Aleksus — эхо, разносящее чушь

    Убедившись, что победителей определят правильно, я отправил ей рецензию «Черное и белое» https://www.litlib.net/bk/103788/read. Она не вошла даже в лонг-лист. Зато первое место присудили тексту Александра Евсюкова «Добыча теневого гения» https://proza.ru/2023/06/07/392. Когда я прочитал это произведение, мои брови приподнялись до облаков. Ошибки логические, фактические, неверное применение слов, лишняя информация….

    Я опубликовал на странице конкурса подробные замечания (смотрите ниже).

    «Каждая книга Геннадия Калашникова добыта у природы и тайн подсознания».

    Добыть что-либо на природе можно, а в тайнах подсознания — нельзя. Подсознание — то, о чем человек даже не догадывается. Тайну сначала надо открыть, а потом добывать хоть книгу, хоть целое собрание сочинений.

    «Беспроигрышных навыков я так и не приобрёл, всё время возвращаюсь к неуловимому, вечно дробящемуся ритму».

    Если поэтический ритм неуловим, это сбой ритма.

    «Разумеется, я ощущаю за собой любимых писателей, поэтов, любимые и не стареющие книги. Прошу прощения за самоцитирование: "всё, что прочел, оно с тобой всегда, и всё своим подсвечивает светом…" Не то что я напрямую им наследую».

    Во-первых, рецензент не должен извиняться за цитирование. Это часть его работы. Во-вторых, последнее предложение построено неправильно. Не пишут «я им наследую». Можно только так: «я унаследовал», «оставляю наследство».

    «Созвучие имени автора «Гена» и слова «гений», видимо, не совсем уж случайно».

    Случайно, к тому же «Гена» и «гений» не рифмуются.

    «Конечно, поверять алгеброй гармонию и вталкивать живого поэта на высокий пьедестал я не стану. Многое неизбежно рассудит время, но сейчас стоит сказать: и авторитет, и влияние творчества Калашникова на молодых поэтов ощутимы».

    Рецензент обязан быть точным в своем документе, поэтому без «алгебры» не обойтись. На пьедестал возводят, а вталкивают — преступника в полицейский воронок.

    «Конечно, поверять алгеброй гармонию и вталкивать живого поэта на высокий пьедестал я не стану. Многое неизбежно рассудит время, но сейчас стоит сказать....».

    Не думаю, что мертвый поэт лучше выглядит на пьедестале.

    «Причина этого не только и не столько в огромном опыте семинарской работы, сколько в уровне творчества, редком сплаве внутреннего поиска и новаторства, гармонично включающей элементы архаики».

    Внутренним поиском занимаются только сумасшедшие. Заниматься надо творческим поиском.

    «Каждый раз автор под маской лирического героя ЛОВИТ нечто ТРУДНОУЛОВИМОЕ и молит о чём-то пока неведомом».

    Тавтология, но это еще не все. Под маской ничего не ловят, а неведомое вряд ли может быть желанным.

    «Будто пролог романа, из прозы послевоенной жизни рождаются непрошеные стихи....».

    Стихи из прозы не рождаются. Они появляются на свет, потому что того просит душа.

    «Каждое произведение и каждый раздел плотно подогнаны и будто помножены друг на друга, и потому вся книга больше и глубже, чем сумма вложенных туда текстов».

    Банальность. То, что количество текстов — не главное, давно известно.

    «Её явно НЕДОСТАТОЧНО прочесть наспех, с ней нужно вдумчиво прожить хотя бы несколько дней».

    Не то слово. Книгу вообще нельзя читать поспешно, — не поймешь смысл.

    «каждой песчинки кремнистый излом сделан ПОДРОБНО».

    Не то слово. Изломы делают старательно, быстро и т.д. А подробно — рассказывают, как это было сделано.

    «Важным камертоном книги становятся птицы (не случайны и интерес к ним автора, и изображение замершего в полёте СОКОЛА-ПУСТЕЛЬГИ на обложке)».

    Пустельга́ — это представитель низшей классификации соколиных, поэтому либо сокол, либо пустельга.

    «Зачастую тайные, БЕЗЗВУЧНЫЕ, незаметные и НЕСЛЫШИМЫЕ другими».

    Неоправданный повтор. Если они беззвучные, их никто не слышит.

    Далее надо приводить цитаты, которыми восхищается автор рецензии.

    «Тяжёлая птица сутуло сидит на суку».

    Либо «сутулясь, сидит», либо «сидит на суку и сутулится».

    «ВНУТРЬ СМОТРИ забудь про земное зренье / слушай птиц бесшумных беззвучное пенье».

    Даже черный маг не сможет это сделать. Есть выражение «заглянуть в душу», но так говорят, когда разбираются в человеке.

    «Для рыб я птица, а для птиц я рыба».

    Стать хищной птицей можно в переносном смысле, а стать рыбой для птиц — бессмыслица.

    «Птицы, взгляды и иные неопознанные сигналы обозначают постоянное пребывание в тайном течении жизни Бога: непривычного и вероятно не всемогущего, но более близкого и конкретного».

    Птица не может быть сигналом. Даже почтовые голуби — лишь доставщики, а не сигналы. У Бога нет тайн: он открыт для каждого из нас, к тому же ему все подвластно.

    И опять рассмотрим цитаты, почему-то понравившиеся автору.

    «Отвлеченность больших величин только малостью можно измерить, есть ведь тысяча разных причин и в БЕССМЕРТЬЕ, и в ВЕЧНОСТЬ не верить».

    Схожие по сути слова не применяют, но это еще не все. Отвлеченность крайне сложно чем-либо измерить. Это задача психолога, а не литератора.

    «Тяжкий РОКОТ ночной, этот ВОЙ перемен и несчастий предвестье».

    Несравнимые звуки. Рокот — раскатистый шум, приглушённый гул, грохот. Вой — протяжный шум, похожий на стон.

    «Несколько кинематографически точных кадров и вот уже уход от суеты в кратковременное слияние с мощью стихии, явленную в стихах, даёт наблюдателю метафизическую передышку, подключение к иному измерению».

    Рецензент излишне мудрит. Достаточно было рассказать о слиянии со стихией.

    «Несколько точных кадров и уход от суеты в кратковременное слияние с мощью стихии даёт наблюдателю метафизическую передышку, подключение к ИНОМУ ИЗМЕРЕНИЮ.... Но в данном случае слово употреблено осознанно (так же и шаблонную рифму «кровь — любовь» можно встретить у ряда крупнейших поэтов, но у них она каждый раз обретает ИНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ)».

    Вместо того чтобы сделать замечание за тавтологию, рецензент ее допускает сам.

    «С помощью этих смысловых повторов воссоздаётся утерянная гармония, они не позволяют ни глазу, ни УХУ при чтении ВСЛУХ проскользнуть мимо них и в итоге становятся выражением трагического оптимизма поэта».

    Второе слово лишнее. Если упомянуто ухо, не стоит сообщать о чтении вслух. Более того, задача намеренных повторов — усиливать фонетический эффект, а не восстанавливать гармонию.

    «Приметы скудного и при этом неисчерпаемо богатого послевоенного быта собраны в коробке скупщика-«ФАРЯБНИКА»: «Чего там только не было: рыболовные крючки и лески, складные ножички, резиновые литые мячики, коробки цветных карандашей, ленты, иголки».

    Несуществующее слово. И сомнительно, что опыт может быть одновременно скудным и богатым. Либо первое, либо второе.

    «Также выделю «Епифань» — короткое эссе из одной длинной фразы, своего рода вызов, успешную проверку прозаического дыхания».

    Эссе, состоящее из одного предложения, не бывает успешным. В одно предложение придется запихнуть много фактов, и тогда оно получится слишком длинным и сложным.

    «Вот наглядное свидетельство его ТРАГИЧНОЙ судьбы: «Как я уже говорил, мы учились у Слуцкого пять лет, вплоть до самого ТРАГИЧЕСКОГО события в его жизни: смерти жены — Татьяны Дашевской».

    Неоправданный повтор слова.

    «Окончанию авторского эссе Калашникова «На берегу Цветного бульвара» не хватает завершённости, ВНУТРЕННЕГО ФИНАЛА».

    Если сказано о завершенности, незачем заявлять о финале. Прилагательное лишнее, — в тексте нет ни внутреннего, ни наружного финала. Просто финал.

    «Предположу, что статья И. Фридмана «И стал я телом огня…» включена в качестве послесловия не столько по изначальному замыслу, сколько по определённой нужде».

    Ненужные словесные выкрутасы. Если есть замысел, он основан только на нужде.

    «К счастью, такое одиночество ПЛОДОТВОРНО».

    Не то слово. Плодотворной бывает лишь работа.

    Это не единственные ошибки Евсюкова. В рецензии указывают не только достоинства, но и недостатки рукописи, а рецензент поругал Калашникова всего один раз. Длинные предложения автора не способствуют пониманию текста. А если в авангарде поставили такое неряшливое произведение, значит, и остальные призовые места — под вопросом.

    Я заявил, что решение жюри присудить первое место такой рецензии непонятно, что награды больше заслуживает «Черное и белое». Оно более прозрачное, объективное, стилистически и композиционно правильное. Потребовал внести коррективы в итоги конкурса, отправить мне денежный приз и диплом за победу.

    Мне ответил председатель жюри Сергей Фаустов: «Развивающийся язык обретает новые неправильности, которые впоследствии становятся нормой. Автор всегда прав, а неправильности, которые он вставляет в свое произведение, дают пищу для размышлений. Например, одно из направлений современной критики на Западе, называемое «герменевтикой подозрения», занимается толкованием темных мест рукописей. Это творческая работа, а не редакторская».

    То есть «неправильности» должны оставаться неправильностями, а Запад, с которым Россия воюет, и который разлагал нашу литературу десятки лет, абсолютно прав.

    Галина Щекина настрочила: «Ваши наблюдения могли повлиять на выбор до подведения итогов».

    По ее мнению, я — не писатель, а ясновидящий: могу предсказывать, как распределят призовые места. Исправлять свои ошибки никогда не поздно. Скорее всего, Щекина считает, что это делать необязательно.

    Если жюри неправильно подвело итоги, оно обязано все исправить, поощрить того, кто этого заслуживает. Если возводить на пьедестал графоманов, и работать, спустя рукава, отечественная литература не дождется ничего хорошего.