Дневник: negociant

Царь Спарты Менелай прошёлся по залу. Развернулся. Остановился напротив кресла, в котором с независимым видом сидела Елена Прекрасная. Менелай посмотрел на жену. Та легко выдержала его тяжёлый взгляд. Глаз не отвела. Царь пожевал губами и спросил: — Ну что, дома лучше? — Лучше. — Согласилась Елена. — Так зачем было бежать с этим придурком Парисом, в Трое жить? Отвечай! — Воля богов. — Пожала плечами Елена. — Я тебе это ещё на корабле пыталась объяснить. — Гм. Воля… А своей головы на плечах нет? — Да ладно тебе, пуся, так получилось. — Что ладно? Ты хоть понимаешь, что из-за тебя целых десять лет война шла! Троя была разрушена! Куча героев погибла! — Начал распаляться царь. — Милый, ну что ты нервничаешь? Мы дома, всё хорошо, все живы и здоровы, и детишки с нами. — Детишки, блин! Шесть человек детишек, и только один вроде как от меня! И то не факт. От Париса — и то двое! У, я тебя, шалава! — Менелай замахнулся на жену. Та посмотрела на него прекрасными и совершенно глупыми глазами. Царь почесал затылок и опустил руку. — Рука на тебя не поднимается. — Мрачно заметил он. — Лишь бы что другое поднималось. — Потупила глаза царица и сделала вид, что покраснела. Царь закашлялся. Снова прошёлся по залу. Вернулся к жене: — Ну почему вы, блондинки, все такие тупые? — Какие это у тебя были без меня блондинки? — Вскочила с кресла Елена и, уперев руки в боки, грозно насупилась. Тонкое платье соблазнительно обтянуло большую грудь. Царь посмотрел на всё ещё стройную фигуру жены, нервно сглотнул и виноватым голосом сказал: — Не было у меня никого. Война ведь. Родина в опасности. Не до баб было. — То-то же! — И всё же, — снова перешёл в наступление Менелай, — Такой город разрушен из-за твоей ветрености, такой город! — Послушай, царь, ты не прав. — Твёрдо заявила Елена. — Военно-политическая обстановка в Элладе и Малой Азии, расстановка политических сил на Олимпе и торговая конкуренция в Средиземноморском бассейне неизбежно привели бы к войне между островной Грецией и Малоазийским побережьем. Со мной или без меня, раньше или позже Троя была бы разрушена. Сами виноваты, что целых десять лет провозились. Полководцы… Так что не надо мне тут морали читать! — А… а.. а чего это было сейчас? — Потряс головой изумлённый Менелай. — Не было ничего. — Обняла и поцеловала его Елена Прекрасная. — Ничего не было. Устал ты, послышалось. И я по тебе тоже соскучилась. Пойдём в опочивальню. — И то. — Сказал Менелай, радуясь, что наконец-то окончательно помирился со своей прекрасной, хотя и невероятно глупой женой.

(комментариев: 4)

В церковь вошла старушка. Совсем бы простая была бабушка, если бы за ней не следовали четверо бритоголовых молодых людей в тёмных костюмах. Парни замерли у входа, блокируя дверь. Старушка подошла к короткой очереди ждущих исповеди прихожан. Священник, принимающий исповедь, увидев старушку, замолчал. Очередь тихо и незаметно рассосалась. Оставшийся в одиночестве исповедник испуганно посмотрел на старушку. Та в ответ уколола его острым взглядом выцветших глаз, поправила чёрный платок на голове и с показным смирением склонила голову: — Исповедаться пришла, батюшка. Поп был из новых, недавно рукоположен в сан, зато из местных. Нервно сглотнув, он сделал разрешающий жест. Старушка подошла ближе. Склонилась перед молодым священником, подставила голову под епитрахиль. — Грешна, батюшка. — Немного шепелявя, начала она. — Веруешь ли в Господа нашего… — Заученно сказал поп. — Верую, верую. Ты меня не сбивай, дай сказать всё как есть. — Старческий голос прозвучал властно. — Слушаю. — Смирился поп с нарушением канона. — Грешна я, батюшка. — Глядя в пол, начала старушка. — Всю жизнь грешила. Поп весь обратился во внимание, и бабушка повела свой рассказ: — Сама я из деревенских. Замуж рано вышла. За городского да богатого. По любви, между прочим. Муж меня к себе увёз, в Киев. Сынок у нас родился, Славик. Хорошо мы жили. Да, хорошо жили. Приятно вспомнить. Но недолго счастье длилось. Игорёк-то мой рэкетом занимался. Известный был человек. Да как-то раз пожадничал, много дани запросил. Убили его фраера позорные. Пришлось мне всё дело в свои руки брать. Я тогда бедной вдовой прикинулась, стрелку этим гадам назначила… Долго рассказывать. В общем, я их всех где коварством, а где силой извела под корень. За мной тогда вся бригада мужа стояла. Да и родственники мужнины помогли деньгами, советом и своими боевиками. Я и отомстила, и порядок навела. Многих тогда убили на разборках, очень многих. И грех этот на мне, батюшка. — Время было такое. — Вздохнул поп. Старушка хмыкнула и продолжила: Взяла я дело покойного мужа в свои руки. Дань ещё увеличила, и никто даже пикнуть не посмел. Много забот было. За ними не заметила, как сын вырос. Военным стал. Генералом! Всю службу по горячим точкам мотался. В основном, на юге. Горяч был, горячность его и сгубила. Попал в засаду, когда уже домой из похода возвращался. Так и сгинул на чужбине. До сей поры не знаю, где могилка его. И этот грех на мне, батюшка. Повисла недолгая пауза. Священник молчал, не зная, что сказать. Старушка пожевала губами, повела затёкшей спиной и продолжила бубнить в пол: Славик молодым погиб. Даже жениться не успел. Хотя я ему невесту хорошую приглядела. Да… Зато байстрюка он нагулять успел. И с кем! С моей же ключницей! Там смотреть-то не на что было: ни рожи, ни кожи, прости Господи. На что сынок позарился? Он в поход, а она мальчика родила. Да ещё набралась наглости Вовой его назвать. У нас отродясь в роду никого с таким именем не было. И быть не должно! Хотела я их извести, да сын в письме упросил… Девку я с глаз долой в деревню отослала, а выродка её — под присмотр к дальней родне в Новгород, от себя подальше. С тех пор ничего о них обоих не знаю, и знать не хочу. И за грех это не считаю! — Повысила старушка голос, хотя поп вовсе не собирался с ней спорить. Пожевала губами, успокаиваясь, и закончила: — Что ещё сказать? Почти всю жизнь я в безверии прожила, пока по делам в Грецию не съездила. Там и крестилась в православном храме. Не от большой веры. Это для дела надо было. Восприемником моим большой человек стал, и я горжусь этим, хотя знаю, что гордыня — грех. И грех этот на мне. Старушка вздохнула: — Чувствую, мне теперь недолго жить осталось. Как знать, успею ли исповедаться перед смертью. Пришла вот заранее. Покаюсь, думаю, перед Богом. Может, простит грехи мои? Поп смущённо и быстро сказал: — Именем Господа отпускаю тебе грехи, дочь моя. — Спасибо, батюшка. — Старушка истово перекрестилась и припала холодными губами к мягкой руке священника. Поп, убирая епитрахиль, рискнул добавить от себя лично: — С внуком Вы бы повидались всё же. Он же один у Вас. Старушка с видимым усилием выпрямила спину, вскинула гордо голову и пошла к причастию. На полпути обернулась и довольно громко сказала попу: — Какой этот ублюдок мне внук? Пусть радуется, что я, княгиня Ольга, вообще его в живых оставила! Княгиня Ольга умерла в 969 году, через два месяца после этой исповеди. Спустя девять лет её внук Владимир с новгородской дружиной захватил власть в Киеве.

(комментариев: 3)