Editor — Бродский в переводе на украинский. Сопоставление текстов

 О переводе "Писем римскому другу" И. Бродского С.Злючим на украинский язык
(Текст перевода: "Родомысл" 2003, N1(6), стр 132)
http://www.rodomysl.ru

Иосиф Бродский Письма римскому другу (из Марциала)	Iосiф Бродський Сергiй Злючий Листи до римського друга (iз Марцiала)
Нынче ветрено и волны с перехлестом.      Скоро осень, все изменится в округе. Смена красок этих трогательней, Постум,      чем наряда перемена у подруги.	Хвиля дужчає i вiтер чи не свище. Скоро осiнь, все мiниться швидкоплинно. Змiна, Постуме, цих фарб розчулить швидше, анiж подруги убору перемiна.
В оригинале перед "и" нет запятой. Формально это не совсем правильно. Если "ветрено и холодно", тогда запятая не нужна. Без запятой "волны с перехлестом" становится тоже названием вида погоды, проявлением почти не называемого в русском языке личного начала. В переводе эффект смягчен, и запятая не нужна. В оригинале (кажется мне?) соединены одушевленное-везде-сущее ("ветрено") и конкретно-вещественное ("волны с перехлёстом"). Обычные для читателя русской лирики ассоциации заданы словами "осень", "изменение", "округа" - и построен мост от времени - через указание на изменение - к пространству и кругу, повторению. Всё это утрачено в переводе. Но слово "трогательней" диссонансом звучит в оригинале! Времена и стихии - и старческая немощь и умиление, когда переодевается подруга? Перевод ("розчулить") точен, но мне слово "трогательней" (кто что\кого "трогает"??) не нравится - оно, в отличие от "розчулить", ВНЕ разговорной речи. В последней строке автор и вслед за ним переводчик одинаково бредут пошатываясь, переставляя слова.
Дева тешит до известного предела -      дальше локтя не пойдешь или колена. Сколь же радостней прекрасное вне тела:      ни объятья невозможны, ни измена!	Дiва тiшить до вiдомих меж, властиво, трохи лiктя чи колiна - вся розрада. Тож вiдраднiше прекрасне поза тiлом: нi обiйми неможливi, анi зрада.
Сразу видно, как переводчик выпрямил ритм, СОХРАНИВ МЕТР. В оригинале ясно видны извив и пританцовывание. В оригинале сомнительное соседство "стней", "сное"; "ни-не-ни-и" - шелест и путание звуков. Определенная, жесткая рифмовка "розрада - зрада" своей "военной" и тревожной ("зрада" - гораздо более предательство, чем адюльтер), "мужественной" ассоциацией продолжают иронию первых двух строк. Переводчик подготовил переход к дальнейшей речи о жизни и о власти, а в оригинале довольно жеманно звучащие (кроме самого начала) катрены отделены знаком "---", и в самом деле там катрены "висят".
Посылаю тебе, Постум, эти книги.      Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко? Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?      Все интриги, вероятно, да обжорство.	Надсилаю тобi Постуме, цi книги. Що в столицi? Замiсть справи лише жести? Як там Цезар? В чому клопiт? Все iнтриги? Все интриги i, напевно ж, ненажерство.
Первое "е" в слове "ненажерство" звучит как русское "э". "Напевно" - это скорее "наверняка", чем "вероятно". Всякое указание на постель устранено. Введено традиционное устойчивое противопоставление дела и жеста. При этом достало сил на игру слов: "жестко- жесты" :) Заключительное "ненажерство" звучит жестко и определенно, вся строфа - как вердикт. Чтобы убрать те же реверансы ритма, переводчик даже убрал запятую в обращении! Слово "занят" имеет школьно-официально-канцелярский привкус, а "Цезарь занят", в сущности, странное выражение. Мы говорим такое, не замечая его странности. "В чому клопiт" - о чём (в столице) хлопоты - у всех, не только у Цезаря - но по-украински резче и определеннее, чем по-русски ("клопiт" единственного числа мужского рода - какая-то единственная забота, от которой шалеют все).
Я сижу в своем саду, горит светильник.      Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных -      лишь согласное гуденье насекомых.	Я сиджу в своїм саду, горить свiтильник. Час нi подруг, нi знайомих не закине. Замicть ницих цього свiту ачи сильних - лише стишене дзижчання комашине.
С этой строфы многие начинали чтение Бродского. Она совсем родная, она стоит эпиграфом к "Жизни насекомых" В. Пелевина. Очарование её сохранено, но звучание другое. В последней строке сжатие, сужение пространства, произнесение сквозь зубы вместо согласия, простора, раздольного гудения, которые показаны в оригинале. "Лишь" имеет элегический оттенок, "лише" - разговорный, спешащий. Элегическая же инверсия "мира этого" устранена! В переводе чётко и твердо: этого мира. В переводе появляется тема времени, как бы компенсируя её ослабление в переводе первой строфы. "Час нi подруг, нi знайомих не закине" - концентрированная, уверенная речь. Удалось избавиться от биологического термина "насекомых".
Здесь лежит купец из Азии. Толковым      был купцом он - деловит, но незаметен. Умер быстро - лихорадка. По торговым      он делам сюда приплыл, а не за этим.	Тут лежить купець iз Азiї. Тямущим був купцем вiн - дiловий, та без гонитви. Вмер одразу: лихоманка. Та по сущих справах торгу приїздив, а не за тим вiн.
В последней строке (а переводчик - и в предпоследней) оба еле выпутываются из слов. Но переводчик исправил неудачное слово. "Незаметен" плохо связывается с образом купца. "Без гонитви" ("деловой, и без базара", "без вранья, обмана") - лучше. Скажут ли в обычной речи именно так: "деловит, но незаметен"? Вернемся к названию стихов. "Письма" во множественном числе, и у Бродского отделены не только первые два катрена. Переводчик убирает разделения катренов и строит непрерывное развитие темы и непрерывный ряд чувств, делает стихи экспрессивнее, чем в оригинале. Переводчик убирает также "песенные" отступы чётных строк, ведь кипарис - траурное дерево - ровный и строгий : )
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.      Он в сражениях империю прославил. Сколько раз могли убить! а умер старцем.      Даже здесь не существует, Постум, правил.	Поряд з ним легiонер - пiд грубим кварцем. Вiн звитягою iмперiю прославив. Сто разiв могли убити! Скiнчив старцем. Отже, Постуме, i тут бракує правил.
Вторая строка не так официальна. "Звитяга" - это не торжественное "сражение". Переводчик исправляет ",пстм," , которые в оригинале везде путаются под ногами, заполняя слоги: Даже здесь не существует, Постум, правил. -- "пст пр" Посылаю тебе, Постум, эти книги. И даже: Пусть и вправду, Постум, курица не птица -- кто здесь курица? : ) (Вдобавок в оригинале было "пст-вп-пст-ц-ц") "Постуме" Злючого звучит спокойнее и определеннее. Последняя строка в переводе - спокойная констатация, без примеси удивления. "Отже" близко к "итак".
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,      но с куриными мозгами хватишь горя. Если выпало в Империи родиться,      лучше жить в глухой провинции у моря.	Хай, i справдi, курка, Постуме, не птиця. Та за курячу тямущiсть хапнеш горя. Що вже трапилось в iмперiї зродиться, краще жить в глухiй провiнцiї, край моря.
Глушь, край, уже состоявшийся случай как неожиданность, а не как вольно пред-полагаемый жребий. Интересно, что после "пусть" в переводе запятая - а и самом деле, "пусть (будет) и вправду (?)" - что это значит? В переводе звучит беспокойство и досада, и всё-таки в конце "у моря" -"край моря" - сохранён перевод взгляда в открытое пространство.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.      Лебезить не нужно, трусить, торопиться. Говоришь, что все наместники - ворюги?      Но ворюга мне милей, чем кровопийца.	I вiд Цезаря далеко i вiд хуги. Шапкувать не треба, скнiти, поспiшати. Нарiкаєш, що намiсники злодюги? Та злодюги, по менi, мiлiшi ката.
Метафорическую "вьюгу" заменили на возможную на Аппенинах наледь, промозглость. Убрали лишние, по-моему, намеки на Москву и Крым. Хотя "вьюга" - тоже немного "пушкинская" ассоциация, но не уверен, что она здесь нужна. "Кат"("палач, мучитель") определеннее и жёстче "кровопийцы". Зато испортили рифму.
Этот ливень переждать с тобой, гетера,      я согласен, но давай-ка без торговли: брать сестерций с покрывающего тела -      все равно что драхму требовать от кровли.	Збути час, гетеро, поки задощило, разом згоден я, та нумо, без торгiвлi, бо сестерцiй брати з тiла, що покрило, все одно що дранку дерти iз покрiвлi.
Строки перевода видимо более сжаты (тоже при сохранении метра), подтянуты, в них меньше простора ("ээтот", "лиивень","соглаасен"), и больше хотения, более отрывистое начало. В украинском языке не приживаются причастия - ну что это за "покрывающее тело." Хороша замена на "дранку" и "драть" вместо "требовать". Вслушайтесь в этот незаметный бред: "- требовать -от -кровли"! Кажется мне, что и у Бродского сначала было "дранку требовать", а не "драхму". То одна денежная единица, то рядом другая. Возможно, в оригинале замененное слово, потому что дранка на стенах под штукатуркой, а не на крыше.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?      Чтобы лужу оставлял я - не бывало. Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,      он и будет протекать на покрывало.	Протiкаю, кажеш? Цур, та де калюжа? Щоб калюжу залишав я - не бувало! Вiднайдеш собi якого-небудь мужа - ось тектиме тобi хто на покривало.
"Цур, та де" звучит куда веселее, чем драматическое "но где же", сообразно насмешливому духу текста. Обратите внимание, как с виду непринужденно достигается лексическое и ритмическое соответствие текстов. "Вiднайдеш" - это не "вот найдешь". Грамматические структуры последних строк совсем разные.
Вот и прожили мы больше половины.      Как сказал мне старый раб перед таверной: "Мы, оглядываясь, видим лишь руины".      Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.	От i ми життя здолали половину. Як сказав похилий раб коло таверни: "Озираючись, ми бачим лишь руїни", Погляд, справдi, надто варварський, та певний.
Не уверен в естественности слова "лишь" в переводе. "Лише"? Не уверен в естественности слова "таверна" и в оригинале, и в переводе. Латинское ли слово "таверна"? Это вроде как если наши забегаловки называть тавернами.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.      Разыщу большой кувшин, воды налью им... Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?      Неужели до сих пор еще воюем?	Був у горах. Нинi пораюсь з букетом. Розшукаю довгий глек, води наллю ним. Як там в Лiвiї, мiй Постуме, - чи де там? Невже досi там таки iще воюем?
Переводчик устранил повтор: "большой"-"большой". Вдобавок слово "довгий" имеет временной смысловой оттенок и обогашает текст ассоциациями. В оригинале две только что прочитанных Вами строфы отделены от других, формируя законченный злободневный отрывок. В переводе этот эффект смягчен.
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?      Худощавая, но с полными ногами. Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.      Жрица, Постум, и общается с богами.	Пам'ятаеш, у намiсника сестриця? Худорлява, але з повними ногами. Ти ще спав iз нею... Нинi вона жриця. Жриця, Постуме, й спiлкуеться з богами.
Как мы уже говорили, переводчик устраняет назойливость повторов невнятно произносимого ",Постум,". "Худощавая" в русской обычной речи почти не встречается, "худорлява" в украинской встречается. Обратите внимание на неблагозвучность и лишние ассоциации в концовке "щавая".
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.      Или сливами. Расскажешь мне известья. Постелю тебе в саду под чистым небом      и скажу, как называются созвездья.	Приїзди. Є хлiб. Вино чека на тебе. Сила слив. В твоїх вiстях омию зiр я. Постелю тобi в саду супроти неба, розповiм, як називаються сузiр'я.
Первое место, где перевод видимо неточен. Зато он ярок и торжествен - сравните: "попьём-закусим". Переводчик позволяет себе здесь говорить своими словами и "во весь голос", и это оправданно в кульминационном переходе от темы любви к темы смерти. Второе "расскажу" Бродский наверняка заменял на "искажу", чтобы не было повтора. Эта шероховатость в переводе устранена. "Чистое небо" как ни крути, а штамп. Появилась экзальтация, которая вряд ли хорошо подходит к этим стихам. "Попьём-закусим", наверно, всё-таки лучше. У Бродского волны как бы движутся подо льдом, не прорываясь так явно наружу.
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,      долг свой давний вычитанию заплатит. Забери из-под подушки сбереженья,      там немного, но на похороны хватит.	Скоро друг твiй, що так любить додавання, вiднiманню борг свiй, Постуме, заплатить. Забери-но пiд подушкою останнє. Хоч нерясно, та на похорон там хватить.
А здесь в переводе "Постуме" переставлено, но всё равно выглядит как затычка.
Поезжай на вороной своей кобыле      в дом гетер под городскую нашу стену. Дай им цену, за которую любили,      чтоб за ту же и оплакивали цену.	Вiдправляйсь на воронiй своїй кобилi в дiм гетер попiд мiськую нашу стiну. Дай їм цiну, за яку колись любили, щоб за тую i оплакували цiну.
Почти подстрочник. Добавлено "когда-то" (любили). Интонация (и пространство) по требованию самого языка получились более сконцентрированными и сжатыми ("поезжай" - "вiдправляйсь", "город"-"мicто").
Зелень лавра, доходящая до дрожи.      Дверь распахнутая, пыльное оконце, стул покинутый, оставленное ложе.      Ткань, впитавшая полуденное солнце.	Зелень лавра наливається до дрожу. Дверi навстiж, запорошене вiконце. Кинутий стiлець, опорожнiле ложе. У тканинi - полуденне спите сонце.
В оригинале нагромождение причастий ("щая", "тая, "тый", ""енное", "вшая", "енное"). Может, кто усмотрит внутреннюю (нюю) рифму "енное"-"енное", но лучше не надо : ) И что такое, скажите на милость, "покинутый стул"?? Тоже какие-то замены синонимов: "покинутый"-"оставленное"? Всё это в переводе исправлено, речь стала естественнее и яснее, однако при этом потерялась спокойная размеренность последней строки. Перебой ритма в третьей строке, наоборот, создал ощущение беспокойства.
Понт шумит за черной изгородью пиний.      Чье-то судно с ветром борется у мыса. На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.      Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.	Понт шумить крiзь огорожу чорних пiнiй. Чийсь вiтрильник з вiтром б'ється коло мису. Но розсохлому ослонi - Старший Плiнiй. Дрiзд щебече у чупринi кипарису.
Первое, что заметим - это насколько "чуприна" лучше одеколонно-парикмахерской "шевелюры"! К тому же если вспомним, как верхушки кипарисов ШЕВЕЛятся от ветра, то увидим манерность. "Судно" - мореходный термин, а "вiтрильник - вiтер" не повтор, а как бы знак ощущения самотождественности мира, принятия ( вiтрильник з вiтром - а с чем же ещё? - жизнь со смертью).

Мы держим в руках оба текста, и нас не оставляет ощущение их равновесности, равноценности. Почему удалось НАСТОЛЬКО естественно и с виду непринужденно восстановить текст Бродского в украинском языке?
У обоих текстов хватает формальных достоинств и недостатков. И всё же текст на украинском языке кажется восстановленным оригиналом.

А тот ли это язык? Русский, к которому мы обращаемся? В какой мере он был пригоден для поэзии Бродского?

Бродский чужд официальности, в том числе и официальности языка. Бродский расшатывает язык.
И дело здесь не в том, что Бродский еврей, а не русский. Язык, "просоченный" канцеляритом приказной избы 17 века, язык николаевской и советской школы, конечно же, не дорог никому, и Бродскому тем более. Рискну утверждать, что то, на чём мы говорим и здесь пишем - это продукт РАЗЛОЖЕНИЯ (а возможно - упрощения) какого-то, в прошлом(?) действительно могучего, языка, или же явления, для которого говяжее слово "язык" мало подходит. Например, в украинском языке есть слово "мова" :)
Многие тексты, которые нам присылают, страшно несовременны. С другой стороны, лучшие новые литераторы как бы обходят времена царского и советского официоза, наследуя традиции народного творчества, используя опыт иностранных литератур. Но об этом речь пойдет в следующих статьях, посвященных текстам современников.


Переводы украинской поэзии, сделанные А.Пустогаровым:
Васыль Стус
>>здесь<<
>>и здесь<<