ЧеС — НСО — нестандартная сексуальная ориентация.

Когда и как все началось? В далеком и счастливом детстве. Мы с сестрой — близнецы. Отца мы не знали, а работа матери была связана с постоянными командировками, поэтому мы с ранних лет привыкли к самостоятельности. По-сути, мы вдвоем и составляли друг для друга весь мир. У нас даже имя было одно на двоих — Сашенька.

При всей внешней схожести, а нас часто путали, характеры наши сильно разнились. Сестра — импульсивна, динамична. Все время во что-то влезала. Вокруг нее постоянно все горело, разбивалось, ломалось. Разобрать водопроводный кран, потому что он капает, и затопить при этом всех соседей до первого этажа, для нее было пара пустяков. Я же, напротив, задумчив, инертен, зато отличался более яркой фантазией. По ночам сестренка часто просила рассказать ей очередную сказку, которую я тут же сочинял для нее.

Ютились мы тогда в тесной комнатке. Имея двухэтажную кровать, мы почти никогда не спали отдельно друг от друга: ходить друг к другу в гости — часть наших детских игр. Привить нам стеснение обнаженного тела и запрет на прикосновения было некому, поэтому чувственно познавать друг друга мы начали очень рано.

Мы были разные, но меня неумолимо тянуло к ней. Причем не просто телесно — я старался во всем походить на нее. Изначально, я просто делил с ней ответственность за ее шалости. Затем стал перенимать ее манеру держаться, одеваться, жесты, мимику, произношение, парфюм, аксессуары...

Со временем, менялся мой образ мыслей: я становился все более раскрепощенным и наглым в своих высказываниях и действиях. Стоило ей где-то достать пластинку Алисы, и я уже знал все песни этой группы наизусть. Стоило ей перекрасить волосы, и я в этот же день становился рыжим. Стоило ей проколоть уши, и в моем левом ухе появился серебряный символ инь и янь. Наши руки одновременно обросли феньками. Стоило ей купить гитару, и я в этот же день вытащил ее на стрит, пытаясь исполнить что-то из репертуара АукцЫона и Вертинского! Ее яркий шелковый шарфик, наполненный воздушными ароматами, не давал мне покоя, и скоро мне на плечи прилег такой же. Мои ногти всегда были на полсантиметра длиннее допустимой нормы. И стоило ей выкрасить свои в черный цвет…

Конечно, это не могло длиться бесконечно. Однажды мама застала нас в постели за совершенно не детским занятием… Дело не ограничилось скандалом. Они с Сашенькой заперлись на кухне и о чем-то очень долго беседовали. До меня доносились лишь отдельные слова и фразы: «он же твой брат», «подумай о его будущем», «голубой», «извращение» и, наконец, совершенно непонятное для меня слово «ИНЦЕСТ».

— Простите, я просмотрел весь каталог, но так ничего и не нашел по теме. Меня интересует книга про «инцест».

Глаза седой библиотекарши едва не выпала из очков:

— Малыш, ты, наверное, хотел сказать «энцефалит»?

— Я, кажется, ясно выразился? Или вы энцефалит от инцеста не отличаете?!

Книжные полки. Мертвые знания. В каком из манускриптов сказано, почему ты одинок?

После того разговора, Сашенька совершенно изменилась. К этому времени мы уже переехали в более просторную квартиру. Сестра поселилась в комнате матери. Мы больше не мылись вместе в ванной. По ночам она не приходила «в гости». И вообще стала совершенно чужой, словно я её смертельно обидел.

— Сашенька, что случилось? Почему ты избегаешь меня?

— Ничего… Я просто занята сейчас… Просто устала… Тебе бы все в игры играть, когда ты уже повзрослеешь?.. Не трогай!

— Но тебе же всегда было приятно? Кто знает каждую точку на твоем теле так, как я?

— Мне противно! Оставь меня в покое!

Тяжелая железная дверь громогласно расколола безоблачный мирок новенькой высотки.

Пропасть между нами образовалась как-то сразу. Дальнейшая жизнь моя стала сущим адом. У меня не было ни одного настоящего друга. В школе непрерывно преследовали: шагу невозможно было ступить, чтобы кто-нибудь не дернул за волосы, не толкнул, не подставил подножку, не подложил кнопку или не шлепнул по попе. Ото всюду раздавались крики: «вот идет любитель пососать!», «у меня кое-что есть для тебя: сладенький, как раз то, что ты любишь!», «эй, как поживает твоя попка?», «что хромаешь, порвал что-то?».

Я дрался непрерывно. Я приходил домой весь в синяках, но ни разу и не подумал состричь ногти, перекраситься, подстричься или сменить обтягивающий юнисекс на что-то мужское. И еще… я окончательно разучился плакать и жаловаться.

Дома было не лучше: за мной непрерывно следили. В это время меня как раз стали беспокоить волосы на ногах. Мне не давали задерживаться в ванной больше трех минут, чтобы не успевал брить ноги. Меня отлавливали, чтобы постричь ногти и волосы. У меня на глазах высыпали краску для волос и косметику в унитаз. Моя одежда рвалась на кусочки, и взамен покупались «правильные» вещи.

Я улучал моменты, когда никого не было рядом, чтобы привести себя в порядок. Сбегал из-под ножниц. Тайно покупал и прятал краску, косметику и одежду. Переодевался по пути в школу. Настаивал, что макияж и темные очки мне жизненно необходимы, чтобы скрывать не сходившие с лица синяки. Наконец, меня отдали в секцию бокса, чтобы привить «мужественность».

— Вонючим гномикам не место в нашем зале, понял?!

— Кого ты назвал гномиком, урод?!

Мне было наплевать, сколько рингов за спиной у каждого из них и сколько их передо мной, а сколько зашло со спины — их надо было убить немедленно! Я наносил первую серию ударов, а дальше… Терял сознание…

В первый раз я попал в больницу. Но бокс не бросил. Пришлось поступиться длиной ногтей, ограничившись двумя миллиметрами, чтобы не травмировать ладонь при ударе. Почти ежедневно приходилось отстаивать свое право на место под солнцем. Для меня осталась одна единственная цель: выжить в этом мире! Постепенно от меня отстали и в школе и в секции. Я держался особняком, не ввязываясь в неформальные объединения и местечковые конфликты. Меня ненавидели за манеру поведения и наглость, но к старшим классам никто не смел мне и слова сказать против. К тому моменту меня убивало другое.

Я уже свыкся с предательством Сашеньки. Перестал преследовать ее. Наши отношения походили на театр теней, безучастно скользящих сквозь друг друга в старинном фамильном склепе. Но и другие девочки совершенно не воспринимали меня как мальчика. Сначала, мое поведение вызывало у них улыбку. Потом я был принят в их круг, но на правах друга. Меня бесило: они воспринимали меня как гея!

— Что ты делаешь?!

— Целую тебя.

— Да, но ты не можешь этого делать!

— Почему?!

— Ну… ты… пойми правильно… мы ведь с тобой друзья?

— Говори прямо: ты, как и все, считаешь меня геем?

— А разве не так?!

— Мы знакомы уже три года. Разве я хоть раз обсуждал с вами мальчиков? Может, я кем-то восхищался или пытался завести гомосексуальные отношения?.. Тогда почему вы все считаете, будто знаете, что мне нужно?! Почему мне отказано в том, что доступно каждому?!

— Не знаю… Ты не такой как все… Может… сменишь стиль? А то это как-то… не правильно…

— То есть ходить со мной по магазинам за шмотками — это правильно! Списывать у меня контрольные и домашние — это правильно! Рыдать у меня на плече, какие все пацаны подонки — это правильно! А когда дело доходит до близости, лучше предпочесть тех, кто тебя при любом удобном случае пихнет в грязь лицом?!

— Пойми…

— Я всё понимаю… пойдем от сюда, пока нас не хватились. А то еще решат, что ты была близка с грязным вонючим гномиком. Хотя нет: иди одна. Я посижу еще здесь, чтоб нас не видели вместе. Да и вообще… что-то хочется побыть одному.

Туча, скрывшая луну, пустила слезу. Цветок фонтана в оправе мощеной площади словно отвечал ее горю звонким разноцветным смехом. Я был между ними. Глаза мои не плакали и не смеялись. Сашенька печально смотрела на меня из воды. Тонкие черты, нежная бледность кожи, чувственные спелые губы, рыжий хаос на голове, темный омут глаз в оправе теней... Я плюнул ей прямо в лицо.

Сашенька уехала поступать в другой город. От меня тщательно скрывалось куда и на какую специальность. Да мне уже было все равно. Мы давно превратились в чужих людей, живущих под одной крышей. Она уже не была для меня совершенством: совершенство я видел теперь в себе. Это уже не было слепым копированием образа сестры: образ обрел самостоятельность и жил своей жизнью. Манера держаться, жесты, мимика, речь, внешний вид — все это по-прежнему оставалось скорее женским. В то же время природная серьезность и склонность уходить в мир своих фантазий предавала мне определенную индивидуальность и самодостаточность. Я по-прежнему страдал от одиночества, но внешне это едва ли в чем-то проявлялось.

— Эй! У тебя задачи еще не решены?

Вступительный экзамен в один из самых престижных вузов города. Окликнувшая меня девушка модельной внешности сидела прямо за мной. Золотистые локоны, спадающие на плечи. Глаза небесного цвета. Солнечная улыбка тонких губ. Легкий розовый шарфик, словно объятья ветра. Радуга поцелуев дорогих духов. Казалось, она спустилась с неба — такие создания просто не могут состоять из плоти и крови! Что-то машинально потянуло меня к ней. Мне постоянно случалось ловить себя на мысли, что культ красоты со времен Сашеньки стал определяющим фактором для меня при выборе объекта желаний. Внешность играла первую скрипку, и я ничего не мог с этим поделать!

— Давай сюда условия своих задач, я тебе решения в пять минут накатаю!..

— Ого! А ты пунктуальна! Действительно, пять минут! Меня Кристиной зовут.

Она приняла меня за девочку! Парадокс всей моей жизни заключался в том, что для меня не было более возбуждающего фактора, как казаться женщиной в глазах женщины. У меня замирало сердце, захватывало дух, ток пробегал от кончиков сосков по груди, опускаясь ниже, голова шла кругом, а земля из-под ног! В подобный момент меня можно было брать голыми руками. Быть женщиной — верх совершенства! и мой пожизненный бич…

— Сашенька, ты идешь?

Мы стояли с Кристиночкой перед дверью в женский туалет, переступить порог которого я не мог себя заставить.

— Ты иди… я… не хочу…

Кристина подошла ко мне вплотную.

— Я все хотела у тебя спросить… ты мальчик или девочка?

— Девочка.

Самое смешное, что я не секунды не думал лгать, просто сказал первое, что в голову пришло.

— Экзаменационный лист… покажи… Это ничего. Все в этой жизни поправимо. Ты где живешь?

— Сейчас дома, но пробиваю место в общаге: не могу больше с мамой…

— У меня предки с Севера. Они мне квартирку покупают, если поступлю. Пойдешь ко мне подружкой? Обещаю, скучно не будет! А с документами разобраться проще простого: тебе достаточно одну букву дописать в имя и исправить две в отчестве.

Позолоченный паркер уверенно вонзился в экзаменационный лист, корректируя «вич» на «вна».

Свобода! К семнадцати годам я наконец-то познал значение этого слова! Более никто не стоял у меня над душой, не учил жизни! Вокруг все принимали меня за женщину. Ни у кого не возникало и тени подозрения, кто я. Не знаю, какие там у Кристиночки были связи, но все документы в институте на мое имя были исправлены. Меня не слишком волновало, что по паспорту я продолжал оставаться мужчиной. Игра захватила всё моё сознание! Я знал, что после института поменяю паспорт и останусь женщиной.

Мой гардероб окончательно перерос юнисекс. Юбочки, платья, блузочки, топики, туфельки и сапожки на шпильках, лифчики и стринги… Вечная проблема: нечего надеть и куда деть весь этот хлам? Кристиночка таскала меня по бутикам, парикмахерам, маникюршам, парфюмерам, спа-салонам так часто, что я уже не представлял, чем мы занимались в остальное время, и хватало ли его вообще на учебу.

— Ты мне только скажи, я тебе организую безопасную операцию! Проснешься настоящей женщиной, и не придется бороться с волосами каждый божий день!

Ну, как ей было объяснить, что я не хочу менять пол? Я чувствовал себя мужчиной ровно настолько, насколько был женщиной. И тянуло меня к женщинам как мужчину! Для нее, как и для всех прочих, это было взаимоисключающим: если ты чувствуешь в себе женщину тебя непременно должно тянуть к мужчинам! Априори! У тебя два варианта развития: или ты остаешься мужчиной-геем, или меняешь пол. Представить, что женщина, живущая в мужчине, доминирует в поведении, но тянется к женщинам и не желает расставаться со своей мужской анатомией — это было за гранью разумного.

— Ты просто уже сама запуталась кто ты! Тебе надо определиться!

Да как же им объяснить, что я и без них давно определился?! Почему меня постоянно пытаются подогнать под какую-то упрощенную схему?

— Прости, я тебя не понимаю… И выключи этот ужас!

— Это Автоматические Удовлетворители.

— Первый раз вижу, чтобы геи слушали подобное!

Для меня не было ничего более обидного, как назвать геем. Она знала, как меня задеть и активно этим пользовалась. К этому времени мы уже больше полугода были вместе, и я успел понять, что в руках Кристиночки я всего лишь очередная красивая кукла. Она не церемонилась со мной. Да, в отличие от других девочек, наши отношения выходили за рамки платонических: она пользовалась мною, когда хотела, предпочитая лидерство в отношениях. Мне нравилась смена ролей, но до определенной степени. Ей же не терпелось использовать против меня коллекцию фаллоимитаторов. Это не устраивало меня. Я бунтовал. Она смеялась.

— Непослушная девочка! Тебе понравится! Рано или поздно ты к этому все равно придешь! Это твоя природа — против нее не попрешь! В-конце-концов, в твою попу я слишком много вложила!

Это был удар ниже пояса! Тяжелая дверь новенькой новостройки в который раз громогласно раскалывала безоблачный мирок. Я ночевал в ночных библиотеках, нагоняя пропущенный материал, а отсыпался на лекциях. Зарабатывал старым добрым стритом. Рисовал рефераты для сокурсников. Вскоре мне позволили играть по вечерам в одном заведении.

Так продолжалось до тех пор, пока моя «блондинка» не звонила мне в соплях, умоляя вернуться. В ход шли уговоры и даже угрозы разоблачить меня. На последние я отключал телефон: не в первой мне быть изгоем в этом мире! Через какое-то время она снова дозванивалась: говорила, что была не права, просила прощения. Я шел у нее на поводу. Но с каждым разом ее выходки бесили меня все больше и больше. Хотелось не просто бросить ее, а отомстить. А это значило ударить по самому больному месту — по самолюбию.

— Участвуешь в конкурсе красоты?

— Естественно!

— Я тоже.

— Ты?! Сашенька… А впрочем… это будет забавно! Но как ты намерена дефилировать в купальнике с такими данными?

Это было существенной проблемой. Прочие анатомические вопросы решить получилось проще: пришлось полностью пересмотреть диету, исключить одни гимнастические упражнения, ввести другие. Как итог, через пару месяцев жилистое мужское тело приняло, более женственные черты. Оставалась самая малость, скрыть которую полностью было невозможно…

Я хорошо знал, что у Кристиночки роман с организатором конкурса. Его гнусавый голос только ленивый не пародировал! У меня же это получалось практически идентично. У него была вредная привычка: забывать мобильник в квартирке Кристиночки. Грех было не воспользоваться таким подарком:

— Антон!

— Да, Рубен Давидович.

— У меня к тебе чисто технический вопрос: можно во время дефиле в купальниках выставить освещение так, чтоб видно было только верх.

— Можно, конечно… А смысл? В этом же весь кайф! Какого, тогда вообще конкурс проводить?!

— Поговори у меня! Твое дело — техника! Баба будет в жюри из спонсорского комитета. Моралистка жуткая! У нее три дочери под тридцать — синие чулки не замужем. Ей наш конкурс — нож к горлу! Урежет нам финансирование — тебя первым уволю!

— Понял! Кроме лиц вообще ничего видно не будет, пусть хоть голые выходят!

Улыбка. Взгляд. Глаза в глаза. Плавно поворачиваю голову, не отводя взгляда. Искорка чертовщинки. Манящий жест, слегка скользнувший в его сторону... Этот мой!

Каково же было лицо Кристиночки, когда я взошел, а вернее взошла на пьедестал!

— Это ошибка! Он вообще не имеет права участвовать в конкурсе! Он же мужчина!

С этими словами она принялась рвать на мне платье, пытаясь добраться до трусиков. Чего проще было отбросить ее в дальний угол, но мне вдруг захотелось… совершенно дикого и нелепого разоблаченья! Бросить в лицо всем, именно здесь — на пьедестале: да! Я — мужчина! Тогда я еще не представлял всех последствий этого поступка…

— А я вам говорю, молодой и красивый, вы ничего по теме не знаете! Должно быть, крутили попкой по гей-клубам вместо того, чтоб предмет учить?

Жирный препод — Виктор Леонидович расплывался в злорадной улыбке. Казалось, с ним вместе улыбается его плешь и обрюзгший живот, и заплывшие жиром глазенки за запотевшими очечками, и нос-клякса, и все нутро его, прогнившее насквозь, и каждая смрадная пора на его дряблом теле. Он был омерзителен! Он был геем — о его похождениях знали все. Он опускал меня, словно нашкодившего котенка носом в лужу, перед всем курсом. И это после того как я безупречно ответил на вопросы экзаменационного билета, далеко выходя за пределы лекционной программы. После полутора десятка дополнительных вопросов не по теме и не по предмету, высыпанных на меня градом среди ясного неба. Блок-хук-апперкот! Блок-хук-апперкот! Круговая оборона! Мои ответы, начиненные злобным сарказмом, приводили его в секундное замешательство — без лишней скромности, я был одним из сильнейших интеллектуалов на потоке. В честном поединке я бы сделал его! Но… это скорее напоминало уличную драку с ее ударами в спину, ниже пояса и добиванием лежачего ногами.

Это был не единичный случай: преподаватели снижали мне оценку минимум на бал! Мне снова пришлось осаждать библиотеки. К этому моменту я уже снимал квартиру отдельно от Кристиночки далеко на окраине. Надо было успеть на последнюю маршрутку, чтобы попасть домой — библиотека летом перестала работать круглосуточно.

— А, молодежь! Как гранит науки?

Виктор Леонидович на своем «лексе» цвета морской волны притормозил рядом. Выслеживает стервятник жертву свою! Да не по зубам кусок!

— Поздно уже, подвезти?

— Спасибо, я пройдусь.

— Смотри… на улицах небезопасно.

Позади как по мановению волшебной палочки послышались ускоренные шаги.

— Стой, гномик вонючий! Стой, иди сюда!

Вместо ответа я резко развернулся, не успев даже испугаться. Блок. Кастет блеснул у самого виска. Четверо или пятеро. Со всех сторон. Град ударов. Удар-ответ! Удар-ответ! Удар в спину чем-то твердым! Опора потеряна! Ноги, ноги, ноги! Тяжелые ботинки. Вспышки в глазах вперемешку с синим заревом.

— Шухер! Менты!

Меня подняли. Еще пара ударов по почкам резиновыми дубинками. Сил нет даже кричать. Едва не захлебнулся кровью…

Чуть позже я был брошен на пол вонючего обезьянника. Так и есть: у самой параши! Не промахнулись, моралисты!

— А этого гномика нам, какого..., подсадили?

— Да, тихо ты! Подсадили, значит надо. Давай лучше его оприходуем: за него тут никто рубиться не станет — факт!

Встаю из последних сил. Рыжая челка спекшейся кровью прилипла у самых глаз. Ко мне приближается что-то щетинисто-колючее. Взмахом ладоней отбрасываю волосы назад и, не прекращая движения, наношу удар по ушам колючему. Тот с криком падает на колени. Я уже в стойке. От боли разрывает на части. Тело с трудом подчиняется. Но вид у меня решительный. Урла застыла.

— Задержанный Александр…, на выход с вещами!

Колючий, скуля, отползает под прикрытие таких же как он. Хочется плюнуть им в след.

В который раз ехидная улыбочка Виктора Леонидовича. Когда-нибудь я разобью ее вместе с очечками вдребезги! Опер что-то пишет. Я соскребаю оборванную кожу с костяшек кулаков, слизываю кровь. Паршиво.

— Распишитесь здесь и здесь. Свободен. И больше не нарушай.

Ага! Должно быть, я сам набросился на толпу мирно проходивших мимо людей, вооруженных кастетами. Должно быть, я сам оказал сопротивление милиционерам, прибывшим защитить порядок и безопасность на улицах. Должно быть, я и режим содержания под стражей грубо нарушил, нанеся телесные повреждения ни в чем ни повинному гражданину. Должно быть, это не про меня написана статья в конституции: «каждый человек имеет право на защиту своей чести и достоинства всеми доступными законными способами». Резиновый сапог что есть мочи пинает ржавую решетку на выходе из отделения милиции. Дребезжание.

— Я же тебе говорил: давай подвезу! Глупенькая моя ты девочка!

Ненавижу! На сколько меня возбуждает, когда женщины принимают меня за женщину, на столько же мне противно, когда девочкой меня зовут мужчины, знающие о моей половой принадлежности. Особенно по стенке хочется размазать за подобное обращение Виктора Леонидовича. Омерзительнее слов и интонации придумать невозможно: он словно права какие-то на меня накладывает, называя «его девочкой».

— Я вам не девочка, а тем более не ваша. А сейчас остановите машину: мне совершенно в другую сторону.

— А мы и не едем к тебе. — он выдержал паузу пока перестраивался из одного ряда в другой. Было видно, что он нарочно затягивает время, чтобы вывести меня из себя. — Сейчас едем ко мне: умоешься, согреешься, выпьешь коньячку, отдохнешь, успокоишься…

— Я не устал и спокоен как удав. Тормози здесь сейчас же!

— Тихо-тихо. Без шума. Какая дерзкая мне девочка попалась! Хочешь назад в обезьянник? Могу устроить. Или ты думаешь, все произошло совершенно случайно? Давай так: я тебя сейчас высаживаю, а завтра у тебя находят наркоту. Или еще лучше: на тебя вешают изнасилование с убийством. Чем не статья для удачной карьеры на зоне? Вот где по достоинству оценят твои стройные ножки и выбритую целочку.

Спокойствие с легкой долей усмешки в его словах будит во мне зверя.

— В конце концов, так или иначе, ты когда-нибудь к этому придешь, моя девочка. Так зачем усугублять? Ты вообще когда-нибудь о будущем думаешь? Между прочим, со мной перед тобой открываются безграничные возможности. Подумай, девочка моя… подумай о своей карьере в этом мире? Ты сейчас всю свою жизнь решаешь на корню. Кстати, можешь звать меня Викусей.

Последняя фраза заставила меня покатиться со смеха: плешивая обрюзгшая Викуся!

Мы въехали во двор его дома. Роскошный особняк из красного кирпича, скрытый от делового центра городской парковой зоной. Сад цветов и камней. Мирное журчание миниатюрного фонтана. Мы вышли из автомобиля. Викуся легонько хлопнул меня по попе:

— Ну же, смелее! Все когда-то происходит в первый раз. — и, конечно, не мог не добавить, так бесившее меня. — Моя девочка!.. Ступай в ванную. Приготовься. Советую, не брезговать чисткой: в первый раз всегда очень больно. Зато потом… Я пока приготовлю тебе кое-что стимулирующее.

Со стены над камином благородный олень проникновенно смотрит мне в глаза.

Чувство загнанного зверя. Конечно, он не удержит меня здесь силой, но любые мои действия будут трактованы против меня! Смываю кровь. Отогреваюсь под душем. А может быть и в самом деле прибить его? Или все же сбежать? Здесь рядом парк: я затеряюсь… А потом… потом… какое-то время отсижусь дома — никто не знает, где я живу. Никто… Но а потом-то? Как я много думаю сегодня! Может, стоит сначала сделать, а подумать потом?

Рычаг смесителя решительно опустился. Течение теплой успокаивающей воды прекратилось.

— А этого какая нелегкая принесла?

Во дворе замер рев мотоцикла. Через минуту Викуся открыл дверь. На пороге стаяла девушка. Небольшого роста. Вся в черной коже. Рыжая коса ниже пояса. Кристально голубые глаза. По лицу рассыпаны веснушки. Тонкие пальцы закованы в серебряные кольца. Запястья в браслетах: на левом серебряная змея с колокольчиками, на правом трехцветная фенечка. На груди серебряный кулон — перевернутый скрипичный ключ, наискосок пересеченный стрелой. Серьга в виде черной луны в левом ухе, со знаком инь и янь в правом. Моя спасительница! Она далеко выходила за рамки моих сексуальных пристрастий, но меня потянуло к ней с непреодолимой силой.

— Жан! Какими судьбами?!

— Ближе к делу, лысый козел! Ты знаешь, что мне нужно!

— Жан, давай без истерик. Мне сейчас, мягко говоря, не до тебя.

— Ты знаешь, подонок, что Ярославушка был для меня не просто любовником — мы были как братья! Помнишь, я обещала, что ты ответишь за его смерть? Время пришло! Молись, падаль!

— Жан, ты опять? Все никак не успокоишься, что Ярославушка предпочел мое общество твоему?

— Ты подсадил его на героин, убийца!

–Пустые сотрясания воздуха. Он оказался героинщиком — в том нет моей вины. Прошу тебя, покинь мой дом не медленно, пока я не вызвал милицию. Мне надоели твои скандальчики.

— Да, я, собственно, попрощаться к тебе. Помнишь, я говорила, что непременно разыщу родителей Ярославушки? Так вот, я нашла его мать и узнала через нее о его отце. По иронии судьбы, он недавно вернулся из мест не столь отдаленных. И он ищет сына. По иронии судьбы, он занимает серьезное положение в иерархии преступного мира. Лесник. Вижу, ты наслышан о нем и методах его работы! Сегодня я отправила ему электронку с подробным изложением сути ваших с Ярославушкой отношений. И что я застаю, выходя из интернет-кафе библиотеки? Какой же ты все-таки гад! Я видела всё и только не успела вмешаться — менты оказались быстрее. Для меня делом чести было испортить тебе аппетит сегодня. Этого мальчика я забираю с собой. Думаю, тебе он уже сегодня не понадобится.

— Ты блефуешь!

— Мой тебе совет, Викуся: не собирай вещей. Времени у тебя почти не осталось.

Я прижимаюсь к спине Жана. Мотор разрывает тишину. Луч обнажает перспективу трассы, сбрасывая оковы кромешной тьмы. За спиной раздается приглушенный залп.

— Почему тебя зовут Жаном?

— НСО.

— Что?

— Нестандартная сексуальная ориентация. У меня с детства были далеко не женские интересы... Больше всего меня бесит, когда меня принимают за лесбиянку или говорят о смене пола! Я чувствую в себе мужское начало, но не настолько, чтобы резать свое тело. Я женщина!.. Хотя порой мне трудно самой понять кто я.

— Я знаю, кто ты. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Я хочу остаться с тобой.

— Поедем на море? Там послезавтра рок-фест! Хедлайнер — Оргия Праведников!

— А пересдача?

— Тебе оно надо? Хочешь стать офисным планктоном, растущим в акулы бизнеса?

— Откровенно говоря, мама настаивала на этой специальности. Это был своеобразный компромисс. У меня действительно душа не лежит к этому.

— Значит, это тебе не нужно. Значит, это ограничивает твою свободу. Я люблю тебя и хочу, чтоб ты был счастлив.

— Тогда не стоит задерживаться: море и рок-фест ждут только нас!

За спиной раскрывается бездна с кровавой рекой. Восставшее солнце наносит очередную смертельную рану армии ночи. Зарево утреннего пожара отражается в зеркале дороги. За каким поворотом оборвется она? Стоит ли гадать? Неистовый рев мотора заглушается стуком наших сердец.

19.09.2008