Блоги

Не важно, кто кого. И не важно, кто кого больше — в прошлом. Не важно, почему светофор в желтом, не важно. Свет июля горит над плечами, заплетая лиловым запада косы. Я бы, пожалуй, так и оставила. Ты бы, пожалуй, засыпал вопросами.

Виньетки из чувства вины, узоры из непониманья по контурам пьяной страны ложатся на лист хриплой бранью. Безбожно, бесцельно встают с бумаги горы, и трупы гостей третьеклассных кают реинкарнируются через трубы.

Закрывая глаза, стирать налет приличия непривычно страшно. Я променяла тебя на воспоминания о тебе, веришь? Об этом даже смешно писать. Буквы складываются в письма без адреса, строки — в неотправленные смс. Да, мы всё понимаем, — но круги около телефона продолжаю наматывать. И, веришь ли, однажды я позвоню. Лет через пять, а может, раньше — когда пойму, что я уже почти взрослая, почти самая, почти что вышла из берегов.

в никуда из ниоткуда по словам произнесенным друг для друга, нервно сглатывая слюну в попытках объясниться за старые деяния полу-птицей бросаясь в каждое приоткрытое окно казня рефлексирующего демона длинными-длинными ресницами каждые пять-десять секунд (смотри,сейчас вылетит птица!) битое стекло на ногах твоих мешается со стуком колес поезда, знаешь,это все,что я знаю о тебе, больше знать мне уже поздно.

битое стекло на твоих ногах рефлексирующий демон в твоем зрачке. это все,что мне известно пока о тебе, это все,что рассказал мне дождь и слепая дорога. в никуда из ниоткуда по словам произнесенным друг для друга, нервно сглатывая слюну в попытках объясниться за старые деяния полу-птицей бросаясь в каждое приоткрытое окно казня рефлексирующего демона длинными-длинными ресницами каждые пять-десять секунд (смотри,сейчас вылетит птица!) битое стекло на ногах твоих мешается со стуком колес поезда, знаешь,это все,что я знаю о тебе, больше знать мне уже поздно. знаешь,бетонная улица мешается с ананасовым джемом. я надеюсь,ты не любитель задавать вопросы, я надеюсь,мы сходим с тобой за вареньем. а третьим за нашим картонным столом из бумаги будет твой рефлексирующий демон- как ангел на нашей псевдо-свадьбе. проверим...

Сегодня день Стинга. Я сижу на вспотевшем стуле и сотрясаю свои барабанные перепонки. В комнате бардак. В душе, как ни странно, тоже. Я нага и моя грудь приятно подпрыгивает, когда я начинаю соскальзывать с шелкового халата. Жарко, неудобно, хочется пить, лают собачонки за окном... Но мне хорошо, внизу живота бабочки — значит живу!

Живи, люби и знай се цену. Любовь пробьет любую стену! Помни это ты всегда, Но уважать не забывай себя. Замуж выйди по любви, Детям жизнь ты подари, Как можно реже слезы лей И ни о чем ты не жалей!

я хотела бы быть белыми,осыпающимися чешуйками, согнанными блудливой рукой с неподвижного лица-статуи. я хотела бы быть чьей-то памятью. но реальность пуста- будто проклята, я приклеена навсегда к чудо-городу.

ЯКОВ ЕСЕПКИН МЕЛОС Черная суббота I Пока еще земная длится мука, В седой воде горит реальный свод, У жизни есть надмирная порука, Которую ничто не разорвет. И к вьющемуся золоту простора Сквозь требник черноблочной пустоты Сгоняет неизбежность приговора Последние тяжелые мечты. Накат небес, загробный жест Цирцеи И черный снег, поставленный сгорать Меж бездн столпом, —— чем ближе, тем страшнее Держаться за пяту и умирать. ΙΙ Днесь трагик перед взором Мельпомены Робеет, и клянут материки Не видевшие огнеликой сцены Чердачники, парчовые сверчки, Да на подмостках спят ученики Пред серебристым взором Мельпомены; Днесь листья попадаются в силки Кустов, а жизнь рождается из пены И к телу приколачивает явь, И в опере поют басами черти, И ты в душе оплаканной оставь Все, должно тлеть чему и после смерти. III Оставь, как оставляют навсегда В миру по смерти красной упованья, Теперь сочится мертвая вода Меж губ и ложно молвить дарованья Огонь и святость боле не велят, Пусть лгут еще певцы и словотворцы, Им славу падших ангелов сулят, А мы, Фауст, преложим разговорцы Пустые, хватит этого добра В изоческих юдолях, за надежды Оставленные дарствовать пора Черемников, ссеребренные вежды Потупим и зерцальницы в желти Свечной преидем благо, адской флоры Церковные боятся, но прости Сим юношам и старцам, Терпсихоры Иль Талии не знавшим, им одно Сияло богоданное светило, А мы и четверговое вино Пили, и благоденствовали, мило Нам это вспоминание, церковь За утварями свет подлунный прячет От регентов своих, лазурью кровь По требе не становится здесь, плачет О юноше Иуде весело Божественная Низа, льются вина В огнях превоплощенные, зело Балы, балы гремят, нам середина Земной и бренной жизни тех огней Свеченницы явила, в изголовье Оне стояли морно средь теней Юродствующих висельников, совье Полунощное уханье прияв За вечности символ, мы о порфирах Зерцала перешли, убогий нрав Главенствует в аду, на мглы гравирах Теснятся огнетечия химер, Альковные блудницы воздыхают О царственных томлениях, манер Искать ли здесь приличных, полыхают Басмовых свеч завитые круги, Чурные ворогини зло колдуют Над гущею кофейной, сим враги Духовные, в окарины и дуют, Иосифу сколь верить, без числа Кружащиеся нимфы, хороводниц Вниманием балуют ангела, Упавшие с небес высоких, сводниц Вокруг точатся мрачные чреды, Кого для панн сиреневых отыщут Оне теперь, нетеневой среды Тяжелые смуроды, лихо свищут Разбойные соловки тут и там, О Шервуде забудь попутно, рядом Пеют унывно ведемы, к хвостам Русалок льнутся черти, неким ядом, Живым пока неведомым, оне Их поят и лукавые скоринки Отсвечные в глазницах прячут, вне Кругов огнистых гои вечеринки, Померкнувшие фавны говорят На странном языке, мертвой латыни Сродни он, божевольные горят Порфировые донны, герцогини С кровавыми перстами веретен Барочные кружевницы на прочность Испытывают адскую, взметен К замковым сводам пламень, краткосрочность Горения желтушного ясна Гостям, текут хламидовые балы Фривольно, ядоносного вина Хватает рогоимным, а подвалы Еще хранят бургундские сорта, Клико с амонтильядо, совиньоны Кремлевские, арома разлита Вкруг свечниц золотящихся, шеньоны Лежат мелированные внутри Столешниц парфюмерных, примеряют Урочно их чермы и упыри, Личин замысловатость поверяют Гармонией чурной, еще таким Бывает редкий случай к верхотуре Земной явиться с миссией, каким Их огнем тлить, в перманентном гламуре Блистают дивно, Фауст, отличи Цесарок адских, те ж творят деянья Расчетливо, каморные ключи Гниют внизу, а шелки одеянья Запудривают бедные мозги Певцов, глядят на броши золотые И верно покупаются, ни зги В балах не видно, где теперь святые, Где требницы высокие, горят Одних черемных свечек средоточья, И чем царевны мертвых укорят Мужей иль женихов еще, височья Давно их в терни, серебром персты Порфировым и цинками увиты, Певцам бывает мало высоты, Но присно достает бесовской свиты Внимания и милости, от мук Сих баловней камен легко избавить, Реакция быстра на каждый звук Небесный, всуе черемам картавить Негоже, им дается за пример Хотя б и твой сюжетик, друг полночный, А дале тишина, узнай химер Меж пигалиц рождественских, урочный Для каждого готовится пролог Иль в требе мировой, иль с небесами Равенствующий, юности за слог Платить грешно, а святость голосами Барочных опер высится туда, Где быть и должно ей, но те пифии Свергают времена и города, Их узришь, в бесноватой дистрофии Никак не различить оскал тигриц, К прыжку вобравших когти, злобногласных Пантер черногорящих, дьяволиц Холодных, с адским замыслом согласных, Одну я мог узнать пред Рождеством, Сквозь хвои мишуру она глядела Из матового зеркала, с волхвом О чем-то говорила или пела По-своему, хрустальные шары, Сурьмой и златом вдоль перевитые, Тисненые глазурью, до поры Взирая, мигом очницы пустые Засим в меня вперила, жалость к ней Мне, друг мой, жизни стоила, однако Печаль не будем длить, еще огней Заздравных ждут нас течива, Лорнако, Итурея, Тоскана ль, Коктебель, Немало дивных местностей, где спрячут Нас мертвые камены, эту бель Височную легко узнать, восплачут Утопленные ангелы, тогда Явимся во серебре и порфирах, Нам в юности безумная Звезда Сияла, на амурах и зефирах Давно кресты прочатся, таковы Законы жизни, планов устроенье Влечет демонов, истинно правы Не знавшие бессмертия, троенье Свечное и патиновых зерцал Червницы зрим, Фауст, нас флорентийский Ждет красный пир, еще не премерцал Взор ангела Микеля, пусть витийский Горчит отравой бальною язык, Цыганские бароны бьют куферы Серебряные эти, но музык Боятся фьезоланские химеры И дервиши Себастии, певцы Лигурии и сирины Тосканы, Елику наши бойные венцы Сиим не по размерам, возалканы Одне мы, аще много в червной тьме Злоизбранных, стооких и безречных, По нашей всепорфировой сурьме Лишь смертников узнают неупречных.

фильм созерцание, с вами група аквариум камеди клаб и если вам не надоело начпрод с редакцией затем предисловие: чакра чахла, чакра сохла, чакра сдохла в 1 из областей Кузбасса на стыке рек, в объятьях гор сидит начпрод после укурки и тупо пялится на комп шо це за хрень с полсотней кнопок а там за платки что лежат? куда втыкают проводочки зачем нужны диски cd rom его вопросов, мы опустим страницы 2, а может 3 но чудо техники свершилось хотя не верилось совсем мигнул экран, и запустилась детище Била ибн Гейтца и Майкософтища систэм ХР которая затем и вот в инет он вновь выходит качает качественный софт дрова попутно обновляет и к неприятностям готов опять на лажу, ту купился на те же, грабли, наступил жила, на вирусах, система а анивирусник — убил!

понимаешь,когда рождается мир,умирают многие, мой тихий шепот похож на раскаты грома, треск ломаемой бумаги подобен звуку выдавливаемого сапогами стекла чужих круглых очков. мы оба знаем,чьи это стекла трещат, мы оба знаем,чья бумага с таким треском рвется, мы оба знаем— и это не в счет, пусть наше знание небу зачтется. пока надо мной не расплескается мир багровыми красками взрывов раскрасив темное небо, я буду— только один твой кумир, которым я никогда отродясь не был. пускай это будут злосчастные двадцать тысяч секунд и каждый удар сердца покажет мне вечность, пускай я потом никогда не усну, пускай все кошмары потом для меня станут раем, я буду— под этим стеклянным дождем, я буду— пока ты умираешь. пока ты считаешь ворон, алчно разинувших клювы в расчете на мясо, пока вспоминаешь тех,кто в любом из всех случаев стал уже трупом, я буду стоять,хотя и побежден твоим навеки застывшим взглядом. что-то липкое,кислое,мокрое, едва заметное,как мелкое насекомое, словно укус за укусом вдоль по щеке, ползет,извивается,пачкает кожу. я думаю— дождь,я думаю— это обломки с черно-багрового неба,обломки бывшего здания,крыши над головой, вопиющей жестокости мясо, но,глядя вниз,на твое алебастрово-белое лицо, понимаю,что это застенчивость. на мой длинный язык все же упала та черная капелька твоей крови, из тех,которыми так настойчиво плакает небо.

А люди? Ну на что мне люди? Идет мужик, ведет быка. Сидит торговка: ноги, груди, Платочек, круглые бока. Природа? Вот она природа — То дождь и холод, то жара. Тоска в любое время года, Как дребезжанье комара. Конечно, есть и развлеченья: Страх бедности, любви мученья, Искусства сладкий леденец, Самоубийство, наконец. Автор: Георгий Иванов

Люди всегда уходят. Просто так проще. Быть может это мы просто при появлении очередной проблемы решаем уйти, вместо того что бы идти ей на встречу и победить в схватке. Опускаем руки и просто сдаемся. А, может, просто решаем, что без нас им будет проще. Какая девушка, скажите мне, после расставания, хотя нет, не так. После того, как ей просто стало скучно, что совпало с самой банальной изменой, не будет винить этого некогда симпатичного милого парня. Не станет рыдать и артистично рвать на себе волосы, ведь я его даже не любила. О да, секс у нас был незабываемый! И не потому что, он был опытным любовником. Хотя да, и поэтому тоже. Но было в этом человеке такое, что я, ни у кого не находила. Он не принадлежал той части эгоистичного мужского населения планеты. Он никогда не думал лишь о себе, о своем моральном и физическом удовлетворении. Рома, так звали моего уже бывшего мальчика, он заботился о том, чтобы время, проведенное вместе друг с другом (в постели, что бывало весьма редко; в гостиной друзей, пока они возятся с едой; на нашей кухне, в итоге — он перемазанный вареньем, а я все в тесте; в общественном туалете). Вообщем везде, где нас заставала внезапно нахлынувшая страсть. Да, мы были «друзьями с привилегиями». Только вот мне почему-то это в голову не пришло ранее. Именно этот беспорядочный поток мыслей переваривал мой мозг, когда я, распахнув дверь, застукала «своего» Ромео с его некровной сестрой. Я просто стояла и смотрела на них. Не с отвращением, нет. За свою небольшую жизнь, я натворила слишком много глупостей, чтобы теперь иметь право кого-то осуждать. На моем лице наоборот отражалась искренняя заинтересованность и любопытство. Именно в этот момент Рома сделал последний толчок, неистово прижал девушку своим телом к стене. Та, тяжело дыша, кричала от удовольствия. О, как мне было это знакомо и как не хватало. Отсутствие «ночной жизни» между нами очень сильно по мне отдавало. Не став медлить я скинула леопардовые туфли Casadei, бросив верхнюю одежду, я быстро начала раздеваться. Желание во мне росло с бешеной скоростью, и у меня не было ни малейшего сомнения в правильности своего выбора. Просто жаждала его. Сейчас. Немедленно. Это было необходимо. Видно, я вела себя не очень тихо, ибо, как Рома дернулся и резко обернулся. На его лице отразилось несколько смешанных чувств: непонимание, смятение, разочарование. Радость и, когда я добралась до застежки на своем бюстгальтере, искреннее желание, которое было способно соревноваться с моим собственным. И я чувствовала, насколько это серьезный был соперник. Мы знали тела и самые сокровенные грёзы друг друга, как свои собственные. И, наверное, именно поэтому нам было всегда так хорошо вместе. Я вмиг настигла его, и так как девушка, выдохшись — уснула, схватила своего Ромео за руку и утащила в соседнюю комнату. — Ты ненормальная, ты знаешь это? — Ничего. Я это переживу как-нибудь. Заткнись и поцелуй уже меня, наконец. А потом, рассвет не успеет достичь этих окон, как я исчезну из твоей жизни. — Но…, — лицо этого молодого донжуана коснулась тень разочарования. — Никаких «но»! Молчи. Мы должны как следует попрощаться. И после этого слова прекратились. Да они были уже и не нужны. Далее пошло общение тел. И эти два составляющие, кажется, являлись одним целым. Им не нужны были подсказки. Это последняя ночь должна оправдывать свой статус. Мы должны просто растворится друг в друге, чтобы больше не было сил на возобновление этих отношений.

все двадцать тысяч убийц встали на мою сторону теперь весь мир обескровленный. я танцующий татуированный демон по воздуху пробежавшись легко стану ангелом понадкусанным алчным солнышком. ты заметил, мое одиночество, сколько лет мы с тобою прожили, а ведь только сейчас расстаемся мы да на пару часов кем-то выданных под свинцовым небом рая, совершенно не понимая, ничего из того,что происходит. только сердце наше лопочет (одно на двоих,одно на двоих) это благочестия в небо плевок! это благочестия удар по нашим делам! это благочестие и тут и там! наш срам,наш срам! все двадцать тысяч убийц как один оказались фанатами его. я погибаю-един с мыслью о тщетности всего. мое одиночество вовсе не зло.

«Опять ты проспал своё счастье» — Сказали с усмешкою мне. Не спорю, зато очень часто Счастливым бывал я во сне. Во сне я был рыбою в море, Во сне в небесах я летал. Я счастье проспал, да и горя Я тоже немало проспал. Во сне я с фашистами бился (Был ранен под Курской дугой) Покой мне вот только не снился. Во сне мне неведом покой. Во сне я на скрипке играю, Красивейших женщин люблю, Заклятых врагов убиваю. Живу я, тогда, когда сплю! А люди меня равнодушным Прозвали, но мне наплевать, Не злюсь и не плачу в подушку: Глаза закрываю и спать. Я сплю над проблемами всеми Не чуя вину и страну. Я сплю сквозь пространство, сквозь время, Когда же навеки усну, Тогда все былые границы Исчезнут, уйдут без следа. И жизнь будет сниться и сниться, И сниться, и сниться                                                 всегда! http://antipushkin.ru/

Друзья, я наконец сходил на долгожданную рыбалку! Вот результат, угощайтесь! (изображение) (изображение) (изображение)

дайте мне умереть под насмешками с тяжеленным мешком на спине будто спешившись, без коня,без царя в голове, по маршруту 06 и маршруту 08 придавленный огромным вопросом проползаю, создаю линию обороны, отвергаю непонимание кривых взглядов и выпученных глаз. что,никогда не видел,чтобы кто-нибудь рисовал? что,нашел на моей голове рога?лишнюю пару рук? если да,то скажи где,мне они очень нужны. что,нету?так чего ж ты пялишься на меня,как на привидение? или ты никогда не видел других людей? проходя мимо создай иллюзию что у тебя все хорошо. как бы ни было грустно, не имеешь права на жалобу, иначе узнаешь что у всех гораздо хуже. да мне плевать на ваши проблемы! да.. да почему я должен ощущать себя последней мразью?! да.. да какого рожна я вам всем что-то должен?! какого... ?! позвольте мне умереть под вопросом на самый вечный вопрос жизни и смерти и вообще можно я больше не буду иметь долгов перед обществом клеймящим меня словосочетанием "не такой,как все" позвольте мне умереть хотя бы на один день во сне

каждый-сам за себя,и каждый— против всех, я могу смотреть в чьи угодно глаза- и видеть отражающийся в них свет. черно-красные краски и серебро, тень над моей головой— его, и слова,что вокруг вплетены, и поступки,что совершены, противоречиям— нет! вот девиз, мира,что на волоске серебристом повис. я ненавижу ангелов— я прав? я полу-ангел-я мразь? я ненавижу ангелов? я... не на ви жу ангелов?!.. моя половина чиста, моя половина далеко от меня. я улыбаюсь,а моя половина...? как будто бы все— мимо, как будто бы все счастье мира спрятано от меня стеной ливня. я не способен на чувства- я счастлив в своем магуйстве, я несчастен— в свои счастливые красно-черные ромбические дни, где можно и нельзя— все, где все— одни. где все блуждают в лабиринте моих счастливо-несчастливых дней среди демонов.

вся мощь слабого человеческого тела, вся печаль слабого человеческого тела, все счастье слабого человеческого тела, то,что я могу уместить на своей ладони-смело, так,словно ничего из этого не было, так,словно я все придумал —на грани ночи и рассвета, в еще одно бесполезное утро,полное крепкого кофе, использованных бумажных листов и жажды водки, несмотря на то,что я не пью,это необходимость- ведь я прохожу мимо и все проходят мимо, как будто бы я— человек-невидимка, мои ангелы похожи на пьяниц- ну куда я от них денусь? возможно,это любовь-к сомнамбулам, к ожившим куклам или превратившимся в кукол людям, мои ангелы стоят,как статуи— давай забудем, говорят их взгляды,давай забудем все,чему мы были рады, давай, давай ты забудешь— так надо,так просто надо. а я пью кофе,мечтая о водке, а я извожу бумагу— послать бы ее к черту, а я бы стер себя ластиком— из безысходности, ведь это мои печальные дни- среди ангелов.

их обучали улыбаться мне в лицо, их обучали хорошим манерам, им привили привычку,несмотря ни на что, их научили быть первыми. их научили врать,когда припечет, их научили брать-то,что плохо лежит. они умеют решать,кто сколько стоит, за что и кого где купить. в их избитые рамки лезет каждый чужой, они делять всех на свой и не свой, они не потерпят тех,кто живой. но даже я,биоконструкция номер один, толком не зная ни одной своей функции, никогда н есмогу быть с ними един, ведь они принимают меня за живого. может,молния,может,не вовремя ударивший дождь, может,град,может,дрожь, что поделаю с этим дефектом я? биоконструкция номер один не может быть жива. их учили улыбаться мне в лицо, их учили,что так безопаснее. ведь я конструкция номер один- неизвестной нации.