Парадокс — Песнь про старика одного и пять чудесных дней

Так-то было всё в века древния:

Жил старик один во деревеньке,

С ним случались чудесные тайнощи.

Я о них сейчас вам поведаю,

Кто захочет, тот будут слухати.

Закружил лютый нашу землюшку,

Закружил лютый без пощадоньки —

Люд честной стал дары носить

Домовому — дедушке кособокому,

Всё велят ему стеречь скотинушку,

Дом беречь от глаза нечистого,

Почивают его, пригощают его,

Называют добрым хозяином.

А старик-то наш, всё ругаючись,

Домового так и не вспомнивши,

Никогда и не пригостит ничем —

Так обидел дома хозяина.

Раз в сенях глядит, а под пологом

Старичок сидит в рубашоночке,

Сам седой, как лунь, ростком маленький,

Брови космами, что лесок густой.

Испужался старик неприкаянный,

Стал творить он крестное знамение,

А хозяин ему-то домовушка

Говорит, смеясь, таковы слова:

«Что, старик, старик-голова седа?

Что обидел меня ты, горестный?

Ни один Ефрем не обходится

Без твоих причитаний да злобушки».

Услыхал старик, пуще прежнего

Испужался он, да в дверь стукнули.

Домовой пропал, будто не было,

А в избу честну мужики вошли:

«Не серчай, не горюй ужель, дедушка:

Стая волчья напала на стадушко.

Никого не тронули серые,

Лишь твою унесли они коровушку…»

«Вот-де есть моё наказание

За обиды все мои хозяину», —

Думал так старик, пригорюнившись,

И зарёкся он на всё грядущее

Домового пригощать да потчевать,

Про его-нто день не запамятовать,

А коровушку свою последнюю

Пуще ока стеречь — самому пасти.

А лютый не спит, завиваючись —

Вот подходят к концу его празднества,

Но на то была воля Божия,

Чтоб имел лютый самый страшный день:

На Касьяна лихого, лукавого

Не выходит из дома крестьянушка,

Закрывает резные он ставенки,

Не пускает далёко скотинушку.

А старик-от пошёл за водицею

Утром ранним, в час самый боязный.

Видит он мужика-то раскосого

В чёрном платьишке, в очах со злобою.

«Что, старик, ты бредёшь по деревеньке?

Аль не слышал про час ты про проклятый,

Аль не знаешь ты про денёк-то нынешний?»

Отвечал старик тому молодцу:

«Уж я знаю про день сей небожеский,

Да пужаться мне ни к лицу его…»

(Позабыл старик, видно, как давеча

Испужал его добрый домовушка).

Вот подходит старик да к колодезю,

Набирает водицы студёныя,

А как смотрит старик: отражается

В ней лицо мужика-то встренутого,

А за ним стоит человек другой,

В белоснежном стоит одеянии,

Смотрит ясными-то очами он,

Головою с коризной качаючи.

Уронил старик ведёрко боязно,

Оглянулся — да нет уж ни душеньки.

Так пошёл он в деревню рассказывать,

Как у него виденье случилося.

А смекнуть бы тогда было старому,

Что Касьян-де его погубить хотел,

Да Николушка спас сердечного —

Наш заступник пред ликом Божия.

Так и жил старик не златом, не бедностью,

В чудеса на свете не верючи,

А ещё было с ним диво дивное,

Вот сейчас и я расскажу о том:

Было то на святого Иванушку,

Что в народе кличут Купалою,

Когда девки с парнями шли к реченьке,

Когда ведьмы на Киев слеталися,

Чтобы роду людскому чтить горести.

А старик-то наш всё ворчмя ворчит,

Всё ругает купальские песенки,

И под вечер, под самое празднество,

Пастись он ведёт свою коровушку,

Да сразила дрёма тяжкая.

Как проснулся он, да коровушки

Нет уже — запропала кормилица,

А ведь ночь была, ночь-то страшная.

Делать нечего — старик расплакался,

Да пошёл искать свою кормилицу

В лес суровый, в чащу глубокую.

Суждено ему было не глядючи

Наступить на цветок на алый-то,

Что лишь ночью сей распускается,

Что, богатство и счастье приносящи,

Всё злой силушке лишь доставался-то.

И попал цветок тот-папоротник

К старику-то нашему прямо в лапоть-от —

И нашёл старик свою коровушку,

И повёл домой, припеваючи.

Глядь, а лес перед ним расступается,

А в лесу посреди узелок лежит,

В узелки — золотые монетки-то

Веселящее зовут да позванивают.

Забирает старик узелочек тот,

Сам не верует своему он счастию,

И выходит он из леса тёмного,

И подходит он к костру высокому.

Это люд честной, всё радуючись,

Запалил костерок, солнца жарчее,

Всё чрез нева весело прыгаючи,

Прославляют святого Иванушку.

Глядь старик, а в огне очищающем

Дивный образ марочный является:

Будто кладбище, крест-де чугунныя,

И стоит старик перед тем крестом.

В который раз старик ужель пужается.

Повёл домой он скотинушку,

Там, как стал он лапти развязывать,

Так пропал цветок, как и не было,

След за ним пропали и денежки,

Унесла их нечисть лукавая,

Как и цвет алый-папоротник,

Но запомнил старик своё видение.

То не сказки я вам всё рассказываю —

Так-то было всё в века древния:

Есть денёчки, когда и крещёные

Убоялися силы нечистыя.

Так    единожды на день страшныя —

Духов день, день русалочий —

Восседал старик на крутом берегу,

Всё под солнышком ясным греючись,

Как-де слышит он смех девичий,

Смотрит: в речке холодной купается

Дева младая, косы русые

Чешет гребнем точёным, востреньким.

Увидала старого та девица

И нырнула в глубины водные,

Лишь свой гребень точёный оставила

На брегу крутом вблизи ивушки.

Подошёл старик, думу думая,

Да забрал он гребень тот проклятый

И ушёл с бережка он тёплого,

Не смекая о горе грядущего.

Ночью тёмною стала русалонька

Старика будить, гребень требовать,

Колотить в резные всё ставенки,

Заходиться криком-проклятьями.

Задрожал старик и всю ноченьку

Не сомкнул очей, а русалка-то

Билась всё к нему, билась яростно,

Говорила ему таковы слова:

«Хоть не молодец ты молодецкий ты,

А себя я, старик, не жалеючи,

Щекотать тебя буду до смерти,

Коль посмеешь мой гребень оставити!»

Светом ранним, как били заутреню,

Встал старик и пошёл на реченьку,

Гребень кинул в студёныя воды-де,

От русалки навеки избавлючись.

Да близка была его кончинушка.

Вспоминая виденье Иваново,

Не сидел старик за дверями-то:

В денёк Евпла, в день покойников,

На кладбище один он отправился,

Там, должно быть, смерти ищущи,

Там исчез без следа и без памяти,

И что было с ним — то не знаю я.

Говорят мужики деревенские,

Что весь день огонёчки зелёные

Над могилами всё бесновалися,

И деревья гнулись безветренно…

То не сказки я вам всё рассказываю —

Так-то было всё в века древния.

Я, что знала, так то рассказала вам,

А откуда всё знаю — подумайте.