Дневник: Ыш

What is Love? Baby don't hurt me, don't hurt me no more! www.youtube.com/... — собственно, я. Какая-та вся некрасивая на камеру и неправильная. Но. Вечер, проводимый под моим руководством, состоялся, сборник владовских поэтов выпущен, люди вдохновились и теперь плодят подобные поэтвечера. Вот. делюсь этим с тобой, дорогой авторнет.

(комментариев: 12)

(комментариев: 0)

Я больше, чем ты, стала ветром И стерла тебя с сердца. На — режь его. Можешь бросить обрезки Дворняжкам. В твоих руках настежь И грудь моя, и каждый кончик души. Ты больше, чем я, но ты меньше Души моей. Милая, ночью Тебе снится сон, мне же — вещи(й), Что больше, чем я, знают. В полдень Все шепот, да птичьи речи. Ты больше, чем я, стала морем. Я ветром же стала. Но меньше.

(комментариев: 0)

Все окна закрыты. И я тщетно ищу сигарету В пустой пачке. За дверью играют сонет. От любви ли, или от возгласа: «где ты?» Я бегу. Дальше море. За морем — лишь свет, А за ним пустота. Что рвотным позывом Врезается внутрь. Прошло столько лет, А ты все как прежде мечтаешь до взрыва Внутри. Вынимаешь из рук пистолет, Чтоб самой впустить боль. Твое небо Ничем не отлично от нашего. Человек Не способен на большее, чем его эго, Но ты грезишь рыбами в перьях, и лент Твоих радужных полон фарватер. И ты снишься мне — это болезнь, или грех, Который не смыть. На руке, словно карте, Я читаю любовь, но не «к»…а «от» всех.

(комментариев: 0)

Не так давно мне снился сон словно я — вздорная беременная баба, привыкшая получать все, что ей только не придет на ум. И тут — раз! Живот приобретает форму перезрелого арбуза — растет, растет и вдруг трескается, как трескается тонкая кора под напором сахарной мякоти. Но вместо сладкого сока из трещин начинает сочиться кровь. Боль просто ужасная, смятение перерастает в животный страх. И вот картина: бежит, значится, эта баба по улице и руками машет — де люди добрые, помогите, умираю! А прохожие, само собой, разбегаются в стороны, напоминая тараканов при виде Диклофоса (хотя не думаю, что только они так делают при его появлении). "Врача мне, врача!" — кричу надсадно быстро удаляющимся спинам. Ответа нет. И тут, не успела я окончательно отчаяться, из под земли выныривает человечек ростом не выше моего колена. Заискивающе улыбается, мигает обоими глазами и ногами перебирает, словно краковяк разучивает. И вот это чудо пытается меня убедить, что он врач с двадцатилетним стажем и случаи вроде моего для него уже давно привычное дело. И я, тупая брюхатая кобыла, ему верю — отдаю деньги, скопленные на покупку холодильника, прусь на край города в его вшивые апартаменты...потом минута молчания (говоря проще — них...ничего не помню) и вот я снова в кадре. А на моих руках почерневший мертвый ребенок. Печально. Занавес. Зал сморкается и вытирает слюни.

(комментариев: 1)

Не прячься, рядом Играют в игры веснЫ Снаряды яда До объездной полосы Такая малость Всего мгновение вперед И лишь осталось Войти в последний поворот Неверно послан Мне был о помощи сигнал В кружении весен Меня во мне он не застал Не обратился Небесной птицей, не упал Росой на лица Во тьме гарцующих зеркал Не стал звездою Ведущей грешников парад На бал. Героем, Увы, не стал. А был бы рад Упасть под ноги Несущих жребий кутерьмы Или в утробе Кричать беззвучное «уЫ» Побудь же рядом Чтобы на клавишах мечты Струились ладно Ладонь в ладони. Фонари Меняют быстро Катастрофический узор Весенний выстрел На повороте боль в висок Эскиз безумья Параноический бред Не прячься, будет Пара сотен лет Весених

(комментариев: 0)

— Я целую твои грязные ноги — Жуть! -Любовь..)

(комментариев: 9)

Иногда мне кажется — я сплю и все Происходит с кем-то, но не со мной, Не мне мнится, что камень пошлит Лживой нотой на теле здания. Спит Чай в стакане — видит сны о полях, где рос, И я ухожу в его сон в поисках тубероз. На полу рой следов ведет в край небылиц. Я, наверное, зря наплела столько лиц – Их пущу по реке, по холодным слогам Чтобы цвел всегда дым на нестройности рам. А иногда мне кажется, что меня нет.

(комментариев: 2)

Ох, дело за полночь, Ох, раным рано, Море-глаза полны Слезою пьяной. Звон-слова, сон-трава, зелье чертово, Сквозь боль выпрямлялись застывшие кости, Сквозь боль разрывали казенные цепи, Сквозь боль раскрывались невольники-крылья, Сквозь боль поднимали до самого неба. Под звон колоколен пылали костры, Дымились суставы от жаркого бега, И новым обманом случались мосты До самого неба. Раздувал ветер пламя гордое, Завывал, летел смерчем-вороном, Лесом, болотами, черными тропами, Диких да певчих звал. До самого неба. Узнавший свободу узнает любовь. Принявшие смерть да не примут за небыль. Смотрите наверх, да поможет вам Бог До самого неба. Ох, кому ж ты теперь горе выплачешь, Ох, к кому пойдешь успокоиться... (с) Инна Желанная

(комментариев: 0)

В этот раз я пошла дальше — убежала в другой мир. Знаешь, он похож на этот, только он еще девственно чист, И люди там очень чистые и непорочные. Такие наивные, что Блевать охота. Я всегда хотела лишь одного — быть с тобой рядом, Ощущать кожей ветер при каждом твоем движении. Никогда не могла понять, как тебе это удается- Заставлять меня дрожать. Всего одно легкое движение руки – Ты поправила волосы. А я дрожу. Черт. Все давно сожрало время. Казалось бы только вчера ты пела мои стихи Казалось бы только вчера ты прочла мне свой первый стих Казалось бы только вчера… Время. Три года (минуты?) я старалась все забыть. Жизнь, сны — все, что было общего — накрыла черной тканью. Словно птицу…думала, что заморю ее голодом, Сведу с ума вечным холодом И непроглядной тьмой. А она выжила. Она поет внутри меня, как пела ты. Приходит во снах шестипалыми толпами, Камнями на сердце и беззвучными фразами. Каждый раз я заново переживаю ту ночь, когда… Когда я достала ткань, чтобы навсегда спрятать тебя от себя. Убить тебя в себе. Теперь ты вернулась. Я вижу тебя в тех, кто рядом со мной Днем и ночью. Во сне ты уходишь. Каждый раз все дальше. Я теперь повсюду — во всех мирах, В каждой секунде жизни. Ты знаешь, это река. Я иду по берегу и смотрю в воду. Иногда я вижу тебя, но чаще тебя нет. Тебя все больше и больше нет во мне. Зато ты есть в других. Словно тень. Словно маленький огонек В глазах, жестах, речи… Я ломаюсь. Не могу никого впустить в себя – Сердце сжалось до размеров желудя. Внутри него спит червь — это моя память о тебе. И больше там никому нет места – Червь способен сожрать все и вся. Он не хочет уходить. Ему нравится пить мою боль. Я сама уподобляюсь червю — Высасываю чувства, перевариваю их, Снова высасываю… Если умрет он — умру и я. Надоело.

(комментариев: 0)

Вот бой часов мне режет ухо, Рвет запонки своих манжет; И падает одежда глухо С плеч обеленных болью лет. Горит свеча. Огонь сверкает В такт бою. Позабыл и он, Что вскоре тлея и страдая, Покинет свет объятья лон — Тогда сорвется тихим вздохом И улетит куда-то вдаль Душа поэта — юный сокол — Начертит новую скрижаль. И сладкий чай остывшим утром От горькой доли не спасет, И будет чудиться мне будто Вот-вот спасение придет.. Напрасно...

(комментариев: 5)

— Ты знаешь, я устал, а она…она больна. Приходи завтра, приноси свои чертовы счета, приводи хоть весь штат сотрудников: все эти гладковыбритые рожи с цепкими руками — но только завтра! Да я устал. От молчания — ведь я, по сути, ничто — обычное воспоминание, оставленное кем-то на стене в минуту вдохновения или отчаяния. Я… но полно об этом. Я ничем не мог ей помочь. Но попробую начать с самого начала. Эта комната когда-то принадлежала мне. Мои родители были удачливыми коммерсантами, и мое будущее казалось светлым и безоблачным. Таким оно казалось всем (и эти все не без зависти смотрели мне в спину, а порой и не упускали случая плюнуть) кроме меня. К сожалению, я был так же далек от дела предков своих, как они, скажем, от мыслей о голодных обитателях ночлежек. Их сухой, рафинированный взгляд на жизнь, четкие правила и пошлая деловитость — все это мне претило, я искал что-то иное, живое, трепетно дышащее…это была любовь. Я был юн, только поступил. Конечно же, на юриста — ведь это мечта каждых благочестивых родителей, чтобы их сын стал адвокатом, или, дай Бог милости, самим судьей! И, само собой разумеется, на пары я не ходил. Вечера в нашем городе проходили ярко и празднично. Сюда съезжались ребята из близлежащих сел, привозили с собой бочонки с вином, зажигали огни, зазывали цыганок, завязывали кулачные бои — я любил их, как если бы это были не люди, а персонажи книги. Моей книги; еще не начатой, но постепенно растущей и прибавляющей в весе изо дня в день в моей голове. Самое трудное в деле писателей (а эту истину я открыл для себя как только открыл записную тетрадь) — это преодолеть пугающую чистоту листа; она словно щит отражает все атаки мысли, и пока не сделаешь на ней пару бессмысленных клякс — никак не дается. Чуть позже мне открылась еще одна тайна: искусство письма — это такая болезнь. Ты ее не замечаешь, пока не станет поздно, но как только ты полностью в ее власти — пиши пропало: ты ничего не хочешь так в этой жизни, как писать и быть прочитанным, услышанным, одобренным, начинаешь выжимать из сердца чувства, буквально «доить» его, словно безумный хозяин дряхлую корову. И чем больше ты их выжимаешь, тем менее понятными они становятся, скуднея и теряя краски. Это новая стадия — начинается ломка, тебе всегда чего-то не хватает: еды, секса, любви, выпивки. Вечное недовольство, грызущее себя, плюющее в других. Кого-то это доводит до опиума. Меня же привело к петле. Нужен был только один толчок. Один— единственный. И он не заставил себя ждать: опьяненный чувством собственного ничтожества, я поднял глаза к небу, но встретил не холодный взгляд горних вершин, а голубизну глаз пробегающей мимо незнакомки в белом, словно облако, платьице. Да что там говорить, разве я мог не влюбиться?

(комментариев: 5)

Ему снился дурной сон — это был один из тех снов, которые мучают и изводят тебя всю ночь, а под утро растворяются в сером воздухе, оставляя после себя неприятный налет на языке и где-то на подкорке мозга. Проснувшись, он обнаружил, что закутан в старый плед, а простынь и одеяло с укором глядят темными провалами незашитых дыр из под щели между кроватью и полом, к слову сказать давно не мытым и облупившимся от старости. Немало ног стирали с него оранжевую кожу, немало жестких тряпок въедались в его поры, а он все еще жив. А старый плед пропах плесенью и дешевым табаком, который так любил его дед. Любил, да и издох от рака. Может, ему этой ночью снился дед? Да, когда-то были лучшие времена. Когда-то и дед был жив. Как здорово было просыпаться рано утром от его шутливых тумаков и, быстро перекусив, бежать вон из дома, навстречу солнцу и росистой траве… Из форточки потянуло сквозняком и свежестью. За окном сонно продирал глаза умытый ночным дождем город. Такой чистый — таким он бывает крайне редко и очень недолго. Вот-вот растечется по ставням и сваям словно перегнивший желток городское солнце, улицы наполнятся городским шумом, кого-то убьют, кого-то похвалят, а кому-то уже пятый день кряду не дадут зарплату. Вот и ему, невысокому мужчине с плохо выбритой щетиной, уже давно должны были выдать все причитающиеся ему… Но не выдали. Впрочем, он и не особо огорчался по этому поводу — пустой желудок давно забыл вкус нормальной пищи, приняв форму съежившегося червя, он готов поглотить любую гадость, что ему доведется получить. Холодная вода из под крана — говорят, она, словно отрава, разъедает все внутри и заражает нутро — и кусок черствого хлеба. Прибавить ко всему еще пару сигарет и жизнь удалась. Вода — отрава. Ха! Он бывал там, где о воде только и мечтали, и пили отбросы и помои и ели… В жизни всякое бывает. Сегодня ты спешишь, бежишь, торопишься, за что-то борешься, а завтра вот он ты — сидишь, недвижный, на обочине дороги и смотришь, как другие спешат, бегут, торопятся. И ничего-то тебе не надо: только место, где можно приткнуться, да воздух, который еще можно вдыхать. И все-таки это яд. Не вода, нет — эта жизнь, вот это настоящий яд, развращающий и стачивающий душу да ужасающе острого резца, готового зарезать любого, кто посягнет на скромные владения оного. Безотчетность перед самим собой и долгие часы диалогов с немым потолком. Чертов хохмач, он никогда не прекращает строить рожи своим испещренным потеками и щелями лицом. Но ничего, найдется и на него управа. Но это в будущем, а пока пусть худое тело втыкается костями в примятые подушки, пусть тонкие пальцы небрежно перебирают край одеяла, словно это струны давно разбитой гитары, пусть глубокие провалы глаз глядят в не менее глубокие провалы в старой штукатурке, где-то между этих плит спит паук, ему там хорошо и вольготно, он сыт и безмятежен — он дома.

(комментариев: 0)

Я — дерево. Год за годом время обновляет его листву, унося старую и с первыми лучами солнца даря новые одежды; светлые и зеленые. Ломаются сучья, отрываются под напором сильных ветров и с превеликой болью ветви, но ствол — это средоточие души, всегда остается неизменным. Дерево всегда одиноко. Его судьба подземными корнями переплетается с судьбами других деревьев, словно паутиной охватывая весь мир. Его чрево питается духом павших и давно уже сгнивших предков, подаривших ему плодотворную почву и силы тянуться вверх. Однажды сгниет и оно, подарив последние свои листья прожорливой шлюхе-земле. Возможно, его срубят раньше этого срока, и оно будет дышать мертвой свежестью в чьей-то вычурной гостиной. Возможно, под его сенью не раз разыграются животрепещущие сцены любви и ненависти. Возможно, в его ветвях не раз запоют свои прекрасные песни птицы, прилетевшие из дальних краев. А может быть и так, что оно станет вечным — однажды окаменеет и станет вечным напоминанием давно ушедших дней. В этой жизни возможно все… Кроме потери одиночества. Все деревья одиноки…

(комментариев: 0)

Однажды небо было не таким ярким, как всегда. На его полях один за другим распускались белые цветы, прекрасные словно жемчужины из теплых морей. Их так много, так богато они украшают блистающий наряд ночи, что мало кто мог догадаться, что одного цветка вдруг не стало, он пропал, как пропадают грезы по утру. Но где же он? Кто мог его украсть? Кто смог так высоко взлететь, так сильно пожелать получить эту изящную диковину? Говорят, в одном саду где-то на краю света в ту ночь плакала девушка. Она была очень одинока и очень красива. Но, как это часто бывает, ее красоту мало кто замечал, потому что она прятала ее за печальным взглядом и скорбной душой. А девушка жила своей жизнью, и была похожа на нежный бутон, покрытый придорожной пылью — его не видят прохожие, облетают стороной бабочки, а он все качает головой, приветствуя гуляющий по лугам ветер. Знаете, есть такие цветы, люди порой зовут их лунными цветами — они распускаются только ночью и только в свете луны — девушка была одним из них. Увидь ее в такую ночь пылкий юноша с чистым, открытым сердцем — он непременно бы влюбился в нее и до конца своей жизни хранил в сердце ее образ — девушки, лунной ночью поющей песни небу. Она пела не те песни, которые распевают девушки на праздниках и гулянках, да она и не знала тех песен. Словно молодая лань она чуралась толпы, предпочитая всем утехам юности заботу о родителях и работу дома. Ах, какие чудные сорочки она шила для своих братиков и сестренок, как хорошо готовила, в какой чистоте содержала дом. Словно маленькая пчелка работала она не покладая рук, рано ложась спать и просыпаясь с восходом солнца. И только в полнолуние она позволяла себе оставить дом со всеми его заботами и уединиться в саду, что находился на самом краю деревушки. Но одиночество сурово, оно не знает пощады и терзает каждого, даже того, у кого душа легка как перышко. В ту ночь девушка плакала. Горько, горько плакала, а не пела. И один из цветов на небе заслушался ее плачем. Это печально, но ни один из цветов не обращал внимания на ее песни — они такие гордые, эти цветы. И зная о своей красоте они принимают всякое восхищение как должное и никогда не ответят благосклонностью поэтам и художникам — для них они — всего лишь соловьи в розовых цветах. Роза может убить соловья, соловей розу — никогда. Но плач пробудил что-то в душе одного из цветов. Он вдруг почувствовал что-то, чего не чувствовал ни разу за свою долгую жизнь — его сердце сжалось как от укола, а в груди холодным комочком свернулась грусть. Это было так ново и так прекрасно, что он заплакал вместе с девушкой и его слезы упали ей на щеки. И тут девушка рассмеялась. Она смеялась и плакала, потому что увидела, что одна звезда начала падать. И она загадала желание стать как эта звезда, такой же прекрасной и недоступной для человеческой зависти и злобы. Звезда становилась все ярче, все ближе падала она — это маленький цветочек тянулся к девушке, словно хотел поцеловать ее и вот его ножка оторвалась от корня и он полетел вниз, похожий на первый осенний лист… Звезда упала к ногам девушки… Следующим утром в одном из деревенских домов все было не так — не вернулась с прогулки любимая дочь. Не вернулась она и потом. Много позже пара влюбленных пришли в тот сад в лунную ночь и провели вместе самое лучшее мгновение в их жизни, глядя на небо с поляны, которая могла затмить красотой даже звезды, и не знали те счастливые двое, что белоснежные цветы под их ногами — это грустная девушка, которая больше не одинока...

(комментариев: 0)