Не бывает в мире истинного добра, как не может быть и истинного зла. Всё закономерно в мире этом, всё подчиняется законам; разве что законы эти бывают не столь хороши, как нам хотелось бы.
Кто такой террорист?
Преступник, бесспорно. Конечно же, человек с зерном зла в его извращенной душе. Но давайте же посмотрим, какими принципами руководствуется тот, чьи действия приносят боль, смерть, ненависть в наше сердце?
Шахид. Кто он такой? Всего лишь человек другой веры, другого мировоззрения. Представьте себе человека, которого с детства учили, что словом «зло» обозначаются добрые поступки, действия во благо; словом же «добро» зовутся некие другие, неправильные, преступные деяния. Этот человек пришел к нам, в наш мир, и в его понятии то, что делаем мы — отвратительно и пошло, а то, что несет в этот мир он — возвышенно, истинно.
Вот с какими мыслями нужно думать о человеке, который убивает и других, и себя вместе с ними же. За что умирает он? За людей, за веру, за благо. За что убивает он? За жизнь, за любовь.
Вы спросите: как же можно лишать другого жизни во имя добра?
Ответ прост: террорист сам не ведает, сколько боли несет в этот мир. Привнося в него «свет», убивая и умирая за веру, человек сам не осознает, что печали и мук он причиняет в сотни тысяч раз больше.
«Кого люблю — того бью», — вот что должно быть написано на поясе у шахида. Вот какой идеологией он движим, вот какие мысли роятся в голове у него.
Но всё же: как искоренить зло? Ненавистью ли? Призывами ли «Мы против!»? Казнями ли, тюрьмами, пытками?
Помните, что ненависть порождает ненависть, и лишь любовь и свет могут исцелить душевнобольного. Нельзя со слепой яростью реагировать на действия террористов, но нельзя и прогибаться под их натиском.
По моему мнению, если бы государство вело правильную политику (не ту, которую можно охарактеризовать словосочетанием «война против терроризма», а некую другую, более образцовую, направленную не на подавление экстремизма, а на перевоспитание самой личности шахида, его мировоззрения), я считаю, что только тогда истинный свет проник бы в их души и озарил бы их лучами любви, сострадания, веры и надежды.

27.03.2011

Никто и нигде не видел еще такого бесконечного неба. Оно манило своей кристальной чистотой и, казалось, нежно обнимало тебя, кутало в пушистые облака, звало окунуться в лазурную высь, подмигивало тебе канареечным Солнцем.

Под этим небом рос разлапистый изумрудный дуб. На одной из его ветвей сидела маленькая Сова.

Она была неприметная, молочно-бежевого цвета и с большим крючкообразным клювом. Им она любила есть мышей и чистить перышки. Но, бесспорно, кушать Сова любила в стократ больше, поэтому мыши в округе скоро перевелись, и она принялась тщательно вычищать свои растрепанные перышки.

Окончив это, без сомненья, важное занятие, она призадумалась: «Ну вот. Все мыши съедены, а перышки вычищены. Для чего мне еще жить?» и решила на сим благостном моменте свою жизнь скоропостижно завершить.

Она вспорхнула и полетела над долами, лугами, кустами, деревьями и над прочей травкою. Пролетая над василькового цвета ручьем, Сова вдруг обнаружила мягкое серое тельце, нежащееся на солнышке. «Мышь! Живая мышь, которую я непременно должна поймать и скушать!» — вот были мысли Совы. Не поверите, но у нее вновь появился смысл жизни!

И вот она стала снижаться, бесшумно взмахивая своими громадными крыльями. Вот еще сантиметр…и ее когтищи вопьются в пухленькое брюшко! Казалось, само небо в этот самый момент померкло, и само солнце было заслонено могучей тенью кровожадной Совы.

Но лишь ее когти коснулись дымчатого тельца, как вдруг оно, это самое тельце с тщедушными лапками-прутьями, внезапно дернулось, хрюкнуло и ощетинилось целой цепью крошечных, но колких иголочек.

«Как же так? — сказала бы Сова, коли умела б говорить. — Как же вышло такое, что вместо кушанья на земле очутился мешок с колючками?»

А тем временем из иголок появились два черных глаза-бусинки и взглянули на застывшую от ужаса Сову.

— Не бойся меня, дикая птица, — вдруг произнесло чудище, — я не сделаю тебе ничего плохого.

Сова, сова…бедная птица! Куда ей было сообразить своими куриными мозгами, что за зверь такой перед ней?

— Не бойся, — повторил шипастый клубок. — Ты ведь хищник, а не я.

Промолвив таковы слова, «мешок с колючками» развернулся, и перед Совой внезапно очутился…Ежик!

Сова недовольно защелкала клювом. Кушать ежей не входило в ее обязанности, и она уже начала расправлять свои крылья, намереваясь взлететь.

— Не бойся, добрая птица, — вновь попросил Ежик. — Теперь я вижу, что ты не хочешь причинить мне вреда.

Сова грозно заухала. Ей не понравилось, что какой-то Ежик совсем перестал бояться ее, царицу леса.

— Добрая птица, ты только посмотри, какой ручей! — Ежик указал на журчащую воду. — Хочешь ли ты попить?

С этими словами Ежик неспешно потопал к воде. Вода и впрямь была удивительная в тот день: аквамариновая, прохладная, желанная.

— Лети скорей сюда! Ты только погляди на это!

Сова лениво приблизилась. Она увидела, как отблески солнца играют на водной глади, отражаясь от нее всеми цветами радуги.

— Сова, не правда ли это чудесно? — тихо спросил Ежик.

Сова продолжала угрюмо смотреть на воду возле ее крыльев.

Вдруг одно перышко с ее крыла упало и понеслось вниз по теченью. Сова, возмущенная и смущенная до крайности, постаралась догнать его и возвратить на надлежащее ему место — в крыло.

Не проковыляв и метра, Сова споткнулась и плюхнулась прямо в сверкающую воду ручья. Ежик засмеялся и плюхнулся рядом:

— Смотри, какая ты теперь мокрая и смешная!

Сова уставилась на свое отражение. Трудно сказать, что творилось в тот момент в ее голове, но уже через минуту она радостно квохтала над той, другой Совой в ручье, а та, другая, отвечала ей таким же гоготом.

Нахохотавшись и наплескавшись вдоволь, Сова и Ежик выбрались на берег речки, чтобы понежиться в лучах уже заходящего солнца. Сове всё хотелось сказать чего-нибудь доброе этому крошечному зверьку, но, как вы уже знаете, говорить-то она как раз и не умела.

Тогда она взяла в клюв палочку, валявшуюся неподалеку, собралась с силами и написала на мокром речном песке всего одно слово. И слово это было «Свет».

Сова нежно, настолько нежно, насколько она могла, будучи хищной птицей, указала Ежику на свои каракули.

— Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет, — отвечал ей растроганный Ежик. — И если ты, добрая птица, позволишь мне, то я всегда буду приходить сюда и купаться с тобой.

С тех самых пор Сова больше не кушает мышей. Ее нрав сильно изменился — естественно, в лучшую сторону. Теперь она хищная птица только по документам; в груди же у нее пылает такое же горячее и любящее сердце, каким обладает Ежик.


Кто знает: быть может, наши герои и по сей день сидят на берегу ручья, чертят загадочные письмена на песке и любуются дарами природы…

02.04.2011