Виктор Левашов — В трех эпизодах от Нового года

наматывать чечетку перегонов.

И три огня обратной буковой Г

ушли в вираж. В платформенном ларьке

дебелая дремала продавщица,

как дирижабль, опущенный в ангар

решетчатый. Круги сушеной пиццы

лежали на витрине — скромный дар

вокзального буфета ресторана,

пятнистого от штукатурки драной.

Он был закрыт на санитарный час.

В ампирный стиль вокзал провинциальный

печален был совсем не специально,

с московской электричкой разлучась.

Троллейбуса пустая остановка

уснувшая под снежною обновкой.

Ларек мерцал гирляндою огней.

И мрак внутри роился от теней.

Недолго ждать пришлось, (что очень кстати)

как подошел рогатый исполин.

Шипя открыл три створчатые пасти,

легко сглотнул, и музыкою шин

продолжил бег в свою ночную смену.

Он, как артист, любил свою арену

электротяг на лоне городов.

Романтика дышала в каждой клепке

стальных бортов. На бреющем полете

скользил с искрой по нитке проводов.

Последний день столетья на исходе.

Поговорим о жизни, о погоде.

О том, о сем. Теперь куда спешить?

Осталось ждать, надеяться и жить.

Поймет ли кто, как снег отвесно падал

на гололед бугрящихся дорог?

Как замерла строителей бригада

на этаже и вышла на порог?

Смотрели вверх и в даль огней куда-то,

где города роились автострады.

Казалось бы, ну что им из того?

А это был последний снег столетья.

А это был день от творенья третий.

А это был шанс видеть волшебство.

24.12.1999