу, пытаясь понять, что творится у него в голове, но он оставался невозмутимым.

Внезапно Миша резко затормозил, припарковавшись у обочины. Он повернулся к Светлане, и в его глазах, обычно сияющих теплом, сейчас отражалась какая-то непривычная холодность. «Свет, я не знаю, что думать, — произнес он тихо, словно боясь нарушить хрупкое безмолвие. — Аглая… она всегда была такой милой, такой доброй. Я просто не могу поверить, что она способна на такое».

Светлана кивнула, разделяя его смятение. Сама она, как опытный криминалист, привыкла полагаться на факты и логику, но в этом деле всё казалось нереальным, выходящим за рамки обычного понимания. Слишком много нестыковок, слишком много вопросов без ответов. Как могла пожилая женщина, проведшая всю жизнь в тишине и уединении, стать безжалостным убийцей, чьи злодеяния повергали в ужас весь город?

«Может быть, мы ошибаемся? — робко предположила Светлана. — Может быть, Аглаю подставили? Ведь доказательства косвенные, нет прямых улик, указывающих на её вину». Миша вздохнул, запуская руку в волосы. «Я бы хотел в это верить, Свет. Я бы очень хотел, чтобы это оказалось ошибкой. Но слишком много совпадений, слишком много деталей, которые указывают именно на неё».

Они снова тронулись в путь, погруженные в тягостные раздумья. Впереди их ждал отдел полиции, где им предстояло столкнуться с суровой реальностью, какой бы она ни была. И Светлана понимала, что от их дальнейших действий зависит не только судьба Аглаи, но и судьба всего города.

После разговора с полицейскими Аглаю Петровну пробрала дрожь, но ледяная уверенность шептала, что у них нет против неё ни единой улики. Час спустя, когда солнце уже клонилось к полудню, она вышла на прогулку, пытаясь развеять тревогу в свежем воздухе.

Тем временем Светлана и Михаил уже стояли в здании управления. Брумель, собрав всех в своем кабинете, готовился обрушить новость, эхом отдающуюся от случившегося в парке и "Гномах".

Когда сотрудники расселись, Брумель поднялся и, словно фокусник, притянул к себе внимание, подойдя к доске, словно собираясь начертать на ней зловещее пророчество.

— Я собрал вас сегодня не для светской беседы, — начал он, голос его гудел, — настали времена, когда мрак сгущается над городом. Времена, не побоюсь этого слова, кровавые. Кажется, сам Дьявол разгуливает по улицам, собирая жатву душ.

— "Дьявол ходит," — прошептала Светлана Косте, — "какой пафос!"

Брумель тем временем обратился к Михаилу:

— Лейтенант Шишкин, у меня для вас известие, от которого кровь стынет в жилах. Поклянитесь, что личные чувства не затуманят ваш разум в этом деле.

— Я что-то упустил, шеф? — растерянно спросил Михаил.

— Нет, Михаил, дело не в этом. Просто… жертва в парке, девушка низкой социальной ответственности… это ваша сестра. Эксперты установили личность.

Мир Михаила рухнул в одно мгновение.

Михаил пошатнулся, схватившись за край стола. В голове гудело, слова Брумеля звучали словно сквозь толщу воды. Сестра… Кристина… Проститутка? Невозможно. Он отказывался верить. В их семье никогда не было подобных… отклонений. Кристина всегда была тихой, скромной, мечтательной девочкой. Как она могла оказаться в парке, торгуя собой?

Перед глазами пронеслись обрывки воспоминаний: Кристина, читающая сказки в детстве; Кристина, готовящая пироги к его возвращению из армии; Кристина, плачущая на вокзале, провожая его в Петербург. Неужели все это было ложью? Или, что ещё страшнее, он просто не знал свою сестру?

Брумель положил руку ему на плечо. Михаил вздрогнул от прикосновения, словно от удара током. Он посмотрел в глаза шефа, полные сочувствия и… неуверенности? Почему неуверенности? Что-то было не так, что-то Брумель недоговаривал. Интуиция, обостренная годами службы, вопила о фальши.

— Шеф, — прохрипел Михаил, с трудом разлепляя пересохшие губы, — что вы знаете? Всё, что знаете. Не утаивайте ничего. Это моя сестра. Я имею право знать.

— Нет… этого не может быть! — прошептал он, отказываясь верить.

— Михаил, возьмите себя в руки, — попытался успокоить его Брумель.

— Взять себя в руки?! — взорвался Михаил. — Да как, черт возьми, можно взять себя в руки, когда тебе сообщают о смерти самого близкого человека?!

Он вылетел из кабинета, с грохотом хлопнув дверью.

— Нужно его остановить, — забеспокоилась Светлана, — можно я выйду?

— Да, Светлана, верните его в чувства.

Светлана бросилась следом.

— Миша, постой!

Михаил замер у окна, спиной ко всем.

— Оставьте меня в покое. Мне нужно побыть одному.

— Миша, я сама не могу поверить. Даже не могу представить, какая сейчас боль разрывает тебя изнутри. Потерять любимого человека — это страшный удар. Злись на весь мир, проклинай судьбу, но соберись. Ты должен найти ту мразь, которая это сделала с твоей сестрой.

— Может, ты и права, — глухо ответил Михаил, — но ты не понимаешь… я сейчас одержим только одним желанием — отомстить этой твари.

— Месть не утолит боль, она лишь отравит душу. Только время поможет тебе справиться с ней.

— Я даже не знал, что она… подрабатывает проституткой. Не могу поверить. Мы же виделись с ней совсем недавно, она была такой жизнерадостной, строила планы на будущее, мечтала выйти замуж. Нет, это какая-то ошибка… Эксперты точно уверены?

— Миша, абсолютно точно. Я сама видела результаты экспертизы.

— И ты молчала? Ничего не сказала?

— Я узнала об этом за несколько минут до собрания у Брумеля. Миша, возьми себя в руки. Пойдем, вернемся в кабинет.

Светлана едва уговорила Михаила вернуться в кабинет Брумеля. Начальник, с усталым вздохом, возобновил разговор.

— Миш, ты как? Держишься?

Михаил, с усилием сдерживая дрожь в голосе, ответил:

— Да, всё в порядке, я слушаю.

Брумель кивнул.

— Отлично, тогда продолжаем. Нам нужно задействовать все связи, чтобы изловить этого преступника. Светлана, в архив — это приказ. Перерой все дела, имеющие хоть какое-то отношение к этому расследованию. Константин, Миша, вам вместе с Катериной нужно ещё раз объехать все места преступлений, самым тщательным образом осмотреть каждый уголок. Мы что-то упустили, я уверен. Я и остальные займемся уликами и видеозаписями, которые у нас есть на данный момент. Все за работу, расходимся…

В это самое время Аглая Петровна возвращалась домой после прогулки. Увидела двух наркоманов, копошащихся в тёмном углу, и сердце её болезненно сжалось. Она чувствовала себя канатоходцем, балансирующим над пропастью.

Света, с головой погрузившись в пыльные архивы, мучительно пыталась вспомнить, где она уже видела нечто подобное. В памяти всплывало давнее дело с похожими деталями, но оно словно растворилось в лабиринте бумажной рутины.

Костя, Миша и Катя, выполняя приказ, колесили по городу, вновь и вновь осматривая пропитанные ужасом места преступлений.

В голове Светы назойливо пульсировала мысль о том самом, мельком увиденном деле. И вот, спустя двадцать долгих минут, она нашла иглу в стоге сена — дело, которое могло стать ключом к разгадке. Она жадно впилась взглядом в пожелтевшие страницы.

Дело с интригующим названием «Челюсти» … Фигурантами значились Аглая Петровна, её дочь и внук. Изучив каждую строчку дела №32 «Челюсти», Светлана, не теряя ни секунды, бросилась к начальнику с новостью о найденной зацепке.

Тем временем, Аглая Петровна, подавив страх, неспешно направлялась домой. В душе бушевала буря — волнение, страх разоблачения. Она не знала, что её ждёт, но в глубине души была убеждена в своей правоте. Она не считала себя убийцей. Она лишь очищала землю от скверны. Разве это плохо? Так думала Аглая Петровна.

Когда сгустились сумерки, Аглая все же решила выйти на ночную прогулку. Привязав к ошейникам своих псов, она направилась в парк, который на удивление был полон людей, несмотря на поздний час. Проходя мимо скамеек и переполненных мусорных урн, возле которых курили компании молодежи, она чувствовала себя неловко, словно насквозь прожжённой чужими взглядами. Аглая мечтала поскорее скрыться от этих взглядов, найти уединение и успокоиться.

У самого выхода из парка она услышала обрывок разговора двух молодых людей, увлеченно обсуждавших Городского Чистильщика. Они всерьёз собирались ему подражать. Один из парней предложил достать оружие и начать свою борьбу с "этим городом". "Глупые, безмозглые фанатики," — презрительно подумала Аглая Петровна, но, не желая вмешиваться, прошла мимо.

    Разъедаемая бурей эмоций, Аглая направилась к железной дороге. Ночные поезда, с их оглушительным грохотом, всегда приносили ей какое-то болезненное успокоение. Подойдя ближе, она вновь увидела тех двоих наркоманов, что днем мелькнули на её пути домой. Их лица врезались в память — Аглая обладала редкой способностью запоминать каждого, с кем сводила судьба, особенно… своих жертв.

Она хотела пройти мимо, предчувствуя неминуемую беду, но один из парней, шатаясь, преградил ей дорогу. Сверкающий в тусклом свете нож, угрозы, требование денег… Это вывело Аглаю из себя.

— Хорошо, — прошипела она, — отдам всё, только дайте достать кошелек.

Рука скользнула в карман, и большой палец надавил на едва ощутимую кнопку на поводке. Замки щелкнули, освобождая ярость, дремавшую в доберманах.

Полночь и Малютка ринулись в атаку. Один из наркоманов, замахнувшись ножом, полоснул Малютку по груди. Яростный рык Полночи — и глотка второго бандита захрустела под её зубами. Первый, истекая кровью, попытался подняться, чтобы добить собаку, но Аглая не дала ему шанса. Её сапог, словно гранитная плита, придавил его запястье к земле. Пальцы разжались, выпуская нож, который тут же отлетел в сторону.

Пока Полночь рвала и метала по приказу хозяйки, Аглая склонилась над раненым Малюткой. Из видавшей виды сумки она достала аптечку и принялась оказывать своему псу первую ветеринарную помощь.

Когда Полночь закончила свою работу, Аглая, не теряя ни секунды, оттащила тела на рельсы. В этот момент, словно по зловещей команде, вдали показался свет приближающегося поезда. Мгновение — и тела наркоманов превратились в кровавое месиво под колесами стального монстра. «Самоубийство, — холодно подумала Аглая, — кто станет расследовать смерть двух торчков?».

Аглая спешила домой, до которого было всего пять минут ходьбы. Подхватив на руки раненого Малютку, она вместе с Полночью скрылась в ночи.

Дома она сразу же принялась за лечение Малютки. Заботливо обработала рану, смазала её какой-то пахучей мазью, и пес, обессиленный, провалился в сон. Проснувшись, он выглядел гораздо лучше, и Аглая с облегчением выдохнула — жизнь верного друга была спасена.

Тем временем в отделе МВД царила атмосфера безысходности. Светлана, молодая следователь, с отчаянием понимала, что у них нет ни единой зацепки. Подойдя к кабинету начальника, Александра Валерьевича, она заметила приоткрытую дверь и услышала обрывки его телефонного разговора.

Светлана замерла, прислушиваясь. Обрывки фраз складывались в зловещую картину: начальник заметал следы, покрывал преступника.

Разговор Костина, начальника полиции, звенел в ушах Светланы, как набат.

— Когда это уже закончится? Вы обещали, что никто не узнает! Как я могу вам доверять после этого?..

В ответ — молчание трубки.

— Не надо мне угрожать! Я выполнил вашу просьбу, но это перешло все границы. Этот ваш Чистильщик возомнил себя вершителем судеб, а вы понимаете, к чему это может привести?

Светлана невольно закашляла, выдавая своё присутствие. Костин, насторожившись, услышал шорох у двери. Светлана мгновенно сообразила и постучала.

— Да, да, войдите! — рявкнул Костин, бросая трубку.

Войдя в кабинет, Светлана увидела Александра Валерьевича явно расстроенным, с посеревшим лицом.

— А, это ты, Светлана. Проходи, присаживайся. Что у тебя?

— У вас всё в порядке? Что-то случилось? Может, нужна помощь? — с тревогой спросила Светлана.

— Да всё в порядке, с чего ты взяла? — Костин попытался изобразить беззаботность, но тщетно.

— Вы какой-то… расстроенный. По лицу видно. Может, вам поспать, отдохнуть? Взять отгул хотя бы.

— Да просто ночь не спал, вот и разбитый весь. Давай ближе к делу, что у тебя? Нашла зацепку?

— Да… — Светлана замялась, выдерживая паузу.

— Ну, не тяни майора за погоны, говори уже!

— Я нашла интересное дело — "Челюсти". И там есть зацепка, которая может вывести нас на след преступника.

— Дело "Челюсти"? Это то дело, где бабка-психопатка грохнула своего внука-наркомана?

— Не совсем так. Да, там есть бабка-психопатка и внук-наркоман. Но старушка никого не убивала. За неё это сделали её доберманы. Внук, которого звали… (пауза) издевался над ней, и доберманы перегрызли ему глотку. Когда дочь этой женщины, которую зовут Аглая Петровна, об этом узнала, она не просто перестала с ней общаться, она вычеркнула её из своей жизни. Винит её в смерти сына.

— Так это… Наш Чистильщик с доберманами! Почерк схож. Надо допросить эту Аглаю, как её…

— Петровну, Аглаю Петровну. Так мы её уже допрашивали. И знаете, что самое интересное? Её покойный муж — ваш лучший друг, который работал кинологом в МВД. Вспомнили Аркадия? Так вот, Аркадий после своей кончины оставил всё наследство своей жене, Аглае. И, естественно, двух щенков добермана, которых он ей подарил. И, кстати, я лично знакома с Аглаей Петровной. Она была моим классным руководителем.

Костин достал из сейфа коньяк, поставил два стакана на стол, разлил.

— Пей, — сказал он Светлане.

Светлана не стала отказываться и сделала небольшой глоток.

— Эх, Кеша-Кеша… Конечно, я его знаю. И его жену я вспомнил. Милейшая женщина, добрейший человек. Я как-то раз был у них со своей супругой в гостях. Отдохнули, поели шашлыка, банька, рыбалка… Моя жена подружилась с Аглаей. По ней ни за что не скажешь, что она маньячка.

— Я предлагаю установить слежку 24/7, чтобы не спугнуть и проверить нашу старушку.

— У нас нет столько времени. Но ты права, мы не должны её упустить. Если она действительно Чистильщик, нам надо её поймать. Что за уродское имя — Чистильщик? Кто его так прозвал?

— Это я… Случайно. Как-то вышло само собой. Наш преступник выбирает маргинальных жертв, как говорится, очищает город от грязи.

— Светлана, тебе с такой фантазией надо книги писать! Но мы сейчас не об этом. Действуем по плану. Нам надо преступника брать на живца. Осталось найти живца.

— А зачем кого-то искать? Я могу. Я переоденусь в ночную бабочку, мальчики будут в засаде. Всё сделаем по красоте.

— А если преступник не обратит на тебя внимания?

— Тогда установим слежку за Аглаей. Если она действительно окажется Чистильщиком, мы её повяжем.

— Ну, чего сидим? Действуем! И да… Свет, будь аккуратней. Брумелю не забудь предупредить…

— Конечно, я Брумелю всё передам. Спасибо за вашу заботу.

Выйдя из кабинета, Светлана не забыла про тот разговор начальника по телефону. Что-то было не так. И она решила действовать по-другому. Светлана рассказала Брумелю о деле и сообщила, что надо действовать немедленно. Брумель полностью ей доверял.

— Руководи, — коротко сказал он.

Светлана позвонила ребятам.

— Миша, бери Константина, и мы выдвигаемся на дело. Всё расскажу по дороге.

Час спустя, Брумель, рассекая воздух на скорости, допытывался у Светланы о плане действий.

— Итак, Светлана, вещай! Куда держим путь?

— За город, — отрезала она. — На дачу Александра Валерьевича.

— Стоп, — рявкнул Брумель. — Какая дача за городом? У него имение в черте города! И что здесь забыл Костин?

В её глазах мелькнула тень.

— Вы мне верите?

Миша, сдвинув брови, вклинился в разговор:

— Конечно, Света. Но объясни, что происходит?

Светлана, не отрывая взгляда от дороги, бросила Олегу Анатольевичу:

— Олег, свяжитесь с ОМОНом. Нам понадобится подкрепление.

Брумель нахмурился.

— Ты уверена? Понимаешь, на что мы идем?

— Уверена, как никогда. Обещаю, будет феерично.

— Смотри мне, Светлана, — прорычал Брумель. — Подведешь — головы полетят.

— Вы хотели Чистильщика? — усмехнулась она. — Я везу вас прямо к нему.

Костя, ошарашенно моргнув, выдавил:

— Чистильщик… это Костин, наш начальник?

— Нет, Костя. Он не Чистильщик. Он гораздо хуже.

Она бросила короткий взгляд на заднее сиденье.

— Всё, выдвигаемся. И залегаем в засаде.

Костин едва успел попрощаться со Светланой, как сорвался с места, исчезнув в неизвестном направлении. Полицейские уже заняли позиции, затаившись в ожидании.

— Что вообще происходит? Куда ты нас завезла? — Брумель огляделся. — Место незнакомое, но домик, надо сказать, шикарный.

— Это секретная дача Костина, — ответила Светлана. — О ней знают только Аркадий, сам Костин и я.

— Какой ещё Аркадий? Кто это?

— Аркадий — покойный муж нашего Чистильщика.

Миша недоумённо нахмурился:

— Разве наш маньяк — не мужчина?

— Нет, Чистильщик — женщина, и вы её хорошо знаете.

— Я вообще ничего не понимаю, — пробормотал Брумель. — Это как-то связано с тем делом, о котором ты говорила сегодня?

— Да, связано. Вон, смотрите, машина подъезжает.

Заметив сквозь окно фары приближающегося автомобиля, Светлана шепнула своим напарникам и ОМОНу: «Приготовиться».

— Так это же машина Костина, — Брумель прищурился. — Он выходит… А кто с ним? Не жена, Галину Фёдоровну я в лицо знаю. Что за старушка?

— Да, это Костин, но не с супругой.

— Интересное кино, — пробормотал Миша.

— Кто же это тогда? — Брумель нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Постойте, да это же Аглая Патрона, — Костя удивлённо присвистнул. — Что наша классная тут делает?

— Олег Анатольевич, смотрите, он привёз её вместе с доберманами, — Светлана указала на огромных псов. — Надо брать их, пока тёпленькие.

— Действуем… — скомандовал Брумель ОМОНу.

Бойцы мгновенно задержали Костина и Аглаю Петровну, а собак усыпили дротиками.

Светлана, в сопровождение остальных, вышла из укрытия.

— Ты… Как ты могла? Как ты узнала? — прохрипел Костин.

— Вы сами сказали: задержать Чистильщика. Я лишь предложила методы, но сразу поняла, что предатель — вы, — Светлана холодно смотрела на него. — Когда я стояла у вашего кабинета, вы с кем-то говорили по телефону. Я пробила геолокацию абонента — его уже везут к нам в отдел. Тогда я поняла, что вы помогаете Чистильщику. Зачем, какой у вас мотив — это вы нам расскажете на допросе. Увести их!

— Ты ещё пожалеешь об этом, — Костин погрозил ей пальцем. — Я тебя из-под земли достану. Ты просто не понимаешь, какого зверя разбудила.

— Мне уже страшно, — с сарказмом ответила Светлана. — Костина — увести, а Аглаю оставьте. Я хочу с ней поговорить.

— Да, недооценила я тебя, Свет, — вздохнула Аглая. — Если бы я не поехала с Сашей, вы бы меня ещё долго ловили. Но, видимо, мой путь окончен. Этому городу был нужен клининг. Костин хотел завладеть миром, а я его хотела наказать…

— Да, Аглая Петровна, не ожидала я, конечно, от вас, — Светлана покачала головой. — Удивили. Я даже не думала, что человек в таком возрасте может быть убийцей. Вы весь Ильменегорск держали в страхе. Некоторые психи вас боготворят и считают, что вы очищаете город от грязи. Какая банальность. На вашу поимку потратили уйму денег. Вы не попались ни на одну камеру, не оставили ни единого следа. Как?

— Так это и есть наш «Чистильщик»? — Брумель изумлённо смотрел на старушку. — Эта милейшая женщина?

— Удивлены? Я сама в шоке.

— Хотите узнать мой мотив? Я вам расскажу! Но не здесь, а в отделении. При одном условии.

— Не вам здесь ставить условия, — отрезала Светлана.

— Уверена? Тогда всё останется тайной, и вы ничего не узнаете. В ваших же интересах сотрудничать со мной.

— Хорошо, мы согласны, — кивнул Брумель. — Что вы хотите?

— Пообещайте, что мои собаки будут живы, и щенки, которых скоро принесёт Полночь, будут отданы в хорошие руки. И ещё: всё наследство мужа отдайте моей дочери. А сертификат на посещение ботанического сада, где теперь растёт мой любимый цветок, можете передать государству. Кстати, благодаря мне теперь на территории России растёт роза Миддлемист.

— Обычно просят вертолёт, миллиард, и чтобы их не искали, — Светлана усмехнулась. — А тут какая-то необычная просьба.

— Я вам обещаю, что с вашими собаками всё будет хорошо, — заверил Брумель. — И мы позаботимся о вашей дочери.

— Сворачиваемся, уводите её, — скомандовала Светлана. — Вызывайте экспертов, дом оцепить. А мы едем в отдел. Олег Анатольевич, вы, конечно, извините, что я тут отдаю приказы и взяла инициативу в свои руки. Я просто хотела вас удивить, и я была уверена на все 300%.

— Вопрос: откуда ты знаешь о его секретной даче?

— Честно? Я следила за ним вместе с Катей. Она помогла мне определить его местоположение — где он часто пропадал и изменял своей жене с девушками низкой социальной ответственности. Установили жучок, вот так и вышли на след этой дачи. Я заподозрила его ещё тогда, когда поняла, что он приказал кибер-отделу стереть записи с последнего места преступления нашего Чистильщика.

— Браво, нет слов, — Брумель развёл руками. — И ты всё время молчала?

— Да, я бы и не заикнулась. О моём плане знала лишь я и Катя, и точка. Иначе вы бы сочли всё это бредом, пустыми фантазиями безумца, ведь у меня не было ни единой зацепки, ни крохи доказательств. Но теперь… Теперь у меня есть козырь в рукаве — диктофонная запись из кабинета Александра Анатольевича. Да, я рискнула установить прослушку, и поверьте, там целый клондайк интересного, а главное — незаконного. Пусть ребята тщательно прочешут дачу, а мы тем временем займёмся нашим «Чистильщиком» в отделе. У меня есть ещё кое-что: двух наркоманов нашли на рельсах, их переехал поезд. На первый взгляд — обычное самоубийство, но нет! На одежде жертв — пыльца редчайшей розы Миддлемист. А на телах… на телах выцарапано клеймо Чистильщика — весы и меч, безошибочно узнаваемый почерк нашего убийцы. Незадолго до трагедии Аглая посещала ботанический сад, где как раз выставлялась эта самая роза Миддлемист. Зная её любовь к этому цветку, можно с уверенностью сказать, что она хотя бы прикоснулась к нему, вдохнула его аромат. И тут всё встало на свои места…

Казённые стены МВД. Допросная, словно операционная, дышала стерильностью и предчувствием. Костина и Аглаю Петровну, словно диковинных бабочек, приколотых к энтомологической коллекции, сразу же водворили сюда. Светлана Щукина, взгляд — скальпель, приступила к допросу Костина:

— Ну что, Александр Валерьевич, сразу к чистосердечному или поиграем в кошки-мышки?

Костин с трудом скрыл раздражение.

— Не понимаю одного: как ты меня расколола? Как ты вообще узнала, что я помогаю Аглае Петровне?

Щукина приподняла бровь.

— Значит, чистосердечное?

Костин вздохнул, признавая поражение.

— Ладно, чего тянуть майора за пагоны. Расскажу всё, как было и почему я в это ввязался.

— Внимательно слушаю, — отрезала Щукина.

— Все началось лет десять назад, точно уже не помню. Познакомился с Аглаей, когда её внука, Гришку, стали таскать в полицию за хулиганство. А потом он и вовсе подсел на иглу, причем на тяжелую. Мой племянник, Сашка, с ним корешился, он же, по сути, его и подсадил. Прикрывал я их, чего греха таить. Жалко было старуху, да и Гришка — парень пропащий. Когда дело зашло слишком далеко, попытались мы с Аглаей отправить их на принудиловку, но они оттуда сбежали. Саня вообще от рук отбился, а внук Аглаи Петровны стал терроризировать бабушку. Она ко мне бегала, заявления писала, умоляла хоть что-то сделать. Успокаивал как мог, говорил, всё наладится. А потом она пропала. Думал, что-то случилось, и, как оказалось, не зря.

   Её внука нашли мертвым в её же квартире. Изуродованного до неузнаваемости. Сначала подумал, что это Аглая, но нет, она была привязана наручниками к батарее, на ней живого места не было. А убийцами оказались её доберманы. Просто перегрызли ему глотку, пока он спал. Мы оказали ей всю помощь — психологическую, медицинскую. Она такого навидалась в своей жизни… Тогда я и пообещал, что больше её в обиду не дам. А Сашка, мой племянник, когда узнал о смерти Гришки, с собой покончил. Не смог пережить потерю друга. Когда вся эта история со вскрывшимися обстоятельствами вылезла наружу, я сразу понял, что это дело рук Аглаи. Но ничего не стал делать. Да, признаюсь, даже вам палки в колеса вставлял, на ложный след наводил. Вы считаете, что Аглая встала на путь убийцы? Я — нет! Когда ты заговорила о «миссии», я понял, что ей нужно залечь на дно, и решил спрятать. Но, увы, не вышло. Кстати, как ты узнала о моей второй даче?

Щукина усмехнулась.

— Мне Екатерина помогла. Вы стареете, товарищ полковник. Столько лет в органах, а не смогли раскусить, что за вами хвост тянется? Не могу понять одного: почему вы сразу не приняли меры? Зачем весь этот цирк? Вы понимаете, сколько жизней она забрала?

— Ну, мне известно о пятнадцати случаях, — уклончиво ответил Костин.

— Хватит врать! Вы всё прекрасно знаете. На её счету около сорока пяти убийств за пять лет. И это только доказанные. А скольких она ещё отправила на тот свет, мы можем только догадываться. Но скоро узнаем. Нам предстоит долгий разговор с вашей подопечной.

— А можно я расскажу, что нас ещё связывает? После смерти Гришки у нас с Аглаей закрутился роман. Мы любили друг друга. Потом разошлись, но остались друзьями.

Щукина выгнула бровь.

— Роман с Аглаей Петровной? Да вы же младше её лет на десять!

— Возраст — не помеха. Сердцу не прикажешь.

— Теперь понятно, почему вы её прикрывали. Обещаю, вы ответите по всей строгости закона. Знаете, почему вы хуже, чем Аглая?

— Ну и почему же? — вызывающе спросил Костин.

— Потому что вы всё знали и не предотвратили это. Все люди, погибшие от рук Аглаи, — на вашей совести. Да, они вели аморальный образ жизни, но они тоже люди!

— Нет, это не люди, это отбросы общества, гниль… плесень, разъедающая общество. А ты не задумывалась, сколько эти «люди» сломали жизней? Те же наркоманы — кого-то подсадили на иглу, и всё, человека нет. Хоть чуть-чуть, но этот город стал чище, — Костин скривился в подобии улыбки.

— Да вы просто монстр! Вы понимаете, не вам решать, кому жить, а кому умирать. И уж тем более не Аглае. Вы кем себя возомнили? Вы кто, бог, чтобы вершить тут правосудие? Разговор окончен.

Светлана вышла из комнаты допроса и кивнула операм, приказывая увести Костина в камеру. Брумель, стоявший по ту сторону стекла, слышал каждое слово, произнесенное Костиным. Когда Светлана подошла к Олегу Анатольевичу, в её голосе сквозила тревога: «Олег Анатольевич, всё в порядке?» Брумель побледнел, словно полотно, от услышанных показаний своего «уже бывшего» начальника.

— Олег Анатольевич, может, воды? — участливо спросила Светлана.

— Нет… не надо, — пробормотал Брумель. — Я… я просто не могу поверить. Как… как такое возможно? Столько лет с ним работал, думал, знаю его как облупленного… Это кромешный ад, одни эмоции! Мы же семьями дружили… Нет, я не могу в это поверить. А его жена… она знала, что у её мужа была любовница? Как теперь ей всё объяснить? И что теперь начнётся сверху… Света, допрашивать Аглаю буду лично я.

— Вы уверены? — Светлана с тревогой взглянула на его осунувшееся лицо. — Может, попросить Мишу или Костю?

— Нет, я сам, — отрезал Брумель. — Я хочу, чтобы она дала показания, ответила по закону… несмотря на свой возраст.

— Хорошо… А можно нам поприсутствовать на допросе?

— «Нам» — это кому?

— Ну… я, Костя, Миша… и дочь Аглаи Петровны приехала. Я ей сообщила. Считаю, что она должна знать. Я с ней поговорила, она сама приняла это решение.

— Можно, но в допросной вас не будет, чтобы она вас не видела. Наблюдайте из-за стекла, там есть стол и стулья. Окно всё равно затонировано.

Брумель направился в комнату допроса, где его ждала Аглая Петровна.

— Ну, здравствуйте, Аглая Петровна. Как настроение? — сухо поинтересовался он.

— Настроение? ««Замечательное»», —с издевкой протянула Аглая. — Вы чувствуете?..

— Что чувствую?

— В этом городе воздух стал чище. Ха-ха-ха-ха!

— Хватит паясничать, — оборвал её Брумель. — Рассказывайте всё сами или мне предоставить вам улики и факты?

— У вас ещё и улики есть? — Аглая притворно удивилась. — Я поражена, как оперативно работает полиция в наше время. Браво!

— Ох, как же мы тебя долго искали, — прорычал Брумель. — Ты столько шума наделала. Знаешь, сколько средств было потрачено на твою поимку?

— А то есть, вам деньги важнее людей? — съязвила Аглая. — Боюсь даже представить, на сколько рублей я разорила государство.

— Сумма не в рублях измеряется! — огрызнулся Брумель. — Хотя… всё было не напрасно. Мы же вас задержали.

— Если бы Саша не повёз меня на свою секретную дачу, вы бы меня ещё лет пять не смогли поймать. А Светка смышлёной оказалась, я её ещё помню, когда преподавала у неё. Она быстро вышла на след, хотя по вашим меркам это очень долго. Ладно уж, спрашивай, мне терять уже нечего, я и так всё потеряла и всех.

— Ну так расскажите нам, почему вы стали такой? Что сподвигло вас на такие поступки? Мы бы вас всё равно поймали, потому что пыльца от розы Миддлемист осталась на вашей одежде и на последних ваших жертвах, которых вы сунули под поезд, чтобы мы подумали, что это суицид, но нет вы сами же себя раскрыли.

— А, чего рассказывать… вы всё равно не поймете, — вздохнула Аглая. — Но, если вам так интересно, я вам расскажу, почему я стала такой. Раз уж вы меня поймали, мне скрывать нечего, да и я более чем уверена, что у вас есть ещё улики. Я всю жизнь посвятила детям, вы прекрасно знаете, что я заслуженный педагог страны. Лауреат премии по химии… Но не будем о наградах! Так вот, я всю свою жизнь посвятила детям, жила счастливой жизнью и думала, что моя старость будет спокойной и радостной. Но, к сожалению, что-то пошло не так, когда мой внук Гришка связался с плохой компанией. Я уже тогда была на пенсии, но всё равно преподавала. Гриша сильно изменился. Моя дочь Камилла привезла Гришку ко мне на лето, ему было тогда восемнадцать лет. Он хотел поступать в юридический, но не поступил, не сдал экзамены, а там отбор жёсткий, сами знаете. И потом он познакомился с Сашкой — это племянник вашего начальника, парнишка хороший был, они с Гришей хорошо дружили и всегда друг друга поддерживали. Когда Гриша познакомился с девочкой, он стал забывать о Саше, больше уделяя время своей девушке. Может, у Саши была какая-то ревность… не знаю. Он нашёл потом себе плохую компанию, которая Сашу подсадила на тяжёлые наркотики. Когда Гриша об этом узнал, он пытался помочь другу выбраться с иглы, но в итоге Саша подсадил на иглу моего внука. У него настолько помутился рассудок, он изменился в поведении… знаете, как будто его подменили. Поначалу вроде ничего, как-то пытались отходить. Я ему предлагала помощь, много раз вытаскивала его почти с того света, думала, всё само пройдет, а нет… не прошло. Потом Гриша стал таскать вещи из дома и даже поднимать на меня руку. Я поначалу терпела, всё же внук. Он вообще перестал меня слушать. Но в один прекрасный момент всё изменилось. Он меня избил до такой степени, что я потеряла сознание. Очнулась уже прикованная наручниками к батарее и без одежды. Он позвал своего друга Сашу, и они, под состоянием наркотического опьянения, надо мной издевались всяко разно, насиловали физически и морально унижали. Потом поставили мне условия: если я соглашусь им варить наркотики, то они меня отпустят. Но я отказалась и не стала этого делать. В итоге я прикованная наручниками к батарее просидела целых две недели. Как раз у меня отпуск был на работе, но я не думала, что так проведу свой отпуск. Да, он порой приносил мне еду и воду в миске для собак, ставил на пол, и я ела… у меня не было выбора. Я не понимала, за что он так со мной поступил. За это время, пока я сидела запертой в своей же спальне, Гриша мою квартиру превратил в притон, водил всяких разных людей себе подобных, они тут бухали и кололись. А я сидела и всё это слушала и видела.

— А полицию кто-нибудь пробовал вызывать? — голос Брумеля прозвучал словно выстрел в звенящей тишине.

Аглая криво усмехнулась:

— Полицию? Да вы шутите, милый! Пробовали, еще как пробовали, и не раз. Соседи исписали жалобами все стены, да только всё впустую — у Сашеньки дядюшка в органах, понимаете ли. Я от внука столько горя хлебнула, что и врагу не пожелаешь…, бил, да, бил безбожно, но только когда под кайфом был, окаянный. Однажды я даже бежать пыталась, выползла на четвереньках, словно раненый зверь, к спасительной двери, а Гриша меня на самом пороге выловил, как щенка паршивого, за волосы схватил и поволок обратно, к ледяной батарее. И самое страшное, у меня тогда два щенка добермана были, ангелы мои, он их так запинывал, так истязал, что они его до смерти боялись, бедные. Честно, я думала, сдохну в этой проклятой квартире, как собака, а Гришка и не похоронит по-человечески, в канаву какую-нибудь выкинет, да и всё. Ему тогда лет двадцать было, сопляк ещё, после того как на юрфак не поступил, решил по стопам отца пойти — тот наркоманом конченым был, из-за этого моя дочь с ним и развелась, прокляла день, когда связалась. Гришку я одна поднимала, в лепешку расшибалась, а моя доченька любимая гуляла, порхала, устраивала свою личную жизнь, ей не до матери и не до сына было. О сыне вспомнила только когда ему исполнилось 15 лет, вот тогда объявилась, как снег на голову, и забрала у меня внука, имела право, закон на её стороне был, потому что родительских прав её никто не лишал. Как-то раз, опять избил, скотина, укололся и спать завалился, как ни в чем не бывало. А я в наручниках сижу, как привязанная, перед кроватью, на которой он, как убитый, дрыхнет. Доберманы на полу лежат, дрожат всем телом, боятся его, паразита. Но меня слушаются, чувствуют мою боль. Я тоже прикорнула, а что оставалось делать? Ждать только смерти. Просыпаюсь вся в крови… Вижу на своей кровати окровавленный труп Гриши, лежит, как кукла сломанная. И мне страшно стало, не за него, за свою жизнь, за то, что сейчас начнется. Мои доберманы ему глотку перегрызли, защитили меня, словно ангелы-хранители, а Полночь, сука моя верная, преданная, его кадык в зубах принесла и возле меня положила, словно трофей, как доказательство своей любви и верности. Я в таком шоке была, что закричала, как резаная. Тут соседи на крик прибежали, дверь выломали и всю эту страшную картину увидели, как в фильме ужасов. Естественно, сразу полицию вызвали, что им еще оставалось? Приехали быстро, на удивление, и следом скорая, как тут и была. Меня освободили от этих проклятых наручников и сразу в больницу, потому что я совсем истощена была, кожа да кости. Знаете, когда ты собачий корм ешь, одну воду пьешь, под себя ходишь, как животное, да еще и бьют при этом, как скотину… Тут уже не до боли, поверьте, выжить бы, только бы выжить…

Гришку, ясное дело, сразу в морг увезли, а моих псов в приют сдали. Когда я оклемалась, ваш Александр, начальник, помог мне кинологом устроиться. Я там основы воспитания и психологию собак познала. И смогла Полночь и Малютку к себе забрать. Возвращаться в квартиру было тяжело, но я взяла себя в руки и вернулась. Клининг заказала, чтобы всё отмыли, и продолжила жить. А потом уволилась с работы кинолога и с основной работы, и стала обычной пенсионеркой. Саша, кстати, друг Гриши, не пережил его смерти и с собой покончил. Понимаете, сломанные судьбы поломали жизни других людей. Я себя святой не считаю. После этого я не могла находиться в одном обществе с маргиналами, я их за людей перестала считать, для меня они грязью стали, которую надо очистить. Я стала таблетки пить, психиатр прописал. Потому что Гриша ко мне сначала во снах приходил, а потом я его наяву видеть начала, как живой. Придет, сядет на кровать и красными глазами на меня смотрит, как на жертву. Сначала страшно было, а потом привыкла, мы даже разговаривать с ним стали. Он как-то спросил, довольна ли я теперь своей жизнью. Я ему ответила, что да, вполне. Но потом я поняла, что с ума схожу, и таблетки не помогают. Я в каждом алкаше и наркомане лицо Гриши видела, они так же на меня смотрели, как он, когда меня избивал и насиловал. Помутнение рассудка у меня было, да. Я осознавала, что делаю, и решила своих доберманов в качестве оружия использовать. Я их надрессировала, и мы стали очищать этот город от грязи. Я уже не помню, сколько на моем счету гнили, но пятьдесят точно есть. Я их за людей не считала. Гниль. Отрава, что отравляет жизнь нормальным. После каждого… акта справедливости — заметала следы. Тщательно. Не зря же я химик. И оставляла свой фирменный знак — весы и меч. Клеймо, так сказать. На телах. Меч и весы — символы правосудия. Меч — кровь, весы — справедливость. Да, я вас путала, водила за нос. Но как же прекрасно было смотреть, как этот город очищается! Наркоманы, алкаши, шлюхи, педофилы… Я прямо наслаждалась этим. У меня всё. Если есть вопросы — задавайте.

Брумель молчал, переваривая услышанное. Наконец, произнес:

— Да уж… Слов нет. Но это вас не оправдывает. Все прекрасно помнят то дело, когда псы перегрызли глотку вашему внуку. Вы понимаете, что вам придется отвечать?

— Конечно. Мне терять нечего. Я готова ответить по всей строгости закона. Но можно попросить вас об одолжении?

— Да, конечно.

— Я хочу, чтобы мои собаки прожили хорошую жизнь. И можно вас попросить принести водички? Мне надо таблетку запить.

Брумель, согласившись принести воды, вышел из допросной, оставив Аглаю наедине с комнатой и ее призраками. Те, кто наблюдал за происходящим, заметили, как из потайного кармашка кофты она извлекла капсулу и, не колеблясь, проглотила её. Мгновение — и судороги сотрясли её тело, пена потекла изо рта, и она рухнула со стула на холодный кафель. Светлана, закричав, бросилась за Брумелем, а Миша, опережая её, ворвался в допросную, пытаясь оказать первую помощь. Но когда Брумель вернулся, было уже поздно — Аглая Петровна лежала неподвижно, навеки покинув этот мир.

— Пульса нет! — прорычал Брумель, в его голосе слышалась ярость и отчаяние. — Чёрт возьми, Аглая! Зачем ты так? Зачем? — выдохнул он, словно обращаясь к самой смерти. — Унесите тело.

— Кто ответит за это? — тихо спросила Светлана, в её глазах застыл немой вопрос.

— За свои ошибки ответит Костин. Но за мёртвых уже никто не в ответе, — отрезал Брумель. — Наш «Чистильщик» мёртв. Уникальная женщина… столько вынесла в своей жизни. Не удивлюсь, если рассудок её помутился. Доберов усыпить и забальзамировать. Это не просто собаки, это псы «Чистильщика». Щенков — в приют. Но я обещаю, Костин сядет пожизненно.

Когда Аглая оборвала свою жизнь, её дочь не проронила ни слезинки. Лицо Камиллы оставалось непроницаемым, словно смерть матери её не тронула. Брумель обратился к ней:

— Камилла… как вас по отчеству?

— Просто Камилла. Без пафоса, пожалуйста.

— Вы будете хоронить мать?

— У меня нет матери. Можете её кремировать или похоронить безымянной. Этот человек умер для меня давным-давно. Хотя… это и не человек вовсе, а зверь. До свидания.

— Что ж, коллеги, дело «Чистильщика» закрыто, — объявил Брумель, глядя на опустевшее кресло. — Это была сложная работа. Нам всем нужен отдых. Хороший детектив — это не «кто убил», а «почему убил», как говорила Донна Тартт. Мы выяснили мотив её преступлений, причины, по которым она стала такой… и эта история, признаюсь, потрясла меня до глубины души. Ладно, дело закрыто. Приглашаю всех в ресторан. Нужно развеяться.

Вот такая трагичная история. Одна сломленная жизнь, заблудившаяся в лабиринтах собственной тьмы, лишила жизни многих других. Столько исковерканных судеб… Эта боль останется в сердцах надолго, словно заноза, и эту историю ещё будут помнить, передавая из уст в уста, как мрачную легенду.

Вечер в ресторане выдался тягостным. Общая усталость витала в воздухе, заглушая даже громкие разговоры. Брумель, осушив стакан за стаканом, сидел молча, глядя в никуда. Перед глазами стояла мертвая Аглая, её искаженное судорогой лицо. Он чувствовал себя виноватым, словно мог что-то изменить, предотвратить трагедию. Но что? Он сделал всё, что было в его силах.

Светлана, напротив, старалась держаться. Заказывала еду, подливала вино, пыталась шутить. Но её улыбка казалась натянутой, а в глазах читалась глубокая печаль. Она знала Аглаю, как никто другой. И понимала, что за маской безжалостного "Чистильщика" скрывалась израненная душа.

Миша был угрюм и немногословен. Он винил себя за то, что не успел. Всего пара секунд, и Аглая была мертва. Он, опытный оперативник, не смог предотвратить её самоубийство. Эта неудача, словно клеймо, отпечаталась на его душе. Он понимал, что время лечит, но эта рана затянется нескоро.

После ресторана Брумель долго не мог заснуть. Воспоминания о деле "Чистильщика" преследовали его, не давая покоя. Он ворочался в постели, пытаясь отвлечься, но безуспешно. В голове крутились обрывки фраз, лица жертв, холодный кафель допросной. Он понимал, что эта история останется с ним навсегда, как напоминание о том, как хрупка человеческая жизнь и как легко сломать даже самого сильного человека.

В последующие дни жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Брумель, Светлана и Миша вернулись к своим обязанностям, но тень "Чистильщика" продолжала витать над ними. Они понимали, что это дело оставило глубокий след в жизни города, изменив их навсегда. Они научились ценить каждый момент, осознавая, как легко всё потерять. И помнить о том, что даже за маской безжалостного убийцы может скрываться израненная душа, нуждающаяся в помощи…

                                                                                       Эпилог.

В тени заброшенных руин на окраине города, словно грибы после дождя, возникла тайная секта мародёров, одержимая зловещей идеей — возродить кровавое наследие Чистильщика.

В полумраке, пронизанном лишь тонкими лучами лунного света, зловещая фигура обратилась к собравшимся:

— Готовы ли вы, братья и сестры, смыть гниль с лица этого города? Чистильщик пал, не склонившись перед законом, — да будет её имя прославлено! Пусть знает она, что у неё появились достойные последователи. Вместе мы очистим этот город… от людей.

Но безумные амбиции новоявленных чистильщиков были обречены с самого начала. Словно мотыльки, зачарованные смертоносным пламенем, они слишком быстро привлекли к себе внимание. Их грязные дела, словно багровый след на снегу, невозможно было скрыть от всевидящего ока правосудия. Всего месяц они сеяли хаос и страх, месяц, окрашенный кровью и безумием, но их дьявольская симфония была прервана. Вся группировка пала, словно скошенная бурей, и отныне каждого, кто осмелится подражать Чистильщику, ждала участь горшая, чем смерть, — вечное заточение в каменных объятиях тюрьмы. Ибо эти жалкие тени, эти кровожадные мародёры не постигли истинной сути учения. Они обагряли руки кровью невинных, тех, кого Чистильщик оберегал. Его же жертвами становились лишь те, кто сам запятнал себя грязью: мародёры, вандалы, наркоманы, пьяницы, отбросы общества — одним словом, маргинальные личности, чье существование подобно зловонной плесени, отравляющей мир.

Их наивная вера в то, что насилие может быть оправдано благими намерениями, разбилась о суровую реальность. Они исказили учение, превратили его в орудие личной наживы и жажды власти. Чистильщик, в чьё имя они прикрывались, наверняка отвернулся бы от них с презрением. Его методы были жестоки, но всегда выверены, направлены на очищение, а не на бессмысленное разрушение.

Истинный Чистильщик понимал, что мир — это сложный организм, где каждое существо, даже самое презренное, играет свою роль. Он не стремился к тотальному истреблению, лишь к устранению гнойных очагов, тех, кто угрожал благополучию всего целого. Он был хирургом, а не палачом.

Вскоре легенда о Чистильщике стала обрастать новыми подробностями, превращаясь в некое подобие городского мифа. Люди шептались о нём в темных переулках, приписывали ему сверхъестественные способности, называли ангелом-мстителем и демоном-искусителем одновременно.

После смерти Чистильщика преступность в городе упала на 60%. Аглая Петровна, своим жестоким методом, преподала городу урок, заставив каждого ощутить на себе бремя боли и страха. Она доказала, что страх — самый эффективный инструмент контроля.

Однако, несмотря на искоренение секты и воцарившееся подобие порядка, призрак Чистильщика продолжал витать над городом. Имя Аглаи Петровны, произносимое шепотом в темных переулках, стало синонимом страха и справедливости, пусть и жестокой. Полиция старалась не упоминать её в официальных отчетах, но в приватных беседах признавала — после её исчезновения город стал чище.

Спустя годы, в архивах обнаружили записи, указывающие на то, что Чистильщик действовала не в одиночку. Существовала целая сеть информаторов и помощников, снабжавших её информацией о преступниках и помогавших скрываться. Оставались вопросы: кто они, и что стало с ними после смерти Аглаи? Эта тень тайны еще долго беспокоила умы детективов, занимавшихся делом Чистильщика.

Однажды, молодой журналист, пытаясь раскрыть правду о Чистильщике, наткнулся на зацепку — старый дневник, спрятанный в заброшенном доме, где когда-то собиралась секта мародёров. В нем подробно описывалась система, созданная Аглаей Петровной для выявления преступников, а также имена тех, кто ей помогал.

Журналист осознал, что тайна Чистильщика глубже и опаснее, чем он предполагал. Он знал, что публикация этой информации может всколыхнуть город, пробудить старые страхи и породить новых подражателей. Но он также понимал, что правда должна быть обнародована, чтобы город смог окончательно освободиться от тени прошлого. Выбор был сложен, но журналист, движимый чувством долга, решил раскрыть правду.

Город замер в ожидании. Имя Чистильщика снова зазвучало, но теперь уже не как символ страха, а как напоминание о том, что справедливость, какой бы жестокой она ни была, всегда оставляет шрамы. И только время покажет, сможет ли город извлечь урок из своего темного прошлого и построить будущее, свободное от насилия и страха.

На следующий день после публикации статьи, город бурлил. Жители разделились: одни проклинали журналиста за то, что разворошил прошлое, другие благодарили за то, что осмелился поднять завесу тайны. Полиция начала повторное расследование, пытаясь установить личности упомянутых в дневнике помощников Чистильщика. Имена, указанные в старой тетради, казались принадлежащими давно умершим людям, но журналист предоставил доказательства, указывающие на то, что некоторые из них могли сменить личности и продолжать жить в городе под другими именами.

Вскоре начались аресты. Бывшие члены секты мародеров, а также те, кто помогал Аглае Петровне в её "очищении", были задержаны и допрошены. Некоторые отрицали свою причастность, другие признавались в содеянном, оправдывая свои действия местью и справедливостью. Общественное мнение склонялось то в одну, то в другую сторону, и город был охвачен хаосом и неразберихой.

Журналист, ставший невольным катализатором этих событий, оказался в центре внимания. Ему угрожали, его пытались подкупить, его имя поливали грязью. Но он не отступал, продолжая копать глубже и раскрывать новые факты о деятельности Чистильщика и её сети. Он понимал, что правда, которую он открыл, имеет свою цену, но верил, что эта цена стоит того, чтобы город смог двигаться дальше.

Со временем, город начал успокаиваться. Суды над бывшими преступниками и помощниками Чистильщика шли полным ходом. Общество постепенно осознавало сложность и неоднозначность прошлого. Имя Аглаи Петровны больше не звучало с таким ужасом, как раньше. Она стала частью истории, напоминанием о том, что справедливость, даже самая жестокая, не может заменить закон и порядок. Город учился на своих ошибках, стремясь к будущему, где не будет места ни мародерам, ни самозваным "чистильщикам".

Два года минуло с кошмарных событий «Чистильщика». В тихую обитель приюта, где находились щенки Доберов, ворвалась тень прошлого — дочь Аглаи Петровны. Камилла, изъеденная горем и терзаемая призраками, стала видеть мать: сначала в зыбких снах, а затем и в холодной реальности. Материнский призрак шептал о долге, о необходимости продолжить «дело». Забрав щенков, Камилла решилась на опасный визит к журналисту, осмелившемуся раскрыть грязные тайны организации под зловещим названием «ВИМ — Весы и Меч». Их главный куратор, затаившийся в тени, выжидал, готовясь вновь разжечь пламя ненависти руками дочери «Чистильщика», чье имя стало синонимом ужаса и оставило незаживающие раны в душах людей.

Ильменегорск утопал в летнем зное. Город, словно сошедший с открытки, благоухал зеленью, а озеро манило прохладой. Камилла, хлопотавшая над ужином, вздрогнула от звонка. Открыв дверь, она замерла, словно громом поражённая. Перед ней стояла её мать, Аглая Петровна, женщина, которую два года назад признали самоубийцей после допроса в полиции.

Камилла захлопнула дверь и, обессилев, опустилась на пуфик в прихожей. "Это бред, галлюцинация," — шептала она, пытаясь унять дрожь. Но новый звонок, настойчивый и зловещий, заставил её снова подойти к двери. В глазок смотрело лицо матери, искажённое жуткой, дьявольской улыбкой. Дрожащими руками Камилла отворила дверь. Аглая Петровна, торжествуя, переступила порог.

— Ну, здравствуй, доченька! Рада меня видеть? — промурлыкала она.

— Нет! Уйди! Это галлюцинации! Ты мертва! — в ужасе пролепетала Камилла, падая на колени. Ей казалось, что рассудок покидает её.

— О, да, я мертва… для всех, — усмехнулась Аглая Петровна. — Но, как видишь, я выжила. Интересно было побывать по ту сторону смерти?

— Нет! Ты мертва! Я лично тебя хоронила! Этого не может быть!

— Ты хоронила меня в закрытом гробу, не удосужившись убедиться, кто там на самом деле, — парировала Аглая Петровна. — Помнишь, сразу после моей "кончины" случился пожар в морге? Я всё рассчитала, всё подстроила. Знала, что моя смерть будет настолько убедительной, что поверят все. Я же учитель химии, не забывай. Ввела себя в состояние клинической смерти. Риск был велик, я думала, что действительно не вернусь, но моя харизма, моя стойкость и выносливость, несмотря на мои 72 года, помогли мне выжить.

— Это бред! Я не верю! — отчаянно воскликнула Камилла.

— Что ж, подойди, потрогай. Ущипни, если хочешь, чтобы убедиться, что я из плоти и крови.

Камилла, скованная ледяным ужасом, с дрожащими, словно осенние листья, руками, приблизилась к матери, отказываясь верить своим глазам. Робкая надежда заставила её коснуться кожи Аглаи Петровны — живая, реальная. В следующее мгновение Аглая Петровна, словно зловещий фокусник, извлекла из рукава нож, сталь которого хищно сверкнула в полумраке, и без колебаний вонзила его в живот дочери. Камилла отшатнулась, кровавый фонтан хлынул сквозь судорожно прижатые к ране пальцы. Она рухнула на пол, задыхаясь, словно выброшенная на берег рыба, но цеплялась за ускользающую жизнь.

— За что? Ты убила моего сына, теперь меня… за что, мама?! — прохрипела Камилла.

Аглая Петровна наклонилась над умирающей дочерью, её лицо исказила торжествующая гримаса. — А я тебе сейчас расскажу одну историю… Я тут выяснила, что куратором организации ВИМ — «Весы и Меч» была ты. И я даже знаю твой мотив… хотя нет, расскажи-ка мне его лучше ты сама.

— Да, я была главным куратором организации ВИМ, — с трудом выдохнула Камилла. — Я хотела отомстить тебе за то, что ты лишила меня сына. Я знала, что Костин, бывший начальник твоей ученицы Светланы, создатель этой организации, и я сливала тебе всю информацию о маргинальных личностях. А ты даже не догадалась, что мистер «N» — это я. Я пристально наблюдала за всем процессом и знала, что ты зверь, монстр. Просто нужно было этого монстра направить в нужное русло, создать легенду Чистильщика и держать с помощью тебя весь город в страхе. Пока полиция занималась главным делом Чистильщика, мы промышляли ограблением банков, получали большие деньги от спонсоров. Ведь органам власти было не до мелких преступлений, когда в городе орудует маньяк, и главное в приоритете — поимка этого преступника.

Аглая Петровна выпрямилась, её глаза горели неистовым огнём. — Так вот, доченька, я выжила и два года пробыла в тени, выясняя всю информацию о вашей организации. Получается, я была пешкой в ваших руках, а вы — главным ферзем в этой запутанной игре. И твоего сына, моего внука, убила не я, а его наркота. А мои доберманы… они ему лишь помогли уйти быстрее.

С этими словами Аглая Петровна выдернула нож из живота Камиллы, и кровь хлынула с новой силой. С нечеловеческой жестокостью она перерезала горло собственной дочери и на окровавленном трупе вычертила символ «Весов и Меча». Спустя несколько мучительных минут после убийства Камиллы, Аглая Петровна, изменив голос, позвонила в полицию с телефона дочери и сообщила о трупе в квартире. Сотрудники тут же выдвинулись на место преступления. Аглая Петровна забрала с собой щенков Полночи, суки добермана, которая недавно принесла потомство. Щенки, впервые вкусившие кровь уже мёртвой хозяйки, послушно виляли хвостами. Доберманы, почуяв в ней родственную душу, смотрели на Аглаю Петровну преданными глазами. Она приказала им вырвать кадык у трупа дочери.

— Город засыпает, просыпается Чистильщик, — прошипела Аглая Петровна. Зловещий, леденящий душу смех вырвался из её уст.

Когда полицейские прибыли на место преступления, Светлана, Олег Брумель и Михаил застыли, словно их отбросило в кошмарное прошлое, когда город был во власти Чистильщика. Тот же зловещий почерк: вырванный кадык, символика весов и меча, но на этот раз — удар ножом в живот.

Светлана прошептала:

— Нет… этого не может быть. Неужели Чистильщик восстал из мертвых? Мы же видели, как она умерла в допросной, проглотив ту капсулу.

Брумель, нахмурившись, произнес:

— Постойте… это же дочь Аглаи Петровны, нашего Чистильщика.

Михаил покачал головой:

— У меня ощущение, что игра только начинается. Всё это слишком странно. Она ведь ненавидела мать, не общалась с ней. Кто её убил? Она никому не мешала… Зачем?

Светлана начала осматривать квартиру. Игрушки для животных, две мягкие лежанки, фотографии на столе, где Камилла, сияя улыбкой, обнимала двух доберманов. Подойдя к начальнику, она спросила:

— Где доберманы?

Олег Брумель стоял у окна, задумчиво глядя на мерцающие огни города. В голове роились вопросы, ответы на которые казались недостижимыми. Смерть дочери Чистильщика, Камиллы, была абсурдной и необъяснимой. Он помнил Аглаю Петровну — ледяную, расчетливую убийцу, чье имя вселяло ужас в сердца горожан. Неужели её кровавое наследие настигло и невинную дочь?

Михаил, не отходивший от Светланы, внимательно наблюдал за её действиями. Светлана была лучшим следователем в их отделе, ее интуиция и аналитический склад ума не раз помогали им раскрывать самые сложные дела. Он знал, что сейчас она пытается найти хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы ухватиться.

Внезапно Светлана резко обернулась:

— Брумель, проверь записи с камер видеонаблюдения в подъезде и во дворе. Михаил, свяжись с кинологами, узнай, где сейчас находятся доберманы Камиллы. Это важно.

В её голосе звучала твердая уверенность. Брумель и Михаил не стали задавать лишних вопросов, они знали, что Светлана чувствует что-то важное. Тишина квартиры, нарушаемая лишь гулом работающих полицейских, казалась зловещей. В воздухе витала тревога, предчувствие чего-то большего, чем просто убийство. Камилла стала первой жертвой в новой игре, правила которой пока были им неизвестны.

Олег поспешил к компьютеру, его пальцы быстро забегали по клавиатуре. Просматривая записи с камер, он заметил странную закономерность: в день смерти Камиллы в подъезд несколько раз заходили люди, чьи лица были скрыты капюшонами и масками. Движения их были четкими и скоординированными, будто они знали, куда идут и что делают. Один из них задержался на этаже Камиллы чуть дольше обычного, а потом быстро спустился вниз. Брумель сохранил фрагмент видео и отправил его Светлане.

Михаил уже говорил по телефону с кинологом. Оказалось, что доберманы Камиллы, обычно не отходившие от хозяйки, были переданы на передержку в питомник за несколько дней до трагедии. Якобы Камилла уезжала и не могла взять их с собой. Но почему она не предупредила об этом друзей и коллег? Этот вопрос повис в воздухе, добавляя еще одну загадку в и без того запутанное дело.

Светлана вглядывалась в безмолвные кадры с места преступления. Ни следа борьбы, ни единой ниточки, ведущей к мотиву. Оперативная стерильность, граничащая с дьявольской ухмылкой профессионала. Убийца словно вылизал за собой все следы, превратив квартиру в безжизненный музей. Но Светлану терзала навязчивая мысль, сверлящая сознание, словно зубная боль: что-то упущено. Какой-то ускользающий призрак истины дразнит её, маяча где-то на периферии внимания. Казалось, ключ к разгадке — в сантиметре от неё, нужно лишь протянуть руку.

И тут взгляд зацепился за хрупкий силуэт на полке. Фарфоровая балерина с трагически обломанной рукой. Неприметная безделушка, пылинка в океане вещественных доказательств, но что-то фальшиво блеснуло в её безмолвной позе. Светлана осторожно взяла статуэтку в руки, словно боялась спугнуть невидимую тайну. На месте отломанной руки зияла крошечная полость, словно фарфоровая рана. Сердце подсказало правильное решение. Светлана достала из кармана булавку и, орудуя ей с ювелирной точностью, извлекла свернутый в тугую трубочку листок. Развернув пожелтевшую бумагу, она увидела пляшущие ряды цифр и букв, начертанных дрожащим почерком. Шифр.

После того, как безжизненное тело увезли в морг, квартира погрузилась в оцепление полицейских лент, предвещая долгие часы кропотливой работы. Расследование набирало обороты, словно маховик смертоносной машины.

Аглая Петровна, наблюдая за суетой в новостях, зловеще усмехнулась: "Игра начинается, мои верные пешки, добро пожаловать в ад". За два года, словно восстав из пепла, она преобразилась, словно время отступило перед её волей. Каким-то непостижимым образом, при помощи темных шаманских ритуалов, она вернула себе молодость, оставив позади бремя возраста. Аглая Петровна знала, что её, мертвую, никто не станет искать. А вот Чистильщика выследят вновь. "А мои новые доберманы… Амадео и Дантес… имена им к лицу." — прошептала она. Доберманы, ставшие не просто псами, а адскими приспешниками, жестоким и послушным оружием в её руках, рожденным из древней магии и безумной воли хозяйки.

Светлана вглядывалась в шифр, чувствуя, как мурашки бегут по коже. Это не просто случайная записка, а ключ к чему-то гораздо большему, чем просто убийство. Она чувствовала это нутром, интуицией опытного опера. Отложив листок в сторону, она вернулась к осмотру квартиры, теперь уже с новым пониманием. Каждый предмет, каждая деталь казались ей подозрительными, потенциальным хранителем секретов.

Тем временем, в другом конце города, Аглая Петровна, облаченная в темный шёлк, наблюдала за ночным городом из панорамного окна своего пентхауса. Амадео и Дантес, огромные, мускулистые доберманы с горящими глазами, лежали у её ног, чутко реагируя на каждое её движение. Она погладила Амадео по голове, чувствуя под рукой жесткую шерсть. "Скоро, мои хорошие, скоро мы вновь выйдем на охоту", — прошептала она, и в её голосе звучала ледяная сталь.

Расшифровка послания заняла почти всю ночь. Бессонные часы у монитора, череда сложных алгоритмов и кропотливый анализ привели Светлану к неожиданному результату: координаты. Координаты заброшенного склада на окраине города. Сердце бешено колотилось в груди. Она знала, что должна проверить это место, несмотря на риск. Инстинкт подсказывал, что именно там её ждет правда.

Рано утром, когда город только начинал просыпаться, Светлана уже подъезжала к указанному складу. Здание выглядело заброшенным и мрачным, с выбитыми стеклами и облупившейся краской. Тишина вокруг казалась зловещей, нарушаемой лишь карканьем ворон. Она вышла из машины, достала пистолет и медленно направилась к входу, готовая к любому развитию событий. Ее ждала встреча с прошлым и с тем, кто решил, что может играть жизнями людей, как пешками на шахматной доске.

Экстренный выпуск новостей прервал вечернюю тишину: «Сегодня вечером, около девяти часов, обнаружено тело молодой девушки. Полиция установила, что это дочь печально известной Аглаи Петровны — Чистильщика, на счету которой около пятидесяти жертв. Следствие ведется. Неужели Чистильщик вернулся?..»

P.S.

Ильменегорск — вымышленный город, сотканный из туманов Новгородчины, призрачно отражается в зеркале Ильмень-озера. Здесь, среди зыбких берегов и шепчущих камышей, разворачивается история «Чистильщика» — безжалостного палача, что вершит свой кровавый суд над отбросами общества. Он — тень, карающая длань, мнящая себя орудием высшей справедливости в этом богом забытом краю.