Надо мной — летаргический зонт, на уме желтокожая лесть
Оголтелому прошлому, — Сгиньте, мол, Прошлое, сжальтесь! —
То, что я потерял в этих клейких степях — никому не обресть.
То, что ты получило — лежит мёртвой птицей на грязном асфальте.
Пересменка широт и прообразы стран, Гринвич палеолита –
Это омуты слёз, утопающие в ложке дёгтя герои,
Замолкает глашатай наш ливень, наш прянично-будничный идол,
Мы оденем его в сердолики сегодня и ситцем накроем…
Все зонты-погремушки — налево, разводы похмелья — направо,
И в светящихся коконах грёз вызревают людей поколенья,
В одночасие — все поколенья, но коконы — суть — автоклавы,
И вплетаются в рубленый ливень чернильные капли затменья.
Ты вколи себе морфий, Земля, это будет достойным спасеньем,
Знатный сон обуяет твои ледоколы и шахтные бронхи,
Пускай роль роковую сыграет твоё с небом тренье, —
Так и быть, в этот раз мы — в коронах серебряных — встанем в сторонке.
Нам не дали спасти этот ультрамариновый лес многоногий,
Альпинист, а не лес, очень жаль: эта бездна была не отвесной.
Знай, Земля, лучше встать на пути, околеть и замёрзнуть в дороге,
Чем на финише вспыхнуть огнём и сгореть, и навеки исчезнуть.
Надо мной — летаргический зонд, и Луна — не соперник ему,
Власть его принимаю и мудрость его признаю,
Но пока есть дыхание прошлого в памяти вешнем дому,
Ни широт, ни долгот моей юности я никому ни сдаю.