Блоги

Старухой костлявой стучится в мой дом. То в окна то двери меня донимая. Не видна лица ещё тот балахон. Из ветоши чёрной чело покрывает. Карга абстиненция смерти сестра. Зелёным туманом под дверь проникает. Когда-то ей сдал половину жилья. Теперь эта ведьма меня навещает. Хозяйкой проходит садится на против. Я вымолвить слова при ней не могу. -С тобой поживу ты я вижу не против. Где пряжа моя я пойду повяжу. Прялкой душу с меня вынимая. Тише будь она шёпотом скажет. Что-то жуткое напевая. По рукам и ногам душу вяжет. Распустив мою душу до нитки. Пустоту оставляет. За собою захлопнув калитку. Лишь до срока меня покидает. Но душа моя попросту вечная. Зря старуха с нее навязала. Добрым людям душа рукавичками. Теплотою сердца согревала. А без помощную старуху. Я пельменями накормлю. Что ты шамкаешь там проруха. Нет зубов я тебе разжую. В.Гаев

Поэт в России больше чем поэт. Поэтом просто,быть в России мало. Пущай хотя-бы убирает туалет. А лучше даст стране угля гвоздей и сала. Писать все знают не кули ворочать. Дай волю каждому,любой-бы написал. Уж проще нет с себя поэта корчить. И делать вид что с этого устал. Да на поэтах надобно пахать. Почем фунт лихо пусть они узнают. Узнают так-же как топориком махать. Уж походя стишочки сочиняют. В.Гаев

КАК БЕЗ РУССКОГО МАТА ПРОЖИТЬ. ЁМЧЕ РЕЧИ ФИГУРЫ НЕ ЗНАЮ. ОН СУМЕЛ В СЕБЕ СОВМЕСТИТЬ. ОТ ЗЛОРАДСТВУЮ ДО СОСТРАДАЮ. И ЛЮБИТЬ ТАК ЧТОБ ВСЕ ПОПОЛАМ. ИЛИ ВДРЕБЕЗГИ ВСЕ НА ВСЕГДА. С ПРЕТПОЧТЕНЬЕМ К ЦЕНЗУРНЫМ СЛОВАМ. НЕ ПОЛУЧИТСЯ НИ НЕХУЯ. В.Гаев

Угрюмая и серая толпа. В своих сердцах любовь искоренившая. От злобной желчи распявшая Христа. На белый свет уродов наплодившая. Меня вы породили для того. Кто не за вас,чтоб я топтал ногами. Считаете меня за своего. А я-б вот этими душил-бы вас руками. Душил без сожаленья потому. что ваши отвратительные рожи. Сливаясь в серую угрюмую толпу. так страшно на меня похожи. Похожи так как будто близнецы. Сиамские уроды с посохом. Мы с вами по дерьму пловцы. Не ходоки по морю аки посуху.                         В.Гаев.

Горит свеча,а в комнате темно. Горит свеча и смотрит на окно. А за окном метель и ветер И думает свеча,что в этой тёмной комнате она совсем одна. А ей ведь так хотелось Согреть своим теплом,всех тех кто обездолен и был гонимый вон. Всех тех кто был обижен и предан. Всех тех ,кого тепло свечи сожгло дотла. А ведь она хотела всего лишь им помочь. Хотела дать совета,но ей кричали:"прочь!" И знают даже дети,что пламя у свечи может не только греть,но может и убить.... Свеча всю жизнь стояла в той комнате одна. И от тоски и грусти сожгла сама себя.

Шнобель римский, овал рязанца, август вылез отлить с крыльца, морда наглая, и в багрянце, от раздавленного винца Аве, он теперь император! в термах душных июль хрипит, доорался...любви оратор, край попутал, ты-дых! убит... Достаю коробок заветный, пожелтевший "Крестьянки" лист, Упокойся, срединнолетний, Аве, Август, антагонист! Раскурился косяк не сразу, Машинист, ты, давай, не спать! О... по трубам пошла, зараза, и пошла, и пошла гулять... Опостылевший шум столицы струйкой кверху из косяка, в дымке синей знакомых лица, где-то очень издалека громыхнуло, и снова хлещет, как из лопнувшей дыни слизь липнет дождь, голышом помещик в поле носится. З-а-ш-и-б-и-сь! Безволосый, как у индейца, подбородок безвольный, бел член, не принятый в иудейство, смотрит ввысь, невредим и цел, На глазах поволока, в льдинках перезревшие вишни, МЛЯ!!!... рубанулся, слетев с тропинки, в копья ржавые ковыля. А ковыль молодой, колючий!... как помещик, ему под стать, ржёт над сценкой мужик из тучи,         а упавший не может встать. То ли ноги сломал, везунчик, то ли спину. Пойду-ка спать. Утром, рано, ещё костюмчик гладить, завтра в Москву опять.

Что случилось со мной? Перелом? Или сдвиг? Всё чужое, ненужное, скучное... Нет… Всё это лишь сон, помутнение на миг, Чувства борются, разум мучая. Переменчиво всё, значит ЭТО пройдёт, Скинув с плеч — посмеюсь над собою, Только знаю, мечта моя вновь позовёт Полетать с ней, возможно… весною. Постучит мне капелью в окно: «Ты со мной?» Без сомненья подам я ей руку, Я закрою глаза, я могу быть такой, Как хочу, пусть всего на минуту. А потом я вернусь, и реальность свою Вновь отдам повседневным мытарствам, А мечте я шепну: «Крылья я сохраню, Знаю, нам они пригодятся…»

Запахи — это якоря… Якоря, которые не дают воспоминаниям уплыть в неведомые дали нашей памяти и раствориться. «Ах эти якоря, не дают отпустить прошлое», — говорит моя подруга Вера, — «Laguna Salvador Dali пахнет Сашкой и морем, Dior Dune — поцелуями в подъезде с Витькой…». И стоит только начать — память и подсознание мгновенно запускают процесс — мятая трава пахнет детством в деревне, жжёная листва — школьным субботником, старые книги — библиотечным студенчеством. У нас с Веркой много одинаковых якорей, мы с ней вместе учились и дружим давно. И мы мгновенно погружаемся в воспоминания, перебираем поездки, романы, смешные и грустные истории из нашей жизни. А вот у моей мамы другие, свои якоря — подсолнечное масло пахнет родной Украиной, ромашки и речка — Серёжкой, а шампунь «Аралия» 80-х годов, душистый и модный в то время — первым триместром маминой беременности (был ликвидирован и не переносится на дух!). У бабули тоже свои якоря — военное детство пахнет печной золой, овечьей шерстью и свежеиспечёнными калачами, школьные годы — чернилами и ваксой (как же она пахла, интересно, эта вакса?), а день свадьбы — «Старой Москвой» и «Шипром» (какой бил в нос сильнее, остаётся только догадываться). Но есть и общие якоря: почти для всех мандарины пахнут Новым годом (или Новый год мандаринами?), хлорка — больницей, кипячёное молоко — детским садом… Запахи-якоря, как же вы нужны... И как важно то, что человек так устроен — с чем не в силах справиться память, то вернёт нам подсознание.

Слушай, а с тобой такое бывает: Проснёшься и знаешь, что всё впереди? Всё просто, легко, мысли летают, И солнечный зайчик бьётся в груди. А ты воздушный, почти невесомый, Прыгаешь в машину и музыку на «полняк», Зайчик играет, тобой окрылённый, А ты коленкой качаешь в такт. А потом вдруг: Блин! Ведь мне за тридцать, И карьера, и статус, и столько дел сегодня… А мысль бьётся: ведь я же, как птица Вот только сейчас была так свободна?! И в голове опять ветер переменный, Мысль всё ещё в такт песне вторит, А ты уже где-то решаешь проблемы, Строишь планы и хмуришь брови. Ты знаешь, хочу вот такой остаться: Быть «сегодня», не думать о «завтра», Отдаваться мыслям и с солнцем сливаться, Но ты никому не рассказывай, ладно?..

Март приласкал первым теплым солнышком, но ты хмуришься, зная, что до настоящей весны еще далеко: по привычке ёжишься и прячешь руки в карманы… А он стоит на своем: топит сугробы, брызгает из-под колес, щебечет птицами. И вот уже ты не можешь сопротивляться, не можешь не впитывать эти блики, запахи, звуки, оставляешь дома шарф и забываешь застегивать куртку… Мечты звенят колокольчиком внутри тебя, рвутся наружу, и ты чувствуешь силу, легкость, знаешь, что можешь осуществить их. Странно, прошла всего пара недель, а ты уже другой человек — не спишь на ходу и улыбаешься чаще, и поддаёшься этому общему оживлению. Март сменится апрелем, деревья выпустят маленькие кулачки почек, подкрадется на тонких ножках первый дождь, за одну ночь покроются зеленой вуалью газоны. И настанет то утро, когда ты, наконец, ответишь весне благодарностью — поверишь в счастье, поверишь в новую жизнь!

Из портов отплывают, один за другим, в никуда корабли, вслед за ветром ночным, и в сирени чернеющей тают, горизонт огибая по краю. Завтра будут они далеко-далеко, Там, где небо на палубы льёт молоко из тумана, из пряного дыма, из горючей слезы серафима. Там, над морем бессильны земные слова, Проясняясь, звенит хрусталём голова, и под облаком тень альбатроса, будто жизни иной отголосок. А на мачтах, в тельняшках, сидят моряки, и на звёзды глядят, и смолят косяки, Там и луны красней апельсина, Шире тёмных зрачков ассасина. Мужики тянут ром, с моря тянет костром, гром грохочет рубиново-синий, Снова станешь небрит, ни в кого не влюблён, сердцем чист, Словно пляски дельфиньи. Оживает вода, В ней горит борода солнцем белым, соломой солёной, Без руля, без ветрил, и любая звезда вновь послужит тебе путеводной.

В ваших глазах Я выгляжу убого. Много Я старался быть лучшим, Но хуже Выходили мои старания, Как терзания Дранной кошки, Барахтающейся в луже. Возможно, Та последняя крошка, Как капля воды, Станет последней, Беды Не минуя. Наверно Я покину вас скоро. Покорно Повинуясь всем обстоятельствам. Рекомендую вам настоятельно — Читайте! А не то — получайте Пощечину рифмы моих стихов. Я готов Устроить революцию для ваших ушей, Нет ничего проще. Вместо ваших приторных щей — Слушайте! Слушайте! Слушайте!..

Сожги мои письма, сожги. Что я говорил — забудь. Проси милости у других. Я не тот человек, но не суть. Разорви мой роман на куски. Он не достоин читателя. Создавая его, я лгал Себе самому бессознательно. Пусти все поэмы по ветру… Может, ветер излечит их души. Будь беспощадна к поэту, Огонь славы уже не потушишь. Я уйду, путь к тебе невозможен. Обмани всех, закрой зеркала. И не говори, что не сможешь, Меня же в тот раз смогла.

Осень, прошу, подожди, Дай мне тобой надышаться. И пусть, что прошли все дожди. Прошу, торопиться не надо... На кой черт слушать мне хруст снега Под хлопки новогодних салютов. Чувствовать запах свежего хлеба, Оставаясь в сыром приюте. Лучше снега мне грязь и сырость, Лучше снега мне дождь и ветер. Пусть мне стала кумиром осень, Пусть ненавистником стало лето. Пусть забуду цветы и зелень, Пусть забуду солнца лучи. Лучше б светлые дни помрачнели, И ночью пришли "палачи". Задуши меня, петля времени. Мне не быть великим поэтом. Лишь таская тяжелое бремя, Умирать в мире полном запретов. Осень, прошу, подожди, Дай мне тобой надышаться. И пусть, что прошли все дожди. Прошу, торопиться не надо...

Пишу на бумаге чистой, Как снег, белой, на фоне сосен. У меня на душе зима, А я напишу про осень, О деревьях,дрожащих от ветра. Я немного на них похож. Может, тем, что я здесь незаметен, Как голые ветви берез... Закружилась листва золотая В сером дыме друзей-облаков. Вместе с осенью я процветаю, Но потом отцветаю вновь!..

Сбербанк не кормим        Ведь я не Джонни Кэш и не МакКормик        Простой я дворник,мету листву весь день,        Живу я как затворник        Имею ник и выходной во вторник

Скажи,ты обо мне хотя бы вспоминаешь? Иль думаешь когда не вместе мы? А помнишь первый раз в твоей постели Под шум холодной,вьюжистой зимы Как отдалась тебе под свист ночной метели Когда свет свеч пронзил мой жаркий стан Тогда ты был со мной так слаб и нежен И сказкой оказался наш роман.

Скажи,ты обо мне хотя бы вспоминаешь? Иль думаешь когда не вместе мы? А помнишь первый раз в твоей постели Под шум холодной,вьюжистой зимы Как отдалась тебе под свист ночной метели Когда свет свеч пронзил мой жаркий стан Тогда ты был со мной так слаб и нежен И сказкой оказался наш роман.

Похоже, я совсем уже "ку-ку", Взъерошенная инфернальным стрессом, Лежу на дне морском , жду барракуд, У нас тут атлантическая "месса"... Но запах тухлых, инородных бездн, Скукоживает жабры ихтиандра... Что делает здесь этот модный бес? Пробулькаю в уме спасенья мантру... И Мёбиуса вычурной петлей Свернувшись, пячусь в раковину тайны... В промежность сливы, капая смолой, Выходит и заходит плотью крайней Тиандрожаберный, чешуйчатый педант, Живущий в глубине иного мира. И в горле ком — ведь карстовый мутант За нами наблюдает из сортира...     6/07/2017

Любовью я болен к тебе, От этой любви, мне не скрыться даже во сне, На людей смотрел я раньше с ухмылкой, Что за любовью бегут с тупою улыбкой, За той, что за дверью находится хлипкой, И лучше бежать к этой двери улиткой, Чем вломившись увидеть другого, Что мысли твои, говорит слово в слово, Теперь же я болен, любовью ненастной, Мой разум охвачен мукой напрасной, Как же сильно хочется тебя ненавидеть, Но влюблённое сердце молит ещё раз увидеть, Быть может полюбишь, Быть может и нет, По сути, глупому сердцу не важен ответ, Ему бы увидеть только тот божественный свет, Что миру дарит улыбка твоя, Она, для меня цель всего бытия, Это не в силах я изменить, Никак не могу тебя я забыть.