Дневник: Leda

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот пятый опус Ядъ прелестницы выпьют ночной И положат веселию длиться, Эльфы в башнях юдоли земной, Где возможно увечным целиться. Небокрылые духи войны Се горят во асийской старизне. Вселегки о Петрополе сны, Их ли помнить у Клио на тризне. Расточатся худые щиты, Мел от гипсов по темным аллеям Истечет и желтицею рты Нам зальют, потакая лилеям.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста пятьдесят восьмой опус Мел стекает со шелковых лиц, Милых отроков чествуют взглядом, Век паяцев и падших столиц: Славен пир алавастровым ядом. Звезды мертвые имут иль срам, Кто юниде ответствует пленной, Ирод ждет нас к себе по утрам – Вишни есть в сукровице тлеенной. Всех оплакала твердь Сеннаар, Шелк ужасен о персях Аделей, Се и мы без высоких тиар Меж порфирных лежим асфоделей. Четыреста пятьдесят девятый опус . Хоть с Гекатой в фамильный подвал Опустимся: июльские вина Блещут златью, где мраморник ал И надежды пуста домовина. И кургузая Цина ужель Не хмелеет со крови, решится Яко розами выцветить гжель, Вечность адских чернил устрашится. Но, Гиады, не плачьте, август Желтой вишней фаянсы литые Оведет — мы из пламенных уст Выльем яд на столы золотые.

(комментариев: 0)

Яков ЕСЕПКИН СИЕСТЫ У ГИАД Двенадцатый фрагмент В бельэтажах успенных каретниц И следить, венской школы флеор Одевает немеющих сплетниц, Шелест внемлют Готье и Диор. Бесит пурпур скопленья тартарских Крыс чумных, из помоек оне Ко столовым бегут, сеннаарских Яств алкают в игристом вине. Но, смотри, формалин пирочеев Залил барвой, стольницы с вином Отравленным горят и кащеев Талый воск дарит мраморным сном. Иды мертвые, ваши ли бирки Ноги рожениц днесь превиют, Плодов их, где черствые просфирки На вечерии слугам дают. Яд в фамильные царские мелы Затечет по шелковым устам, Станут потные биться Камелы, К ледяным нашим близясь перстам.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот четвертый опус Тушь коринфская мела белей, С темных вечности нимбов не сходит, Фавны пали, а всё Апулей Атраменты златые обводит. Краснозвездное лейте вино По устам ли, всемимо, камены, Испились мы и сами давно, Кровь слили на востребу измены. Кущ садовник превывел сей хмель, Виждь алмазность любви и коварство, Где за тридевять тленных земель Нас влекли в тридесятое царство.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин Тусклые алавастровые гравиры Сто сорок седьмой фрагмент Маньеристы о Джесси вздыхают, Шелк дарят Саломее пажи, И резвятся еще, и порхают Азазели во маковой ржи. Белошвейкам царевн буржуазных Утром лядвия зло обшивать, Со афинских балов куртуазных Влечь в монарший альков пировать. Здесь игристые вина темнели, Здесь чернился на яствиях мел, И всеядные рты пламенели Меж шелками превитых Камел.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин Трапезы. Сукровичные вишни у Ирода I Сад портальный украсят зелени, Станем лотосы кровью гасить, Желтосвечные наши и тени, Поздно милостынь мертвым просить. Много скорби о пире небесном, Девы белые алчут сурьмы, Во кармине пылают одесном Золочёные багрием тьмы. У Винсента ль просить божевольных Дивных красок, его ли очниц Не склевали вороны со дольных Областей и варварских терниц. Сколь высоко хоровые нети, Нетлеенные рдеют цвета, Хоть забросим в бессмертие сети, Золота наша смерть, золота. Позовут ангелочки, а туне, Пировайте ж, садовый нефрит Мы пили в червоцветном июне, В каждом лотос кровавый горит. II Ложесны закрывайте парчою, По серебру тяните канву, Пред успенной астрийской свечою Нити хорные бьют синеву. У Чумы на пиру хорошо ли Торговать васильками, оне Мертвым суе, гробовые столи О царевнах темнеют в огне. Исцветает дельфийский путрамент, Змеи с чернью шипят за столом, Хмель виется на тусклый орнамент, Вспоминают купцы о былом. Были мы пробиенны Звездою, С богородными речи вели, Но за мертвой послали водою Аонид и сердца соцвели. Выжгут литии нощные серы, Свечки розные воры снесут – Царичей и покажут химеры, Никого, никого не спасут. III Шелк несите сугатный, червовый, Сокрывайте холодных цариц, В усыпальницах пламень восковый Паче лядвий и млечных кориц. Эти адские кущи впервые Серафимы не могут забыть, Розенкранц ли с удавкой о вые Полагает принцессам не быть. Что резвятся шафранные феи, Хватит челяди мраморных жал, Мрачен бальник исцветшей Психеи, Упасен, кто аромы бежал. Мы ль златую весну ожидали, В сеннаарских гуляли садах, Всем теперь бутоньерки раздали, Витокровные свечки во льдах. Всех нашли и гортензии в косы Перстной смерти с виньетой вожгли, И горят желтоядные осы На патинах садовой бели.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин Химеры Белькампо Пространство, ниспадающее к Летам, Шагренью зацветает колдовской, Пугая небодержцев, по приметам Зиждится на хаоснице покой. Иголок стог, спрессованный тепла Янтарным утюгом, цветы и осы, И клеверная готика села Горят, багря небесные откосы. Горит сие вольготно, а и мы Недавно хорошо еще горели, Свои жизнеприходные псалмы Пеяли ангелочкам, в акварели Рельефные порфировая мгла Сливалась, паки розовое масло Текло на те образницы, игла Стрибога колченогого (не гасло Тогда светило вечное, в нощи Пылалось, денно благость расточало, Сейчас квадриги эти не ищи, Мой спутник, светодарное начало Приблизилось к ущербному витку И Ра уже не помнит колесницы, О том великолепии реку Едва не машинально, чаровницы Альфические голову кружат, Кому б они ее не закружили, Пути неклеверные прележат Далече, звездочеты ворожили Нам ранее хожденческий удел, Поэтому благое приближенье К фернальному источнику, от дел Божественных далекому, круженье Оправдывает, впрочем, утаим Реченье потаенное и думы, Пока о тех образницах стоим, А прочие алкают нас) из сумы Небесной возникала иль иной Пригодный к рисовательству источник, Пейзаж цветился краской неземной, Менялись боги славские, цветочник Винценту нагонявший воронья Скопища лепотой своей манящей, Франсиско, Босха зревший, остия Чурные простирал и настоящей Временности дарил полет цветов, Задача живописцев упрощалась, Любой натюрморт вечности готов Служить был, мертвой ауры вмещалась Колонница в бумажной ободок, В папирусы и глину, в мрамор бледный, Герой, сюда он больше не ездок, Москвы чопорной взор и разум бедный Любил здесь утешать, поздней других Ревнителей высокого искусства И балов парвеню за дорогих Гостей держали музы, трепет чувства Столь дивным быть умеет, что порой Плоды классификации превратны, Тогда бессмертье красочной игрой Художник подменяет, многократны Примеры искушений таковых, Уж лучше свято веровать в обманность Словесности, амфор музыковых, Таящих в неге звучности лишь странность, Какую верить алгеброй прямой Нельзя никак, ацтеки иль шумеры Скорей дадут гармонии седьмой Бетховенской симфоньи, где размеры Верховною блистают красотой И грозностью небесной вдохновляют, Разгадку музоведам, запятой От смерти жизнь фривольно отделяют Камен миссионеры, о холстах, Скульптуре, изысках архитектурных И вовсе говорить смешно, в местах Надмирных, скажем проще, верхотурных Считают их условною средой, Обиделся б немало Иероним, С ним иже, но коварною рудой Полнятся арсеналы, а синоним Творенья чаще ложности посыл Являет, сокровенности барьеры Легко берут демоны, Азраил, Чурные Азазели и химеры, Ну кто не любит мучить молодых Наперсников созвучий и палитры, Игры азартной баловней седых, Даруют им черемники и митры Престольные (понтифики, расчет Ведите новых эр католицизма), И царские тиары, не сечет Главы повинной меч, но классицизма, Барочности иль готики сынов Достойных, чтобы узреть своевольство, Готовы много дать сии, не нов Такой сценарий творчества, довольство Предложено когда, духовники Эфирных аонид и замечают По прихоти, бывает, высоки Мишени, их со звездами вращают Чермы и тролли, демоны одне, Сколь ангелы оплаканные туне Искать влачатся в призрачном огне Товарищей успенных, а коммуне Художнической низкий экземпляр Какого-то лихого фарисейства Наследовать приходится, маляр Адничный мог бы этого лицейства Бежать вернее, цели в небесах Теперь герои редко поражают, Ищи огонь у музы на весах, Пожарище осталось, ублажают Черемный слух творителей чреды, Тем легкости одной необычайной Лишь мало будет, прочие среды Безмолвствуют, высотности случайной Им огонь параллелен, впрочем, пут Бесовских отстраниться удавалось Честным, сейчас искусственный диспут Уместен ли, елику не сбывалось В истории центурий роковых Иное прорицательство, коль слова Порой терялась магия, живых Не спросим, а мертвым сия полова Зиждительных горений тяжела, Обманов цену знают неботворцы, Так бысть сему — с черемного стола Возьмем себе под эти разговорцы Червенной водки, аще до адниц Зайти пришлось, а, может быть, придется, Обманем хоть иродских черемниц И тождество мирское соблюдется, Нам ложию сквернили бытие, Платили им за чурное коварство, В ответ порфирокнижия свое Восполним искаженьями, а царство Нецветное простит сиречный грех, Зерцала сем равно минуть возбранно, Пусть виждят из серебряных прорех, Как тени наши царствуют сохранно, Берут вино и водку от стольниц, Альковные миражи забывают, Меж белых осиянных чаровниц Сидят, еще одесно пировают, Полнощно свечи бархатные тлят, А гоблинов и черем искаженных Виденья души слабые целят, Когорты юродивых и блаженных Влекутся вдоль некропольских полей, Разбитые, жалкие, в прахе млечном, Чем далее, тем паче тяжелей, Не смея лживо царевать на вечном Пути, определенном для ночных Певцов, какой любили звездочеты Сребрить мездрою конусов свечных, Ведя свои астрийские расчеты.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин Харитам I Где путрамент златой, Аполлон, Мы ль не вспели чертоги Эдема, Время тлесть, аще точат салон Фреи твой и венок — диодема. Шлейфы Цин в сукровице рябой, Всё икают оне и постятся, Се вино или кровь, голубой Цвет пиют и, зевая, вертятся. Кто юродив, еще именит, Мглу незвездных ли вынесет камор, Виждь хотя, как с бескровных ланит Наших глина крошится и мрамор. II Полон стол или пуст, веселей Нет пиров антикварных, Вергилий, Ад есть мгла, освещайся, келей, Несть и Адам протравленных лилий. Разве ядом еще удивить Фей некудрых, елико очнутся, Будут золото червное вить По венцам, кисеей обернутся. Наши вишни склевали давно, Гипс вишневый чела сокрывает, Хоть лиется златое вино Пусть во мглу, яко вечность бывает. III Капителей ночной алавастр Шелки ветхие нимф упьяняют, Анфиладами вспоенных астр Тени девичьи ль сны осеняют. Над Петрополем ростры темны И тисненья созвездные тлятся, Виноградов каких взнесены Грозди к сводам, чьи арки белятся. Померанцы, Овидий, следи, Их небесные выжгут кармины, И прельются из палой тверди На чела танцовщиц бальзамины. IV Грасс не вспомнит, Версаль не почтит, Хрисеида в алмазах нелепа, Эльф ли темный за нами летит, Ангел бездны со адского склепа. Но легки огневые шелка, Всё лиются бордосские вина, И валькирий юдоль высока, Станет дщерям хмельным кринолина. Лишь картонные эти пиры Фьезоланские нимфы оставят, Лак стечет с золотой мишуры, Аще Иды во хвое лукавят. V Всех и выбили нощных певцов, Сумасшедшие Музы рыдают, Ангелочки без тонких венцов Царств Парфянских шелка соглядают. Хорошо днесь каменам пустым Бранденбургской ореховой рощи Бить червницы и теням витым Слать атрамент во сень Людогощи. Веселитесь, Цилии, одно, Те демоны влеклись не за вами, Серебристое пейте ж вино, Украшенное мертвыми львами. VI Над коньячною яшмой парят Мускус тонкий, мускатная пена, Златовласые тени горят, Блага милостью к нам Прозерпена. Винных ягод сюда, трюфелей, Новогодия алчут стольницы, Дев румяней еще, всебелей И не ведали мира столицы. Мариинка, Тольони сие Разве духи, шелковные ёры, Их пуанты влекут остие, Где златятся лишь кровью суфлеры. VII Столы нищенских яств о свечах Тени патеров манят, лелеем Днесь и мы эту благость в очах, Ныне тлейся, беззвездный Вифлеем. Яства белые, тонкая снедь, Пудра сахаров, нежные вина, Преложилась земная комедь, А с Лаурою плачет Мальвина. Дщери милые ель осветят, Выбиются гирлянды золотой, И на ангельских небах почтят Бойных отроцев млечною слотой. VIII Вновь горят золотые шары, Нежно хвоя свечная темнится, Гномы резвые тлят мишуры И червицей серебро тиснится. Алигъери, тебя ль я взерцал: Надломленный каменами профиль, Тень от ели, овалы зерцал, Беатриче с тобой и Теофиль. Ах, останьтесь, останьтесь хотя Вы ночными гостями в трапезных – Преследить, как, юродно блестя, Лезут Иты со хвой необрезных. IX Вдоль сугробов меловых гулять И пойдем коробейной гурмою, Станут ангелы чад исцелять – Всяк охвалится нищей сумою. Щедро лей, Брисеида, вино, Что успенных царей сторониться, Шелки белые тушит рядно, Иль с демонами будем цениться. Золотое начинье тисня Голубою сакраментной пудрой, Яд мешая ль, узнаешь меня По венечной главе небокудрой. X Амстердама ль пылает свеча, Двор Баварский под сению крова Млечнозвездного тлеет, парча Ныне, присно и ввеки багрова. Книжный абрис взлелеял «Пассаж», Ах, напротив толпятся юнетки, Цель ничто, но каменам форсаж Мил опять, где златые виньетки. Аониды еще пронесут Наши томы по мглам одеонным, Где совидя, как граций пасут, Фрея золотом плачет червонным. XI Злобный Мом, веселись и алкай, Цины любят безумную ядность, Арманьяка шабли и токай Стоят днесь, а свечей —— неоглядность. На исходе письмо и февраль, Кто рейнвейны любил, откликайтесь, Мгла сребрит совиньон, где мистраль Выбил тушь, но грешите и кайтесь. Цина станет в зеркале витом Вместе с Итою пьяной кривляться, Хоть узрите: во пунше златом Как и будем с мелком преявляться. XII Заливай хоть серебро, Пилат, В сей фаянс, аще время испиться, Где равенствует небам Элат, Сами будем звездами слепиться. Вновь античные белит столы Драгоценный вифанский орнамент, А и ныне галаты светлы, Мы темны лишь, как Божий сакрамент. Был наш век мимолетен, шелков Тех не сносят Цилетты и Озы, Пить им горечь во веки веков И поить ей меловые розы.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот третий опус Хоры чествуй, атрамент земной, Лишь бутон леденится бутоном, Нас оплачет Петрополь больной, Восклоняясь над желтым бетоном. Всё тлетворные свеи парят, Всё пируют одесно живые, А и суе шелково горят Содомитские те пировые. Как и вылить алмазность письма, Урания светильники прячет, И Рагнеда иль Парка сама Над тенями повешенных плачет.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот второй опус Парки темные шелки плетут, Над Граалем камена рыдает, Где и юношей бледных пречтут, Аще мертвых Аид соглядает. Ах, чернила не стоил обман, Мел графитов чарует алмазность, Ветхим полкам любезен туман И мила аонид неотвязность. Очарованный славой лорнет Легковесная Цита уронит, Имя розы иудиц минет – Вечность павших царей не хоронит.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста пятидесятый опус Каталонские замки пусты, Вишен феям, сколь милые просят, На червовых подносах кроты Молодильные яблоки носят. Что еще и подать ко столам, Яд румянит емину витую, Истекается мел по челам, Ешьте, гости, морошку златую. Мертвых негу сковали огни, Сотемнила Патрисию чадра, И меж башен, когда ни взгляни, Всё плывет голубая эскадра. Четыреста пятьдесят первый опус Шелест крови разбудит девиц, А и любят монашенки сводность, Утром смоется течь с половиц, Пей, Моцарт, воспевай неисходность. Монастырские туне балы Отзвучали, сколь вечерям длиться, Минуть Клэр веретенной иглы, Яд течет и не может прелиться. И смотри, меццониты вертят Остье бледных детей из столовой, И чурные канцоны летят К амальгаме сребристо-меловой.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Девятисотый опус Небосвода волшебный хрусталь Истенили атласные фоны, Иудицам кивнул Гофмансталь, Кровь их дьяментов злей Персефоны. Пьет шампанское челядь, белясь, Золотятся картонные волки, Несмеяны тянут, веселясь, Из отравленных вишен иголки. Взором тусклым чарующих нег Обведем неботечный атрамент, И воссыпется питерский снег, Презлатясь, на тлеенный орнамент.

(комментариев: 0)

Яков Есeпкин На смерть Цины Четыреста сорок четвертый опус Тисов твердые хлебы черствей, Мак осыпем на мрамор сугатный, Где и тлеет безсмертие, вей Наших сводность жжет сумрак палатный. Шелк се, Флория, что ж тосковать, Лишь по смерти дарят агоние Из партера бутоны, взрывать Сех ли негу шелковой Рание. В Александровском саде чрез тьмы, Всекадящие сводные тени К вялым розам тянулися мы —- Днесь горят их путраментом сени. Четыреста сорок пятый опус С Ментой в мгле золотой предстоим, Лишь для цвета она и годится, Алым саваном Плутос таим, Гея тленною мятой гордится. Крысы выбегут хлебы терзать, Маки фивские чернию веять, Во столовых ли нощь осязать, Ханаан ли хлебами воссеять. Сем путраментом свечки тиснят В изголовьях царевен синильных, Яко гипсы кровавые мнят Всешелковость их лон ювенильных.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот первый опус Аще вершников лета целят И ночные певцы недыханны, Пусть фиванскую чернь веселят Двоеклятые Фриды и Ханны. Строфы эти горят во желти, Наш путрамент сирен золотее, Сколь младенцев благих не спасти, Поклонимся хотя Византее. Мнемозина ль, беги веретен, Суе Мом пустоокий смеется, Всякий сонной парчой оплетен Мертвый царич — в ней бьется и бьется.

(комментариев: 0)

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста тридцать первый опус Фавны оперы нас охранят, Веселяся, витийствуйте, хоры, Сводность ангели тусклые мнят, Режут цоколь мелки Терпсихоры. Белый царь ли, мышиный король, Всё б тиранить сиим винограды, Темных свечек заждался Тироль, Негой полны Моравии сады. И куда ж вы несетесь, куда, Италийские ангели требы, Нас одела иная Звезда Во гниющие мраморы Гебы. Четыреста тридцать второй опус Раскрошили юродские тьмы Гребни желтые наших полотен, А и золото сим для Чумы, С кистью Брейгель,Ероним бесплотен. Кто успенный еще, алавастр Виждь и в нем отражайся, каддиши Нам ли чаять во цветнике астр, Львы умерли и здравствуют мыши. Сколь начнут адострастно гореть За Эдемом белые цесарки, Мы явимся — камен отереть И сотлить перстной желтию арки.

(комментариев: 0)