Oscar is my cat: Привет снова) пытаюсь загрузить фотографии а у меня открывается окно с неизвестным языком состоящим из ромбиков и цифр не могу разобраться из-за этого куда тыкать
Хелла Черноушева: Распят и приклепан к странице потрепанный автор висит
Придворный Шут: Пролистай вниз, там сперва произведения по списку, а потом сам автор
Юлия Рич: В меню нажимаю на поиск, там поле — ввожу имя автора, да, он выдет упоминания в разных турнирах. В принципе, можео найти. А вот по пункту меню "все авторы" — пустая страница. Ну ладно, нашла всё же, кого хотела
Хелла Черноушева: Про поиск, странно, у меня все работает, причем на трех разных телефонах.
ИДАЛЬГО
Было раннее утро 1576 года, когда стражник палкой грубо растормошил заключенного, велев срочно выйти во двор, хозяин, мол, зовет. Двадцати восьмилетний молодой человек поднялся, цепи на ногах поправил, железный обруч с шеи снял с помощью стражника и пошагал не спеша на выход, как велели, гремя шумно цепями.
- Приветствую тебя, Дали-Мами. Что привело тебя в такую рань ко мне, рабу твоему?
Очень прочно стоящий на земле крупный человек с волевым лицом прохрипел громко:
- Дело есть, Идальго, со мной поедешь. Вонь-то какая здесь, дохлятиной прет. А-а-а-а? Ахмед, сними с крюков головы итальянцев, собакам брось за ограду. Бежать, видишь ли, надумали молодчики, вот их и чирикнули. Тебя помиловал пока, учти. Но пока. В Бадистан едем, на рынок, сегодня вовсю торговля будет. Два купеческих судна испанцев захватили и берберов много с Бовини в плен взяли. Сам увидишь. Моя шхуна «FORTUNA» участвовала, конечно.
*
Невольничий рынок сегодня многолюдным был, с большим числом новых пленненных корсарами и пиратами с чужеземных судов. Наземные набеги на соседние народы также проводились на днях. Алжир в ту пору был центром пиратства на Средиземном море и севере Африки. Наместник турецкого султана поощрял небывалый произвол, собирая треть доходных денег от грабежей и продажи рабов. Количество и богатство корсаров при таких делах повседневно росло, возводились новые дома и улицы в городе, численность населения росла. Судостроение набирало темпы, мечети возводились во славу Аллаха. Работали повсюду лишь христиане невольники, как и гребцы на шхунах. Мусульмане правили балл в той жизни страхолюдной. Что касается сегодняшнего дня, то невольников в четырех отсеках разместили, огороженными канатами, по количеству владельцев их. Дали-Мами самый левый отсек принадлежал с сорока шестью христианами с судна испанского, гребцами главным образом, и двадцати восемью молодыми людьми племени берберов. Идальго нужен был хозяину, как знаток нескольких языков при отборе, точнее, разборе пленников.
Первоначально отбирались отпрыски вельмож, богатых родителей, видных чиновников. За них назначался выкуп и составлялось сообщение для плательщиков. Выкупаемых размещали в отдельное помещение, где и уход за ними сносный был. Бедноту и нищету на подиуме выставили полураздетыми, чтобы каждый пощупать мог мышцы или другие изъяны разглядеть. Этих в подневольные продавали за бесценок, навсегда. Пятую часть плененных женщин из бедных к янычарам отправляли, как подарок воинам империи для развлечений.
Неожиданно на помост имам здоровенный поднялся и громогласно заявил, что вот рядом стоящий грек Стефани после обряда обрезания дал клятву верности Аллаху, став Фаридом, мусульманином. А посему становится свободным жителем османской империи. В качестве же поощрения ему разрешается выбрать женщину себе в жены из выставленных. Гасан-паша позволяет ему в третий отсек пройти присмотреться.
Через некоторое время радостный Фарид с полной женщиной на выход проследовал, поклонившись низко-низко Гасану-паше. Сидящие за столиками горожане шумно приветствовала нового мусульманина и его спутницу.
Дали-Мами, по кличка «Хромой»: - В знак моей признательности тебе, Идальго, за идею с ювелирами дарую и тебе женщину, выбирай. Нет, нужна тебе баба, чтоб голова работала. Не зли меня. Тогда сам выберу. Ахмед, укутанную приведи нам. Не эту, а ладную. Да, её. Тебе велено слушаться, Идальго, поэтому бери, потом еще благодарить будешь. Посмотри, какая хорошенькая! Лицо открой, женщина. Ну! Видишь?
Идальго: - Мне все равно, какую уродину даришь.
Женщина: - Сам ты уродина, калека. (У идальго левая рука плетью висела, не действовала после ранения в бою с турками).
Идальго: - И куда мне прикажешь женщину ладную деть, на цепь посадить к себе?
Хромой: - Хорошо, комнатку оборудую вам, но в тюрьме, учти, чтоб не сбежал. Звать тебя как, красотка? Не бойся его, он настоящий идальго испанский. Имя твое просил!
Женщина: - Менос я, из берберов, а его Идальго, да? М-и-г-е-ль говорите… Тьфу… Это плохое слово по-нашему. Лучше уж Идальго. Да, замужняя, дочь маленькая у матери растет. Девятнадцать мне, а однорукому сколько? Двадцать восемь? А выглядишь… молчу…
Хромой: - Ахмед, уведи ее к выкупным, пока комнату сделаю. Менос, готовься к совместной жизни с этим… Ты мне за него головой отвечаешь, поняла? Убежит или помрет – тебя прикончим, не шучу…
Идальго: - Сдалось тебе, хозяин, захомутать меня женщиной без любви, ни к чему это. А сейчас о главном. Пока у рабов мускулы щупали и зубы смотрели, я отобрал шесть мастеровых среди твоих пленных. Потерпи минутку, сейчас изложу. Худосочный, от которого все отвернулись, ювелиром оказался. Какой – проверим. Парней ему двоих дать можно на обучение. Плеть ни к чему твоя, это не гребля с веслами... Тех бородачей отобрал, как ремесленников по обработке шкур животных. Все скажу, подожди чуть…
Хромой: - Со временем выходит, что не только грабежи прибыль приносить могут, правильно? Насчет же чеканки монет у себя, что ты предлагаешь, с Гасан-паша посоветоваться надо, наместником, его одобрение получить надо. Поясню ему твою мысль, что золота и серебра в нашем городе много, а монет не хватает. Слышь, Идальго, мне еще хлебопекарню запустить хочется, в молодости всегда голодным странствовал, хлеб люблю… Что-то жрать захотелось, пойдем в харчевню!
*
В тени у скромной католической церквушки по воскресеньям располагались платные писари, могущие за небольшую оплату составить письмецо для далеких родичей или в государственные учреждения своих стран с просьбой о деньгах для выкупа. Затем уж попутным кораблем, также за оплату, письма эти доставлялись неспешно по назначению. Наш знакомый идальго почти за бесценок оказывал услуги нуждающимся, притом тепло очень писал, да так, что слезу пробивало.
Идальго: - Ачилом тебя зовут, правильно? Из Италии? Жил я у вас там несколько лет, когда солдатом служил. Благодатные края, скажу вам, об архитектуре молчу. Жену, значит, Паулой зовут? Красивая очень. И сынишка чудный, в тебя. Дружка выкупили, говоришь, письмо занесет? У жены денег нет, знаешь, но у отца ее есть они, но жадный очень. Письмом разжалобить хочешь скрягу, чтоб тебя выкупили тоже, правильно? Может, о любви большой твоей к Паоле распишем, к сыну, который в деда пошел, о твоем раскаянии изложим, что недостаточно чтил родителей жены, о чем сожалеешь теперь. В заключении у всех прощения просишь и еще раз о любви твоей напомним к благородному семейству жены Паолы... Все, Ачил, иди, деньги будут, уверен!
К нашему герою быстрой походкой подходят два человека, при виде которых Идальго вскакивает и тепло приветствует гостей.
Идальго: - Приветствую вас, уважаемый Амброзио, и тебя, брат Роберто, рад видеть. С хорошей вестью пришли, что родители наши наскребли более двухсот эскудо на освобождение меня из плена, так? Потому, что ранения имею и однорукий я. Не пойдет это, братенник. Я старший и меня слушаться должен. Так что, вещи собирай и домой. Все я сказал, а вам спасибо, доктор, что Роберто поддержали. Глупости болтают, не женился я, нашим скажи, поклон им от меня, прощай, брат. Я все одно сбегу, передай матери, и вернусь, понял? Не мучай меня более, Роберто, иди уже, ну!.. Непременно увидимся еще, нос утри, мне тоже...
*
В канун Рождества Идальго вечерком, к ужину, заглянул к избранным затворникам, из карманов две бутылки рома достал, всем двенадцати привилегированным узникам налил в кружки и поздравил с наступающим христианским праздником собравшихся. Это были в основном офицеры армии Испании и один монах-доминиканец, католики все, поэтому их растрогали напоминания о прошлом. Налили по второй под тост опять однорукого:
«Свобода — это сокровище, дарованное человеку небесами: за свободу, так же как и за честь, нужно рисковать жизнью, так как высшее зло — это рабство. За нашу свободу выпить предлагаю, которую мы непременно добудем».
Далее Идальго речь повел, что бесчестием считает денежный выкуп испанцев. Только свобода, добытая оружием, достойна уважения, продолжил он. Поэтому далее пошли более приглушенные разговоры о планах по созданию боевой группы и поиска путей реализации задуманного. Возбужденные ромом и разговорами пленники расшевелились, кровь забурлила, глаза заблестели. Неожиданно кто-то осторожно песню родины своей запел, вскоре уже все подпевали негромко, но радостно. Расходились нехотя, пообещав чаще встречаться и не только по праздникам. Идальго на выходе тихо окликнули. Это Менос была, которая близко подошла и сказала, что слышала беседу заговорщиков. Нет, бояться доноса ему не следует.
Идальго: - Не задумала ли ты, милая, со мной в побег, чтоб к янычарам не отправили? Молчишь? Ты понимаешь, что по прихоти Хромого навязана, мне ты без надобности. Что? Для янычар у тебя яд есть? Что? Громче! Так, украшения свои предлагаешь, к побегу пригодятся? А ты, значит, тоже в бега пустишься? И куда, в Марокко? Да... подружку бог дал. Домой иди и никуда, поняла? А такая тихоня с виду…
*
Гасан-паша, наместник в Алжире, дал добро на чеканку золотых монет с изображением султана османской империи. Сулейман I, могущественный султан великой империи, похвалил наместника Гасан-пашу за государственный подход с вопросом пополнения казны денежными ресурсами. Поэтому, наверное, в одно воскресенье к католической церквушке неожиданно подъехал кортеж самого наместника. К нему был немедленно доставлен однорукий. Гасан-паша милостиво поздоровался с невольником, отметил его старательность в делах Дали-Мами и, коснувшись рукой плеча испанца, предложил последнему солидную должность в своем аппарате при большом окладе, жилье роскошное обещал. Наш тепло поблагодарил наместника за щедрое предложение, сообщив сановнику, что его стремления с домом связаны, Испанией, поэтому дождаться выкупа мечтает… И спонтанно вдруг о создании театра заговорил, попросив, если возможно, помещение выделить мест на двести с позволением представления бесплатные развлекательного характера проводить. Давно увлечен идеей, несколько пьес сочинил о жизни простых людей. С народом и говорить надобно. добавил он, а не карать лишь…
Гасан-паша: - Нет проблем, рынок рабов Бадистан дадим тебе, Идальго, для представлений, по вечерам все равно пустует. Сцена есть, сидячих мест уйма, действуй. На премьеру пригласи обязательно. В молодости, дома, посещал театр. Удачи тебе. Что понадобиться – в канцелярию обращайся к Джамилю.
*
Забота о театре стало главным в повседневной жизни Идальго. Невольничий рынок был дополнительно оборудован сидячими местами, сцену немного приподняли для лучшего обозрения, светильники масляные развесили для вечерних представлений. Солидную кладовую удалось еще выклянчить у помощника наместника, которую в дальнем углу рынка разместили. Пьесы он решил небольшие писать, разговорного жанра, т.е. на сцене постоянно будет стол установлен, как в харчевне, за которым четыре мужичка из народа беседы поведут про жизнь, женщин, детей и власть, конечно. Голову ломал Идальго над проблемой с актерами. Это он все по ночам продумывал, днем часто хозяин отвлекал, да и заговор по побегу требовал участия и внимания. Кстати по части намечаемого побега все пока шло неплохо по части конспирации, по сбору денег для оплаты капитану торговой итальянской шхуны, уже сроки отплытия намечали, оружие кое-какое раздобыли. Короче, настроение у невольников было приподнятое, выжидательное, песни родные распевали. Наш же надумал представление хоть одно осуществить, он жил этим, поэтому вечерами допоздна репетировал на сцене в одиночку, сочинял темы бесед.
Неожиданно по городу слух пошел, что плененные африканцы завезли с собою холеру, ибо буквально за считанные дни больных с признаками эпидемии обнаружили повсюду. Зараженных по доносу заворачивали в мешки и вывозили за город, где затем сжигали. Лечить болезнь не умели еще, поэтому все усилия направлялись лишь на ликвидацию очагов эпидемии. Город вымершим выглядел от безлюдья, все по домам сидели.
Поздним вечером как-то, когда герой наш сидел у упомянутого стола с воображаемыми собутыльниками, его окликнули. Монах Джакоб с которым они немного знались, сообщил, что в телеге на улице одна обреченная, в мешковине уже, попросила с Идальго попрощаться, другом назвалась. Поэтому решился побеспокоить...
На телеге среди остывших и стонущих мешков Идальго разглядел знакомую физиономию Менос с жалкой улыбкой на лице, пытавшейся мило проститься, в слезах всю. Наш что-то нашептал монаху, о докторе Амброзио упомянул, и мешок тяжелый в кладовку дальнюю понесли. Монах заглянуть еще пообещался, уходя с телегой.
Лишь под утро следующего дня Идальго с большим трудом удалось врача Амброзио затащить к больной, который после осмотра и расспросов пришел к выводу, что Менос испортила желудок, наевшись зеленых фруктов, отчего запоносила, и рвота появились. Предписали больной суточный голод и чаепитие дубовой коры. Конечно, велено было отмыться хорошо и отсидеться тихо несколько дней.
На следующее утро больная, помывшись на славу у колодца, проявила славный аппетит, съев завтрак за двоих. Через пару дней неугомонная женщина перестирала его вещи тоже, навела порядок в кладовой, но долго понять не могла, с кем разговоры ведет Идальго на сцене под лампой в одиночестве вечерами. На третий вечер, в ночное время уже, женщина раздраженно подошла к испанцу и выпалила, что нормально себя чувствует и ей надоело его дожидаться так долго в постели. Как не пойдет, возмутилась невольница, разве указ Дали-Мами на него не распространяется? Ей велено было близкой женщиной однорукому стать, вот и... всей душой своему спасителю от смерти хотела...
Идальго усадил прекрасную женщину рядом за стол, пончо накинул, руку поцеловал.
Идальго: - Милая дама, позвольте мне напомнить, что только искренняя любовь позволяет благородному человеку вступать в близкие отношения с женщиной порядочной, красивой, очень молодой и зеленоглазой, как вы. Вами движет лишь чувства благодарности ко мне, не так ли? Поэтому ограничимся лишь дружественным поцелуем в щечку. Стоп, стоп, чуть губ не лишился. Идите спать, милая, мне еще посидеть надо.
Менос: - Брезгуешь мной, правда? А театр нравится очень и очень, честно. Нет, не обижаюсь. Позволь мне рядышком лишь подремать под твой голос. Спасибо, со стихов моих начни, что вчера читал. Конечно, считаю – мои они:
О, звезда, твоим сиянием
Лишь одним живу, дышу я,
И в тот миг, как ты погаснешь,
В тот же миг умру и я…
Я даже представить не могла, что словами нужными взволновать можно. Обещаю молча... поняла… Саид, здесь я! Не убегала, просто... Зачем бьете Идальго?
Саид (главный охранник у Дали-Мали): - Заговор раскрыт, Идальго, монах пленник, что у генерал-инквизитора служит, все рассказал, ты зачинщик. Вяжите его, уйди, женщина. Тебе велено вернуться, муж нашелся... а ты с этим. Утром казнить велено беглеца, хозяин распорядился. Волоком до тюрьмы развалиться… В телегу кидайте...
В телеге Менос осторожно окровавленную голову испанца устраивает себе на ноги и пытается головным платком лицо ему вытереть, плача навзрыд и молясь небу о спасении жизни свободолюбцу Идальго.
*
Ночь, знакомая тюрьма, лампадка коптит. Беглецу ошейник на цепи одевают и грубо на грязный пол швыряют. Менос силой прогоняют, остальные расходятся, Дали-Мами, пьяный вдрызг, кулак несчастному показывает. Наступает тишина...
*
Дождливое утро, всех согнали на процедуру казни, привычное событие в жизни той. На помосте, под виселицей, с петлей на шее Идалго с обвисшей рукой, рядом жаровня раскаленная с орудиями пыток, безносый Абдул петлю поправляет, за столиком с бутылкой хозяин с мутными глазами, рычит что-то. Затем тяжело приподнимается, в карманах шурует, достает и показывает монету.
Хромой: - Смотри, парень, отчеканили ее, монету, у меня, твоя работа. Хлебом уже лакомились нашей выпечки, зачем бежать надумал? Если дам свободу — останешься у меня? Всех освободить просишь, и рабов тоже… Да меня закидают корсары, безработными станут. В Испании не жалуют тебя, правда, монах? Да, он настучал…
Монах-доминиканец: - Вы католик, Идальго, назвали действия святой инквизиции, проводимой нашим орденом во имя чистоты религии Христа, мракобесием и повальным гонением инакомыслящих. Да, я еще в Мадрид отправил донесение на крамольные...
Хромой: - Видишь, Идальго, как тебя на родине встретят? Поэтому прикажи своим сподвижникам вернуться по-хорошему, а то Абдул силой добьется. Жаль. Начинай, Абдул, только... головы не касайся, ноги только, чтоб не...
В полной тишине палач раскаленным железным орудием прижигает правую ногу пленнику, затем левую, запах горелого человеческого мяса, тошнит многих, зажмурились некоторые. Невольник молчит, глаза прикрыл. Абдул две железяки берет большущие и остервенело продолжает жечь человека странного, молчаливого. Вокруг послушная тишина, лишь женщина хрупкая Менос неожиданно, с надрывом, хозяина громко проклинает, упав навзничь в обморок.
Хромой очень хрипло: - Заткните ее. Саид, брось сучку к крысам... Кто едет?.. Приветствую тебя, Гасан-паша. Стул великому гостю! Достала она меня, великий Гасан-паша, знаю, что женщин не… Шлюшку отпусти, Саид. Идальго заговор организовал с дружками, исчезли они. Не выдаст, заранее знаю. Не положено поить висельника… Менос, уходи по-хорошему. Слушаюсь, ваша честь, пытки прекращаю. Абдул, слышал?
Наместник: - Ты мне театр обещал, висельник, я поверил... Что, не слышно...
Менос: - Губы перекусил, говорить не может. Спектакль готов, ваша честь, говорит этот несчастный. Еще отпей, за меня держись... Недели за две на ноги поставлю. Согласен он, ваша честь, на виселицу после спектакля. Хромой, слышал? Он две недели мой. Охранник не помешает нам. Саид, помоги с телегой, в Бадистан едем, в театр.
Менос:- Не отворачивай морду, Саид, смотри, что с ним сделали. Не можешь смотреть на это?.. Сволочь ты. Притащи листья эвкалипта и миртового дерева, сможешь? Иди тогда. А ты потерпи, Идальго, ненужное убирать буду... Ужасная картина, правда. Терпел как? Туточки уберем и здесь… Лежать сможешь… Не поняла, повтори... Тебе больно очень? Верю... Зажмурься, лицо помою, глаза мертвые, вижу, оживить надо... Голову ко мне наклони, ближе, не бойся меня… Так, хорошо, дрожь прошла, чувствую. Нет, это не слеза слабости, а боли. Ты самый лучший, Идальго, поверь. Поспи, милый, чуток.
*
Неугомонный испанец втянул своих коллег в работу по подготовке спектакля. Саид оказался умельцем, поэтому появилась куча декораций самодельных, легких, украшающих действие. Охранник и Менос согласились действующими актерами по необходимости участвовать с условием, что озвучивать всех автор будет.
За два дня до намеченного срока на рынке в Бадистане и в других частях города глашатай громко объявил о развлекательном спектакле, который покажет в воскресенье Идальго, приглашая всех желающих посмотреть это единственное выступление.
«Да, да, уважаемые, однорукого затем повесят!» — радостно и бодро вещал глашатай.
Идальго более или менее самостоятельно передвигался, был полон энергии и надежд. Саид, приставленный хозяином для охраны испанца от побега, неотступно следовал по пятам, спал рядом. Женщина-дикарка выложилась, бог свидетель, но к жизни вернула обугленное тело человека, которого забыть не сможет до конца жизни. Муж ее, Ират, вождь большого племени, с выкупом за ней приехал, двадцать заложниц привез на обмен Хромому. Это после спектакля будет, а ЕГО повесят, без нее уже.
Прошлой ночью, накануне всего, сподвижники-беглецы заявились, Саида повязали, Идальго хотели с собой забрать, корабль ночью уходил. ОН остался, чтоб со зрителем встретиться, показаться, в душе давно писателем став, он возжелал признания, славы.
*
Невольничий рынок Бадистан был забит до отказа. За столиками разместились рабовладельцы и сановники, доблестные янычары всю центральную часть заняли, плебеи города все свободные ниши заполнили с лихвой. Артисты были в восторге от многочисленной публики. Очаровательные нарядные девицы мадам Аджелины тоже решили себя показать, примостившись на проходе. Наконец, Гасан-паша в окружении телохранителей уселся и взмахнул рукой, знак начала спектакля подавая.
Началось представление с праздника урожая, который весело и празднично отмечают мирные люди труда. Саид и очаровательная Менос зажигательно плясали танцы Испании, Африки и Италии под гитару и веселый напев висельника, улыбающегося и шутящего вовсю. Народ рукоплескал, кричали что-то хорошее свояку. Поэтому когда Идальго попросил друзей в зале сплясать с ним испанский танец фламенко напоследок, на прощание, то сидеть остались лишь калеки да наместник.
Практически далее превратилось все в прощальный вечер с обречённым другом, которого все утешали и в дружбе клялись. Песни непечальные распевали дружно и долго всем залом, чтоб не омрачать последний вечер вольнолюбивого друга. Гасан-паша и его окружение не очень уверенно среди поющих себя почувствовали, но аплодировали неистово с певунами вместе. Завершил вечер пьяный вдрызг Хромой, который преподнес три бочки вина публике по поводу проводов раба необычного.
Хромой: - Идальго, завершен ремонт палаты тюрьмы, в самый раз успели. Саид, проводи друга на новоселье, красотку не пущать, хе-хе, муж вернулся!.. Дай я тебя напоследок расцелую, морду во-о-ро-о-о-тишь? Что, ваша честь, повесить велите на рассвете раба этого? Слушаюсь. Джакобо где? Слышал, монах?
*
Комната действительно была отделана на славу и обставлена неплохой мебелью. Зато решетки на окнах и дверях были усилены, и запиралась комната пудовым замком с замысловатым ключом. Саид и спровадил на ночлег сюда нашего героя, заперев все, как велено было, честь по чести, и прилег уже сам, но тут Менос неожиданно заявилась и так умалять стала ненадолго проститься впустить ее, слезу пустила. Не устоял Саид. Конечно, риск был, да и окно Хромого еще светилась, а когда пьян он, то непредсказуем. Поэтому через некоторое время Саид через потаённое окошко заглянул и аж ойкнул. Затем улыбнулся широко и промолвил вслух: «Менос молодец, добилась-таки своего»
Постучали тихо в дверь. Женщина поблагодарила охранника и ушла в темноту с чувством завершённого долга. Мы завсегда в неоплатном долгу перед женщиной. А вскоре и хозяин совместно с Джакобом постучались и приказали пленника на торговое судно испанское срочно доставить, до рассвета. В последний раз посмотрели друг на друга Хромой и Идальго, улыбнулись и разошлись навсегда. Вот так пятилетний плен был завершен Мигелем Сервантесом в Алжире.
P.S.
Спустя много лет у католической церквушки в Алжире некая солидная дама в яркой одежде ищет монаха Джакоба, был такой здесь когда-то. Ей, говорит, он очень нужен. Старик Джакоб узнал Менос, конечно, несмотря на пройденные годы, рад был встрече, о муже расспросил, о детях. Посетовала, что вдова давно, сын Аксим унаследовал титул вождя племени их. Приехала в конце концов с согласия сына сюда, чтобы поклониться праху близкого ей человека, Идальго. Монах из-под подушки извлек и показал книжицу под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» и сообщил, что ему ее Мигель переслал, и что он жив и здоров, и т.д. Менос, всхлипнув, книжицу погладила и тихо очень промолвила: «Жив, значит, Идальго... а я думала – нет его… О Дон Кихоте написал, значит?.. О ком же еще… Так Мигель величал борцов за справедливость. Оказией Мигелю привет передай от меня и сына нашего, который очень походит на него мужеством, стойкостью, и только чувствами чуточку на меня похож...»
ИДАЛЬГО
Было раннее утро 1576 года, когда стражник палкой грубо растормошил заключенного, велев срочно выйти во двор, хозяин, мол, зовет. Двадцати восьмилетний молодой человек поднялся, цепи на ногах поправил, железный обруч с шеи снял с помощью стражника и пошагал не спеша на выход, как велели, гремя шумно цепями.
- Приветствую тебя, Дали-Мами. Что привело тебя в такую рань ко мне, рабу твоему?
Очень прочно стоящий на земле крупный человек с волевым лицом прохрипел громко:
- Дело есть, Идальго, со мной поедешь. Вонь-то какая здесь, дохлятиной прет. А-а-а-а? Ахмед, сними с крюков головы итальянцев, собакам брось за ограду. Бежать, видишь ли, надумали молодчики, вот их и чирикнули. Тебя помиловал пока, учти. Но пока. В Бадистан едем, на рынок, сегодня вовсю торговля будет. Два купеческих судна испанцев захватили и берберов много с Бовини в плен взяли. Сам увидишь. Моя шхуна «FORTUNA» участвовала, конечно.
*
Невольничий рынок сегодня многолюдным был, с большим числом новых пленненных корсарами и пиратами с чужеземных судов. Наземные набеги на соседние народы также проводились на днях. Алжир в ту пору был центром пиратства на Средиземном море и севере Африки. Наместник турецкого султана поощрял небывалый произвол, собирая треть доходных денег от грабежей и продажи рабов. Количество и богатство корсаров при таких делах повседневно росло, возводились новые дома и улицы в городе, численность населения росла. Судостроение набирало темпы, мечети возводились во славу Аллаха. Работали повсюду лишь христиане невольники, как и гребцы на шхунах. Мусульмане правили балл в той жизни страхолюдной. Что касается сегодняшнего дня, то невольников в четырех отсеках разместили, огороженными канатами, по количеству владельцев их. Дали-Мами самый левый отсек принадлежал с сорока шестью христианами с судна испанского, гребцами главным образом, и двадцати восемью молодыми людьми племени берберов. Идальго нужен был хозяину, как знаток нескольких языков при отборе, точнее, разборе пленников.
Первоначально отбирались отпрыски вельмож, богатых родителей, видных чиновников. За них назначался выкуп и составлялось сообщение для плательщиков. Выкупаемых размещали в отдельное помещение, где и уход за ними сносный был. Бедноту и нищету на подиуме выставили полураздетыми, чтобы каждый пощупать мог мышцы или другие изъяны разглядеть. Этих в подневольные продавали за бесценок, навсегда. Пятую часть плененных женщин из бедных к янычарам отправляли, как подарок воинам империи для развлечений.
Неожиданно на помост имам здоровенный поднялся и громогласно заявил, что вот рядом стоящий грек Стефани после обряда обрезания дал клятву верности Аллаху, став Фаридом, мусульманином. А посему становится свободным жителем османской империи. В качестве же поощрения ему разрешается выбрать женщину себе в жены из выставленных. Гасан-паша позволяет ему в третий отсек пройти присмотреться.
Через некоторое время радостный Фарид с полной женщиной на выход проследовал, поклонившись низко-низко Гасану-паше. Сидящие за столиками горожане шумно приветствовала нового мусульманина и его спутницу.
Дали-Мами, по кличка «Хромой»: - В знак моей признательности тебе, Идальго, за идею с ювелирами дарую и тебе женщину, выбирай. Нет, нужна тебе баба, чтоб голова работала. Не зли меня. Тогда сам выберу. Ахмед, укутанную приведи нам. Не эту, а ладную. Да, её. Тебе велено слушаться, Идальго, поэтому бери, потом еще благодарить будешь. Посмотри, какая хорошенькая! Лицо открой, женщина. Ну! Видишь?
Идальго: - Мне все равно, какую уродину даришь.
Женщина: - Сам ты уродина, калека. (У идальго левая рука плетью висела, не действовала после ранения в бою с турками).
Идальго: - И куда мне прикажешь женщину ладную деть, на цепь посадить к себе?
Хромой: - Хорошо, комнатку оборудую вам, но в тюрьме, учти, чтоб не сбежал. Звать тебя как, красотка? Не бойся его, он настоящий идальго испанский. Имя твое просил!
Женщина: - Менос я, из берберов, а его Идальго, да? М-и-г-е-ль говорите… Тьфу… Это плохое слово по-нашему. Лучше уж Идальго. Да, замужняя, дочь маленькая у матери растет. Девятнадцать мне, а однорукому сколько? Двадцать восемь? А выглядишь… молчу…
Хромой: - Ахмед, уведи ее к выкупным, пока комнату сделаю. Менос, готовься к совместной жизни с этим… Ты мне за него головой отвечаешь, поняла? Убежит или помрет – тебя прикончим, не шучу…
Идальго: - Сдалось тебе, хозяин, захомутать меня женщиной без любви, ни к чему это. А сейчас о главном. Пока у рабов мускулы щупали и зубы смотрели, я отобрал шесть мастеровых среди твоих пленных. Потерпи минутку, сейчас изложу. Худосочный, от которого все отвернулись, ювелиром оказался. Какой – проверим. Парней ему двоих дать можно на обучение. Плеть ни к чему твоя, это не гребля с веслами... Тех бородачей отобрал, как ремесленников по обработке шкур животных. Все скажу, подожди чуть…
Хромой: - Со временем выходит, что не только грабежи прибыль приносить могут, правильно? Насчет же чеканки монет у себя, что ты предлагаешь, с Гасан-паша посоветоваться надо, наместником, его одобрение получить надо. Поясню ему твою мысль, что золота и серебра в нашем городе много, а монет не хватает. Слышь, Идальго, мне еще хлебопекарню запустить хочется, в молодости всегда голодным странствовал, хлеб люблю… Что-то жрать захотелось, пойдем в харчевню!
*
В тени у скромной католической церквушки по воскресеньям располагались платные писари, могущие за небольшую оплату составить письмецо для далеких родичей или в государственные учреждения своих стран с просьбой о деньгах для выкупа. Затем уж попутным кораблем, также за оплату, письма эти доставлялись неспешно по назначению. Наш знакомый идальго почти за бесценок оказывал услуги нуждающимся, притом тепло очень писал, да так, что слезу пробивало.
Идальго: - Ачилом тебя зовут, правильно? Из Италии? Жил я у вас там несколько лет, когда солдатом служил. Благодатные края, скажу вам, об архитектуре молчу. Жену, значит, Паулой зовут? Красивая очень. И сынишка чудный, в тебя. Дружка выкупили, говоришь, письмо занесет? У жены денег нет, знаешь, но у отца ее есть они, но жадный очень. Письмом разжалобить хочешь скрягу, чтоб тебя выкупили тоже, правильно? Может, о любви большой твоей к Паоле распишем, к сыну, который в деда пошел, о твоем раскаянии изложим, что недостаточно чтил родителей жены, о чем сожалеешь теперь. В заключении у всех прощения просишь и еще раз о любви твоей напомним к благородному семейству жены Паолы... Все, Ачил, иди, деньги будут, уверен!
К нашему герою быстрой походкой подходят два человека, при виде которых Идальго вскакивает и тепло приветствует гостей.
Идальго: - Приветствую вас, уважаемый Амброзио, и тебя, брат Роберто, рад видеть. С хорошей вестью пришли, что родители наши наскребли более двухсот эскудо на освобождение меня из плена, так? Потому, что ранения имею и однорукий я. Не пойдет это, братенник. Я старший и меня слушаться должен. Так что, вещи собирай и домой. Все я сказал, а вам спасибо, доктор, что Роберто поддержали. Глупости болтают, не женился я, нашим скажи, поклон им от меня, прощай, брат. Я все одно сбегу, передай матери, и вернусь, понял? Не мучай меня более, Роберто, иди уже, ну!.. Непременно увидимся еще, нос утри, мне тоже...
*
В канун Рождества Идальго вечерком, к ужину, заглянул к избранным затворникам, из карманов две бутылки рома достал, всем двенадцати привилегированным узникам налил в кружки и поздравил с наступающим христианским праздником собравшихся. Это были в основном офицеры армии Испании и один монах-доминиканец, католики все, поэтому их растрогали напоминания о прошлом. Налили по второй под тост опять однорукого:
«Свобода — это сокровище, дарованное человеку небесами: за свободу, так же как и за честь, нужно рисковать жизнью, так как высшее зло — это рабство. За нашу свободу выпить предлагаю, которую мы непременно добудем».
Далее Идальго речь повел, что бесчестием считает денежный выкуп испанцев. Только свобода, добытая оружием, достойна уважения, продолжил он. Поэтому далее пошли более приглушенные разговоры о планах по созданию боевой группы и поиска путей реализации задуманного. Возбужденные ромом и разговорами пленники расшевелились, кровь забурлила, глаза заблестели. Неожиданно кто-то осторожно песню родины своей запел, вскоре уже все подпевали негромко, но радостно. Расходились нехотя, пообещав чаще встречаться и не только по праздникам. Идальго на выходе тихо окликнули. Это Менос была, которая близко подошла и сказала, что слышала беседу заговорщиков. Нет, бояться доноса ему не следует.
Идальго: - Не задумала ли ты, милая, со мной в побег, чтоб к янычарам не отправили? Молчишь? Ты понимаешь, что по прихоти Хромого навязана, мне ты без надобности. Что? Для янычар у тебя яд есть? Что? Громче! Так, украшения свои предлагаешь, к побегу пригодятся? А ты, значит, тоже в бега пустишься? И куда, в Марокко? Да... подружку бог дал. Домой иди и никуда, поняла? А такая тихоня с виду…
*
Гасан-паша, наместник в Алжире, дал добро на чеканку золотых монет с изображением султана османской империи. Сулейман I, могущественный султан великой империи, похвалил наместника Гасан-пашу за государственный подход с вопросом пополнения казны денежными ресурсами. Поэтому, наверное, в одно воскресенье к католической церквушке неожиданно подъехал кортеж самого наместника. К нему был немедленно доставлен однорукий. Гасан-паша милостиво поздоровался с невольником, отметил его старательность в делах Дали-Мами и, коснувшись рукой плеча испанца, предложил последнему солидную должность в своем аппарате при большом окладе, жилье роскошное обещал. Наш тепло поблагодарил наместника за щедрое предложение, сообщив сановнику, что его стремления с домом связаны, Испанией, поэтому дождаться выкупа мечтает… И спонтанно вдруг о создании театра заговорил, попросив, если возможно, помещение выделить мест на двести с позволением представления бесплатные развлекательного характера проводить. Давно увлечен идеей, несколько пьес сочинил о жизни простых людей. С народом и говорить надобно. добавил он, а не карать лишь…
Гасан-паша: - Нет проблем, рынок рабов Бадистан дадим тебе, Идальго, для представлений, по вечерам все равно пустует. Сцена есть, сидячих мест уйма, действуй. На премьеру пригласи обязательно. В молодости, дома, посещал театр. Удачи тебе. Что понадобиться – в канцелярию обращайся к Джамилю.
*
Забота о театре стало главным в повседневной жизни Идальго. Невольничий рынок был дополнительно оборудован сидячими местами, сцену немного приподняли для лучшего обозрения, светильники масляные развесили для вечерних представлений. Солидную кладовую удалось еще выклянчить у помощника наместника, которую в дальнем углу рынка разместили. Пьесы он решил небольшие писать, разговорного жанра, т.е. на сцене постоянно будет стол установлен, как в харчевне, за которым четыре мужичка из народа беседы поведут про жизнь, женщин, детей и власть, конечно. Голову ломал Идальго над проблемой с актерами. Это он все по ночам продумывал, днем часто хозяин отвлекал, да и заговор по побегу требовал участия и внимания. Кстати по части намечаемого побега все пока шло неплохо по части конспирации, по сбору денег для оплаты капитану торговой итальянской шхуны, уже сроки отплытия намечали, оружие кое-какое раздобыли. Короче, настроение у невольников было приподнятое, выжидательное, песни родные распевали. Наш же надумал представление хоть одно осуществить, он жил этим, поэтому вечерами допоздна репетировал на сцене в одиночку, сочинял темы бесед.
Неожиданно по городу слух пошел, что плененные африканцы завезли с собою холеру, ибо буквально за считанные дни больных с признаками эпидемии обнаружили повсюду. Зараженных по доносу заворачивали в мешки и вывозили за город, где затем сжигали. Лечить болезнь не умели еще, поэтому все усилия направлялись лишь на ликвидацию очагов эпидемии. Город вымершим выглядел от безлюдья, все по домам сидели.
Поздним вечером как-то, когда герой наш сидел у упомянутого стола с воображаемыми собутыльниками, его окликнули. Монах Джакоб с которым они немного знались, сообщил, что в телеге на улице одна обреченная, в мешковине уже, попросила с Идальго попрощаться, другом назвалась. Поэтому решился побеспокоить...
На телеге среди остывших и стонущих мешков Идальго разглядел знакомую физиономию Менос с жалкой улыбкой на лице, пытавшейся мило проститься, в слезах всю. Наш что-то нашептал монаху, о докторе Амброзио упомянул, и мешок тяжелый в кладовку дальнюю понесли. Монах заглянуть еще пообещался, уходя с телегой.
Лишь под утро следующего дня Идальго с большим трудом удалось врача Амброзио затащить к больной, который после осмотра и расспросов пришел к выводу, что Менос испортила желудок, наевшись зеленых фруктов, отчего запоносила, и рвота появились. Предписали больной суточный голод и чаепитие дубовой коры. Конечно, велено было отмыться хорошо и отсидеться тихо несколько дней.
На следующее утро больная, помывшись на славу у колодца, проявила славный аппетит, съев завтрак за двоих. Через пару дней неугомонная женщина перестирала его вещи тоже, навела порядок в кладовой, но долго понять не могла, с кем разговоры ведет Идальго на сцене под лампой в одиночестве вечерами. На третий вечер, в ночное время уже, женщина раздраженно подошла к испанцу и выпалила, что нормально себя чувствует и ей надоело его дожидаться так долго в постели. Как не пойдет, возмутилась невольница, разве указ Дали-Мами на него не распространяется? Ей велено было близкой женщиной однорукому стать, вот и... всей душой своему спасителю от смерти хотела...
Идальго усадил прекрасную женщину рядом за стол, пончо накинул, руку поцеловал.
Идальго: - Милая дама, позвольте мне напомнить, что только искренняя любовь позволяет благородному человеку вступать в близкие отношения с женщиной порядочной, красивой, очень молодой и зеленоглазой, как вы. Вами движет лишь чувства благодарности ко мне, не так ли? Поэтому ограничимся лишь дружественным поцелуем в щечку. Стоп, стоп, чуть губ не лишился. Идите спать, милая, мне еще посидеть надо.
Менос: - Брезгуешь мной, правда? А театр нравится очень и очень, честно. Нет, не обижаюсь. Позволь мне рядышком лишь подремать под твой голос. Спасибо, со стихов моих начни, что вчера читал. Конечно, считаю – мои они:
О, звезда, твоим сиянием
Лишь одним живу, дышу я,
И в тот миг, как ты погаснешь,
В тот же миг умру и я…
Я даже представить не могла, что словами нужными взволновать можно. Обещаю молча... поняла… Саид, здесь я! Не убегала, просто... Зачем бьете Идальго?
Саид (главный охранник у Дали-Мали): - Заговор раскрыт, Идальго, монах пленник, что у генерал-инквизитора служит, все рассказал, ты зачинщик. Вяжите его, уйди, женщина. Тебе велено вернуться, муж нашелся... а ты с этим. Утром казнить велено беглеца, хозяин распорядился. Волоком до тюрьмы развалиться… В телегу кидайте...
В телеге Менос осторожно окровавленную голову испанца устраивает себе на ноги и пытается головным платком лицо ему вытереть, плача навзрыд и молясь небу о спасении жизни свободолюбцу Идальго.
*
Ночь, знакомая тюрьма, лампадка коптит. Беглецу ошейник на цепи одевают и грубо на грязный пол швыряют. Менос силой прогоняют, остальные расходятся, Дали-Мами, пьяный вдрызг, кулак несчастному показывает. Наступает тишина...
*
Дождливое утро, всех согнали на процедуру казни, привычное событие в жизни той. На помосте, под виселицей, с петлей на шее Идалго с обвисшей рукой, рядом жаровня раскаленная с орудиями пыток, безносый Абдул петлю поправляет, за столиком с бутылкой хозяин с мутными глазами, рычит что-то. Затем тяжело приподнимается, в карманах шурует, достает и показывает монету.
Хромой: - Смотри, парень, отчеканили ее, монету, у меня, твоя работа. Хлебом уже лакомились нашей выпечки, зачем бежать надумал? Если дам свободу — останешься у меня? Всех освободить просишь, и рабов тоже… Да меня закидают корсары, безработными станут. В Испании не жалуют тебя, правда, монах? Да, он настучал…
Монах-доминиканец: - Вы католик, Идальго, назвали действия святой инквизиции, проводимой нашим орденом во имя чистоты религии Христа, мракобесием и повальным гонением инакомыслящих. Да, я еще в Мадрид отправил донесение на крамольные...
Хромой: - Видишь, Идальго, как тебя на родине встретят? Поэтому прикажи своим сподвижникам вернуться по-хорошему, а то Абдул силой добьется. Жаль. Начинай, Абдул, только... головы не касайся, ноги только, чтоб не...
В полной тишине палач раскаленным железным орудием прижигает правую ногу пленнику, затем левую, запах горелого человеческого мяса, тошнит многих, зажмурились некоторые. Невольник молчит, глаза прикрыл. Абдул две железяки берет большущие и остервенело продолжает жечь человека странного, молчаливого. Вокруг послушная тишина, лишь женщина хрупкая Менос неожиданно, с надрывом, хозяина громко проклинает, упав навзничь в обморок.
Хромой очень хрипло: - Заткните ее. Саид, брось сучку к крысам... Кто едет?.. Приветствую тебя, Гасан-паша. Стул великому гостю! Достала она меня, великий Гасан-паша, знаю, что женщин не… Шлюшку отпусти, Саид. Идальго заговор организовал с дружками, исчезли они. Не выдаст, заранее знаю. Не положено поить висельника… Менос, уходи по-хорошему. Слушаюсь, ваша честь, пытки прекращаю. Абдул, слышал?
Наместник: - Ты мне театр обещал, висельник, я поверил... Что, не слышно...
Менос: - Губы перекусил, говорить не может. Спектакль готов, ваша честь, говорит этот несчастный. Еще отпей, за меня держись... Недели за две на ноги поставлю. Согласен он, ваша честь, на виселицу после спектакля. Хромой, слышал? Он две недели мой. Охранник не помешает нам. Саид, помоги с телегой, в Бадистан едем, в театр.
Менос:- Не отворачивай морду, Саид, смотри, что с ним сделали. Не можешь смотреть на это?.. Сволочь ты. Притащи листья эвкалипта и миртового дерева, сможешь? Иди тогда. А ты потерпи, Идальго, ненужное убирать буду... Ужасная картина, правда. Терпел как? Туточки уберем и здесь… Лежать сможешь… Не поняла, повтори... Тебе больно очень? Верю... Зажмурься, лицо помою, глаза мертвые, вижу, оживить надо... Голову ко мне наклони, ближе, не бойся меня… Так, хорошо, дрожь прошла, чувствую. Нет, это не слеза слабости, а боли. Ты самый лучший, Идальго, поверь. Поспи, милый, чуток.
*
Неугомонный испанец втянул своих коллег в работу по подготовке спектакля. Саид оказался умельцем, поэтому появилась куча декораций самодельных, легких, украшающих действие. Охранник и Менос согласились действующими актерами по необходимости участвовать с условием, что озвучивать всех автор будет.
За два дня до намеченного срока на рынке в Бадистане и в других частях города глашатай громко объявил о развлекательном спектакле, который покажет в воскресенье Идальго, приглашая всех желающих посмотреть это единственное выступление.
«Да, да, уважаемые, однорукого затем повесят!» — радостно и бодро вещал глашатай.
Идальго более или менее самостоятельно передвигался, был полон энергии и надежд. Саид, приставленный хозяином для охраны испанца от побега, неотступно следовал по пятам, спал рядом. Женщина-дикарка выложилась, бог свидетель, но к жизни вернула обугленное тело человека, которого забыть не сможет до конца жизни. Муж ее, Ират, вождь большого племени, с выкупом за ней приехал, двадцать заложниц привез на обмен Хромому. Это после спектакля будет, а ЕГО повесят, без нее уже.
Прошлой ночью, накануне всего, сподвижники-беглецы заявились, Саида повязали, Идальго хотели с собой забрать, корабль ночью уходил. ОН остался, чтоб со зрителем встретиться, показаться, в душе давно писателем став, он возжелал признания, славы.
*
Невольничий рынок Бадистан был забит до отказа. За столиками разместились рабовладельцы и сановники, доблестные янычары всю центральную часть заняли, плебеи города все свободные ниши заполнили с лихвой. Артисты были в восторге от многочисленной публики. Очаровательные нарядные девицы мадам Аджелины тоже решили себя показать, примостившись на проходе. Наконец, Гасан-паша в окружении телохранителей уселся и взмахнул рукой, знак начала спектакля подавая.
Началось представление с праздника урожая, который весело и празднично отмечают мирные люди труда. Саид и очаровательная Менос зажигательно плясали танцы Испании, Африки и Италии под гитару и веселый напев висельника, улыбающегося и шутящего вовсю. Народ рукоплескал, кричали что-то хорошее свояку. Поэтому когда Идальго попросил друзей в зале сплясать с ним испанский танец фламенко напоследок, на прощание, то сидеть остались лишь калеки да наместник.
Практически далее превратилось все в прощальный вечер с обречённым другом, которого все утешали и в дружбе клялись. Песни непечальные распевали дружно и долго всем залом, чтоб не омрачать последний вечер вольнолюбивого друга. Гасан-паша и его окружение не очень уверенно среди поющих себя почувствовали, но аплодировали неистово с певунами вместе. Завершил вечер пьяный вдрызг Хромой, который преподнес три бочки вина публике по поводу проводов раба необычного.
Хромой: - Идальго, завершен ремонт палаты тюрьмы, в самый раз успели. Саид, проводи друга на новоселье, красотку не пущать, хе-хе, муж вернулся!.. Дай я тебя напоследок расцелую, морду во-о-ро-о-о-тишь? Что, ваша честь, повесить велите на рассвете раба этого? Слушаюсь. Джакобо где? Слышал, монах?
*
Комната действительно была отделана на славу и обставлена неплохой мебелью. Зато решетки на окнах и дверях были усилены, и запиралась комната пудовым замком с замысловатым ключом. Саид и спровадил на ночлег сюда нашего героя, заперев все, как велено было, честь по чести, и прилег уже сам, но тут Менос неожиданно заявилась и так умалять стала ненадолго проститься впустить ее, слезу пустила. Не устоял Саид. Конечно, риск был, да и окно Хромого еще светилась, а когда пьян он, то непредсказуем. Поэтому через некоторое время Саид через потаённое окошко заглянул и аж ойкнул. Затем улыбнулся широко и промолвил вслух: «Менос молодец, добилась-таки своего»
Постучали тихо в дверь. Женщина поблагодарила охранника и ушла в темноту с чувством завершённого долга. Мы завсегда в неоплатном долгу перед женщиной. А вскоре и хозяин совместно с Джакобом постучались и приказали пленника на торговое судно испанское срочно доставить, до рассвета. В последний раз посмотрели друг на друга Хромой и Идальго, улыбнулись и разошлись навсегда. Вот так пятилетний плен был завершен Мигелем Сервантесом в Алжире.
P.S.
Спустя много лет у католической церквушки в Алжире некая солидная дама в яркой одежде ищет монаха Джакоба, был такой здесь когда-то. Ей, говорит, он очень нужен. Старик Джакоб узнал Менос, конечно, несмотря на пройденные годы, рад был встрече, о муже расспросил, о детях. Посетовала, что вдова давно, сын Аксим унаследовал титул вождя племени их. Приехала в конце концов с согласия сына сюда, чтобы поклониться праху близкого ей человека, Идальго. Монах из-под подушки извлек и показал книжицу под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» и сообщил, что ему ее Мигель переслал, и что он жив и здоров, и т.д. Менос, всхлипнув, книжицу погладила и тихо очень промолвила: «Жив, значит, Идальго... а я думала – нет его… О Дон Кихоте написал, значит?.. О ком же еще… Так Мигель величал борцов за справедливость. Оказией Мигелю привет передай от меня и сына нашего, который очень походит на него мужеством, стойкостью, и только чувствами чуточку на меня похож...»
Горько, не горько,
Трудно, не трудно,
Нудно
Солнце на небе,
В луже прохожий,
Схоже
В небе не схватишь,
В луже подавно,
Славно
Есть ведь надежда,
Что-то достигнуть —
Прыгнуть
И размечтаться,
И ухватиться…
Птица
Путь указует,
Будто случайно,
Тайна
В этом паренье,
В этом круженье…
Тенью
Сокол за мышью
Камнем на землю,
Внемли –
Жизни обычай…
Может быть, станешь,
Сам ты добычей?
А я люблю. Люблю, представьте, водку,
Поверите — как женщину люблю,
Теплеет взгляд, саднит волненьем глотку,
Когда в неё с любовью водку лью.
Прогуливаюсь ли тенистым парком,
Бутылочку у сердца затаив,
Купаюсь ли в пруду, когда мне жарко,
Любви своей сто граммов накатив,
Брожу ль бесцельно по родным дубравам
С запасом белой стервы в рюкзаке,
Иль сплю, вкусив возлюбленной отравы,
Качаясь над землёю в гамаке,
Везде меня сопровождает счастье
И мысль, что я люблю и я любим…
Мне с милой водкой не страшно ненастье,
Мы с ней родной в одной постели спим.
И чтобы до конца быть откровенным,
Раскрыть себя до самого нутра,
Что в отношеньях с ней особо ценно –
Люблю её я утра и до утра!
Да, я люблю! До самоотреченья,
До амнезии водку я люблю.
Мне с нею каждый день, как день рожденья,
Когда её с любовью в глотку лью.
Намаявшись, живя на этом свете,
Немало получив ударов в лоб,
Я понял, что надёжней дома нету,
Чем качественный, по размеру, гроб.
Он должен размещаться там, где сухо,
И чтобы плотный и несущий грунт,
На трёх аршинах — как в гробу там глухо,
Зачем мне слышать, как вверху орут?
Культуры у народа маловато,
На кладбище уже шумят-кричат,
Особенно тогда, когда ребята,
В Хэллоуин могилы ворошат.
Но в общем целом там пока спокойно,
А если ещё сухо — это кайф,
Смирен тогда и благостен покойник,
И право, никакой не нужен драйв.
Но если протечёт или просядет
Уютный домик под названьем гроб,
Мертвец восстанет и живым нагадит,
Неуправляем станет он и груб.
Оскалит челюсть он за справедливость,
За равенство опущенных во грунт,
Для мертвеца обычна агрессивность,
Когда стоят, а не лежат во фрунт.
Придётся выбрать место, где посуше,
И суглинок в машинах завезти,
Ей-ей, нет дома, домовины лучше,
Когда порядок, Господи прости…
С девушкой, бредущей краем моря,
Стройной, загорелой, сексапильной,
Захотелось пережить love story,
Кстати, захотелось очень сильно.
Сразу же услужливо — виденье,
Волосы ее так пахнут морем,
Я ее целую с вожделеньем,
В общем, перспективная love story.
Но еще критическая нотка –
Ведь на мне семейные, такой я,
А на ней от Гуччи. И походка…
Может, зря надеюсь на love story?
И пока вот так я предавался
Размышленьям противоречивым,
К ней какой-то дядя привязался
Волосатый, грубый, некрасивый.
И она кивнула благосклонно,
Вместе побрели вдоль края моря…
Меньше мыслей, больше моветона,
И тогда получится love story!
«Поэзия — важная тетка,
Надменна. Глядит свысока,
У ней королевы походка,
Точеная, в перстнях, рука.
Поэт подойти к ней боится,
Вздохнуть — не дай бог заразит,
Страдает, бледнеет, томится,
Бывает — из жизни бежит.
И может в вас что-то проснётся
(неплохо склониться и ждать),
Когда ее дух вас коснётся
И Божью приложит печать»
От многих я слышал все это
С таким придыханьем, тоской…
Но я же не корчу поэта.
В трактир что ль сводить? Я такой!
И я подошел — я развязный,
Представился: «Я — графоман!
Какой нынче вечер прекрасный,
Давайте со мной в ресторан!»
«А что, я с утра не питалась,
Изволь, графоман, угощай!»
Богатым казаться пытаюсь:
«Восточный?» «Зачем нам Китай?
В наш русский с блинами, солянкой,
Котлеты ещё б пожирней…»
Ведет себя словно селянка,
«Да кто ж так наврал мне о ней?...»
Простая доступная баба,
С понятием. Видно — своя!
«Нет, я вам скажу на силлабо:
Снобизма в ней нет ни фуя»
Крепленый портвейн ей по нраву,
А мне говорили — «Клико»!
Нет, эти поэтишки, право…
До жизни им ой, далеко.
Витают в своих эмпиреях,
От вычурных тропов — в экстаз,
А дама Поэза, пьянея:
«Меня уже тянет на вальс»
И мы с ней по кругу, по кругу,
И в танце я ей: «Как мне быть?
Творить только томную скуку?
А может дурить, не творить?
О гробе, о гное, о смерти,
О грешной природе людской,
О гнусных пороках… О свете,
Что вовсе не значит — покой?
Мадам, я сложу, как нашепчешь,
Хоть я графоман, но смирен…»
Она ж прижимается крепче:
«Смирен? Но без дрожи колен?»
Я понял и ввел ее в танго —
Красивый и знойный туман…
Как странно смотрелись... Нет, славно,
Поэзия и графоман…
Как ты естественна, тиха,
Тонка, нежна твоя рука,
Задумчив взгляд, бессвязна речь,
Румянец щёк, покорность плеч…
С тобой так хочется сидеть,
Сдувать пушинки и смотреть,
Как ты в смущенье прячешь взгляд,
А за окошком листопад
И шум дождя, и ветра свист,
К стеклу припал кленовый лист,
И непогода, как контраст,
Тех чувств, что охватили нас.
В них всё смешалось — нежность, боль,
И даже страх вспугнуть любовь…
«Послушай, просто помолчим»
Поленья щёлкают в печи,
И тяга ровная в трубе,
И столько чистоты в тебе,
Что я притронуться боюсь,
Неразделимы страсть и грусть…
Мне хочется, порою, умереть,
Ну так, чуть-чуть. Точнее — понарошку.
Реакцию украдкой подсмотреть…
Дурак? Конечно есть. Совсем немножко.
Мне вызовут немедленно врача,
Но я прикинусь мертвецом, в натуре,
Нет вдоха, морда просит кирпича,
И что-то безнадёжное в фигуре.
Я неизвестен и снимать с лица
Мне маску для потомков вряд ли будут.
Ну, мерку для могильного ларца…
Вот тут бы шевельнуться в стиле Вуду.
Тотчас обмерщик вечно пьяный, злой
Потребует бутылку на похмелье
С моей жены: «Нет дядя дорогой,
Не будет сверх тарифного веселья»
Я выдержу обмер, мытье и грим,
Хватая носом воздух в перерывах.
Другой бы от такого стал седым,
Мне хоть бы хны. И лишь к еде позывы.
Возможно, даже, я и не сдержусь,
И дёрнется живот. В нём что-то хрюкнет,
Но общий траур сгладит эту гнусь,
А может, от испуга кто-то пукнет.
За судорогу, правда, все сойдёт,
У мертвецов бывает не такое…
Вот как изобразить телесный лед?
Да в морге охлажусь в ночном покое.
И вот меня несут. Гроб — тесноват,
Обмерщик все же пьяная скотина.
Без музыки… Погостный рубль зажат –
Вот значит как родня к отцу и сыну.
А я пахал! И деньги нёс в семью,
И старикам подкидывал, бывало,
И вот дождался. Даже смерть мою
Удешевили: «Все вам, гады, мало»
Вот гроб на табуретки. Держит речь
Мой близкий кореш вялый и мордатый,
Но что-то скорби нет. Нет дрожи плеч…
Стол только ждёт, а он уже поддатый.
И остальные… Словно здесь не смерть.
Жена спокойна, даже деловита,
Как грустно… Может вправду умереть?
Физически не быть. И шито-крыто.
Но вот мой выход, я из гроба — вон!
Живой стою! И очень натуральный!
Что началось… Ах-ох со всех сторон,
И ужас в лицах. Страх вполне реальный.
«Спокойно, братцы, я нахально жив,
И на поминках ваших погуляю,
Ну а теперь, овеселим мотив,
Я вижу — здесь сплоченный коллектив,
Вперед к столу, друзья! Я угощаю!»
ОДУВАН..ЧИК
Зажатый среди густой травы одуванчик в сентябре, уже в наступившей осени с проливными дождями и ветрами, второе плодоношение завершал. Семена-парашютики о полетах и не мечтали, куда там с такими мокрыми пушинками, наоборот — падали нещадно на занятую другими растениями почву, где в большинстве своем, увы, погибали из-за отсутствия крохотного клочка для приземления. Жестокий процесс выживания осуществлял свой отбор повсюду. На нашей же полянке листопад наступил, прикрыв теплым пледом целый ряд участков вблизи деревьев. Затем и снег повалил солидный, который возвестил о наступлении зимы и спячки растительного мира.
Зима в этом году была нормальной, без всплесков, поэтому сами деревья и корни многочисленных растений прожили холодную пору без потерь. Ранней весной, еще при таянии снега, травчатые растения первыми зашевелились, подавая признаки жизни. Корневища многолетних трав сходу о себе напомнили, что живы они и готовы пищу подавать просыпающемуся бодро ростку. На кучке же хвойных сухих игл семечко одно зацепилось, еще осенью, пушком своим спутанным. Всеми фибрами частей своих семянка приход весны ощутила, водичкой обильно пропиталась, но земли под собой не чувствовала, поэтому вся запертая лежала, притаившись. Сегодня же с восходом солнца ежик после спячки длительной проснулся, разбросав хвою сухую и побежал шустро на поиск еды. Уж больно худющим ежик выглядел весной, весь подкожный жир сожрал в зимовке, но смотрелся бодрым. С растормошенной хвойной кучи парашютник неудачный на землю свалился, представляете, на чистом клочке земли приземлился, вот удача. Будучи научен прожитым, выпавшим на его долю, наш парашютист не торопил события, отлеживался вольготно на тверди земной, пытаясь потихоньку разбудить свою генную систему. Медленно проходила взаимосвязь оживающих зачатков в набухшем семени одуванчика, решившегося первым делом корешок выпустить осторожненько свой.
Земля влажная весной, и корень толстенький беспрепятственно углубляться стал, пытаясь изо всех сил питательную среду нащупать, попробовать на вкус. К утру же зародыш бодро проклюнулся, выглянув настороженно в гуще трав высоких, в дебрях привычных к скученности растений, где солнца почти не видно и дышать нечем. Наш чуточку паузу сделал, присмотрелся, где многочисленные родичи старшие, прошлогодние, уже суетились, бутоны к раскрытию готовили, первыми на поляне расцвести собираясь. Суета сует, одним словом, вокруг клокотала. Зародыш одуванчика, сильно поколебавшись от толчеи вокруг, дал сигнал корням вглубь двигаться усиленно до следующего утра, затем еще денек добавил и попросил живительный сок подать на завтрак. Лишь после этого стебелек зародыша, оглянувшись на соседей близких, в рост пошел без остановок, подымаясь ввысь и вверх. Трясло немного беднягу, колебался сильно, но решился все-таки вырваться. Свежий ветерок приятно обдувал его, прекрасный вид с высоты раскрылся на все стороны, но покачивало немного от высоты непривычной, да еще соседки почему-то пинали его, из зависти видимо, выскочкой обзывая. Все, как у всех, знакомая картина. А тут еще ночью ветер сильный поднялся, дождь обильный пошел. Конечно, нашего первопроходца во все стороны кидать стало, к ломке все уже шло у одувана нашего, стебелек не выдерживал напора мощного, казалось вот-вот надломится Корень, надо отдать ему должное, в этой ситуаций сильно помог, сгустив млечную жидкость сильно и напор повысив в стебле. (Даже и не предполагал ранее, что в соке одуванчика каучук имеется и не в малом количестве, как оказалось, любопытно, правда?)
А поутру, с восходом солнца, наш одуван, чуть измождённый, конечно, от пережитого, отряхнулся, прогрелся немного и... приступил к главному — бутон на макушке своей формировать стал для продолжения рода своего, как природой предусмотрено. Ответственное, надо сказать, дело это. В бутоне-питомнике одувана около двухсот лепестков аккуратно вместе проживают, каждый самостоятельным двуполым цветком является. Отсюда и хлопот видимо-невидимо. Их, лепестков, надо приучать к миру в семье, не допускать отъема пищи у сестричек, и тихо необходимо вести себя при закрытии бутона. Надо добавить, что ежедневно к 15-00 питомничек закрывался на ночь, и в дождливую погоду тоже, чтоб малыши не простужались. А в 6-00 подъем у них был. Теремок открывался с восходом солнца, и целый день блаженствовали лепестки в теплых лучах его.
Казалось бы, все хорошо у нашего — расти, не тужи. На прошлой же неделе корни соседей, как бы невзначай, почву прощупывать стали рядом, укореняться пробовали, и зря, ибо все поблизости корня одувана пустотой оказалось: ни одного минерала, ни органики — все извлекли давеча, когда укоренялись. Таким образом, корешки незваные со временем бросовыми оказались, сохнуть стали.
Приближалось время бурного всеобщего цветения лепестков, время ожидания благодатного опыления их, все как у всех, созрели для этого они. А букашки, жучки и другие труженицы по этой части к низкорослым соседям идут, боязно им и непривычно на высоту карабкаться, рисковать боятся, а тут мелкота рядом. Опять нашему одувану выход найти пришлось. Стоит только чуть самостоятельность проявить на нашей планете кому-либо, как сразу проблемы возникают с этим, им палку в колеса ставят окружающие, поругивают за дерзость. Извините, опять рассуждать пошел. Лепестки же нашего бутона самыми яркими в округе выглядели сверху, с высоты, мелкоте ползучей снизу этого не видать было. Поэтому пришлось косметический мешочек весь разбрызгать, чтоб аромат цветка в округе разнесся, а когда корень одувана нектар разлил по всему бутону, вокруг очень принюхиваться даже стали, ближе разглядывать пытались и даже отведали многие на вкус.
Первыми пчелы и бабочки садиться стали, затем жучки летающие пристроились, а снизу спешно вся рать ползучая пошла уже, дабы не опоздать. За опыленными затем цветами маманя еще пуще следить стала, чтобы вовремя и нужным накормить, от холодного ветерка защитить, ожогов солнечных не допустить. Разросшийся куст одувана целиком во всю трудился, не жалея сил на благо растущего молодого поколения многочисленного, обеспечив детишек всем необходимым. И это сказалось. Семянки все крупными уродились, крепким защитным покрытием упаковали их, хохолком летательным всех до одного оснастили и вдоволь дозревать еще дали. Правда, коробочка-теремок поблекла немного в последние дни, пожелтела, но выглядела бодрой еще на фоне пожухающих соседок.
Вот и наступил день, когда после восхода солнца, сделав паузу небольшую, наша коробочка медленно раскрываться стала, но не как обычно, а вывернувшись наизнанку, и образовала шар пушистый большой, который сразу ветром закачало. А чуть позднее семена-парашютики отрываться стали от родимой коробочки, поддаваясь дуновению ветра и завихрениям. Вскорости над одуваном все его детки уже ввысь поднялись и понеслись на юго-запад, далеко, на просторные земли, где им жить предстояло. Стебелек же наш истощенный к полдню поник, надломился под тяжестью опустошенной коробочки и замер навек. Обессиленная, физически надломленная мать-коробочка все одно на небо продолжала смотреть радостно, на своих питомцев улетающих глядела, которым даровала свободу в выборе пространства жизненного. Лишь корень изможденный на долгую спячку пошел, чтоб сил к весне набраться для нового бутона жизни одуванчика. Еще подумал корень с теплотой о событиях прошедшего лета в компании необыкновенного цветка в их округе, улыбнулся и уснул.
ОДУВАН..ЧИК
Зажатый среди густой травы одуванчик в сентябре, уже в наступившей осени с проливными дождями и ветрами, второе плодоношение завершал. Семена-парашютики о полетах и не мечтали, куда там с такими мокрыми пушинками, наоборот — падали нещадно на занятую другими растениями почву, где в большинстве своем, увы, погибали из-за отсутствия крохотного клочка для приземления. Жестокий процесс выживания осуществлял свой отбор повсюду. На нашей же полянке листопад наступил, прикрыв теплым пледом целый ряд участков вблизи деревьев. Затем и снег повалил солидный, который возвестил о наступлении зимы и спячки растительного мира.
Зима в этом году была нормальной, без всплесков, поэтому сами деревья и корни многочисленных растений прожили холодную пору без потерь. Ранней весной, еще при таянии снега, травчатые растения первыми зашевелились, подавая признаки жизни. Корневища многолетних трав сходу о себе напомнили, что живы они и готовы пищу подавать просыпающемуся бодро ростку. На кучке же хвойных сухих игл семечко одно зацепилось, еще осенью, пушком своим спутанным. Всеми фибрами частей своих семянка приход весны ощутила, водичкой обильно пропиталась, но земли под собой не чувствовала, поэтому вся запертая лежала, притаившись. Сегодня же с восходом солнца ежик после спячки длительной проснулся, разбросав хвою сухую и побежал шустро на поиск еды. Уж больно худющим ежик выглядел весной, весь подкожный жир сожрал в зимовке, но смотрелся бодрым. С растормошенной хвойной кучи парашютник неудачный на землю свалился, представляете, на чистом клочке земли приземлился, вот удача. Будучи научен прожитым, выпавшим на его долю, наш парашютист не торопил события, отлеживался вольготно на тверди земной, пытаясь потихоньку разбудить свою генную систему. Медленно проходила взаимосвязь оживающих зачатков в набухшем семени одуванчика, решившегося первым делом корешок выпустить осторожненько свой.
Земля влажная весной, и корень толстенький беспрепятственно углубляться стал, пытаясь изо всех сил питательную среду нащупать, попробовать на вкус. К утру же зародыш бодро проклюнулся, выглянув настороженно в гуще трав высоких, в дебрях привычных к скученности растений, где солнца почти не видно и дышать нечем. Наш чуточку паузу сделал, присмотрелся, где многочисленные родичи старшие, прошлогодние, уже суетились, бутоны к раскрытию готовили, первыми на поляне расцвести собираясь. Суета сует, одним словом, вокруг клокотала. Зародыш одуванчика, сильно поколебавшись от толчеи вокруг, дал сигнал корням вглубь двигаться усиленно до следующего утра, затем еще денек добавил и попросил живительный сок подать на завтрак. Лишь после этого стебелек зародыша, оглянувшись на соседей близких, в рост пошел без остановок, подымаясь ввысь и вверх. Трясло немного беднягу, колебался сильно, но решился все-таки вырваться. Свежий ветерок приятно обдувал его, прекрасный вид с высоты раскрылся на все стороны, но покачивало немного от высоты непривычной, да еще соседки почему-то пинали его, из зависти видимо, выскочкой обзывая. Все, как у всех, знакомая картина. А тут еще ночью ветер сильный поднялся, дождь обильный пошел. Конечно, нашего первопроходца во все стороны кидать стало, к ломке все уже шло у одувана нашего, стебелек не выдерживал напора мощного, казалось вот-вот надломится Корень, надо отдать ему должное, в этой ситуаций сильно помог, сгустив млечную жидкость сильно и напор повысив в стебле. (Даже и не предполагал ранее, что в соке одуванчика каучук имеется и не в малом количестве, как оказалось, любопытно, правда?)
А поутру, с восходом солнца, наш одуван, чуть измождённый, конечно, от пережитого, отряхнулся, прогрелся немного и... приступил к главному — бутон на макушке своей формировать стал для продолжения рода своего, как природой предусмотрено. Ответственное, надо сказать, дело это. В бутоне-питомнике одувана около двухсот лепестков аккуратно вместе проживают, каждый самостоятельным двуполым цветком является. Отсюда и хлопот видимо-невидимо. Их, лепестков, надо приучать к миру в семье, не допускать отъема пищи у сестричек, и тихо необходимо вести себя при закрытии бутона. Надо добавить, что ежедневно к 15-00 питомничек закрывался на ночь, и в дождливую погоду тоже, чтоб малыши не простужались. А в 6-00 подъем у них был. Теремок открывался с восходом солнца, и целый день блаженствовали лепестки в теплых лучах его.
Казалось бы, все хорошо у нашего — расти, не тужи. На прошлой же неделе корни соседей, как бы невзначай, почву прощупывать стали рядом, укореняться пробовали, и зря, ибо все поблизости корня одувана пустотой оказалось: ни одного минерала, ни органики — все извлекли давеча, когда укоренялись. Таким образом, корешки незваные со временем бросовыми оказались, сохнуть стали.
Приближалось время бурного всеобщего цветения лепестков, время ожидания благодатного опыления их, все как у всех, созрели для этого они. А букашки, жучки и другие труженицы по этой части к низкорослым соседям идут, боязно им и непривычно на высоту карабкаться, рисковать боятся, а тут мелкота рядом. Опять нашему одувану выход найти пришлось. Стоит только чуть самостоятельность проявить на нашей планете кому-либо, как сразу проблемы возникают с этим, им палку в колеса ставят окружающие, поругивают за дерзость. Извините, опять рассуждать пошел. Лепестки же нашего бутона самыми яркими в округе выглядели сверху, с высоты, мелкоте ползучей снизу этого не видать было. Поэтому пришлось косметический мешочек весь разбрызгать, чтоб аромат цветка в округе разнесся, а когда корень одувана нектар разлил по всему бутону, вокруг очень принюхиваться даже стали, ближе разглядывать пытались и даже отведали многие на вкус.
Первыми пчелы и бабочки садиться стали, затем жучки летающие пристроились, а снизу спешно вся рать ползучая пошла уже, дабы не опоздать. За опыленными затем цветами маманя еще пуще следить стала, чтобы вовремя и нужным накормить, от холодного ветерка защитить, ожогов солнечных не допустить. Разросшийся куст одувана целиком во всю трудился, не жалея сил на благо растущего молодого поколения многочисленного, обеспечив детишек всем необходимым. И это сказалось. Семянки все крупными уродились, крепким защитным покрытием упаковали их, хохолком летательным всех до одного оснастили и вдоволь дозревать еще дали. Правда, коробочка-теремок поблекла немного в последние дни, пожелтела, но выглядела бодрой еще на фоне пожухающих соседок.
Вот и наступил день, когда после восхода солнца, сделав паузу небольшую, наша коробочка медленно раскрываться стала, но не как обычно, а вывернувшись наизнанку, и образовала шар пушистый большой, который сразу ветром закачало. А чуть позднее семена-парашютики отрываться стали от родимой коробочки, поддаваясь дуновению ветра и завихрениям. Вскорости над одуваном все его детки уже ввысь поднялись и понеслись на юго-запад, далеко, на просторные земли, где им жить предстояло. Стебелек же наш истощенный к полдню поник, надломился под тяжестью опустошенной коробочки и замер навек. Обессиленная, физически надломленная мать-коробочка все одно на небо продолжала смотреть радостно, на своих питомцев улетающих глядела, которым даровала свободу в выборе пространства жизненного. Лишь корень изможденный на долгую спячку пошел, чтоб сил к весне набраться для нового бутона жизни одуванчика. Еще подумал корень с теплотой о событиях прошедшего лета в компании необыкновенного цветка в их округе, улыбнулся и уснул.
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Я М И Т
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Я М И Т
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Я М И Т
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Я М И Т
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Я М И Т
— Здравствуйте, уважаемые репатрианты, шалом. Нам суждено восемь месяцев вместе провести для изучения языка страны, в которую приехали. Меня Ямит зовут и я ваша учительница. Родилась и выросла в Турции, отчимом у меня русский был, из эмигрантов, поэтому языком вашим свободно владею. По профессии учитель английского и французского, в Израиль восемь лет назад приехала, одна, муж отказался. Преподаю давно, нравится. Помню, что группа ваша 55-65-летних, постараюсь учесть это. Очень кратко прошу и вас представиться... По списку начнем. Беленький Лев, пожалуйста.
Лев: — Пятьдесят восемь лет, приехал из Украины, Белая Церковь, по специальности шлифовщик, ищу работу. Без языка смогу, думаю. Станки знаю, чертежи читаю. В Кирьят Баконе комнатку снимаем, Феликс сосед мой. На еду хватает, но не привык бездельничать. Феликс определился уже, трудится. Жена моя, Зина, рядом сидит, дети там остались.
Ямит: — Феликса хотела бы послушать, как он устроился без языка. Встаньте, пожалуйста,. Фамилия Светин, значит. Может, и нам поведаете, как работать устроились? Зачем тогда в ульпан записались к нам?
Феликс: — Представлюсь тоже: пятьдесят шесть лет, вдовец. Уехал по неизбежности: развалился Союз, никому ненужным оказался. Работать же стал, чтобы прокормиться и хату снять. Там всю жизнь трудился добросовестно, а пенсию Израиль предлагает за национальную принадлежность — неувязочка получается. По документам евреем значусь, по жизни же советский человечек. Не отказался, а просто справки не представил для получения пособия. Как что? Купил инструмент, сам кое-что смастерил и объявление повесил, что произвожу покраску квартир по европейскому стилю. Первых двух заказчиков, добавил, бесплатно обслужу, для рекламы. Выложился, уже за гроши работаю, приглашения есть. Конечно, дочь есть, здесь проживает, сын там остался, а внук взрослый уже, мне помогает, учится. Могу и вам квартиру обновить, посмотреть надо. Неспешно? Учить язык буду, общаться надо, коль здесь живу.
— Полина Якубовская я, возраст обязательно указывать? Понятно. Из Крыма приехала, детей нет, мужа официального не хотела, свободу люблю. В райкоме работала много лет, флотских коммунистов курировала. Последние годы музеем трудовой славы на судоремонтном ведала, гостей иностранных принимала... Язык мне ваш до зарезу нужен. Скажите, Ямит, в ульпане есть общественная организация? Нет, а еще демократией хвастались... Сам туда иди, маляр европейский... Может, и вернусь туда…
Ямит: — Прекратите ругаться... Садитесь, Полина. Что высказаться по социальному жилью хотите? Полина, сядьте сказала. Продолжим, вы встаньте! Да, да, высокого прошу. Не поняла, почему жена нам все пояснит?..
Надя: — Новинские мы. Мой супруг Илья инвалид второй группы, давно уже, сердечная недостаточность у него, поэтому все заботы на меня легли... Ему, к вашему сведению, пятьдесят шесть лет, я чуть старше — шестьдесят один год. Завучом в школе работала, Илья учитель физкультуры. Да, баскетболист он. Школу закрыли нашу, в гостинице уборщицей работала, он бутылки собирал, бедствовали. Ему нельзя ничего, врачи... На первую парту сели, чтоб лучше слышать. Да, дремлет иногда, велите на заднюю парту пересесть? Воля ваша.
Ямит: — Илья, встаньте, прошу. Честно скажите, вам нужен иврит? Вот видите, а мучаетесь: в окно смотрите, за мухой наблюдали, меня взглядом раздевали, явно видела. Полину затем оценивающе разглядывали. Тетрадь не открывали, ручка в кармане…
Надя: — Как вам не совестно больного человека уличить...
Ямит: — Занятия проводить буду лишь с желающими, поэтому и пытаюсь определиться с каждым. Да, Якубовская, без демократии язык вам ни к чему, идите, вычеркнем… Так…
Надя: — Я прошу обоих нас оставить, мне проследить за ним легче будет, спасибо...
Загудела сирена воздушной тревоги, которая всех в бомбоубежище загнала. Сидели тихо, кто-то вздыхал, кто-то кощунственно промолвил, что ракеты палестинские всех достанут, и повсюду. Приличная дама в шляпке к Ямит обратилась с вопросом по поводу бесконечного противостояния евреев и арабов, наступит ли мир когда-нибудь?
Мужчина: — В обозримом будущем не ожидается, уважаемая. Розинский Роман я, подполковник в отставке, военный бывший, поэтому и поясню, пока в бомбоубежище прячемся. Почему, спрашиваете, вывод такой печальный сделал? Так вот, Англия в 1947 решила избавиться от подмандатной палестинской территории, где вечные драчки велись, и обратилась с этим в ООН. Последние вынесли решение о создании двух государств: еврейского и палестинского. Израиль провозгласил государство 14 мая 1948 года, Россия и США его признали. Арабские же страны: Египет, Сирия, Ливан, Ирак, Иемен и Саудовская Аравия еврейское государство — не признали и пошли войной на истребление новорождённого. Отступать пархатым некуда было, поэтому арабов прогнали отовсюду. В результате столкновений около шестисот тысяч палестинцев к собратьям убежали в надежде вернуться когда-то, а арабы своих евреев выжили из своих стран, порядка миллиона человек. Последние полноценными гражданами своего государства стали, палестинцы же беженцами повсюду остались и государства своего не создали, евреи им мешают, так говорят. Наверное, где-то препираются, не уступают и воюют вечно семиты арабы с семитами евреями, как на Украине хохлы славяне с москалями, тоже славянами. Мира ни там, ни здесь не светит, друзья, вы согласны со мной, дама? Зачем пригласили людей в опасный регион, спрашиваете? Другого рая у евреев нет и не светит... Жить как спрашиваете, дамочка? Да очень просто. Мы радоваться должны, что живы, сыты, солнце светит, а враги там, по ту стороны границы, и солдатики надежные на посту. Я правильно разъяснил обстановку, Ямит?
Ямит: — После разминки разберемся, только магнитофон включу... Встаньте, как я, улыбнулись, начали. Под музыку двигайтесь, быстрее... Та-та-то! Что, Лева, хотите свой танец показать? Как, как называется? Лезгинка? А музыку сами напоете? Пожалуйста...
Все двадцать восемь немолодых людей с радостью бросились в пляс под родной мотив из той жизни, где страна и язык своими были. Ямит от души рукоплескала этим странным людям, ищущим свое место не нахлебника в государстве, их приютившем, ибо другие они, эти непонятные, подумала она.
*
Ульпан (школа иврита) расположен был в небольшом парке отдыха, в центре городка, через дорогу шук (базар) шумел, автобусная станция рядом примыкала — современная урбанизация, одним словом. Так вот, к часу дня, ко времени окончания занятий, на скамеечки парка стали заинтересованные люди приходить, их покупателями прозвали. Надо сказать, что наши «русские» в своем возрасте подтянутыми выглядели, подвижными и очень активными от той жизни еще, борцов за коммунизм, поэтому их и приглашать стали на работу. Магазинов и лавчонок здесь видимо-невидимо, но с эмигрантским массовым приездом из Союза понадобились русскоязычные продавцы. Торгаши долго и с удовольствием женщин разглядывали и приглашали симпатичных, не худеньких, по восточным меркам, по своим вкусам. Так же поступили парикмахеры, маклерские конторы по жилью и другие сферы обслуживания, остальные в дворники нанимались, уборщицами, позабыв о своих дипломах. Подтвердить диплом и работать по специальности было делом очень сложным, затяжным, лишь молодые пробиваться стали, упорные, язык освоив. В этой небольшой стране каждый пятый житель оказался выходцем из России, управляли же страной лишь старожилы, менее грамотные, но упертые, не уступающие. Освоившись, наши во все сферы жизни проникать стали, и во власть тем более. Старперы же рассказа нашего пытались тихо по жизни пристроиться и не рвались ввысь.
Ульпанисты уж расходится стали, обмениваясь уже шустро произношением новых слов на иврите, когда близко от них машина притормозила, и Феликса громко позвали. Из машины две элегантные дамы к нему направились, одну из которых он признал, как хозяйку особнячка в Баконе, где ремонт проводил недавно.
— Здравствуй, Феликс, узнал меня? Эстер я, помнишь? Ямит, поди сюда, перевод сделай. Свояченицу свою привела, также ремонт большой затевает, тебя приглашает. Во всю тебя расхвалила, показала работу. Садись в машину быстрее, ну... Что? Внук дома ждет с обедом? Да накормим мы тебя у Михаль на кухне. Главное, что до пятницы все сделать надо, обряд отмечать мальчику будут... До первого числа не можешь, занят, говоришь… А если оплату увеличим, ну насколько хочешь? Все одно не можешь, обещал…
— Слушай внимательно меня, краситель, я жена начальника полиции этого города и советую тебе не выпендриваться, понял, а то пожалеешь потом и очень.
Далее пошел громкий диалог между Ямит и Михаль на родном языке с размахиванием рук и демонстративный отъезд шикарной машины с дамами без «до свидания».
— Будь готов, Феликс, к пакостям, эта стерва уж постарается, если муженек ее не утихомирит. Он парень не глупый и зазнобу свою хорошо знает, но и ты с характером. По другому не умеешь и исправляться не собираешься? Иом тов (хорошего дня) тебе.
*
— Запаздываешь, дедушка, обедать садись. Разобрался я, как ты велел, с реакциями замещения и понял, что элемент более активный вытесняет из соединения менее активного, как, например, хлор в растворе... тетрадку посмотри потом. Умыл руки? Мамка звонила, заглянуть обещалась вечерком. Тележку загрузил по списку. С тобой поеду, деда. Повторяю, у меня каникулы еще три дня, поэтому не спорь со мной.
Хозяйка небольшого подворья, откликнувшись на звонок, отпирает входную калитку и радостно встречает гостей:
— Шалом, Феликс, и тебе привет, Витал, я правильно произнесла? Переведи деду, что не надеялась вас видеть. Почему-почему, знать хочешь? Городок-то у нас маленький, эхо хорошее. Что, дед говорит, что сегодня закончите ремонт? Вот спасибо. Мне Мотю из больницы привезти надо, завтра, если боженька поможет. В обиду деда не дадим твоего, скажи ему, не позволим. Как кто? Диаспора наша, выходцев из Румынии. Здесь мы живем, на этой улице. Дед велит убраться мне, мешаю? А ты, Ленуца, русских зря марала, уходи…
*
Знакомый нам ульпан, утро, у входа полицейская машина, статный мужчина в форме рядом стоит, тщательно высматривает входящих. Увидев Ямит, к ней устремляется и что-то быстро говорит. Ямит от полицейского отмахивается, желая пройти, но мужчина ее удерживает и что-то заискивающе поясняет просительно. Появляется Феликс, с ним здороваются и знакомят с Иосефом, мужем вчерашней скандалистки.
— Иосеф говорит, что его предки из России, Питковские они, из какой губернии не знает. Бабуля, помнит, напевала русские песни, очень мелодичные... Собственно, он за жену пришел извиниться, за вчерашнее, эмоциональная она женщина, восточная, из Ирака. Иосеф еще раз прощения просит и все забыть предлагает... В пятницу, говорит, праздновать будут тринадцатилетие сына, приглашает. С того света врачи мальчика вернули, две операции на сердце… Это подробности, поэтому Михаль покрасить дом хотела к торжеству. Запросто! Он сам к Яновским поедет и попросит на недельку у них ремонт сдвинуть… Он это быстро уладит и благодарит за понимание, мы же « русские», он говорит, правда? Хороший ты парень, Феликс, это уже я говорю. Быстренько на занятия ступай, слышал?
*
Ямит: — Доброе утро, друзья. Домашнее задание все выполнили? Молодцы. Конечно, память не удерживает надолго новые слова. Будем чаще повторять... С сегодняшнего дня предлагаю 10-15 минут ежедневно свои впечатления высказывать по нашей стране, можно и отрицательное указывать, не влезая в политику. Кто желает?
— Горбовская я, Людмила Петровна, о культуре хотела бы поговорить. Целенаправленного руководства этой важной отраслью жизни со стороны правительства нет. На религиозные нужды выделяются большие деньги, на искусство ноль дотации, поэтому театры лишь в столице есть, где богатенькие... Кинотеатров почти нет, музыкантов полно лишь в ресторанах, залы повсюду пустуют, а билеты дорогие очень на представления... Простите, что так резко выложила.
Ямит: — Предлагаю следующего послушать, комментарии потом. Пожалуйста.
Дамочка в шляпе, если помните ее, о климате высказалась необычном для приезжих в Израиле, тепло отозвалась о людях, озеленивших пустыню, прекрасные дороги страны отметила, пророка Моисея пожурила за выбор места, им сделанный.
— Настя я, Досталь, помните скандалила с директрисой по поводу двухчасовых уроков? Нет, не длительность урока и посещение туалета обсуждать хочу, а разнузданную в Израиле порно-рекламу заклеймить хочу. На обетованной земле трех религий интимные услуги поставлены на высоком уровне: можешь посетить апартаменты по выбору, а можешь и заказать красотку, как мой знакомый, и ее домой вам за считанные минуты доставят. Что? Мой знакомый долго не сумеет пользоваться услугами, я постаралась…
Надя: — А интернет, который весь пронизан обнаженными бабами, мой неотлучно посматривает, не только днем. Нет, по этой части нормально у него, даже чересчур, по себе знаю. Хорошо, оставим эту тему. Дома Илья, приболел немного, пульс скачет.
Феликс: — Страна доходы получает от технологичных фирм, само же производство маломощно развито, опасаются, по-видимому, бомбежек и конфликтов, но всех кормят, голодных нет. Это мое частное определение. Спасибо, Ямит, допоздна работаю у полицейского, уложиться должен. По соседству живете? Тогда загляните, увидите сами. Я понял, не хотите, чтоб я о производстве высказывался в ульпане, лучше о девочках...
*
С ремонтом квартиры у полицейского все нормально прошло, и в пятницу застолье уже грандиозное готовили, наших настойчиво пригласили в знак благодарности и примирения. Отметить хочу не изысканные блюда и теплую обстановку за столом, а поступок хозяйки, которая прилюдно поблагодарила мастеров за роскошный ремонт, преподнеся им в качестве подарков два мобильных телефона. Переводом занималась Ямит, внук Виталий на фортепьяно музицировал, форсил немного, дед приметил.
Ямит: — Феликс, я гостей жду, поэтому вынуждена ремонт затеять. Двадцать первого мама прилетает, но если вы заняты... Конечно, ко мне зайдите, прямо сейчас, посмотрите... Виталика надо домой отправить, живет где? Иосеф, на минутку... Виталик, в полицейскую машину садись быстро, домой поедешь, лайла тов( доброй ночи) тебе.
*
— Спальные комнатушки трогать не следует. Главные — салончик и кухня. Наружные стены тоже блеклыми выглядят, но это если получится. На ваш вкус, Феликс. Кофе турецкое могу приготовить, тогда присядьте. Это мой мальчик с отчимом, утонули на лодке. Поэтому и уехала оттуда, где все напоминало мне сына. В депрессию впала. Не будем об этом. В Израиле не умеют кофе приготовить настоящий, напиток пахучий у них получается. С сыном я на фотографии этой, сейчас скажу когда… Девять с половиной лет назад. Счастливой была, жизни радовалась... Печенье хотите? Я тоже не буду. Пеночку вам ложечкой еще из турки, ну как, правда, вкусный? Я же в Турции родилась, отец и муж турки, сама наполовину восточная, лишь мать иудейка турецкая, и так почти Израиль весь — гибридный, помесь народов. Мамка моя в Америку собралась, к сыну, решила через нас лететь, меня навестить надумала, три дня здесь пробудет. Непутевой меня считает, чуть чокнутой. Извините, Феликс, что так разоткровенничалась, как-то хорошо мне с вами. Возьмите ключ от квартиры, завтра же салон освобожу. Не боюсь доверить квартиру вам, что за глупости, лайла тов, Феликс.
*
— Можно тебя на минутку. Маман моя в восторге от вида домика, и моего вида тоже. Сказала, что хорошо выгляжу, льстила мне, правда? Спасибо тебе за все, Феликс. Да вот и она, ко мне идет. Не уходи, совру, что кавалер мой, обрадуется... Мама, знакомься с моим близким другом из России, Феликсом его зовут…
Миловидная маманя действительно рада была знакомству и много теплых слов скороговоркой выдала по поводу своей дочери и элегантного россиянина, с которым, конечно, надеется поближе познакомиться вечерком за ужином у дочери. Ямит неловко как-то добавила, что друг ее вечерами работает, занят, поэтому... Но кавалер уверено сказал, что обязательно придет, уточнив лишь время ужина.
На ужин наш Феликс пришел ко времени, нарядным, причесанным и с цветами.
— Вам же, Дениз, как учителю химии, хочу подарок сделать скромный, вручив вам мою книжицу под названием «Квантовая теория химических связей». В ненастную погоду почитать сможете, интересное, знаете ли, описание сделал замысловатых соединений…
Маманя Дениз, конечно, замялась, пояснив, что «квантовая» для нее темный лес, но подарок оценила. Одним словом, ужин прошел на высоте — много смеялись, шутили, чуть выпили и откровенничали. Без чего-то десять расходиться стали, Ямит также вышла.
— Не останавливайся, Феликс, я к тебе ночевать иду. Мама мне сказала, что она своим приездом нарушила нашу с тобой идиллию, поэтому меня к тебе спать послала, понял? Я дочь послушная, как видишь... Никаких «но», а то передумаю…
Дениз наутро улетела, но наши все одно продолжали у Феликса на квартире ночевать, во избежание сплетен припарковав машину у оградки домика дамы. На лицах же наших героев морщинки разгладились, глаза заискрились, приятно смотреть было. В последних числах месяца Ямит неожиданно сообщила, что она первого числа в Америку едет, билет показала, недельки на две, не более. Так надо, добавила Она. Вот когда вернется, тогда они и обсудят Его предложения об их отношениях... Только тогда…
В аэропорту Он настойчиво пытался выяснить причину поездки, обижался даже, но Его крепко расцеловали, попросив немного подождать, ну чуть-чуть.
В ульпане к нашим временно другую училку послали, Дорит, которая задолбала немолодых людей глубоким изучением грамматики иврита, вместо изучения новых слов для бытового пользования. На третий-четвертый день класс полупустым был, лишь Надя с Илюшей внимательно конспектировали падежи и суффиксы. Училке было до лампочки положение в классе, она не отклонялась от программы. Конечно, на Феликса невзначай поглядывала, он взгляд опускал и молчал. Ему звонили из Америки бодро, потом молчанка была, затем Ямит СМСку прислала, что все идет по плану — завтра операция, и она вернется немедленно, к маляру квантовому своему.
*
Сегодня же в ульпане объявление повесили большое у входа, что в 16-00 на кладбище Кирьят Бакона состоятся похороны учительницы ульпана Ямит Озкан, умершей от тяжелой болезни.
На похоронах присутствовали мать Дениз, брат покойницы Мурат, весь ульпан и жители городка Кирьят Бакон. Уже дома, за поминальным столом, брат Мурат поведал Феликсу о последних часах жизни сестры, дал послушать записи со слабенькими прощальными словами ее, где прощения у всех просит, особо у Феликса за все. Брат добавил, что Ямит распорядилась похоронить в Баконе ее, где чуточку счастлива была последнее время. Еще просила уговорить Феликса принять в дар от нее домик и автомашину, как память о ней, женщине из Турции далекой и близкой ставшей.
— Да, так и сказала, поэтому вам согласиться следует, Феликс. Мы с мамой тоже просим. Мы понимаем ваше положение, но в знак памяти о Ямит, соглашайтесь. Ключи вот.
*
Очень ухоженный дворик знакомый нам, где благоухает аромат цветущих деревьев и кустарников, под орехом столик и два молодых человека.
Виталий: — И зачем ты глаза подвела, спрашиваю, для занятий по физике? Просто так, говоришь, чтоб парень на тебя внимание обратил? Это я что ли? Вот это Франция! Пять месяцев уже, как к нам приехала после того как отца покалечили мусульмане, пора израильтянкой стать. Твои родители туда вернуться хотят? Здесь скучно им, культуры мало, цивилизация хромает, отец сказал… Нет, мне не плохо, с дедом живу, мамка замуж вышла, уехала. В офицеры пойти хочу, чтоб страну сохранить для гонимых, поняла каких, надеюсь. Деду дом принадлежит, от турецкой женщины достался. Ямит ее звали, «морская» значит. В двух словах только расскажу...
— Здравствуйте, Витал, я мама Манон, помните? Вы нам с дедом побелку делали съемной квартиры. Ну как Манон с физикой, осилит? Молодец говорите. Ей домой пора, беспокоимся, шестнадцать лет уже девочке. За ней пришла. Идем, доченька.
Манон: — Мам, знаешь, как твою первую внучку звать будут — Ямит. Правда красиво? Зятя имя пока не скажу, не проси, но во Францию не вернусь, у бабули жить буду. Климат, мама, мне здесь подходит. Да, уверена.
Девушки прекрасны, девушки цветы и каждая получает все, что захочет, но если ты недовольна своей жизнью и своим мужчиной, то проблема только в одном, ты недостойна лучшего