oganetsyans — Тени

Когда я был молод, я считал, что, наряду со старением тела, может состариться и душа. Так происходит с любыми материалами. О металле говорить здесь как-то неуместно — он ординарен, да и, к тому же, изучен глазом веков. Пластик более нов. Некоторые виды современных пластмасс, такие, как ПЭСД (полиэтилен среднего давления, самый жесткий из полиэтиленов), способны сохранять внешний вид достаточно долго. Правда, про 100% растворяется в бензоле, и его больше нет. Пластик АВС более оптимистичен. По своему виду, по звуку, который он издает при деформации, он чем-то напоминает современную жизнь. Фторопласт-3. Применяется в виде суспензий для нанесения антикоррозийных покрытий. Не горюч, при сильном нагревании обугливается. При удалении из пламени сразу затухает. Плотность: 2,09-2,16 г/см.куб. Я подумал, может — именно он? Ведь жизнь, если ее не запихивать с помощью пестика в какой-нибудь аморальный сосуд, вполне подставляется под литературный метод. И, возможно, здесь можно обойтись без сложных авторских нововведений. В то время я занимался разработками концепций синтетической субкультуры, и все было хорошо. Я общался с такими людьми, как С.Го, Симон Перцев, Че Ган, В.Нерусский, писал статьи, где повсюду упоминал этих людей, и все у меня спрашивали:

—Но кто же это? Мы ни разу не видели их по телевизору, мы не читали про них в газетах.

-В вас слишком силен инстинкт авторитетов, — отвечал я, — человек должен уметь жить и без них. Иначе, он оказывается привязанным к командной строке общества, будто Эдип — пуповиной — к своей матери.

—Вы просто словоблудите, — говорили мне многие.

Потом, очень долго, я считал, что душа постареть не способна. Так, должно быть, и честней. Но потом я познакомился с людьми, которые, казалось, умели представить и доказать обратное.

— Не буду говорить о том, как взрастить в себе отчуждение, — говорил С., — но для начала отмечу, что это — не слово и не чувство, а термин, описывающий некоторое владение. Оно необходимо для того, чтобы избавиться от слежки.

—Слежки? — удивился я.

—Да. Во-первых, ты сам за собой следишь. Ты есть главный шпион и главный надсмотрщик. Но, с самим собой, ты встретишься уже в конце. Тебе придет большое сияние, ты подумаешь, что это — Бог. Но ничего подобного. Бога нельзя увидеть. С ним нельзя поговорить. Обратное — абсурд с точки зрения выработанной веками техники медитации и познания. Поверишь ли ты, что можно ездить на велосипеде, имея в наличии лишь педали? Но, прежде, чем приступить к отчуждению от твоей собственной, назойливой, точно муха, оболочки, нужно пройти долгий путь тишины. Когда мир перестанет тебя слышать, ты будешь лишь на первой ступени. Хотя, быть может, будут потрачены годы, и ты будешь сильно отличаться от всех тех, кто не сделал ни шагу. Но все это — лишь предисловие. Я хочу тебе объяснить, как можно мгновенно постареть и, превратившись в труху, осыпаться и навсегда остаться среди песчинок мирового хаоса.

—Невероятно, — ответил я, — никогда не приходило в голову, что такое возможно.

—Ты не знаешь и одной десятитысячной из того, что поддается познанию, — ответил С.

Но вот каков был рассказ:

Г. был один из тех, кто не имел обыкновения задумываться о деталях. Они, детали, раскладывались и превращались в нужные интуитивные потоки сами собой. Возможно, что это сказано слишком сложно, однако ничего другого мне бы и не пришло в голову. Если вы катите камень в гору, не думайте о том, что вы — Сизиф. Рано или поздно, этот камень раствориться, представив вам массу совершенно алогичных вещей.

—Я готов к тому, чтобы восстановить все свои прошлые жизни, — сказал Г. на одной конференции.

Одни поверили ему, другие — нет. Конечно, его авторитет был непререкаем. Однако сказано, это еще не всегда — сделано. Так показывает практика.

—И вы ясно представляете все эти километры магнитной ленты? — спросили у него.

-Тысячи километров, — ответил Г.

Ему было уже за пятьдесят. Его стать была золотой, совершенной. Может быть, и вы представляете себе такой же итог, но здесь было что-то другое.

Хотя, конечно же — урожай, итог, полные знаний и мыслей закрома.

Опыт, умение, все отточено и отработано до каждой грани. Таких мужчин любят молодые женщины. Им представляется — скорее всего подсознательно — некий абсолют мужской силы. Хотя никто в точности ничего не знал.

Одни говорили, что у Г. много женщин.

Другие, наоборот, утверждали, что женщин у него вообще нет, и что он — аскет.

Возможно, что истина была где-то посередине. Впрочем, если хорошо подумать, то оно так и есть. Понимание или непонимание — это вопрос возраста разума. Но здесь все немного не так, как может показаться. Очень многие разумные существа до самой старости живут в своем перманентном, необученном, состоянии.

Это — состояние руды.

Г. как раз и не являлся рудой. Он был очень хорошо выверенной деталью. Помимо тонких частей, на которые бы отважился не всякий мастер, у него, должно быть, была и электроника, что вообще — вещь почти невозможная для разума.

Кстати, именно накануне у него было подобие спора об этом. Г. особо и не спорил, так как не находил особых точек пересечения.

— Знания нужны человеку, чтобы чувствовать себя человеком, — сказал У., профессор, философ, завсегдатай телеканалов и сайтов, — но само определение знание нужно отделить от категориального понимания, переосмыслив ее статус в потоке информации.

—Знания человеку и не нужны, — ответил Г., — это заменитель пути, когда ничего не остается, как знать.

-Вы сторонник декларативного знания? Но подобный подход требует наработанной системы, а кто будет строить систему? Люди с процедурными знаниями. И здесь будет равно присутствовать, как эмпирическая, так теоретическая часть. Вы же говорите паранаучным языком, и я не могу с этим не поспорить.

—Вы не поняли, — отвечал Г., — я вообще говорю без понятий и без категорий.

-А как же DIKW модель? Знаете, я иногда просто пребываю в шоке, когда некоторые, совершенно маститые люди, делают такие вот заявления. Хотя я уже встречал такое: знания не нужны, мы уже все знаем от природы.

-Нет. Мы ничего не знаем. И знать не можем. Мы должны свои знания отобрать.

-Гм.

-Но вы не знаете, у кого и у чего их надо отбирать, а я знаю. А посему, мне ничего не остается, как подарить вам погремушку.

У., профессор, эрудит, практик, даже и не взбесился — у него не хватило чувств. Это напоминало нехватку мощности двигателя. Одно дело, когда у вас есть шанс. Другое — когда вы едете, например, 160, и тут вас кто-то обогнал, точно пуля.

   Так вот, сказано — сделано.

Г. впал в транс и отправился в мир теней. При чем, до того момента он и сам в точности не представлял, что же это пространство из себя представляет.

Он и до этого предполагал, что иной мир — это самоорганизующаяся карта Кохонена. Он был уверен, что интерполированные правила доступны для детального анализа, важно лишь не испугаться и начать. Итак, перед ним было поле, и так, он двигался уверенно и четко. В конце поля он увидел начало толпы. Когда он приблизился, то стало ясно, что толпа эта крайне разношерстна, хотя, все же, преобладали старики.

—Вы умерли? — спросил близлежащего.

-Не знаю, — ответил тот, — стою в очереди. А зачем очередь, я и не знаю.

-Но уж верно, не за молоком?

-Откуда мне знать. Может, и за молоком.

-Вы серьезно?

-Да что тут несерьезного? Вот и авоська у меня имеется.

Убедившись, что так и есть, авоська имеет место, Г. двинулся дальше. Толпа была, что бесконечность. Изрядно устав, он, наконец, стал находить края этой бесконечности. По логике вещей, уже должен был наступать конец дня. Однако, ничего подобного не происходило. Впрочем, и солнца не было. Его что-то закрывало. Поначалу Г. решил, что быстро доберется до края сооружения, но и здесь все было не просто.

Наконец, он уже видел людей. Это был точно вход в гигантское метро прямо в центре рыжей пустыни, и люди упорно ждали своей очереди, чтобы попасть внутрь.

Г.не выдержал и сел на песок. Надо сказать, что в очереди он не стоял, и то — силы его подходили к концу. Что же можно было сказать о других?

—Дяденька, вы устали? — спросил у него ребенок.

-Нет.

Г. хотел внимательно посмотреть на ребенка и, может быть, даже расспросить его, но тут он понял, что сил у него совсем нет, и есть шанс не дойти. Потому, он поспешил.

У входа в «метро» стояли странные существа — одни были одеты современно — футболки и джинсы, но головы были птичьими, и в руках имелись копья. Один из контролеров держал в руке толстую тетрадь, и там он помечал подоспевших.

—А вы? — спросило у Г. существо с тетрадкой.

-Я? — не понял Г.

-Что вы тут делаете? Не видите, какая толпа.

-Вижу.

-У нас сегодня — не день экскурсий. Разве вы — не в курсе?

-Нет.

-Ладно, мне некогда, — вдруг решил птичий клюв, — проходите. Как надоест, возвращайтесь. Посмотрите все самое интересное. Но экскурсовода я предоставить вам не могу, тут уж извиняйте. Видите, какая у нас очередь. Нынче их особенно много, и всех нужно распределить, рассортировать. Поэтому, действуйте самостоятельно. До свидания. У нас много дел.

Г. пропустили, и он двинулся вниз, по ступеням, и здесь уже никакой очереди не было. Он чувствовал невероятную легкость. Стены, облицованные фресками с гротескными лицами, были живыми. Каждое изображение что-то изображало. Однако, он не останавливался, чтобы рассмотреть их внимательнее.

Г. держал концентрацию, и все дело в том, что его погружение было сеансом, инициированным разумом. Здесь не было никаких приборов. На самом деле, над приборами работали, было несколько проектов, включая сложные компьютерные модели, особенностью которых было описание в несколько тысяч страниц.

Даже разработчик с легкостью в них терялся.

—Я согласен, — говорил Г. в свое время, — что необходимо смысловое пространство, и что это поможет хоть какой-то популяризации предмета, ведь, на сегодняшний момент, им владеет лишь маленькая группа. Однако, хватит ли у нас воли и обстоятельств, чтобы прозаниматься этим сто, двести лет?

—Вы собираетесь жить двести лет? — спросили у него.

-Да, — ответил он в шутку.

-Вы серьезно?

-Нет. Я говорю о преемственности. Я говорю о том, что должен найтись смельчак, которого не испугает фантастическая история, случившаяся с Маляновым.

—Но ведь это и есть фантастическая история.

-Фильтруйте. Что у нас есть? Сознание, рефлексия и многоагентные системы?

— Мне кажется, вы над нами насмехаетесь?

-С чего вы взяли?

На самом деле, никто ничего не понял. Зато, разговоры о том, много ли у Г. женщин, продолжились, равно как и на тему аскетизма, на тему темного прошлого или чисто темноты прошлого, и Г. им не мешал. Он жил в своей золотой осени, и все вокруг него было жатвой.

В тот же момент случилось странное — как сказали бы ранние игроки — он попал в первый зал.

Он так это и осознал.

Первый зал.

Только он был не первым, он был последним. Он тотчас все вспомнил, и было невероятно — как это он всего этого не знал.

Еще секунду назад его мозг напоминал затуманенный шар и, в него было набито видимо-невидимо самой разной информации. И ведь казалось, что он забит под завязку. И вот, оказалось, что никакой «завязки» нет, а знания — это детство магнитной пленки.

—Это моя прошлая жизнь, — удивился Г., — вот так вот.

Он сидел в центре Токио на скамейке, и вокруг шумела знакомая ему жизнь. В душе что-то заколыхалось. Оков стало меньше.

—Наверное, самым большим благом было бы остаться здесь, — произнес он, — это напоминает вечность.

Его зрение не было сфокусированным — он видел все, и ничего. Теперь эта жизнь казалась настоящей, а нынешняя, золотая в своем совершенстве, лишь попыткой к бегству.

—Надо найти свой дом, — подумал он.

Внезапно перед ним возник демон с птичьей головой. Тот самый, с тетрадью.

-Вам нравится? — спросил он.

-Да, — ответил Г.

-Некоторых мы сюда забираем, — произнес он, — кто этого заслужил, имеет право выбора. И так, он живет в том мире, который ему наиболее дорог.

-М-м-м-м.

-Это я так. Я мимо проходил. Я вообще за сигаретами спустился. Все. Не буду вам мешать.

Г. двинулся вперед. Ему показалось, что он слышит музыку.

-Все эти люди, все эти здания, машины, весь этот воздух — это тени, — подумал он, — тени. Мир теней прекрасней мира настоящего.

Он вошел в подземный переход, и внезапно все изменилось — он понял это по запаху. Когда он поднялся наверх, никакого Токио не было. Он стоял на берегу моря. Шторм усиливался. Это была та музыка, с которой бы он слился.

—Хочу кого-нибудь увидеть, — подумал он.

Шторм был все сильнее и сильнее, и его почти сдувало, однако, Г. стоял, как завороженный. Пена напоминала ему великий и бесконечный хаос, из которого когда-то вышла вселенная. Море разбивалось о гигантские камни, напоминая жидкий язык. Г. поднялся выше, встал на край скалы и чего-то ждал. Наконец, вместе с холодом и брызгами, к нему пришла память, и он понял, что помнит эту жизнь от начала до конца. Он развернулся и пошел в поселок, и там, среди длинных связок сушеной рыбы, он понял, что в этой жизни он — женщина, и что у него есть муж.

—Пора ужинать, — сказал муж.

Г. засмеялась.

-Что ты смеешься? — спросил муж.

-Нет, ничего. Мне смешно.

Она выбежала на улицу и на углу вновь показался давешний парень с птичьей головой.

-Сторожишь меня? — воскликнула она.

-Верь, не верь, я — снова за сигаретами, — отвечал тот.

-Ты что, на побегушках?

-Я ж не виноват, что я — самый младший.

Г. бежала, и эмоции фонтанировали, и не было уже ничего, что связывало ее с реальностью. Это был тот самый момент, когда потерянное внимание могло привести потере концентрации, и сеанс мог перейти в обыкновенный сон, после которого сложно бы было подвести итоги. И потому, взяв свою страсть в руки, Г. остановилась, чтобы сделать краткое резюмирование.

Пункт А.

В этот момент из-за угла вышел рыбак, местный забулдыга и куда-то ее потащил.

-Какое-то знакомое у тебя лицо, — произнесла Г., — как будто с аватарки с Интернета.

-Не свисти, — ответил тот, — ты еще расскажи про свою верность.

-Не нравиться мне эта жизнь, — произнесла Г., — что-то тут не так. Что-то тут явно не в порядке.

Она вырвалась и побежала к берегу, где бушевал шторм.

Г. был уверен, что на этом все завершиться. Однако, к его удивлению, вообще ничего не произошло. Он оказался в бушующем море, и его стало бросать из стороны в сторону, будто кусок картошки в кипящем бульоне. Испугавшись утонуть, Г. собрал все свои силы и выплыл. И вновь — все было так же.

—Может быть — это мое истинно «я»? — спросил он.

Он снял туфли, чтобы вылить из них воду, и тут выяснилось, что туфли — мужские.

-Ага, все в порядке, — произнес он.

Бушующее море было синим, будто синяя бутылка. Такой синевы не видел ни один живой человек, и это было неудивительно с учетом того, где находился Г. Он встал и, не обращая внимания на грохот стихии, подошел к самому краю берега.

Вдалеке в море он увидел две гигантские башни, поднимавшиеся, казалось, из самой воды навстречу к звездам.

—Это они, — сказал Г., — и это лучше, чем было до этого.

-Тебе нравиться? — спросил у него демон.

-Ты снова за сигаретами? — спросил Г.

-Нет. У нас скоро конец смены, и я бы вообще предпочел сходить в бар, выпить кружечку пива. Идем, у тебя выходит время.

-Нечестно, — сказал Г., — я только начал все вспоминать, и тут пора уходить.

-Я не могу.

-Встань на мое место.

-Думаешь, я не знаю. Да и вообще, я не начальник. Я бы у него спросил разрешения тебе остаться на дольше время, но он сейчас в отпуске.

-Что же делать? Ты понимаешь, насколько мне сложно там добиться такой концентрации. Когда будет второй такой случай? Видишь эти башни? Ты знаешь, что мы пришли сюда когда-то, чтобы рассыпать семена жизни, а эти сооружения были первыми домами на планете?

-У тебя есть единственный способ прийти сюда, — сказал демон, вынимая пачку сигарет, — будешь?

-Давай.

-Только, насколько я знаю, самоубийство не приветствуется. Но я правила не учил. Ты ж знаешь, как они, экзамены, сдаются. Мы всей группой сбросились, сделали главному подарок. У меня есть книжка.

-Как же ты мне скажешь?

-То-то и оно. Но я тебе точно говорю — лучше не рискуй.

-Ладно. Я что-нибудь придумаю.

Они пошли обратно, и всю дорогу Г. видел бесконечные ряды теней, и каждая отдельная тень была точным отпечатком всего, что когда либо существовало на этой планете. Это было колоссальное хранилище, каждый байт которого был выстроен согласно некоей, неизвестной людям, математической модели. Двигаясь назад, к выходу из «метро», он уже не волновался относительно концентрации, и потому картинка медленно гасла. Его разум менял режимы.

И вот, они были на выходе. Но теперь, вход находился на в пустыне, а центре высокого города.

-И это все? — спросил он.

-Нет же, — отвечал парень с птичьей головой, — ты что, мне не веришь?

-Да верю. Почему — нет.

-Ну давай тогда покурим на дорожку.

-И что же он сделал? — спросил я у С.

-Ты не хочешь додумать сам?

-Ты меня разыгрывал?

-Нет. Очень скоро Г. это удалось. Но подробностей я не знаю. Ведь я не был там. Я только учусь.

-Удалось, ты имеешь в виду — удалось уйти?

-Да, именно так, — ответил С., — мир теней притягивает человека сильнее, чем наркотики и секс. Первое слишком быстро разрушает организм, второе — гаснет с возрастом. Человеческий дух имеет множество надстроек, и каждая жизнь представляет из себя слой. Снимая слой за слоем, ты становишься моложе. Но что становится потом, я не знаю. Мне не дано идти в обратном направлении, к началу. Я, как и ты, иду вперед.

-К разрушению?

-Ну, откуда нам это знать.

-И верно.

-Чем больше слоев, тем мудрее, но, вместе с тем, и старее дух. Наверное, некоторые люди чувствуют это как-то особенно, и однажды наступает момент, когда пресс становится невыносимым.

—Звучит хорошо.

Я не стал расспрашивать об остальном. Некоторые вещи хороши в своих рамках, в кольцах своих кругов. В любом случае, чужая жизнь — вещь гораздо менее познаваемая, нежели своя. Каждый человек всегда находится в распоряжении сам у себя. Он — главный предмет в собственной лаборатории.

Конечно, впереди могут быть километры, тысячи километров, но разве результат не стоит того?