Швейцарский Сыр — Мешок

Странник, управлявший повозкой то и дело покрикивал на старую сонную лошадь, чтобы та прибавила ходу. Человек этот вероятнее всего был угрюм. Не могу поручиться за это, так как намокший до нитки капюшон от его черного плаща скрывал лицо незнакомца практически полностью. Его испещренные морщинами руки, как и хрипловатый низкий голос, давали понять, что обладатель их уже не молод. Но и одряхлевшим стариком путешественник не был — уж больно цепко держал он поводья.

Так, через несколько дней пути, повозка, трясясь и поскрипывая, остановилась у придорожной таверны. Привязав поводья к обшарпанной ограде правой рукой (в левой он держал увесистый чёрный мешок), странник прошёл внутрь.

Снаружи, что и говорить было холоднее, но пахло куда лучше. Спёртый воздух и дым табачных трубок, плотными клубами летающий по комнате, не позволяли ни вздохнуть полной грудью, ни разглядеть человека, сидящего за соседним столом. Трактирчик оказался неожиданно людным. Повсюду не смолкали галдеж и звон посуды. Видно в столь поздний час многие усталые путники решили не продолжать своей дороги до утра.

Оглядев пространство, мужчина направился к барной стойке, за которой всё ещё оставалось одно пустое место. Шум разговоров неожиданно прекратился, так быстро, как если бы чья-то неведомая рука щёлкнула пальцами, заставив всех замолчать. Посетители трактира недоверчиво глазели на незнакомца.

— Чужакам здесь не место. — деловито пробурчал хозяин забегаловки. — Говори, кто ты есть, чьих краёв будешь. Или проваливай!

— Не очень-то любезно принимают у вас посетителей — сдавленно прохрипел мужчина, наклонившись к бармену — Но, если вам угодно, я мистер Откин — протяжно добавил он, и широкий рот его, виднеющийся из-под намокшего капюшона, который он явно не желал снимать, растянулся в неприятной улыбке. А сжатая в кулак рука раскрылась в ладонь, высвободив брякнувшую об стол золотую монету.

Бармен порозовел, и, поспешно спрятав монету в карман, расплылся в ответной улыбке.

—Ах да! — нарочито приторно и громко воскликнул он — Дружище Откин! Сколько лет… Давно ли мы в последний раз видались!

Напряжённое молчание, воцарившееся в таверне минутой ранее, растаяло, словно его и не было. Посетители оторвали взгляды от барной стойки и принялись за разговоры.

-Простите мою грубость, сэр — уже более тихо продолжил трактирщик, которому хватило ума не задавать лишних вопросов — но я вынужден так поступать, в целях э — э— э…безопасности. Видите, ли, не спокойно сейчас в этих краях, не всё ладно. Люди говорят — ходит по дорогам убийца. Кого на пути встретит, тому беды не миновать…Да что это вы всё мешок с плеча не снимаете? Тяжелый, небось. Положите его вот сюда — он кивнул на дальний угол комнаты, заваленный тюками и котомками посетителей.

— Благодарю, — вяло отозвался человек в капюшоне — но я предпочитаю, чтобы мои вещи оставались при мне.

— Да не беспокойтесь вы! — махнул рукой трактирщик — воровства здесь отродясь не бывало! Если так печётесь о своих пожитках, могу припрятать ваш мешок к себе за стойку — потом заберёте.

— Я сказал НЕ НАДО! — проревел путник и стукнул по стойке кулаком свободной руки так сильно, что его собеседник подпрыгнул на месте и больше с предложениями не приставал.

Осушив несколько внушительных кружек крепкого эля, и отодвинув от себя пустую миску из под лукового супа, мешочник (так окрестил его за глаза бармен), решил вздремнуть прямо за стойкой.

На самом деле он никогда раньше не поступал так неосмотрительно. До этого случая он в течение многих лет ночевал только в своей повозке, и только в безлюдных местах. Однако, как говорится, и на старуху бывает проруха. К тому же, очень уж снаружи было тоскливо и холодно.

Разбудил его чей-то писклявый крик: «Пустите! Пустите! Я не виноват!» Затем послышалось бренчание упавшей на пол посуды. И, наконец, звук резких, глухих ударов, свидетельствующих о том, что кому-то сегодня крепко достанется, окончательно вывел его из состояния сна. Кабачок стоял на ушах. Все посетители сбились в пёструю толпу и покрикивали, подбадривая кого-то. Человек в капюшоне привстал со своего места и увидел, как крепкий коренастый малый бил,…что собственно он бил — понять было трудно. В руках у парня трепыхалось существо, маленькое, с большими ушами и огромными напуганными глазищами, под левым глазом его набухал внушительных размеров синяк, из носа хлестала кровища, а взгляд выражал полнейший испуг. «Бедняга вот-вот отдаст концы со страха!» почти радостно выкрикнул кто-то.

— И поделом ему! — отозвался коренастый, поднимая человечка в воздух одной рукой — он вор, украл мои часы и должен быть наказан!

— Н-ничего я не крал…— пропищал в свою защиту карлик, волосы которого, толи по природе своей, толи от страха стояли дыбом. Но толпа, окружившая его, явно не была настроена на доверие.

— Верни часы и умрешь быстро! — проревел коренастый.

-Н-нет у меня никаких часов, говорю же вам! — выдохнул человечек и захлебнулся в рыданиях.

— Ну, молись лилипут! — прогромыхал парень и замахнулся в ударе.

Губы человечка нервно дёрнулись, он поднял глаза и (всё еще продолжая быть в подвешенном состоянии) со всей возможной для его роста решимостью пропищал: «Не смейте этого делать! Не то поплатитесь!»

На мгновение коренастый оцепенел от удивления, но потом разошёлся диким смехом, поддерживаемым толпой: «Поплачусь?!» — издевательски ухмыльнулся он — «Интересно, как же это?!»

— Меня есть, кому защитить!

— Да ну!

— Я п…прришёл не один!

Толпа зашелестела, все переглядывались. Коренастый (кулак его так и застыл в ожидании удара) сказал: «Если ты пришёл с такими же карликами, как и ты сам, мне нечего бояться, просто задержусь тут на минуту-другую.»

— Нет. Я пришел не с карликами. Да и карликом не являюсь! — с вызовом ответил человечек.

— Так отчего же твои друзья не защитили тебя от меня?! Или они ждут, пока я прихлопну тебя, как муху? — съязвил коренастый.

-Мой друг спал, но теперь проснулся. Он уже здесь.

Коренастый нахмурился: «Ты лжёшь сопляк!»

— Я говорю правду.

-С кем ты пришёл? — коренастый взял человечка за шкирку обеими руками и начал трясти — Ты слышал щенок! Я повторяю — с кем ты тут?!

Путник в капюшоне не любил неприятностей и уже на середине этого разговора собрался уходить. Ответ человечка застал его у самых дверей.

— С ним. — ответил тот, указав трясущимся пальцем на нашего героя.

Драка, произошедшая потом, не нуждается, дорогой читатель, в особых подробностях. Достаточно будет упомянуть о сломанной ноге и двух выбитых зубах. Чьи были зубы и чья нога — я не знаю, да это и не важно, важно, что герой наш остался цел, хоть и дрался одной рукой (во второй он по-прежнему держал, не желая отпускать, свой мешок.) Он не стал пускаться в объяснения о том, что впервые видит это ушастое существо и протестовать хозяину трактира, при первой же возможности открестившемуся от знакомства с ним. Всё это было бесполезно.

Разобравшись с коренастым, человек в капюшоне выбежал во двор, и, прикрикнув на свою кобылу, погнал повозку, что есть мочи. Никто, впрочем, и не думал за ним гнаться: все были несколько заняты массовой дракой, которая завязалась между остальными посетителями трактира.

Спустя некоторое время, убедившись, что погони не будет, странник приостановил лошадь и продолжил путь более спокойно.

Солнце нехотя поднималось, лениво расправляя холодные лучи. Рассвет только начинался. Еще не пели птицы, не шелестели травы на полях, не проснулся ни один звук. Только что-то стучало тихо-тихо.

Жизнь научила человека в капюшоне быть очень осторожным, обращать внимание даже на мелочи, поэтому он остановил повозку и прислушался. Стук был совсем рядом. Где-то за спиной. Затем произошло сразу несколько вещей: блеск лезвия, которое вытащили из сапога, небольшая потасовка и чей-то писклявый крик, разнёсшийся по пустынным полям, как серена.

-Какого, бестолочь, надо тебе в моей повозке?! — проревел он.

Ушастый человечек, встреченный им в трактире, виновато и испуганно смотрел то на незнакомца, то на нож, находившийся в опасной близости от своей шеи.

— Я йа…..я просто…спрятался.

— Спрятался?! Вот как? Не лучшее, доложу тебе, место ты выбрал! Учитывая, что так подставил меня накануне!

— Простите…сэр — пролепетал человечек — у меня не было выхода, он бы прикончил меня. Я думал, — всхлипывал он — я думал, если они узнают, что я не один, они перестанут бить меня.

— И потому указал пальцем на первого попавшегося незнакомца?! — хватка путника не ослабевала. Он умудрялся держать и человечка и нож одной рукой.

— Да, сэр. На первого, кого увидел, сэр. На самого высокого и сильного в этом трактире. На того, кого бы они стали бояться, если бы узнали, что он защитит меня от них.

— Допустим. — он ослабил хватку — но что всё-таки тебе надо в МОЕЙ повозке?!

— Я же сказал — я должен был спрятаться, убежать, пока возникла эта …суматоха, а пешком я (он с укоризной посмотрел на свои ноги) далеко бы не ушёл.

И действительно, паренёк был ростом с половину незнакомца. Худой и бледный, он явно был не способен в одиночку преодолевать большие расстояния.

— Ты вор, мальчик. И мне следует вернуть тебя в трактир.

— Нет! Нет! Пожалуйста! Это не правда! Я не крал его часы!

-Допустим, что так. Однако не думаю, что это так уж важно. — прохрипел человек в капюшоне.

-С позволения сказать (человечек лукаво улыбнулся) и вам, сэр, в этот трактир путь заказан.

— Чёрт с тобой! — он отпустил мальчишку — я и сам это знаю! (По твоей же милости) И, уж конечно не повёз бы тебя туда! Так — проверка на вшивость…А теперь —    ступай на все четыре стороны! Проваливай с глаз моих!

— Но, сэр…— глаза человечка наполнились слезами — куда же я пойду? Тут нет ни души на многие мили вокруг! Я же умру здесь!

— Это ничуть не моё дело! Проваливай!

-Сэр, не могли бы вы в таком случае оказать мне услугу, довести до ближайшего населённого пункта? Я мог бы готовить, мыть лошадь, чистить повозку…прошу вас. — Он жалобно посмотрел на незнакомца.

Некоторое время человек в капюшоне отрешённо смотрел в пустоту, будто решая, стоит ли ему принять это предложение. Потом оглядел человечка с головы до ног и рявкнул: «И чтоб ни звука!»

Человечек, расплывшись в благодарной улыбке, залез в повозку.

Так прошло несколько дней. Они ехали молча, и ни словом не перемолвились друг с другом. Вечерами разжигали костёр и пекли картошку. Человек в капюшоне по прежнему не выпускал из рук свой черный мешок, по ночам используя его в качестве не слишком удобной по виду подушки.

Однажды, когда, во время очередного привала человечку удалось изловить кролика, незнакомец в капюшоне (уплетая вкусное жареное мясо) снизошёл до разговора:

— Как твоё имя, малец?

-Снигли, сэр. Снигли Уиздорф.— ответил человечек, и, набравшись храбрости, добавил.— А ваше?

-Откин — моё имя.

-Да бросьте вы! — неожиданно смело произнес ушастый — «Откин» — это отговорка для простаков, вроде того бармена, которые или действительно откровенно тупы или понимать не желают. Я не такой.

-Что ты имеешь ввиду?

— То что «Откин» — переверни, и «Никто» получится! Так-то!

— Для карлика ты и в правду слишком умён.

— Так как ваше имя?

— Да не слишком умён для того, чтобы этот вопрос не задавать! Не твоего ума дело! — рявкнул незнакомец.

— Простите… — пролепетал человечек и тихо добавил — Куда едете?

-Куда глаза глядят.

-По кругу то есть…

-По кругу? — изумился незнакомец. Было видно, что это утверждение произвело на него большое впечатление. — Как это — по кругу?

— Ну, земля то ведь круглая, а смотрите вы прямо и, в том случае, если вы не косой (Вы ведь не косой?). С этими словами человечек нагнулся к незнакомцу, словно желая удостовериться в правильности своего суждения, — Так я и говорю — раз вы не косой, значит смотрите вы всё время прямо, значит, прямо едете — значит, едете по кругу.

Незнакомец пристально посмотрел на человечка и через мгновенье разразился оглушительным смехом: «Твоя правда, коротышка! Забавный ты всё-таки! »

С этого дня он разрешал человечку вылезать из повозки и сидеть с ним рядом, даже иногда самому править лошадьми. Коротышка довольно не плохо со всем управлялся и изредка напевал себе под нос писклявым голосочком:

                                            «А в Африке лето, жара круглый год,

                                                И климат чудесный прекрасен!...»

— Что это ты поешь? — спрашивал человек в капюшоне.

— Просто одну очень старую песню.— отзывался тот и продолжал напевать.

Так, в один из дней добрались они до небольшой захолустной деревушки.

— Что ж, Снигли Уиздорф. Здесь наши пути расходятся. Ты справлялся со своими обязанностями, я выполнил то, что обещал. Прощай.

— Прощайте и вы, сэр. Один вопрос — далеко ли до следующей деревни, дома, трактира?

— Да уж прилично. Миль двадцать пять по северной дороге — он указал в сторону развилки — а по западной — и того больше. Туда-то я, скорее всего и направлюсь.

-Тогда, с позволения сказать, думаю, вам следует запастись продуктами. В повозке почти ничего не осталось — только три сморщенных клубня старой картошки.

— Пожалуй, малец, ты прав. Повременим с прощанием.

— Места здесь глухие, редко кто к нам заглядывает.— Протяжно пробубнила мясистая дама, протирая пивную кружку грязным полотенцем. — А ваше рагу, господин Откин, скоро подоспеет, и продукты тоже — кивнула она незнакомцу, в одиночестве, сидевшему за столом.

— Славно, славно мэм. — пропищал тот.

— Не помню, чтобы разрешал тебе использовать моё имя! — прохрипел кто-то.

— О, вы уже перековали лошадь! Быстро вернулись. — ответил Снигли Уиздорф. — Что касается имени — не вижу в этом ничего предрассудительного. К тому же с технической точки зрения это вовсе и не ваше имя.

— То есть как?

— Ну, это же не настоящее ваше имя, а вымышленное. Так почему бы и мне не воспользоваться им разок, другой. И тем более вы не стали бы злиться на меня, узнав, что я заказал обед нас двоих и ещё продукты вам в дорогу у этой милой дамы.

— Ладно, — прохрипел человек в капюшоне — на этот раз, коротышка, я тебя прощаю, но в следующий…Ладно, хватит лясы точить, мне пора.

-Но, как же рагу?! Продукты?!

— Нет времени, не спокойно здесь, прощай.

Последние его слова утонули в оглушительном вопле, разлетевшемся по деревне.

— Что там кричат? — испуганно прошептал человечек, уши его неприятно порозовели и начали дергаться.

В это время крик перешёл на многие голоса и стал сильнее. «Убили! Убили! Кузнеца убили!!!» — кричал кто-то.

-Прощай Снигли Уиздорф — шепнул человек в капюшоне и направился к двери. Но опять, как и в прошлый раз, застыл на пороге, услышав: «А ведь это ему последнему лошадь подковали, и парень этот — коротышка, с ним!»

Потом сзади раздался скрип отодвигаемых стульев, приближающиеся шаги и усиливающийся гогот. Затем, кто-то ухватил его за запястье и еле слышно пропищал: «Сэр, бежим отсюда»

Человек в капюшоне пинком распахнул дверь, так, что те, кто хотел войти, разлетелись в стороны, схватил человечка, и покрепче сжав свой мешок, побежал.

День клонился к закату, начал накрапывать вялый дождик. Они устали. Устали, потому, что два часа к ряду гнали лошадь, что есть мочи. Повозка по-прежнему тряслась и кряхтела и вот-вот готова была развалиться на части. И над их головами, словно сажа, сгущались осенние сумерки. Человечек прислонился к плечу незнакомца, и, зевнув, спросил:

— Кто вы, сэр?

Незнакомец вздохнул. Этот же вопрос, будь он задан раньше или позже, остался бы без ответа. Но тем и хорош правильный момент…

— Имя моё Барфиус Дин. И я несчастнейший из людей.

— Почему сэр?

— Я разбойник. Вернее, был им когда-то…

-Тяжелое это дело — идти против закона.— глубокомысленно ответил ушастый.

-Причём тут закон? — вяло хмыкнул Барфиус Дин — Я был счастлив и горд своей бандитской долей. Не в ней дело.

— Так, в чём же?

— Была у нас банда. Большая, шальная, безбашенная. Гуляли по округе, ловили путников на безлюдных дорогах, грабили богатеев, воровали обозы с едой. Но как-то раз кинула нас старуха удача, попали в засаду. Перебили почти всех. Остался я, да два приятеля. Сбежали в лес. Завязли в гнилом болоте. Один утоп. А мы вылезли, оказались в глухой чаще, и к вечеру набрели на дом. (И откуда он там взялся? Чёрт бы его побрал!) Стучим. Никто не открыл. Выбили дверь и так прошли. На столе еда, вино. А мы грязные, голодные. Поели и заснули. Проснулись уже глубокой ночью, когда пол скрипнул. Выхватили ножи. Думали — нашли нас, и болтаться теперь нашим шеям в петле, на городской площади. Смотрим, заходит женщина: платье темное, перештопанное, волосы длинные, растрёпанные, чёрные как крылья ворона. Говорит она нам: «Зачем, гости незваные пожаловали? Что вам дома не сиделось?».

Я засмеялся и спросил: «Да знаешь ли ты, кто мы?»

— Знаю, — отвечает — Шли бы вы своей дорогой, разбойничье отродье.

— Ах, так?! Ну, мы пойдём, только посмотрим сначала, чем у тебя поживиться можно!

Связали мы её и дом облазили, ничего не нашли, только травы да коренья. А она и говорит: «В погреб загляните. Там у меня золото припрятано.»

Открыли мы погреб и ахнули — и, правда, золото: видимо, не видимо. Камни, ларцы, жемчуга, сапоги золочённые, и мешок этот. Надел мой подельник те сапоги. А она и говорит мне: «Возьми мешок, там то, что тебе принадлежит.»

«Что там может быть моего?» удивился я, но вида не показал и мешок взял.

А она посмотрела на меня, засмеялась и отвечает: «Слушай же Барфиус Дин! Дарю тебе этот мешок. Носить тебе его, не снимая до конца дней своих! Как выпустишь его из рук, тотчас умрёшь! В нем смерть твоя!»

Я не поверил и собрался снять его, а она говорит моему другу: «Сделаешь три шага в этих сапогах — назад не воротишься.» Он шагнул и пропал. Словно его и не было. Расхохоталась она, а я убежал.

С тех пор прошло пятнадцать лет, как я странствую по дорогам, как кочевник, и нет мне нигде покоя.

— А мешок? Ты не открывал его? Он позвякивает и тяжёлый на вид. Вдруг там золото?

— Даже если оно и так, мне этого проклятого золота не надо. Я никогда не открою этот мешок. Не такой уж я дурак, чтобы выпускать на волю собственную смерть.

Ушастый протяжно запел:

                                                               «А в Африке лето, жара круглый год,

                                                И климат чудесный прекрасен!

                                                В одной деревушке жил странный народ.

                                                                Хоть, в общем-то, был не опасен...»

— Да перестань ты петь, в конце концов! Что за звук?!...

Они набросились сзади, со спины. И завязалась драка. «Осторожнее, аккуратнее» — слышался писк.

Трое бандитов подкрались к ним в темноте, и пытались перерезать Барфиусу глотку. Однако он был парень не промах, и зарезал их сам. Удивительно ловок он был, управляясь одной рукой. Лезвие ножа сверкнуло в надвигающейся тьме раз, ещё..и…

Не учёл он только одного — второго удара в спину. «Не так-то легко совладать со старым разбойником. А?» крикнул он, когда его огрели чем-то тяжёлым.

— Верно, не так-то легко, но всё же возможно.

— Ты?!...

— Я — ухмыльнулся человечек, бросая на землю железный прут. — Кто ж ещё?

— Почему? — прохрипел Барфиус Дин. Стоя на коленях, не в силах пошевелиться, он всё еще крепко сжимал в руке свой мешок.— Не ожидал от тебя такого крепкого удара.

— От меня многие многого не ожидали! Потому что никто думать не думал, что меня можно опасаться! А зря! — захихикал человечек. — Я давно хожу по вашим дорогам, но такого, как ты, Барфиус Дин я прежде не встречал. Слишком скрытный, слишком недоверчивый, слишком тяжело застать в врасплох. Когда я увидел тебя впервые в таверне, сразу понял, что ты не простой, носишь с собой что-то ценное в этом мешке. Я долго думал, как к тебе подобраться. Тогда я решил украсть часы у этого парня.

— Всё — таки ты…Вот что за стук я слышал…

— И будь уверен, когда я что-нибудь краду, этого никто не видит, если только — улыбнулся он — я не захочу, чтобы меня поймали. Думал, если завяжется драка, ты оставишь мешок без присмотра, и я в суматохе умыкну его у тебя. Но ты опять удивил меня. Пришлось ехать с тобой. Как я уже упоминал, застать тебя врасплох удивительно трудно. И в дороге ты не подпускал меня к себе. Даже ночью тебя будил любой шорох. Тогда я выкинул остатки продуктов, и тебе пришлось идти в деревню. Я заказал еду в трактире, и пока её готовили, прибежал к кузнице. Сразу после того, как ты ушёл, я украл оттуда эту милую железку. (Он указал на железный прут) и спрятал её в повозке. Голыми руками с тобой не справиться. Правда, кузнец заметил меня. Он был парень крепкий, но тоже не считал меня опасным, бедняга…(Тебя то конечно с твоей внешностью сразу заподозрили в его убийстве). Я проворнее, и раньше успел добраться обратно к трактиру. По дороге туда я наткнулся на этих вот парней (коротышка покосился на разбросанные, по дороге тела) и предложил им мешок золота за твоё убийство. (Он улыбнулся, искренне довольный собственной прозорливостью). Я послал их вперёд по западной дороге, чтобы они поджидали нас. А песней подал им сигнал, что пора атаковать. Конечно, я знал, что ты разделаешься с ними. И не видать этим дуракам никакого золота, зато я получу возможность отвлечь твоё неусыпное внимание. Так и произошло.

Удовлетворил ли я твоё любопытство, Барфиус Дин? — насмешливо поинтересовался человечек.

— С полна. — Отозвался тот. — Я устал. Силы мои иссякли— забирай…

С этими словами он выпустил из рук тяжёлую свою ношу, и сердце его, немеющее все эти годы от каждого шороха, не выдержало. Упав на землю, Барфиус Дин испустил свой последний вздох. Мешок его грохнулся рядом, старая ткань прорвалась и по дороге со звоном покатились ржавые кастрюли.

-Тьфу, — зло плюнул коротышка — ничего то у тебя не было, Барфиус Дин, кроме собственного страха, который ты пятнадцать лет с таким упорством таскал на своем плече. Зря только время на тебя потратил!

Он отвязал от повозки лошадь, сел на неё и поехал по дороге дальше, напивая всё ту же песенку:

            «А в Африке лето, жара круглый год,

И климат чудесный прекрасен!

В одной деревушке жил странный народ.

Хоть, в общем-то, был не опасен,

Бывало, как — будто в них вселится бес.

Бежать от них в дальние дали!

Ведь, ели они проходивших окрест.

Мы даже костей не видали.

Коль что заподозришь, то знай, человек —

Догадки твои не напрасны.

И ночью и днём не смыкай своих век:

Пигмеи малы, да опасны.»