Капли мелкого дождя били по морской глади, оставляя на ней множество мелких кружочков. Небесная вода с тихим шепотом вбиралась в воду земную, но море не становилось от этого ни светлее, ни теплее. Оно оставалось прежним, таким же, как бездонную пропасть лет, предшествовавших этому дню.
Морская вода отражала серые небеса. Казалось, что она замыкает собой этот мир, показывает себя его последней точкой. Будто в море нет ничего, кроме отражения облаков и спешащих к теплым краям и синим (вместо серых) морям перелетных птиц. Но рыбьи всплески, то и дело мешавшиеся с дождевыми каплями, утверждали, что это не так, что море от дна и до серой пленки своего верха наполнены жизнью. Жизнью, сокрытой от людей, которую они встречают, только лишь выудив рыбку.
Рыбка может подняться к поверхности и сделаться видимой для человека. Но она может и погрузиться на самое дно, где царит вечный мрак, всегда сокрытый от земных глаз. Что творится там, в тех краях, в которые человеку нет хода? Видать, что-то недоброе, если мир тот предусмотрительно спрятан поглубже и потемнее!
Сокрытый мир нарисован во множестве сказаний. Сколько героев погружалось в него, сохраняя способность дышать и жить! Садко играл там на гуслях, и звуки старых добрых песен разносились среди донных струй, не слышимые для наземных жителей. Но, в то же время, сколько людей пучина забрала к себе, оставив от одних лишь память, а от других и вовсе ничего! Значит, не может человек там обитать по своей воле, бессильна она против воли глубин!
Недобрым словом поминала про себя Анна Сергеевна эти старые сказки, когда шла со своей внучкой Викой по морскому берегу. Сама Анна Сергеевна даже не поворачивала головы в сторону облачных морских гладей, но Вика все время смотрела на них.
— Что ты там смотришь? — одергивала ее бабушка, — Вода, как вода! Мокрая, холодная, мерзкая. Еще и грязная, видишь — пятно мазута?! Вот там!
— Какой мазут? Бабушка, это ведь радуга!
— Да… И вправду — радуга… — растерянно проговорила бабушка.
Анна Сергеевна потянула внучку за руку и свернула на улицу, ведущую прочь от моря. Его она теперь боялась, но, вместе с тем не хотела и покидать этот городок, со всех сторон объятый свинцово-серыми волнами. Ведь это море забрало к себе ее сына, бездыханное и распухшее от воды тело которого так никто и не обнаружил. По бумагам он так и числится пропавшим без вести. Потерявшимся не в чужих странах, не в дальних морях, а всего лишь за две версты от своего дома. Может, есть в сказках правда, и он сейчас там, под облачными волнами, целый и невредимый?! Может, пройдет время, и он уговорит таинственного морского царя выпустить его из пучинных объятий?! И тогда Сергей выйдет оттуда на Божий Свет, весь мокрый, пропахший водорослями, но… живой! Глупо, наивно в такое верить? Но во что еще верить старой женщине, воспитывающей наполовину осиротелую внучку?!
Сережа когда-то любил те самые сказки, которые сейчас вспомнились Анне Сергеевне, и которые она никогда не давала читать внучке. Что там любил, по книжке «Садко», украшенной дивными картинками он научился читать. Не давалась ему тогда азбука, и он не знал ни буквы до тех пор, пока отчаявшаяся учительница не попробовала, наплевав на школьную программу, учить его грамоте по любимой книжке.
От книжки Сережа перешел к опытам. Наполнив ванну водой, он забирался в нее, и пробовал дышать сквозь воду. Конечно, захлебывался, потом долго плевался и кашлял. Тогда это было смешно.
— Ничего у тебя не выйдет! Не может ни человек ни зверь водой дышать! На такое лишь рыба способна, у нее жабры есть! — говорил отец, который тогда еще был жив.
— Жабы! — удивлялся Сережа, — Где у рыбы — жабы?
— Не жабы, а жабры, — поправляла Анна Сергеевна, — Как-нибудь буду рыбу разделывать и покажу тебе их!
— Кит и тот под водой не дышит! — продолжал отец, — Он набирает в себя побольше воздуха. Благо, что у него легкие велики, не то, что у нас! Но как только воздух кончается, ему приходится всплыть! Иначе задохнется!
Получилось хуже, когда они отправились на теплое море, и Сережа решил повторить на нем свой опыт подводного дыхания. Наверное, он решил, что для того, чтобы вздохнуть под водой, надо чтобы все было точь-в-точь, как в книжке. А ведь в сказке не говорилось про ванну и водопроводную воду!
Но отец Сережи на счастье хорошо плавал и быстро выловил захлебывающегося сына из воды.
— Не увижу я того, что под водой… А так хочется… — грустно сказал Сергей, когда откашлялся и отплевался.
— Почему же? — успокоил его отец, — Только сперва надо научиться плавать, потом — держать в себе воздух и нырять. Как научишься — я куплю тебе ныряльную маску, и ты все увидишь!
— Может не надо, — возразила Анна Сергеевна, — Опасное это все-таки дело!
— Ничего опасного, если умеешь! Ходить тоже опасно, можно так упасть, что насмерть голову разбить, но не будешь же всю жизнь по-пластунски ползать! — усмехнулся отец.
Через несколько дней они зашли в местный порт, чтобы прокатиться на прогулочном катерке. Катер несуразной белой точкой виднелся между двух больших теплоходов. Возле одного из них царило оживление, чувствовалась какая-то работа. Сережа любил различные работы, мать не могла его оторвать, к примеру, от созерцания рабочих, прокладывающих водопроводную трубу или золотарей, прочищавших люк. До отхода катерка оставалось еще минут двадцать, и родители согласились отвести сына посмотреть на работающих людей.
Когда они подошли к краю причала, из-под воды вылезло несуразное существо с блестящей круглой головой. Его тело было гладким, словно предназначенным для водного мира. Существо сделало несколько неуклюжих шагов по берегу, и Сергей чуть не лопнул он смеха.
— Что смеешься? — удивилась Анна Сергеевна, привыкшая к тому, что ее сын за всеми работами наблюдает с большой серьезностью, и молча, лишь потом засыпая родителей множеством вопросов.
— Ходячую рыбу поймали! Или как тот зверь называется! Ха-ха-ха! Вот умора! Можно я пойду ее потрогаю! Вы не бойтесь, она все равно меня не поймает, вон — еле идет! Того и гляди — свалится! Ха-ха-ха!
— Не рыба это, дурачок, а водолаз! Человек такой, он под водой работает, а то что на нем — это его снаряжение!
Сережа не поверил, но «рыба» отвинтила свою голову, из-под которой появилась самая настоящая человеческая голова с бородой. Сергей застыл в удивлении, разом прекратив свой смех.
— Ну, убедился?! — усмехнулся отец, — Все, идем на пароходик, а то опоздаем! Он ждать не будет, это первое морское правило — на море не ждут!
— Он что, по дну ходит?! И все видит, что там есть?! — не верил Сережа.
— Это от мутности воды зависит, — пояснил отец, — Если вода прозрачная, то все видит, а если не очень — то и видит недалеко. Ровно столько, сколько ему надо. Он ведь не из интереса туда лезет, а чтобы работать!
— Как? Ему что, не интересно?! Под водой-то?!
— Интересно, конечно. Папа не так сказал. Он и для интереса тоже туда лезет. Но главное — для работы, — заметила Анна Сергеевна.
Мир между созерцанием и действием, то есть интересом и работой был восстановлен. А Сережа дивился тому, что для погружения в таинственный невидимый мир вовсе не обязательно учиться дышать водой. Оказывается, уже придумано, как человеку попасть в мир кораллов и раковин, да при этом не захлебнуться!
Еще он поверил, что старые сказки в самом деле написаны темным народом, который старательно выдавал свои мечты за что-то уже случившееся, скрывая этим свою беспомощность. Сделалось ясно, что если следовать Садко, то под море, скорее всего, никогда не попадешь, даже если проявишь большое усердие. Но ведь он может стать всем, кем может сделаться человек, и водолазом — в том числе! Если все выяснить, а потом поступать так, как надлежит будущему водолазу, то когда-нибудь на голове появится медный шлем, а вокруг тела — рыбообразный костюм! Тогда уже все, что есть под водой, о чем знают и о чем не знают береговые людишки, предстанет перед его глазами. И мрачную тишину темной воды морских глубин развеселит его быстро пляшущее сердце!
Свое становление водолазом Сережа начал с того, что смастерил себе круглый картонный шлем, точь-в-точь водолазный. Родители, ясное дело, этому не противились. Ведь все дети того поколения хотели кем-то стать, и жаждали этого они столь страстно, что считали свое текущее бытие лишь шагом к той мечте. Еще в том поколении было много будущих летчиков и космонавтов, так что удивительного, если кого-то потянуло вниз, когда других тянет вверх?! Должно же в природе и в человеческой жизни устанавливаться равновесие!
Когда к ним приходили гости, в прихожую выскакивал Сережа в своем шлеме. Женщины иногда вздрагивали от неожиданности, но потом все принимались дружно смеяться и одаривать будущего покорителя глубин конфетками да шоколадками.
— Меня с собой возьмешь? Рыбок разноцветных покажешь? — шутя интересовалась какая-нибудь тетя Настя.
— Вообще-то женщин туда не берут, мне папа так сказал, — строго отвечал Сережа, но потом, смилостивившись, отвечал, — Но тебя я как-нибудь возьму. Обязательно!
— Ты уж постарайся!
По просьбе Сережи родители купили аквариум с разноцветными рыбками и целым лесом морских растений. Будущий водолаз любил смотреть на него из своего самодельного шлема, представляя, что он уже погрузился в глубины. Лампочка, которой освещался аквариум, наводила его на мысли о том, что там, в морских глубинах, тоже светло. Вернее, лампочка скорее воскрешала в нем воспоминания о красочных картинках из книжки «Садко». Об источнике сияния в тех краях, куда нет хода солнечным лучам, Сережа не думал. Он просто был уверен, что все морское дно покрыто облаком мягкого золотистого света.
Но в аквариуме каждый день творилось одно и то же. Однообразные рыбки совершали бесшумные путешествия от одной его стенки к другой, размеренно бурлил воздух, сверкала лампа. Со временем Сергей подумал, что на морском дне, должно быть, все не так — там гуляют водяные струи, появляются и исчезают в безмерном синем пространстве рыбьи стаи. Быть может, проплывая мимо него, эти непуганые рыбешки тихонько коснутся шлема. Не задумавшись о присутствующем в их мире странном госте, они продолжат свой путь по водяным дорогам, который, быть может, куда-то ведет. У этих же запертых в стекле рыбок дальнего пути быть не может…
Тогда Сережа выпустил своих рыбок в море, не задумываясь про их дальнейшую судьбу. Аквариум же долго стоял полным гниющей воды на столе его комнаты, пока родители куда-то не спрятали. Вместо аквариума Сергей налег на свою фантазию, творя в ней множество подводных миров, которые он перекладывал на бумагу. Получались рисунки, ложившиеся на стены комнаты вместо обоев. Скоро комната сама сделалась как будто частью морского мира, невиданной силой занесенной в стены городского дома. Мир этот каждый день изменялся — одни рисунки Сережа безжалостно отдирал, другие приклеивал вместо них. Иногда ему даже казалось, будто мимо самых глаз проносятся различные подводные существа — когда обычные рыбки, а когда и кое-что серьезнее, например — русалки. Такие погружения он совершал множество раз каждый день.
Своими мыслями Анна Сергеевна часто возвращалась в те минувшие дни. Может, ей что-то надо было делать по-другому, может, они с мужем и стали роковыми стрелочниками, которые перевели стрелки жизни своего сына на роковой путь? Но что тогда нужно было делать, или наоборот — не нужно?! Может, не читать ту злополучную сказку «Садко»? Но сказка ведь добрая, в ней не льется кровь, не падают отрубленные добрыми и злыми героями головы. Пожалуй, одна из самых бескровных сказок… Или запретить ему увлечься подводным миром, беспощадно срывать со стен его рисунки и расправляться с ними? Так ведь запретный плод — он самый сладкий, тогда бы и без того могучее увлечение сына сделалось бы могущественнее во много раз.
К тому же было еще одно обстоятельство, заставляющее родителей принимать сыновнее увлечение. Дело в том, что при своей внушительной комплекции Сережа имел необычно тонкий, писклявый голос. Причин в его физиологии для этого не было, то была просто его необычная особенность, доставшаяся ему неизвестно откуда. Отец припоминал, что вроде бы такой же голос был у его прадеда. Помех для жизни такой голос, конечно, не создавал, но отец говорил, что при таком голосе лучше выбрать мужественную, жесткую профессию. Не будет питательной почвы для всяких комплексов и прочей ерунды.
Сергей тогда не любил физику и математику. На просьбы заняться этими науками он отвечал коротко: «Под водой синусов да логарифмов нет!» Быть может, если бы он их так и не познал, то сделался бы художником, рисующим подводные миры, или ученым-ихтиологом, рассматривающим в своем кабинете рыбок под микроскопом. Но в те дни родители страстно желали, чтобы ребенок познавал эти науки. Потому отец откуда-то принес книгу по водолазному делу и показал, сколько в ней синусов и логарифмов. Этого толчка хватило, чтобы разогнать поезд мыслей сына по физико-математическому пути. Кто же тогда знал, что придет этот поезд в сегодняшний день, где нет самого Сергея?!
Едва Сергей начал изучать точные науки, как уверился, что все происходящее на свете подвластно их строжайшим формулам. Любая случайность, а тем более — несчастье есть, конечно же, результат одной, а то и нескольких ошибок, сложившихся друг с другом. Луч точных знаний может легко осветить самые темные изнанки этого мира и тем самым связать их со светлой, обжитой стороной.
К последнему классу школы математические успехи Сергея оставили далеко позади себя только что появившиеся в те времена компьютеры. Он без труда поступил в Морское Инженерное училище, которое на счастье или на беду находилось в их же городе.
Анна Сергеевна помнила радостное лицо Сергея, когда он пришел к родителям после своего первого погружения. «Представляешь, я надел тот самый шлем, о котором мечтал, когда был маленький. А он тяжелый-тяжелый оказался, намного тяжелее картонного! Но его тяжесть — приятная, ведь она — моя, родная, о которой я так мечтал! Видишь, сегодня я узнал, что даже тяжести, и то разные бывают! Но под водой он делается не очень тяжелый, в самый раз по мне, какой и нужен!»
Она обнимала сына, отец жал ему руку. Какое это счастье, когда мечты детей сбываются! Не сравнить ни с чем, даже со свершением собственной мечты. Ведь цену своим желанием с возрастом узнаешь, и они кажутся не столь уж великими. Но мечта ребенка — чиста, как весеннее поле с только что пробившейся свежей травой!
Сергей сделался военным инженером-водолазом, служить он поступил в спасательный дивизион. Там он и увидел морские глубины, которые показали ему совсем не то, что он видел в детстве. Вместо ослепительного сияния и рыбьих стай — темная придонная муть. Но это его не разочаровало, ведь Сережа уже знал, что морей на свете много, и глубины в них разные. Где-то они и светлые, с русалками да рыбьими стаями, а здесь, увы, темные и безжизненные. Но он молодой, везде побывать успеет…
После первого погружения по старой водолазной традиции сослуживцы разложили на берегу выпивку и закуску. Поднявшись к чистому воздуху и песням птичек, трели которых раздавались в ту весну особенно громко, Сережа снял с себя снаряжение и сделал глубокий вдох. Они расположились за импровизированным столом, выпили.
— Удивительная страна, наша Русь, — сказал после третьего стакана разбавленного спирта начальник, капитан второго ранга Владимир Павлович.
— Что же в ней удивительного? — спросили все.
— Много, много в ней удивительного! — спокойно ответил Владимир Павлович.
— Это верно. Конечно, верно!
— Но самое удивительное, что наша страна ведь сухопутная. Так?! Об этом кто только не говорил! На разные лады! И вот, в нашей сухопутной стране одна из главных святынь, Китежград, спрятан на дне! Не моря, конечно, а озера, но все одно — удивительно! Вот Англия и Америка — морские страны, и что же у них под водой сокрыто?! Ничего! Хорошо, посчитаем их тупыми и бездуховными. Но Япония?! О японской духовности многое слышно, и страна она — самая морская, а под водой опять-таки ничего! Как видно, даже если по воде плавать мы не очень способны, то ходить по дну, если займемся этим серьезно, сможем запросто!
За это и выпили.
Потом посыпались вопросы о граде Китеже, про который в те годы мало кто знал. И Владимир Павлович, разговорившись, рассказал о чудесном исчезновении под воду озера целого русского города вместе с правителем всей Руси — князем Ярославом Вторым, отцом святого Александра Невского. Города того вроде как на лице Руси-матери больше и нет, но вместе с тем он и есть. На берегу озера Светлояр, под которое он ушел, как сказывают, бывает слышен перезвон его колоколов.
К тому времени было выпито уже по пятому стакану. Мир показался наполненным тайнами, и водолазы договорились, что когда-нибудь совершат на то озеро свою экспедицию и погрузятся на его дно. Многие представили, как в водолазном снаряжении пройдутся по наполненным живыми людьми улицам древнего города, и удивят их своим обликом. Интересно, за кого их там примут? За вылезших из преисподней чертей, или все-таки за людей? Кто знает, может им известно о всем, что в эти годы происходило на Руси, но вмешаться в жизнь своих земель они не могли?! Ведь чудо на то и чудо, что в нем нет невозможного!
После этой истории Сережа сильно удивился. Оказалось, что физика с математикой теперь остались за партой училища да в его конспектах, которые он пожалел выбросить. А здесь, среди людей, которые погружаются на дно настоящего, а не нарисованного преподавателем на доске моря, живут сказки и предания вроде тех, которые он любил в детстве!
На озеро Светлояр, в славный град Китеж они так и не собрались. Вместо поисков потерянного града было множество командировок. По флотам.
Поднимали затонувшие корабли. Это делается так. К мертвой стальной туше, лежащей в темноте морских глубин, приваривают понтоны, заполненные водой. Потом в понтоны со спасательного корабля подается сжатый воздух, и потерянное для людей железо начинает медленно подниматься на свет Божий. Проходит немного времени, и над морскими волнами показывается нечто чужое, принадлежащее уже другой стихии. Под обилием раковин и водорослей трудно узнать то, что некогда было создано трудом человеческих рук, а потом, населенное людьми, ходило по морям и океанам. Дальше остается отбуксировать чуждую белому свету морскую тушу в ремонтный завод.
Чаще всего железо, отнятое у моря, идет в переплавку, чтобы беспощадный огонь печей выжег из него нечисть, поселившуюся в темных глубинах. Из ворот завода выходят поезда, груженные ничем не примечательными блестящими слитками, которые никому и ничего не скажут о судьбе того металла, из которого они состоят. Если железо и способно помнить свою прошлую судьбу, все одно нет никого на свете, кому оно могло бы о ней поведать.
Иногда вырванные из пучины корабли восстанавливают, превращая их в проклятие для будущего экипажа. Сказывают, что нет для моряка худшего наказания, чем служба на таком «утопленнике». В их нутре всегда царит полумрак, какими яркими бы не были лампы освещения. В их темных отсеках нет-нет да и встретишься со скользкой тенью, беззвучно выплывшей из металла, и столь же стремительно в нем растворившейся.
Без всяких причин на таких кораблях происходят аварии. Мало кто из них доживает свою вторую жизнь до конца, до ржавого корабельного кладбища. Чаще всего они проваливаются в пучину, иногда — вместе с экипажем. И случается это опять-таки без всяких причин, словно подводная бездна сделалась для корабля родиной, и всю вторую жизнь он сам отыскивает путь возврата в ее привычные объятия.
Однажды Сергею довелось участвовать в извлечении мертвых тел из брюха погибшего пассажирского парохода. Работа была опасной — туловище мертвого корабля так и не нашло себе покоя на морском дне. Оно опасно накренилось, готовое вот-вот обрушиться. Рваные края железных ран, через которые водолазы проникали в корабельное нутро, грозили перерезать воздушные шланги, единственные источники жизни людей под водой.
Здесь Сережа впервые и встретил тот подводный мир, о котором мечтал в детстве. Были тут и разноцветные рыбешки, и ровные, словно выточенные чьими-то руками ракушки. Но это великолепие делало их работу особенно ужасной, ведь через красоты подводного царства им приходилось тащить бездыханные, наполненные водой тела. Одежды мертвецов чаще всего были цветастыми, словно упорно не согласными со смертью, которую приняли их хозяева. Но противопоставить внезапно пришедшей водяной смерти они не могли. В пустые глаза мертвецов заглядывали цветастые рыбки, те самые, о которых когда-то мечтал Сережа.
Трудившиеся на глубине водолазы проникались мыслью, что царство мертвых навсегда заберет их к себе, и выбраться в мир солнечных лучей и широкого воздуха им уже не суждено. Поэтому каждый выход наружу порождал бурю радости, сломить которую не могла даже толпа рыдающих родственников утонувших, стоявшая немного поодаль. Освобожденные от пут мертвого царства, водолазы жадно глотали спирт, стараясь вытеснить из себя мысль о том, что завтра им снова предстоит идти туда.
— К чему эта работа, спасать мертвецов? Разве покойник, лежащий под водой есть более мертвый, чем лежащий на берегу? Или его душа там, на небе, пойдет каким-то иным путем, по другой дорожке?! — спрашивал сам у себя пьяный Владимир Павлович. Он не сомневался, что кто-то из его подчиненных выйдет на морской берег бездыханным телом, которое в цинковом гробу придется отправлять к родственникам. Так оно и вышло — дивизион потерял мичмана Федю, у которого, как и опасался командир, был перерезан шланг. Лицо мичмана сохранило тоже выражение, что было и на восковых лицах пассажиров мертвого парохода — гримасу запредельного ужаса.
После этой командировки Сережа впервые пожалел о выбранной профессии. Ведь его мечтой был таинственный и прекрасный подводный мир, картину которого он принес с самого детства. И вот этот мир явился к нему, но явился он до краев наполненным не жизнью, а смертью.
Чтобы разогнать подступившую тоску, Сергей женился. На первой женщине, которая согласилась стать его женой, без романтических свиданий и любовных подвигов. Но о своем браке он никогда не пожалел. Ведь свадьба превращает любую романтическую возлюбленную в самую обычную жену, и что за беда, если в его жизни на месте великой любви к женщине была великая любовь к глубинам?!
Сергей продолжал служить водолазом, уже без всякой мечты, просто выполняя свои обязанности. Страшных командировок больше не было, и подводный труд постепенно вошел в привычную для него колею. А Сергей сам дорос до начальника, командира дивизиона, заменив собой постаревшего Владимира Павловича.
Тот день был обычным рабочим днем, а задание было сравнительно простым. Надо было спустить двух мичманов-водолазов на десятиметровую глубину, чтобы они застропили там старую торпеду, лежавшую в глубинах с неизвестно каких времен. У Сережи в тот день были кое-какие дела, которые он собирался сделать после проведения операции. Вернее, не кое-какие, а весьма важные — предстояло проведать в роддоме жену, которая в тот день благополучно родила дочку. Окончания работ Сережа ждал с нетерпением.
Было солнечно, и водолазы спокойно шли в воду. Их медные шлемы как будто растворились в золоте солнечных лучей. Сережа не мог оторвать глаз от этого жидкого золота, отблески которого тепло грели душу и рождали в ней чувство чего-то прекрасного.
Сергей был на связи с водолазами. Кабель вместе с воздушными шлангами уходил вниз и терялся среди золотистых бликов.
— Я мичман Блинов. Торпеда обнаружена. Завожу стропы, — говорила связь.
— Хорошо, — отвечал Сергей, — Продолжать выполнение задания!
До окончания оставались считанные минуты, и Сережа, вытерев со лба пот, облегченно вздохнул. Дальнейший день представлялся ему широко распахнутым, видимым, как на ладони.
Внезапно шланги, кабели и канаты натянулись, как струны. Из глубины выплыло несколько больших воздушных пузырей, которые заставили сердце Сережи бешено забиться. Во всем этом он сразу же почуял что-то зловещее, предсмертное. Он тут же схватился за связь, но оттуда вместо привычных звуков человеческого дыхания раздавалось лишь мерзкое змеиное шипение.
— Выбирать канаты! — крикнул он.
Канаты вместе со шлангами и кабелями были выбраны, и на том их конце, где должны были находиться живые люди, не оказалось ничего. Словно чья-то невидимая рука загребла их к себе, легко разорвав все, что связывало водолазов с миром воздуха и расплавленного солнечного золота.
Тут же подготовили еще двух водолазов, одним из которых был сам Сергей. Страх за людей, чьи сердца только что бились в унисон его сердцу, прогнал боязнь за свою жизнь. Солнце зашло за тучу, и водная поверхность моментально сделалась зловещей, как будто в десяти метрах под ней не было никакого дна, а была черная воронка, ведущая прямиком в самую сердцевину того света.
Нет, дно все-таки было, Сергей ступил на него. На том месте, где лежала торпеда, теперь было пусто. Только беспокойные облака мути еще носились вокруг, без всяких слов говоря о только что случившейся беде. «Наверное, торпеда сработала и пошла. Они были на ней, и их снесло… Хотя подобное мало возможно… Эх, кому ведомо, что здесь бывает мало, а что — много?!», лихорадочно соображал Сергей.
Все дела, намечаемые на этот день, рассеялись, будто были всего лишь зыбкими бликами на беспокойной воде. В мыслях осталась лишь пучина, только что поглотившая две жизни. Единственное, что мог еще сделать Сергей — это найти тела тех мичманов, которые, по всей видимости, были уже бездыханными. Не может же человек дышать без воздуха! Шансов на их выживание, понятно, не было, но Сережа не думал об этом, и где-то в глубине его мыслей оставалась надежда на то, что подчиненные — живы.
Работы продолжались день и ночь в течение трех суток. Все это время Сергей не спал и не сходил с борта водолазного катера. Прибыла подмога, и работы охватили всю акваторию бухты. Рассчитали траекторию, по которой могла уйти торпеда, и все дно на ее пути было исследовано до самой мелкой песчинки. На всякий случай поиски провели и в других частях бухты. Но водолазов не нашли ни живыми ни мертвыми, как не нашли и саму торпеду. Происшествие противоречило всем законам механики — не мог быть у ожившей торпеды такого запаса воздуха! Только кому было об этом говорить? Давно умершим конструкторам, беззвучным рыбам или равнодушным морским волнам?!
Через три дня работы закончились. Исчезнувших водолазов записали пропавшими без вести. Сергей смотрел на море, и оно отвечало ему молчанием. Морская бездна заглядывала в глаза Сергея, проникала в самую его душу. За прошедшие годы он множество раз погружался в нее, но так ее и не познал. Отвернувшись от моря, он вспомнил о рождении дочки. «До чего сплетены жизнь и смерть!», подумал он. «Девочку мы хотели назвать Викторией, победой… Это в дни моего поражения…», с тоской подумал он. Но переименовывать девочку они не стали. Пусть поражение ее отца перед бездной останется где-то в его памяти, а ее жизнь все одно начнется с чистой страницы и пусть в ней будут одни лишь победы!
С потухшими глазами Сережа отправился к отставному Владимиру Павловичу, чтобы тот подсказал ему, как правильно оформить ворох бумаг, которые положено написать о пропавших водолазах. Бывший начальник предложил Сереже лучшее лекарство — водку.
— Бумаги мы с тобой сделаем, — сказал Владимир Павлович, — Но сейчас тебе надо подлечить и тело, а то продрог до самых жил, и душу.
Они стали «лечиться». На пятом стакане Владимир Павлович грустно посмотрел в сторону Сергея.
— Вот что я тебе скажу, мой друг. Всякое в нашей службе бывает. Не ты первый, не ты последний. Вины твоей тут нет, ведь что есть человек против морской пучины? Раньше люди умнее были, хоть оберегами себя покрывали. Обереги прежде на всем были — и на домах (вспомни русские узоры), и на одежке, и на всех предметах. На кораблях само собой, они же ближе всего к царству смерти, которое в давние времена именовалось навью. А мы в самую навь лезем, куда путь человеку заказан, и на нас нет ни одного оберега! Потому что ремесло наше появилось тогда, когда человек более всего стал в самого себя верить! Мы-то знаем, какова наша сила поперек силы глубин, а вот конструктора всякие, что нам снаряжение придумывают — те не ведают. Сидят в своих кабинетиках, карандашом по бумаге чиркают. Все наши беды для них — х…ня, называемая статистикой. Про нее они по бумажкам узнают…
Сергей кивнул головой.
— Только одну я тебе скажу, Сергей, не к добру все это. И в прошлом случалось, что водолазы без вести под водой исчезали, только мы про это говорить не любим, без нужды не вспоминаем. Вот она и пришла — нужда. Теперь я тебе скажу. Не буду тебе пересказывать всех случаев. Но всякий раз тот, кто был связан с ними, слышал последнее их дыхание, донесшееся из подводного мрака к земному свету, спустя какое-то время исчезал сам. Тоже под водой. Вот так вот. Хочешь, назови это суеверием…
— Что же мне делать?
— Знаешь, лучше держись от воды подальше. Говорят, конечно, что все одно не спасет… Но, возможно…
С того дня Сережа сделался молчаливым и мрачным. Возможно, дома он был и другим, но сослуживцы видели его лишь таким, словно бьющее ему в глаза синее море превратилось в смертельную отраву для его души. Он перешел на должность, которая не требовала участия в водолазных спусках. Больше его шея не чуяла тяжести медного шлема, но голова Сережи вместо того, чтоб быть высоко поднятой, теперь низко склонилась. Когда он случайно встречал на пирсе уходящих в глубину водолазов, он осенял их крестным знамением, что было необычно для тех дней. Но никто не дивился. Историю Сергея уже знали все на флоте.
Но служить, а значит, всякий день видеть море и водолазов, оставалось недолго. Близка была отставка, в которую водолазы отправляются отнюдь не дряхлыми дедами. Он уже нашел для себя место будущей работы — начальником в одном учреждении. Осталась лишь зима, потом — весна, и все…
Зимой море покрылось льдом и сделалось не страшным. Белое покрывало сравняло воду и твердь, спрятав глубоко под собой черную бездну, в которой теперь обитали два человека, прежде знакомых Сергею. Каково им там, что они видят? Наверное, не то, о чем говорилось в сказке его детства. Быть может, и нет там морского царя с многочисленными дочерьми. Или есть?
Сережа глядел на белое поле, убеждая себя, что под таким чистым, почти ангельским снежком не может угнездиться что-то страшное. Тем более что на нем то здесь то там чернеют точки озябших подледных рыбаков, иногда по краю прокатываются цветастые лыжники…
Наконец наступила весна, несшая в своем чреве долгожданный день отставки. Морем вместе со своими так и не познанными глубинами и закоулками, конечно, останется здесь, но оно провалится в его, Сергея, прошлое. Он переедет в другой город, подальше от моря. Даже уже знал, в какой, ведь в нем он и нашел себе работу до старости. В отпуска он будет ездить куда-нибудь к мелким речушкам, а если жена с дочкой и захотят к водам теплых морей, то он отправит их одних, без себя. Русскому вычеркнуть из своей жизни море не столь тяжко, как, скажем, японцу, хотя и труднее, чем монголу.
В день своей отставки Сергей накрыл большой стол. Он пригласил всех былых сослуживцев, вместе с которыми тщетно пытался постичь бездну, и, конечно, своего наставника, Владимира Павловича.
— Много чего у нас было, но к Китежграду мы так и не собрались, — сказал Коля, занявший теперь то место, которые прежде занимали сперва Владимир Павлович, а потом — Сергей.
— Значит, так должно быть, — ответил Владимир Павлович, — Видно, так надо, чтобы Китеж никто не тревожил, никто праздно не шатался по его сокрытым улицам. Все верно.
К окончанию застолья все, разумеется, изрядно приняли. Запасы коньяка и водки закончились, перешли на старый добрый водолазный спирт, который когда-то увенчал первое морское погружение Сергея.
«Ведь они тогда так и не хлебнули этого спирта, а я теперь его пью. Вот, выпью сейчас молча за их… упокой? И отправлюсь отсюда прочь, домой, в отставку. На этом — все!», решил Сережа. Так он и сделал.
— Все, я вас покидаю! Семья ждет! — сказал он, протягивая всем руку.
— Куда же ты поедешь? — пожал плечами Владимир Павлович, — В таком виде?
— Ничего. Доеду. Мне не впервой!
— Погоди… У меня внизу машина стоит, я тебя до дома довезу!
— Как же Вы сейчас за руль?
— Ну и что! Мне тоже не впервой!
Они сели в «советский Мерседес» — «Волгу». Владимир Павлович нажал на газ.
— Давай-ка на пирс съездим. Все-таки надо в последний разок тебе глянуть. Таков обычай…
Машина на полной скорости понеслась к скользкому пирсу, который стремительно вынырнул из-за поворота. «Волгу» занесло, и, удивленно повернув голову, Сергей увидел перекошенное ужасом бледное лицо Владимира Павловича, вцепившегося в рулевое колесо.
— Что?.. — крикнул Сережа свое последнее слово.
В следующий миг на него глянула большая вода, только что вылезшая из-под снежного покрова. Бездна…
Владимиру Павловичу удалось вырваться из смертельных объятий гибельного железа. Открыв дверцу, он вылетел на поверхность. Выплевывая холодную воду, он изо всех сил закричал о помощи.
Помощь вскоре пришла. Уже через час на месте беды трудились водолазы, проваливаясь в воду, сомкнувшуюся над несчастным автомобилем. «Волгу» вскоре обнаружили, подвели к ней стропы и с помощью крана вытащили на пирс. Но она была пуста. Тела Сергея в ней не было.
Переодетый в сухое и опьяненный спиртом Владимир Павлович стоял на пирсе, захлебываясь слезами. Так он рыдал впервые за свою долгую жизнь. Он знал, что это сбывается, но не знал, что сбудется при нем. И теперь он — следующий!
Тело Сергея искали три дня. И не нашли.
А Владимир Павлович остался жить, ожидая своего провала в роковую бездну. Он не сомневался, что наступит тот день, когда над его головой сомкнутся темные воды. Мысли о роковой глубине наполнили все его дни.
Вдова Сережи, ее мать и дочь ничего не узнали о будущей судьбе Владимира Павловича. Она ушла в иную сторону необъятной жизни и ни разу о себе не напомнила. Так и остались Вика, ее бабушка и мать, которая никак не могла получит причитающееся пособие потому что ее муж не погиб, но пропал без вести.
— Я стану водолазом, — неожиданно сказала Вика, — И найду папу! Он там, под водой живет, с рыбками заигрался и про нас забыл. А я возьму и напомню, и рыбок прогоню, чтоб он скорее к нам пришел!
Анна Сергеевна вздрогнула и цепко сжала внучкину ручонку. Но тут же взяла себя в руки, и серьезно сказала:
— Тебя все равно туда не возьмут потому, что ты — девчонка!
Вика уронила слезу. Обидно чуять в себе какое-то препятствие, которое не преодолеть никакими стараниями этой жизни. Но она тоже взяла себя в руки и в тон бабушке серьезно ответила:
— Тогда я рожу сына, он сделается водолазом и найдет под водой папу!
Анна Сергеевна покачала головой.
Товарищ Хальген
2009 год