Римико Накамура — Почти что сказка

— Пф… — фыркнул Валентин Десятый, захлопывая книгу.

Валентин Десятый был королём некоей далёкой-далёкой Красной Земли. Ещё он основал Союз Единодушных Красных Сердец (сокращённо — секс), в котором, правда, до сих пор был единственным членом. Но не суть важно.

Приближался этот день. День Святого Валентина, великий, ужасный и прекрасный. Он был великим, выделяясь среди других календарных дней, так как 14 февраля по чьей-то прихоти был выделен в календариках более крупным шрифтом; ужасным, потому что у короля был день рождения (что может быть страшнее дня рождения?!); прекрасным, ибо только в этот день на Красной Земле был дождь, придавая всему, чего он коснётся, нежный оттенок роз.

А ещё накануне Этого Дня король Валентин неизменно садился за письменный стол, доставал перо пегаса, чернила из драконьей крови (алые и быстросохнущие), лист полупрозрачной бумаги — и начинал писать письмо. Письмо для Валентины Десятой (правда, настоящим её именем было Вилиорика Седьмая, но… это было неважно). И каждый раз Десятому не хватало фантазии. Он вызывал придворных и заставлял их вспоминать все любовные романы, которые они когда-либо в жизни читали, и сказки, когда-либо ими слышанные. Однако в этот раз Валентин выгнал из зала всех присутствовавших, придвинулся поближе к окну и начал писать:

«Здравствуй, неповторимая моя, смешная, любимая, нежная!

Как ты там, хоть и с ними, но без меня?

Я-то всё по-старому… Драконы стали совсем смирными, так что твои сады — в целости да сохранности.

Вот перечитывал на днях свою библиотеку… Представляешь, родная, старикашка Маслоу (ну тот, который изобрёл теорию, по которой все наши потребности как-то классифицируются) считал, что ты у меня должна быть на третьем месте. Ну, если только бежать, как Бах, от безопасности — то максимум на втором. И, знаешь, наверное он даже прав. Без воды, еды и воздуха я безусловно помру на пару дней раньше, чем без тебя.

Мне бы сейчас так хотелось рассыпаться золотым дождём в твоё окно, представить тебя Данаей… Но чёртовы атомы отказываются разъединяться, сохраняя целостность моего тела.

Знаешь, я всю свою жизнь искал не просто ту, которая сможет понять меня без слов, поддержать беседу, и даже не ту, которая просто смогла бы быть, не смотря ни на что, рядом — потому что единственное существо, подходящее под это описание — это моё отражение. Я искал ту, в чьих руках даже простой камень мог бы казаться светом, ту, которая видела бы облака и цветы не просто как дополнительные опции к жизни, а как саму жизнь. И, как ни странно, вроде бы нашёл. Вот она ты. Вот он я…

Вернее, не так. Вот он я. И — воооооооон она ты. Из визуального общения — только фотокарточка давних времён, из более-менее живого — только телефон. Да и то — когда сеть ловит. А там уж как алёкнется, так и кто-тамнется.

Ты никогда не замечала, что любовь — очень заразная, хоть и глупая, штука? А ведь оно так и есть. Сначала люди не понимают твоего беспричинного восторга и блаженной улыбки, потом их бесит твоё поведение, а там, глядишь, и они уже увязли, как и ты. Если твоё сердце ни разу не разбивали любовью или нелюбовью, то это пока даже не сердце, а так — кусок мяса, насос, качающий кровь туда-сюда. И, хотя с возрастом максимализм проходит, планки опускаются на добрую половину высоты, и в связи с этим люди становятся намного счастливее, они всё равно вспоминают — чаще всего именно в момент опускания планки, оглядывая жизненный стадион — того, кто сделал их мышцу Сердцем.

А иногда, тёплая моя, ненаглядная, я чувствую, как ты улыбаешься. Наверное, это и есть любовь — когда человек тебе приятен, дорог, и когда ты чувствуешь подсознательно всё то, что чувствует и делает он.

Ах, да. Чуть было не забыл написать — с днём влюблённых тебя, моя неописуемая.

Хотел бы я дотронуться до твоих рук.

С чувством, превосходящим любовь,

Твой

Валентин Десятый»

Король сложил письмо ровным прямоугольником, заклеил сургучом, с минуту подержал в руках и бросил в камин. Почта уже много лет не доставляла писем из Ада в Рай.