Он смотрел на струящийся дым от сигарет. Тонкая лента серого серпантина обвивала спинки стульев, вешалку справа и терялась в каштановых волосах собеседницы. В соседнем зале кто-то громко ругался. Обрывки фраз отражались от стен, преломляясь в разноцветных стеклах настольных ваз, и возвращались обратно к хозяевам. Она — напротив — пристально смотрела в глаза, внимая каждому слову. Ни один мускул на ее чуть круглом личике не смел дрогнуть. Пухлые пальчики теребили кружку, изредка убирая выбивающуюся прядь обратно за ухо.
Он заговорил. В его глазах распускались темные бутоны боли. Бесцветные радужки смотрели в пустоту, и казалось, не видели ничего вокруг. Я не могу ему помочь и никогда не смогу. Эта мысль вытесняет все эмоции, заставляя замереть и неотрывно смотреть в его глаза.
Кажется, девушка не понимала ни единого слова, она лишь оцепенело глядела вперед и не шевелилась. Даже, кажется, не дышала. Главный вопрос — зачем все это — крутился на языке, мешая удерживать нить рассказа.
Каждый звук заставлял внутренне содрогаться. Хотелось дотронуться до его руки, остановить, разлить эту боль на двоих и выпить залпом, как горькую водку. Но я слушала, погружаясь в бездну, ощущая каждой клеточкой прикосновение серой струйки дыма…