Алексей Караваев — МОЯ ТЕЛЬНЯШКА...

Прости... я потерял тебя.

В этой жизни не вернусь

С позором грусть...

Молюсь, спешу,

Прости, прошу!

И вновь грущу,

Когда умру,

Быть может снова

Навещу.

И вновь уйду, хотя молю

О скором жизни возвращении.

Терплю...Теряю...Говорю...

                            («Тельняшка» отрывок)

Креативным искателям новых

решений проблем посвящается...!

Моя Тельняшка

Детство

    О рождении своем и первых летах своих в истории этой уклада не будет, ибо нет там дел значимых, и пустует моя память о годах младенческих... С трех весен начнется рассказ мой, с телекоровников.

    В год 1991 жили мы в бедной-пребедной деревушке на окраине Краснодарского края. В честь тельняшки была названа наше обиталище. Существование наше отдалено напоминало цивилизованную жизнь и это радовало жителей Тельняшки.

    Мы были отчего-то наиболее свободны от тех событий, что творились в стране. Каждый разводил своё хозяйство, а по вечерам обитатели деревни ходили друг к другу в гости и никакой политики и никакого раздела власти!

    Помню я удивительное чудо, которое существовало только у нас: если начиналась массовая пьянка, то пила вся деревня, не исключая маленьких детей, беременных женщин и стариков. Не подумай, дорой читатель, что это развращало нас. Нет-нет. Порою казалось, что все мы становились более близкими, все былые ссоры пропадали и становилось хорошо. А сейчас вспомните все свои проблемы и нерешенные задачи, которые в минуту сию стоят перед вами, но вам лень их решать... Представили? Проблемы... И у нас были те же мучения (меня просто они не сильно касались, ведь я был в те далекие времена еще очень маленьким), но люди и про них забывали после массовой попойки. Сознание полностью менялось! И ни у одного человека, ни у двух, ни у трех... Вся деревня каждые две недели с пятницы до вечера следующего дня погружалась в веселье. Именно с этого момента происходило невольное расторжение всех договоров и обязательств (кроме супружеских), люди словно попадали в новый мир, в новую Тельняшку. С одной стороны, дорогой читатель, это было здорово, ведь в этой пьянке даже самые злейшие враги находили примирение. С другой же стороны эта пьянка массово портила здоровье жителей. Средний возраст тельняшковцев равнялся 56 годам. И не было разницы, каков пол, какая наследственность, ибо все мы были там братья и сестры.

    ...Многое творилось на моей земле, был и организованный, как сейчас говорят, бизнес. А дело все в том, что в деревне нашей было всего пять телевизоров. Именно с них началась история моего телевидения...

    Летом, поздней весной и ранней осенью телеприёмники фирмы «Берёзка» стояли в коровниках (телекоровниках) коммерсантов, которые брали за просмотр телепередач и фильмов плату в размере нескольких копеек или полбутылки водки. Это было нормально для жителей деревни, никто не жаловался. В телекоровниках были установлены скамейки и стулья, вмещаемость одного такого «учреждения» составляла приблизительно 50 человек, если учесть, что телекоровников было пять, это означало, что смотреть телевизор могли до 250 человек.

    На что не поднялась рука организаторов таких полезных заведений — это на счастье детей. Они специально вечером уделяли бесплатные 30 минут, которые уходили сначала на рассаживание нас по местам, а потом на просмотр любимой телепередачи многих детей — «Спокойной ночи, малыши!». Громкость телевизора стояла на самом максимуме, но в памяти у меня до сих пор тот звук, который заглушал голос Хрюши и Степашки. Он доносился из соседней комнаты телекоровника — там доили корову... Но этот звук нам не мешал... Что-то магическое удерживало нас у экрана телевизора, мы не чувствовали как нас кушают комары и мошки, не чувствовали холода. Может обстановка была приятная... Любимая передача, аромат навоза и соломы, плески молока... А может, мы стали просто зависимы от этого вечернего ритуала... Не знаю... Не понимаю... Радуюсь... Вспоминаю... Сердце обливается легкими слезинками. Глаза постепенно влажнеют... Все внутри закипает в мягкой пене ностальгии и утерянного, куда уже не вернуться... Медленно перебираю фотографии... Хочу вернуться, злюсь... Терплю... Радуюсь за то, что счастливы другие...

    Когда передача подходила к концу, дверь, где доили корову, открывалась. Из темного помещения выходила тетя Маша с ведром молока в руке. «Дети! — кричала она. — Молоко полезно для роста! Пейте дети молоко — будете здоровы» Не все из нас любили парное молоко... Я тоже не любил, но в те минуты я пил его, потому что оно было на удивление вкусным. Чувствовался аромат луговых трав,    свежесть утра, зной дня и закат, уходящего на ночной покой, солнца...

    Уважаемый читатель, не подумай, что жизнь у нас была такая однообразная и скучная. Когда ты близок природе-матушке, да к хлебу крестьянскому-батюшке, то счастлив воистину! И не можешь ты ощущать однообразность. Каждый день для нас приносил что-то новое... Длилось счастье мое с памяти трехлетнего возраста до шести лет...

    Помню, пасли мы в тот день коров на зеленом лугу. Ух! Небо было нечистое, но солнце светило необычайно сильно. Припекало. Коровы лениво, полулежа, жевали сочную травку, сладкий сок которой был способен утолить легкую жажду. После обеда поднялся сильный ветер, который тащил могучие тяжелые тучи. Утренняя жара моментально стала пропадать. Помню, как забегали мои родители и пастухи в поисках плёнок, чтобы накрыться, если пойдет дождь. Тучи надвигались. Послышались первые отдаленные раскаты, которые отдавались гулким эхом по всему полю, тем самым, пугая коров. В деревне был слышен надрывающийся лай собак. Надвигалась беда... Пока остальные суетились, я молча стоял и взирал на небо. Не совру вам я, дорогие читатели, я стал свидетелем того, как две вороны которые летели рядом, одновременно лишились чувств и полетели на землю. Ветер не дал им упасть рядом... Одна из ворон плюхнулась в метрах 50 от меня, а вторая упала мне прямо под ноги. Я закричал, увидев окровавленное тело вороны. Голова её была разбита, крылья расправлены, клюв слегка приоткрыт. Ко мне подбежала мама. «Леша! — воскликнула она. — Это просто ворона. Мертвая ворона. Что ты так испугался? Пойдем со мной, мы там с папой соорудили нам небольшое убежище, в котором можно укрыться от дождя».

    Огромные капли что есть мочи плюхались на землю. Птицы, которых в воздухе застиг этот дождь, намокали и пикировали на землю, но, к счастью, не разбивались. Бедные коровы вскочили и стали в ужасе беспорядочно ходить по полю.

    —Если дождь не прекратится, — сказал папа, — коров надо будет по домам гнать!

    Мы сидели в глубоком узком овраге, сверху накрытый пленкой. Остальные пастухи спрятались под огромным дубом, который величаво возвышался над нашим убежищем. В эти минуты напряжение все нарастало и нарастало... Я чувствовал, что что-то должно было случится... Так и произошло! Раздался оглушительный грохот сверху. Над нами послышался хруст и крики. Огромные горящие ветки полетели прямо в наше убежище. Одна из них пришибла моего отца... Мама стала приподнимать горящую ветвь с тела папы, я тоже ей помогал, но мы были бессильны. Сверху летели еще ветки, но они были меньше предыдущих. Мы не знали, что делать... Как оставить здесь папу? А если мы не поднимемся, то сгорим в этой печи. Сверху появились пастухи. Они стали спускать лестницу и различные веревки. Мама плача попросила меня подняться. Я послушал её и пополз наверх. В это время дядя Гоша (один из пастухов) по веревке спустился вниз за моей мамой и телом отца.

    Дальше произошло ужасное: резко дунул ветер, головешка разгорелась сильнее, и огромное пламя сожрало мою мать и дядю Гошу... Стоящий со мной рядом мужичок быстро закрыл своей ладонью мои глаза, но было поздно. Я видел смерть родителей... Про дальнейшие события печальные по этому случаю я рассказывать не буду, ибо не имеют они прямого отношения к повести моей правдивой. Начались тогда мои мучения адские, началась моя жизнь ужасная. Вместе с родителями моими погибло моё детство и главе этой настаёт печальный конец...

Первые трудности

    После смерти родителей опекунами моими стала семья Рублёвых. Это были жадные и не любившими меня, люди. Мне страшно вспоминать те дни, когда меня закрывали в коровнике в отделение, где жили курицы надвое суток, а то и более. Там было всегда очень душно и пыльно. Через несколько часов сидения в курятнике дыхание постепенно начинало сводить, становилось плохо. Но к вечеру все проходило. Кормить меня забывали, поэтому приходилось кушать то, что с утра давали курочкам. Комбикорм, зерно и вода были моей пищей... Один раз я пытался сбежать из этого плена, открыв цепочку щепкой, я распахнул дверцу и вышел наружу. К моему несчастью, в это время мне навстречу попался Анатолий Иванович Рублев — мой опекун. Он нес мне еду. Увидев меня на свободе, он бросил миску с супом на землю и погнался за мной. Я бросился обратно в коровник. Там был второй выход. Но он оказался заперт... Дядя Толя зажал меня, схватил за ухо и потянул к нормальному выходу. Ужасная боль обжигала мне ухо, я шел не по своей воле. Меня ждала порка...

    К вечеру розги были окончены. Моё тело горело, словно тела моих родителей во время пожара. Но это было пустяком по сравнению с тем, что во мне зародилась злость и ненависть к своим опекунам. Я стал готовить план побега. Уважаемый читатель, представь себе шестилетнего мальчика, который лишился детства в этом замечательном, ещё дошкольном, возрасте... Разве не появляется сочувствие за него? Если нет, то вы — мои опекуны. И пишу я эти слова в полном здравии.

    В один прекрасный день мне выдался замечательный момент для побега. Мои опекуны уехали в город, заперев меня на втором этаже нашего (а вернее моего, просто я маленький был, и родители при жизни не успели переписать на меня хотя бы часть доли) домика. Я выбрался на балкончик и спустился по выступам вниз. В дом за продуктами и другой нужной утварью я не стал. Сюда я больше не вернусь... Начинается путь моей гибели... Будь что будет. Я достал канистру с соляркой и залил её в подвал дома, сходил в баню за спичками.

    ...Черный плачущий дым поднимался до самого вечера. Я сидел в заброшенном домике с разбитыми окнами на краю деревни и смотрел в сторону того дома, где я прожил шесть лет... Даже отсюда были слышны возмущенные крики дяди Толи. Он ругался матом, проклинал меня. Его жена ревела... К вечеру все утихло. Домик сгорел полностью, в воздухе висел тяжелый запах гари... Послышались мелодии первых сверчков...

    Этот полуразрушенный домик раньше принадлежал, какой-то бабке, которая, по словам жителей Тельняшки, занималась колдовством и черной магии. И до сих пор поговаривают, что в этом месте творится что-то неладное, поэтому тельняшковцы стараются обходить этот домик стороной. Я знал эти байки по рассказам мамки, она мне часто говорила, что отнесет в это место, если я не буду кушать манную кашу. И вот, я здесь... Ничего сверхъестественного нет. Та же природа, те же птицы летают по небу. Вот только в домике было немного жутковато от огромного количества паутины. Но и паутина — не стала вскоре для меня проблемой. За два дня я смог привести дом в чистоту. Кстати, уважаемый читатель, слухи были подтверждены: в подполе дома, среди банок со старым вареньем я обнаружил несколько очень старых книг с заляпанными страницами. Читать я тогда не умел, грамоте великой неучен был, но по картинкам и разным кругам и таблицам смог сообразить, что бабка действительно занималась магией. Жил я в подполе, там было тепло, и комары с мошками меня не донимали. Вот с пропитанием, дорогие друзья, приходилось туго. Поначалу в Рубашкино ходил — это соседнее село, до которого было два часа ходьбы, там попрошайничал. Какое это унизительное дело! Оно сильно изменило меня. Я стал жестче, потерял различные комплексы и полную уверенность в завтрашнем дне. Я стал жить только минутами. Радовался каждой копейке, каждой конфетке, каждому доброму слову и любой поддержке. Я научился чувствовать и различать людей. Во мне зарождался инстинкт, который предупреждал о надвигающейся опасности. Однажды вечером, когда я собирался уходить к себе в деревню с 13 копейками, тремя пирожками и булкой хлеба меня окружили подростки лет пятнадцати.

    —Хе! — воскликнул один из пацанов и поставил мне щелбан. Я жалобно посмотрел на него. Парень был невысокого роста, щуплый, у него были светлые, выгоревшие на солнце волосы.. — Ну чё смотришь, малявка, нравится в нашем селе попрошайничать?

    —Нет, дяденька, — сказал я. — Я кушать хочу вот и работаю...

    —А что ж тебя предки не кормят? Ась? Поди говнюки-пьянчуги они? — парни загоготали, я вспомнил последние минуты жизни мамы и заплакал. — Да не хнычь ты, придурок!

    —Нет у меня родителей!!! — ревел я.

    —Ха-ха-ха! — парни вновь заржали. — Если я был бы твоим родителем, то тоже отказался от тебя такого вонючего отброска! — парень схватил меня за край рукава и толкнул. Булочки выпали из моих рук и упали в лужу. Сам я отлетел на полтора метра и рухнул в слякотную лужу, которая стояла с самого начала лета, и никак не могла высохнуть.

    —Колька, — возмутился один из парней. — На хрен ты это исполнил!

    Колька улыбнулся и обратился к возмущенному приятелю:

    —Димон, а с каких это ты пор защищаешь всякое дерьмо? Тебе своего мало? Хошь темную устроим?

    Мой защитник опустил взгляд в землю и прошептал:

    —Я пошутил...

    —Ну так-то лучше, — усмехнулся Колька и обратился к остальным парням. — Ну чё будем с этим малолеткой делать? Я предлагаю на сегодня искупать его в грязи, а если еще будет попрошайничать, то тогда к мотоциклу привяжем.

    Парни закивали. Я попытался встать, чтобы сбежать, но подняться из лужи было сложно — моё тело всосало в грязь достаточно глубоко. Колька заметил мои колебания и заржал. Остальные парни подошли ко мне, и один из них надавил своей ступнёй мне на голову, погрузив моё лицо в грязь. Я стал захлёбываться... Мой рот был забит кусками грязи. В глаза попал песок. Тело покрывалось ударами пинков. Меня втаптывали все глубже и глубже... Минуты две продолжались издевательства, потом я почувствовал, что меня приподняли. Меня вырвало грязью и всякой всячиной. Парни вытащили меня из грязи и ударив ещё пару раз по спине, пошли прочь на новые подвиги. Я остался один. Я не мог открыть глаза — грязь не позволяла. На ощупь, ползком добравшись до обратной стороны лужи, где вода была почище я сначала ополоснул руки, а потом протер лицо. Наконец я смог открыть глаза...

    Солнце катилось за горизонт. Красные блики заката, которые отражались в луже, слепили мои заплаканные глаза... Было тяжело на душе и обидно... Я сидел на коленках... Спина сильно болела, подняться я не мог... Одежда стала тяжелой, от налипшей на неё грязи... Где-то высоко надо мною крикнул сокол... Его звонкое, резкое, могучее «кча-а-а!» на мгновенье иссушило мои слезы. Я посмотрел на небо. Среди небольших туч кружила красивая птица — символ свободы и полного освобождения. Редкие взмахи крыльев придавали этой птице ощущение полного контроля над земным притяжением. Сокол — король неба! Мне и раньше приходилось наблюдать за этими птицами, но почему-то в эти горькие минуты его кружение придавало мне сил... Я смог подняться на ноги. Снял с себя полностью всю одежду, стряхнул с неё грязь и завернул все вещи в рубашку. Потом я вытащил размокшие булочки из лужи и положил в маленький целлофановый пакетик, который нашел рядом с лужей. Взяв в руки рубашку-сверток с завернутой там остальной одеждой и пакетик с булочками, я голый пошагал в свой домик в Тельняшке... Идти было намного сложнее, чем обычно. Моё тело болело при каждом шаге, комары и мошки в поле нападали на моё голое тело — я был для них ходячим мешком с кровью... И только глубокой ночью я дошел до своего убежища. Спустившись в погреб, я уснул мертвым сном... И снились в ту ночь мне хорошие сны, в которых не было ужаса дня. Мне снились мои родители, которые стояли на краю большого здания в таинственном городе Свердловск...

Life Is Life...

    В главе этой пойдет рассказ о событиях страшных и добрых, с которыми пришлось столкнуться я мне дальше в жизни.

    Несмотря на то, что климат в Краснодарском крае был теплый, когда наступила осень, то я ощутил её ночное дыхание. Днем еще можно было ходить в шортиках, а иногда даже и купаться в соседней речушке, но ночью было заметно холоднее. Температура могла опуститься и до +10! Я на помойке раздобыл несколько теплых вещей, пару матрасов, старое, пахнувшее бензином, одеяло и во все это закутывался, когда наступало темное время суток... Слава Богу, что голод в это время меня не мучил — на полях созрело зерно, в огородах — картошка, морковка, капуста и разные ягоды, хотя большинство из этого люди уже собрать успели до первых дождей. Каждую неделю я устраивал набеги на огороды. Набирал килограмма два овощей и убегал. Однажды мне удалось украсть несколько ведер и пару кастрюлек — это стало самой крупной моей добычей, я был счастлив. Ведь те кастрюли, что были в домике и, которые я находил на помойке были никуда не годны. Наконец-то я смог варить себе еду! Раньше я жарил её или ел неприготовленную, от этого у меня часто сводило желудок. К сожалению счастье моё длилось не долго...

    В концу осени температура опустилась до +6. На помойках не было теплой одежды... Мне приходилось жечь костер прямо в доме, чтобы согреть все помещение. Было дымно, щипало глаза, иногда, когда дым застаивался, мне приходилось даже выбегать из домика, чтобы отдышаться. С пропитанием моим тоже начались проблемы сильные. Не додумался я в начале осени готовится к зиме предстоящей, не оставлял запасы различные. Теперь мне пришлось ходить по помойкам в поисках еды. Я собирал старые банки тушенки с застывшими остатками содержимого, тухлые овощи, а однажды я нашел целый мешок свежих картофельных кожурок! Вы просто представить себе не можете, дорогие друзья, насколько сильным было счастье моё! В тот же вечер я приготовил из них себе вкусный ужин, которым насытился и довольный уснул в своей берлоге... Ночью меня разбудили чьи-то голоса наверху. Я встал, поднялся по лестнице и слегка приоткрыл дверцу погреба. Прямо надо мной возвышалась фигура дяди Толи — моего опекуна. Вместе с ним был его сосед — Вася.

    —Я те говорю, — шептал дядя Вася, — я видел твоего пацаненка в этом доме.

    —Видел-видел, — недовольно буркнул дядя Толя. — Здесь никого нет. Это проклятое место, ты посмотри, — он указал на пол, где я сегодня жег костер, — свежие следы от костра. Старуха никак уняться не может угомониться даже после смерти!

    —Да это Алеша сегодня здесь себе еду готовил, — не унимался дядя Вася. — Нет никакой старухи, что ты прям, как маленький! Я сегодня за парнишкой с самой помойки следил. Только выкинул я мусор, смотрю, а к помойке Алеша идет. Я быстро отбежал к бывшей свалке и спрятался там, в старой мотоциклетной коляске, и стал наблюдать. Алёша долго лазал среди этого мусора, а потом он наткнулся на мой пакет и так обрадовался, наверное парнишка совсем оголодал, раз картофельные кожурки вызвали у него такую радость. Он бросил весь тот хлам, который насобирал и, взяв мой пакетик с очистками, пошагал прочь. Я последовал за ним. Каково было моё удивление, когда я увидел, что Лёшка зашел в домик старой колдуньи. Оказывается, что все легенды, которые ходят по Тельняшке — неправда. Я не стал дальше наблюдать за мальчишкой и побежал за тобой.

    —Хе! — усмехнулся дядя Толя. — Твоя история похожа на выдумку. Мы уже три часа здесь торчим — и нет его. Я уже ружье устал держать. — Дядя толя махнул охотничьем ружьем и нацелил им на погреб, я быстро закрыл крышку и махом спустился вниз. — Посмотри! — радостно воскликнул мой опекун. — А что это за дверца в полу?

    —Во! — усмехнулся дядя Вася. — У старухи, оказывается, был погреб. Хе-хе. Может там живет твой паразит.

    —Все возможно, — кивнул дядя Толя. — Если он спит, то пристрелю спящего, коли слышит все, то все равно пристрелю. Ха-ха-ха-ха!

    Я забился в небольшой стог соломы, который стоял в дальнем углу погреба, и затаил дыхание. Дверца моего убежища приоткрылась. Первым спустился дядя Вася, следом мой опекун. Они осмотрелись вокруг. Было темно.

    —Здесь явно кто-то есть... — прошептал дядя Вася, — посмотри на эти матрасы, Алёша спит на них, видимо.

    —Да, — прорычал дядя Толя, — и я чую, что он где-то здесь... — Мой опекун снял с предохранителя ружье. — Выходи, мразь!!! Я тебя убивать пришел, коли сам сдохнуть не можешь!!!

    Раздался выстрел. Пуля пробила деревянный потолок погреба.

    —Ха-ха-ха! — заржал дядя Толя. — Следующая пуля будет твоя, сука!

    Мне стало страшно. Дядя Вася подошел к стогу, в котором сидел я и произнес:

    —Кажись, его нигде нет... Хотя... Не мог же он выбраться отсюда, пока мы были на верху...

    —Придурок, — разозлился дядя Толя. — А если он увидел тебя, когда ты за ним следил и ушел раньше! Я тебя ща сам пристрелю, говнюк!

    В эту минуту я заметил позади дяди Толи сияющий силуэт старой бабушки. Дядя Вася тоже заметил и вытянул указательный палец в сторону дядя Толи.

    —Что тычешь в меня!? — рычал мой опекун.

    —В.в.в-за-ддиии... — дрожа промямлил дядя Вася.

    Но не успел дядя Толя обернуться — бабушка прошла сквозь него и встала между двумя мужчинами. Дядьки застыли в ужасе. Я наблюдал за происходящим, страх заставил мои зубы стучать со страшной силой. Бабушка была небольшого роста. Одета она была в светлый балахон, который излучал млечное свечение. В погребе стало холодно, словно зимой.

    —З-з-з-рав-ствуй-те-те... — простучал зубами дядя Толя.

    Бабушка посмотрела на него своими пустыми глазами-дырками несколько раз открыла рот — она что-то говорила, но звук не мог материализоваться — это еще сильнее нагнетало обстановку, а дядя Вася, не выдержав, потерял сознание от страха. Бабушка подошла к стогу, в котором сидел я, и таинственная сила испепелила сено. Я сидел на коленках перед бабушкой. Дядя Толя, увидев меня, быстро пришел в себя и направил на меня ружье. Раздался оглушительный выстрел. Было слышно, как забегали мыши, встрепенулись птицы на крыше. Пуля вылетела из ружья. Я, словно в замедленном кадре видел её приближение. Потом был сильный удар в лоб. Меня откинуло в стену. Помню оглушительный хохот дяди Толи и его ревущие крики «ты это заслужил, ублюдок!». Но я почему-то не умер. Я поднялся на ноги. Передо мною стояла эта таинственная бабушка, но сейчас она была совсем другая. Я увидел её глаза. Ясные, словно весеннее небо, выразительные и на удивление молодые. Она взяла меня за руку повела куда-то. Я не понимал зачем иду за ней. Мы проходили сквозь стены, сквозь землю. Потом мы поднялись таинственным образом наверх, и очутились на непонятном лугу, который находился междусуточье. День и Ночь сменяли друг друга каждые пять минут. Бабка вела меня по этому лугу, слева с огромной скоростью пролетала моя родная Тельнашка, поле, на котором, когда-то погибли мои родители. Потом мы остановились. Почти целую минуту простояли мы в поле. Потом небо и земля начали сжиматься, нас перевернуло вниз головой и я увидел... свои похороны. Люди плакали, некоторые, кто решался подходили к моему маленькому гробику и открывали ткань, которой было накрыто моё лицо, что-то произносили и вновь закрывали. Видел я и дядю Толю. Он сильно изменился. Посидел, покрылся глубокими морщинами, рядом с ним стояли два милиционера, которые следили. Чтобы мой бывший опекун не сбежал. Был там и дядя Вася, который, видимо, и донёс до органов об истинном моем убийце. Его лицо было по-прежнему полно того ужаса, что он ощутил в ночь моей смерти.

    Я посмотрел на бабку и заплакал.

    —Не плачь, Алёшенька, — прошептала она. Её голос был настолько плавным, что становилось не по себе. — Ты спишь... Сегодня ты проснешься, и все забудешь, это будет твоим кошмаром. Нет никакой Тельняшки. Ты живешь в Екатеринбурге. Пойдем, я тебя выведу из сна.

    Она взяла меня за руку и повела прочь от похорон. Мы за несколько минут прошли несколько городов. Мир мчался вокруг нас со страшной скоростью. И вот пред нами появилась надпись на входе в незнакомый и вовсе неродной мне город: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЕКАТЕРИНБУРГ!»

    —Нет! — закричал я. — Это не мой дом! Я живу в Тельнашке!

    Бабушка замотала головой и еще крепче сжала мою руку. В этот миг мы появились в какой-то больнице в отделе реанимации. Я увидел... себя... Да! Это был я, дорогие друзья.

    —Когда ты ляжешь на самого себя, тогда проснешься, — произнесла бабушка, — но сперва прислонись своим лбом к моей руке и я сотру тебе злые воспоминания и подарю новую жизнь. Я последовал совету бабушки и прислонился к её ладони своим лбом. Мы висели в нескольких метрах над моей плотью... Я почувствовал, что меня начало тянуть вниз к самому себе. Ладонь бабушки соскользнула с моего ба и я упал. Внутри все горело. Голова болела... и самое страшное... мои злые воспоминания никуда    не удалились... Наступило сумасшедшее чувство двоякости. Я — Леша Рублев и я таинственный Леша Коровяков. Две памяти боролись в моей голове. Я лежал и видел два воспоминания. В обоих была жизнь. Одна чужая, другая родная. Они, словно одинаковые полярности, отталкивались друг от друга, разрывали моё сознание на части, вновь притягивались и перемешивались. Потом в голове зазвучала песня группы «Opus»: «Life Is Life... La-la-la-la! Life! Life is Life! La-la-la-la! Li-i-i-i-fe...». Долго пришлось бороться мне с самим собой. Часов через пять события в моем мозгу уложились по полочкам... Жизнь в Тельняшке превратилась в воспоминание и постепенно стала забываться. Я — Алексей Коровяков! После того, как на трассе наш «BMW» вынесло в кювет, произошел пожар... И снова! Снова сгорели мои родители! Я сидел на заднем сиденье, на детском кресле... Я выжил... Помню, как везли меня в больницу...

    Три долгих месяца прошло с того дня, как я стал Алексеем Коровяковым. Меня выписали из реанимационного отделения, а потом и из стационара. Моим опекуном стал Семен Коровяков, который приходился братом моему погибшему отцу Александру Коровякову. Ко всему прочему дядя Семён был владельцем сети мелких цветочных магазинов города. В больнице, когда меня выписывали, то сообщили дяде Сёме, что я могу говорить полную чушь, могу не помнить родственников и окружающую обстановку... Эти слова заставили расплакаться меня прямо в больничном отделении. Я действительно помнить их не могу! Ведь родился и жил я в Тельняшке...

    —Что ты плачешь, Леша? — дядя Сёма погладил меня по голове. — Сейчас сходим в «Баскин Роббинс», покушаешь мороженое. Ты же так его любишь.

    —Я хочу к маме! — ревел я. — Хочу в Тельняшку...

    Дядя сел передо мною на корточки и посмотрел мне в глаза:

    —Лёша, ты уже большой мальчик. Не плачь... Твои родители сейчас далеко, но они наблюдают за тобой. И не хотят, чтобы ты плакал.

    Я понимал о ком он говорит... Понимал, что речь идет не о тех родителях, которые погибли в Тельняшке, а других. Я перестал плакать... А может меня специально та бабушка сюда забросила? Ведь если ей удалось стереть мне память полностью, то был бы я сейчас Алешей Коровяковым и не помнил о Тельняшке. Это стало моей второй жизнью. Почему я тогда отрекаюсь от неё? Ведь в Тельняшке нет меня... А если и жил бы я там, то жизнь моя длилась бы недолго, ведь приближалась зима...

Последний полет, уходящей мысли...

    В тот вечер, как меня выписали из больницы я вместе с дядей Сёмой поехал в ресторан «Баскин Роббинс», там было очень весело. Я чувствовал, как ко мне вновь возвращается детство. Тельняшка напрочь стал забываться. Передо мною начали всплывать подробности новой жизни. Наступили минуты дежа вю. Я веселился с Ложкой... Играл с детьми... А вечером в ресторан вошли два охранника дяди Сёмы и передали ему сотовый телефон (тогда я не знал даже, что это такое). Он что-то кричал в трубку, его лицо было злым... Через минут пять он окончил разговор, позвал меня и предложил поехать домой. Я согласился.

    Дом был за городом. Это был небольшой трехэтажный особнячок с пятью гаражами. На входе нас встретили еще охранники. Они внимательно смотрели на меня и радовались, что я остался живой после аварии. Дядя Сема напомнил мне, что в этом доме жила моя семья и он. Сейчас после того, как мои родители «улетели на далекие острова» он здесь живет один...

    Дальнейшие события из моей жизни значимости важной не имеют для повести счастливой этой. Началась жизнь у меня, как у обычных детей. Я в семь лет пошел в школу. До пятого класса включительно учился отлично. В шестом появилась первая «тройка» по математике... Здесь же начинается моя жизнь обыкновенного парнишки из обычной семьи. Вызов отчима в школу, родительские собрания, поездки в Швейцарию, на Багамы, Питер... Про Тельняшку я забыл, хотя иногда ночью она являлась ко мне во сне.

    Помню свои первые шутки... Первые улыбки знакомых и друзей... Помню первый выпускной в третьем классе... Первые «прогулы», драки и адреналин. Кровь гоняла по моему телу, провоцируя на новые необдуманные поступки...

    Потом был выпускной в девятом классе... Экзамены... Военкомат в десятом... Выпускной в одиннадцатом. С этого момента начался новый этап становления меня как Алексея Коровякова...

    Я поступил в Университет, хе-хе! Здесь началась честная жизнь экспериментов и всякой всячины, которая не имеет отношения к истории моей, дабы все сложно и требует отдельной повести неписаной...

    В Храме Науки и Веселья меня постигла кара встречи людьми, которые не смогли понять ни юмор, ни шутки. Для многих «серьёзных» слово «шутка» является словом «враньё», а «юмор» заменяет выражение «плоский юмор». Меня даже пытались избить, побить или покалечить. Это было во время первых моих экзаменов, когда одна особа имела неосторожность назвать меня «зайчонок». Не люблю я унижения такого, хотя и звучащего ласково и звонко. Послал я ту особу в Тельнашку... и обидел тем самым. Закопошились наблюдатели, стали думать, что же сделает особа грозная с Коровяковым... А те, кто захотел миром решить ситуацию эту, подскакивали ко мне, словно гонцы удалые и говорили: «попроси ты прощения у неё. Зачем тебе проблемы?    Ты сам себе проблема...» Я думал... Размышлял... И понял, что не в силах просить прощения яркого, что могу делать, когда воистину не прав... А когда ко мне подошла особа вторая, что является подругой верной той, что меня в злость пустила, и произнесла голосом честным: «Лёша, попроси прощения. Ты просто ничего не понимаешь. За такие слова ты запросто и пулю в голову получишь...». Не пулей меня убедили, а словом. Попросил я прощение слабое в те же сутки. Ответа так и не получил... Но договор о недосягаемости устный составил...

    С того дня прошло много разных дней... Потом неожиданно полоснула меня, словно ножом «полоска занятая черная». Посыпались проекты разные. Падали и разбивались... Только три из них смог я удержать. Люди новые к сотрудничеству присоединились, кто-то помощи стал оказывать неслабой, а кто-то плюнул мне в лицо и отвернулся.

    Стою я на смотровой площадке «Антея». Вечереет. Весна. Я перешагиваю через бордюр и перебираюсь на самый край. Теплый ветер дышит в моих волосах и нетерпеливо пытается столкнуть вниз, где катаются крыши троллейбусов и машин. Маленькие человечки, словно муравьи, копошатся, спешат по домам, где их давно уже ждут, а может быть, и не ждут. Я стою на краю...

    Вот оно чувство свободы... Я вспоминаю сокола, который кружил надо мной в детстве. Я — буду свободен. Стоит мне сделать этот один простой шаг, который отделяет меня от пропасти. Всего один шаг и можно стать соколом. Будь ты трижды Президент или считающий себя свободным человек, ты заблуждаешься. Свобода строится. Я её тоже строил на протяжении всей своей жизни. И вот пришла минута, когда мне нужно лишь сделать шаг, чтобы ощутить её в полной мере, минута сладости, которая изменит всю мою жизнь. Я найду вновь свою Тельняшку, что была запрятана от меня в тот момент, когда раздался раскат грозы, и ветка упала в овраг, где мы скрывались от дождя...

    Осталось просто сделать шаг. Проблемы уйдут прочь. Я забуду новую Тельняшку и вновь приобрету свою... родную, где меня встретят с улыбкой и добрым блеском в глазах. Я распускаю руки в стороны, закрываю глаза. Ветер меняется, теперь он дует мне в лицо. Я ощущаю лживый эффект свободного падения. Дурная свобода пытается удержать меня, а от настоящей меня отделяет всего один шаг, который я обязательно сделаю, сегодня, дорогой читатель... Не торопись, дай мне насладится последними минутами лживости. Лживости, которая, не знаю зачем, хочет удержать меня здесь в этом мире ненастоящей Тельняшки, в которую меня привело таинственное белое существо в образе бабки. Может тот человек был прав? (вы его не знаете и никогда не видели, я про него не писал и писать не буду). Я достаю из-за пазухи повесть «Моя Тельнашка». Решаю... Вместе с ней полетит моя душа вниз, вместе с ней появится полноё чувство свободы. Не думайте, что я слабый. Это не то... Здесь река мысли течет в совсем ином русле. Я решаюсь на этот шаг. Терять прошлое мне не жаль, встречать будущее я готов. Отделив листы от скрепок, я наклоняюсь над пропастью, и моя душа полетела вниз вместе с листами «Моей Тельняшки». Что-то летит быстро, что-то медленнее. Перед глазами вертятся вечерние огни. Листы подхватываются ветром и кружат, стремительно приближаясь к земле. Моя душа летит с ними. Я БУДУ СВОБОДЕН!!!

    Земля в такие минуты приближается со страшно низкой скоростью, которые стоит вытерпеть, чтобы получить полное чувство свободы. Что будет твориться потом внизу — это дело дворника, который начет прибираться утром и заметит тела... Поругавшись немного, он наверняка выкинет все в мусорку. И пусть... Хотя...

    Я перелажу обратно на смотровую площадку и с полностью очищенной душой захожу в «Антей», сажусь в лифт и мчусь вниз. Выбегаю из лифта... Выскакиваю на улицу и бегу домой. Я СВОБОДЕН!

    В эту минуту передо мною опускается последний листок «Моей Тельняшки». Звонкая мысль «Я нашел тебя!» вырывается из меня и звонким эхом оглушает ночные весенние улочки Екатеринбурга...

Права защищены ©2007 А.А.Рублев

отзывы оставляйте на сайтах, где эта история опубликована

или на Э/Я: pressa-911@mail.ru

Все события вымышлены

НЕЗАВИСИМЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ СОЮЗ PRESSA-911