Otherman — Манящий отблеск Истины

«Каждый звук молчаньем кончит,

но молчанье не умрет» .

                                        (Сэмюэл Миллер Хейгмен)

…В каменном царстве гор, что кому-то могут показаться холодными и молчаливыми, но где мысль обретает какую-то странную и загадочную четкость, легче всего было принять определенное решение, легче всего было найти что-то, чего недостает, найти себя. Музыка гор, возникающая где-то в бездонных пропастях и, поднимающаяся, все стихающая, чтобы внезапно быть услышанной, и понятой, и есть той мыслью, которую так долго ждешь. Она и есть ... И только от тебя зависит, насколько ты поймешь ее,— Музыку! В море, в степи, в море песков или в степи толпы, в глубине земной или среди облаков, в черном блеске бездны, или на вершине земли — везде существует своя истина. И только Тому, Кто Видит Все,— ведома Истина Вселенной. Мы родились, чтобы участвовать в погоне за ее отражением. На Пути мы нашли религию. Но Путь бывает разный, хотя и ведет к одному порогу.

Я руки в кровь собью

Но к сердцу жизни доберусь.

Сеть сам себе совью

И сам в дорогу соберусь.

Пускай вокруг бушует жизнь,

С пути я не собьюсь,

Для меня в судьбы есть только кознь,

Но все равно я Богу помолюсь.

Мы ищем! Мы видим мир! Мы упиваемся мудростью, которая легка и светла, которую легко ухватить за поводок и дотянуть домой, не потеряв главного. Но где наш дом? И где теперь главное? Прожив жизнь, мы так ничего и не понимаем, и результат— 60 или 100 лет всмарку, луч истины, который, казалось, вот-вот ухватишь рукой, оказался всего лишь его отображением в искривленном зеркале мгновенья. Но мы — люди! Огонь Прометея горит в наших сердцах, и в оправдание мы находим новый свет — счастье. Оно подобно ветру в степи, что ловишь грудью и душой на всем скаку. Но года прошли. И ты — измученный, и что-то упустивший, говоришь: "Мы счастливы только тогда, когда в пути!" Сколько из нас избрало истиной для себя "это"?! А счастливые люди все же есть, мы их видели. Люди счастливы потому, что не знают, что такое счастье. П. Буаст говорил: "Счастливый человек — это загадка, разгадку которой можно написать только на гробовом камне". Сколько же можно гнаться за истиной? Зачем? Живем для того, чтобы уйти, уйти красиво, и чтобы было куда уйти.

Может быть, где-то в темных и холодных глубинах океана, где дно похоже на дивный покров спящей красавицы. Где вспыхивают лишь глаза неведомых созданий и смерти вездесущей. Где покоится настоящая мечта о небесах и где, в конце концов, на вершине бушуют вечные сказки о жизни. Может быть там, где мы, пока еще, не можем достать, и кроется истинная религия, или — религия истины? Нужно верить. Нужно верить в то, что Он знает Истину, что Истина — в Нем! Истина нас всеобьемлет, но мы не можем поймать ее, не можем уловить ее величия, ее спокойствия, ее правды и насмешки, ее кровожадности и материнской любви...

Прислушайтесь! Говорят — "Истина в отрицании!"?

Но мы уже устали. Устали оттого, что все путается, смешивается, ставит подножки, не подстелив при этом сена, строит на Пути стены, смеется с нас, с нашей слабости, доказывает что мы — слабые, что мы — ... Но нет, мы все же живые! Огонь Прометея! — это подарок Творца. Зачем искать истину? Зачем гнаться за ней? Истина — жизнь! А не гонка за ней!

Тибетский лама, созерцающий всю жизнь с высот мысли и духа, и    находящийся в одном месте — приходит к тому же, что и тот, кто не стоит на месте и ищет всю жизнь. "Один человек — уже слишком много чтобы изменить мир... Мир — уже слишком мал, чтобы оставить его в покое. Да и нет для живых безмятежности. Только морю и небу знаком покой... " (Сергей Лукьяненко).

Кто из нас достиг больше всех? Тот, кто искал? Тот, кто нашел что-то? Тот, кто созерцал невидимые глубины вселенной?.. Нет! — Наиболее приблизился к истине тот, кто постиг любовь. И это религия. Индуизм, я так думаю, наиболее полно и красочно открывает перед нами ее. Она же имеет много форм и лиц, согласно этой религии. И Свами Вивекананда говорит: "...Мы все начинаем с любви к самим себе, и наше себялюбие делает себялюбивой даже нашу любовь к другим... Но, наконец, мы видим яркий Свет и осознаем, что наше крохотное "я" соединилось с Бесконечным. Человек преобразился этим сиянием Любви и осознал прекрасную и вдохновляющую истину: Любовь, Влюбленный и Возлюбленный — едины!" Христианская религия и индуизм очень схожи между собой. В таком случае осмелюсь вынести на Ваш суд следующее: ведь Любовь — это Дух Святой; Влюбленный — Господь; Возлюбленный — Сын Человеческий (а в его лице и все человечество).

Но если говорить на эту тему, то следует обратить Ваше внимание на то, что основным двигателем в жизни человека, является себялюбие. Возможно, в понимании этой особенности кроется важный шаг на пути к человеческой Истине? Относительно же себялюбия, то почту за честь представить Вашему вниманию максиму, написанную Франсуа де Ларошфуко еще в 17 веке:

"Себялюбие — это любовь человека к себе и ко всему, что составляет его благо. Оно побуждает людей обоготворять себя и, если судьба им потворствует, тиранить других; довольство оно находит лишь в себе самом, а на всем постороннем останавливается, как пчела на цветке, стараясь извлечь из него пользу. Ничто не сравнится с неистовством его желаний , скрытностью умыслов, хитроумием поступков; его способность подлаживаться невообразима, перевоплощения посрамляют любые метаморфозы, а умение придать себе чистейший вид превосходит любые уловки химии. Глубина его пропастей безмерна, мрак непроницаем. Там, укрытое от любопытных глаз, оно совершает свои неприметные круговращения, там, незримое порою даже самому себе, оно, не ведая того, зачинает, вынашивает, вскармливает своими соками множество приязней и неприязней и потом производит на свет таких чудищ, что либо искренне не признает их своими, либо предпочитает от них отречься. Из тьмы, окутывающей его, возникают нелепые самообольщения, невежественные, грубые, дурацкие ошибки на свой счет, рождается уверенность, что чувства его умерли, когда они только дремлют, убеждение, что ему никогда больше не захочется бегать, если в этот момент оно расположено отдыхать, вера, что оно утратило способность желать, если все его желания временно удовлетворены. Однако густая мгла, скрывающая его от самого себя, ничуть не мешает ему отлично видеть других, и этом оно похоже на наши телесные глаза, зоркие к внешнему миру, но слепые к себе. И действительно, когда речь идет о заветных его замыслах или важных предприятиях, оно мгновенно настораживается и, побуждаемое страстной жаждой добиться своего, видит, чует, слышит, догадывается, подозревает, проникает, улавливает с такой безошибочностью, что мнится, будто не только оно, но и каждая из его страстей наделена поистине магической проницательностью. Привязанности его так сильны и прочны, что оно не в состоянии избавиться от них, даже если они грозят ему неисчислимыми бедами, но иногда оно вдруг с удивительной легкостью и быстротой разделывается с чувствами, с которыми упорно, но безуспешно боролось многие годы. Отсюда можно с полным основанием сделать вывод, что не чья-то красота и достоинства, а оно само распаляет свои желания и что лишь его собственный вкус придает цену вожделенному предмету и наводит на него глянец. Оно гонится не за чем-либо, а лишь за самим собой и, добиваясь того, что ему по нраву, ублажает свой собственный нрав. Оно соткано из противоречий, оно властно и покорно, искренне и лицемерно, сострадательно и жестоко, робко и дерзновенно, оно питает самые разные склонности, которые зависят от самых разных страстей, попеременно толкающих его к завоеванию то славы, то богатства, то наслаждений. Свои цели оно меняет вместе с изменением нашего возраста, благоденствия, опыта, но ему не важно, сколько этих целей, одна или несколько, ибо, когда ему нужно или хочется, оно может посвятить себя одной, и отдаться поровну нескольким. Оно не постоянно и, не считая перемен, вызванных внешними обстоятельствами, то и дело рождает перемены из собственных своих глубин: оно непостоянно от непостоянства, от легкомыслия, от любви, от жажды нового, от усталости, от отвращения. Оно своенравно, поэтому порою, не зная отдыха, усердно трудится, добиваясь того, что ему не только невыгодно, но и прямо вредоносно, однако составляет предмет его желаний. Оно полно причуд и часто весь свой пыл отдает предприятиям самым пустячным, находит удовольствие в том, что безмерно скучно, бахвалится тем, что достойно презрения. Оно существует у людей любого достатка и положения, живет повсюду, питается всем и ничем, может примениться к изобилию и лишениям, переходит даже в стан людей, с ним сражающихся, проникает в их замыслы и, что совсем уже удивительно, вместе с ними ненавидит самое себя, готовит свою погибель, добивается своего уничтожения,— словом, в заботе о себе и во имя себя становится своим собственным врагом. Но не следует недоумевать, если иной раз оно объявляет себя сторонником непреклонного самоотречения и, чтобы истребить себя, храбро вступает с ним в союз: ведь, погибая в одном обличии, оно воскресает в другом. Нам кажется, что оно отреклось от наслаждений, а на деле оно лишь отсрочило их или заменило другими; мы думаем, что оно побеждено, потерпело полное поражение, и вдруг обнаруживаем, что, напротив, даже сдав оружие, оно торжествует победу. Таков портрет себялюбия, чье существование исполнено непрерывных треволнений. Море с вечным приливом и отливом волн — вот точный образ себялюбия, неустанного движения его страстей и бурной смены его вожделений".

Все в мире едино. Любовь — везде и эликсир жизни, и смысл этой самой жизни. Взгляните на улицу... Мы живем, не зная зачем. Мы стремимся, не зная к чему... Жизнь мы сами переполнили никому не нужными идеалами... "Все суета сует и ловля ветра" — говорил в свое время мудрый Соломон. Но хуже всего то, что, даже поняв все, написанное выше, мы все равно побежим за днем завтрашним, не замечая камешков под ногами (почему-то замечается только последний камень). И становится глубоко больно, чудовищно ужасно за то, что слова Нила Доналда Уолша трактуются нами в свое оправдание, а не в назидание: "...Отсутствие беспокойства за процесс и глубокое беспокойство за результат — есть то, что приближает к пониманию двойственности Бога".

Невозможно найти, если ищешь не там. Почему истина для нас недосягаема? Потому, наверное, что она уже найдена, но мы ищем другую. Вот где истинный Ад, вот где истинное Зло: искать, и не находить то, что имеешь.

Пожалуй, больше нечего сказать.

Пред нами болото. Посмотрите, оно отвратительно и в то же время прекрасно. Бесконечное море камышей. Кое-где видно островки одиноких кустов. Особенно прекрасно здесь, когда стоит утренний туман. Тогда одинокие острова кустов напоминают что-то мифическое, что-то, искрящееся загадкой и влекущее к себе. Кусты эти символически напоминают наши желания. Чем чаще мы будем смотреть на них, чем дольше они будут задерживать нас, тем меньше мы пройдем за этот день. И вот мы решились. Мы в пути. Под ногами что-то принеприятнейшим образом чавкает и булькает, пытаясь втянуть нас, но это, если постараться, вскоре становиться незаметным для нас, и мы можем идти все быстрей и быстрей. Чем дальше, тем больше и в то же время как-то не так полно мы ценим красоту, попадающуюся на нашем пути. Но... мягкие верхушки камышей, слегка качающихся, несмотря на полное безветрие, завораживают наш взгляд. Мы все идем. Теперь мы видим и то, что вокруг, то, что раньше не хотели замечать, что для нас было отвратительным. Но вот что-то поменялось в освещении. Появился красный спектр света, хотя и не понятно откуда. Но все же, признаться, он красив. Это добавило нам оптимизма, и мы понимаем: солнце встало! Внезапно налетел какой-то сырой и отвратительный, холодный ветер. Но ветер разогнал туман, который, оказалось, мешал нам понять, насколько же прекрасен мир. Все вершины нашего болота озарились ласковым красным светом. Они с ненасытным наслажденьем упивались им и втягивали его до самых глубоких корней. Нас интересовало, на чем же растут кусты, и мы удивлялись, как переплетались их корни... Но мы все же идем. Ветер, показавшийся нам таким отвратительным с утра, теперь, в полдень, приносил приятную прохладу и прогонял неприятный запах гнили. Мы уже не обращаем внимания на то, что творилось у нас под ногами, радовались, что день попался в этот раз солнечный. Но мы устали. Выбрав самое привлекательное для нас скопление кустов, мы присели отдохнуть, совсем ненадолго, ведь надо дойти до твердого берега. О, как здесь оказывается прекрасно! Каждый листик имеет свою неповторимую, элегантную форму. Он кажется нам таким прекрасным, что, не веря в его подлинность, мы касаемся его и понимаем, что он — лишь часть природы, но это отчего-то разочаровывает нас. Вдруг, в ужасе замечаем, что прошло довольно времени, что почва, хоть это и приятно, неизбежно втягивает нас в свой печальный мир. Мы в ужасе вскакиваем и убегаем. Дальше все как во сне — кажется, что времени еще достаточно, но замечаем, как верхушки растений снова окрашиваются и смеются с нас своим дьявольским красным блеском. И вот солнца уже нет. Мы в отчаянии, хотя надежда еще жива. Но еще десяток шагов и вокруг — мрак. Мы ощущаем, как почва засасывает нас. Вот уже намокли колени — мы пытаемся вырваться, это с трудом получается, да и то лишь для того, чтобы завязнуть еще глубже. Еще пару шагов. Вода, вперемешку с гнилой субстанцией, уже по пояс. Но мы еще не кричим, еще, нам кажется, есть шанс вырваться, и мы боремся с нечеловеческим усилием. Надежда теплится в нас, как далекий отблеск Огня Прометея. Жаль, что этого некому оценить. И вот грудь уже в воде! Кричать поздно. Мы покоряемся судьбе. Вспоминаются слова Лафонтена: "Мы встречаем свою судьбу на пути, который избираем, чтобы уйти от нее". Мы с ужасом понимаем: болото — это наша жизнь; день, на протяжении которого идем — это отмеренный нам участок времени; туман — детство; кусты — соблазн; грязь и дурные запахи — то плохое, чего мы не хотим замечать, но что существует и, в конце-концов к чему мы привыкаем; ветер — наша алчность; солнце — мечта и жизненная сила; берег, к которому стремимся — истина... Но вот наш путь закончен. Внезапно приходит удивительная ясность ума. Жалеть не о чем, жил как умел, и готов за это понести наказание!?. Возможно, теперь ты понимаешь, что такое счастье — ты ни к чему не стремишься, впереди все ясно видно. Ты спокоен. Последнее, что ты видишь, — вспыхнувшая в бездне неба...Твоя Звезда...    

Солнце улыбнулось, разрывая света пелену,

Веточка качнулась, отпуская ветер на лету,

Водопад сверкнул, рассыпая изумруды мимолетно,

Человек вздохнул, в даль стремясь безповоротно.

Как прекрасно — одинокой лодкой по дороге,

Как чудесно — ветер спутником назвать!

Неповторимо: неожиданно явиться на пороге

И слово вечное, и бесконечно доброе, сказать.

И пусть скорее вновь под сапогом дорога,

И грусть роднее, и светлее — уходя с порога,

Ветер солнце на ладонь тебе отдаст,

И молитву путевую ангел Господу воздаст.

И снова, как и прежде, песню путевую заведет

Не кто иной, как придорожная трава,

И песня бездну мыслей неоконченных спасет,

В строчки для стихов твоих даря слова.

Птицы беспокойные, научат слушать тишину.

Деревья стройные, прохлады отдадут волну,

Желанья недостойные, исчезнут в свете дня,

И ты уйдешь, о радости покоя возомня.