Бронт — Перчатки

Я забыл их в самый последний момент перед выходом, оставил на полке в прихожей.

Как назло, погода была преотвратительной. Температура ниже нуля не опускалась, но пронизывающий ветер и мелкая ноябрьская морось позитивно на организм не действовали. Вскоре руки начали замерзать.

Я шел по пустой улице; было ещё рано, и навстречу мне попадались лишь дворники, сметающие в кучи желтые листья.

Я вспомнил, что у тебя нет перчаток. Осенью ты вполне обходилась без них, а ближе к зиме старалась держать руки в карманах. У тебя всегда сильно мёрзли руки, но обычно ты не обращала на это внимания.

Помнишь, как однажды зимой, под Новый год, мы выбрались побродить по городу? Мороз был особенно сильным. Тебе стало холодно, и с каждой минутой ты замерзала еще больше. Но возвращаться домой не хотелось, ведь мы так стремились вырваться из повседневной суеты и как можно дольше побыть вдвоем. Я держал твои руки в своих, но это не помогало. Тогда я начал согревать их своим дыханием и поцелуями. Я целовал твои руки, каждый квадратный миллиметр этих самых дорогих на планете рук. Ты смотрела на меня и улыбалась. Тогда мы еще любили друг друга. В тот вечер я решил, что в самое ближайшее время куплю тебе перчатки.

Но я не успел. После этой встречи ты тяжело заболела гнойной ангиной и три недели пролежала дома. Новый год я встречал возле твоей постели. Потом ты выздоровела, но холодов уже больше не было. Ты ведь знаешь, какая она непостоянная, эта крымская зима.

Потом был апрель, весеннее солнце, мой день рождения.

Вскоре после этого мы в первый раз расстались.

Это был самый суицидальный период в моей жизни. Мне не хочется о нем вспоминать, да и зачем? Холода уже отступили, и перчатки пылились на полке в прихожей.

Прошло время. Я никак не мог тебя забыть. Когда общие друзья или знакомые рассказывали, что видели тебя с молодым человеком, я напивался и неделями не выходил из дома.

Так прошло больше года.

Потом, в сентябре, мы помирились. Честно говоря, до сих пор не понимаю, как это произошло. Я не верил в то, что это происходит наяву, я был на седьмом небе от счастья. Наверное, поэтому и не заметил, что наши отношения охладевали с каждым днем. На этот раз мы продержались недолго и расстались с первыми холодами.

Было еще больнее, чем в первый раз. Больнее оттого, что это расставание было окончательным. Ты сказала мне, что мы никогда не сможем вытерпеть друг друга — слишком уж мы разные, и я согласился с этим. Да, мы были очень разными… Но все же быть вместе у нас неплохо получалось, многие друзья нам завидовали, а некоторые всерьёз предлагали стать крестниками наших детей. Не судьба.

Через неделю после нашего второго расставания я уехал в Ивано-Франковск; оставаться более в Симферополе я не мог. Слишком многое напоминало в этом городе о тебе — каждая улица, каждая лавочка в каждом парке, каждый мост, стягивающий виски несущего свою мутную воду Салгира.

В Крыму было еще тепло, но в Ивано-Франковске лежал снег. Старые перчатки не спасали от средневекового европейского холода. Я, конечно, не обращал на это ни малейшего внимания. В сердце было гораздо холоднее.

Время шло, но ты не забывалась.

Как-то на выходных друзья пригласили меня в Ужгород. Я обожаю зимний Ужгород, и они знали это. Они воспользовались единственным действенным способом выманить меня куда-нибудь, и это у них получилось.

Гуляя по заснеженной закарпатской столице, на одном из мостов через Уж я познакомился с ней. Она стояла, облокотившись на перила, и смотрела на скованную льдом реку. У неё не было перчаток, и мне показалось, что ей холодно.

Через час мы сидели у неё дома и пили горячий клубничный чай. Она угощала меня домашней выпечкой и рассказывала о себе. Её звали Владлена. Необычное имя, не правда ли? Она играла на клавишах, писала стихи и души не чаяла в детях.

Вечером я уехал в Ивано-Франковск, пообещав приехать на следующих выходных.

А через два дня мне позвонила ты.

Тебе было плохо, очень плохо. И я был первым, кто узнал об этом. К тому времени у тебя уже был молодой человек, но ему ты позвонить не захотела. Я успокаивал тебя, как мог, и очень хотел оказаться с тобой рядом.

С тех пор мы созванивались чуть ли не ежедневно. Когда я поехал в Ужгород, мне пришлось выключить телефон, чтобы твой звонок не прервал нашей встречи с Владой. Мы гуляли с ней по городу, ели мороженое (в такой-то холод!) в каком-то жутко модном фаст-фуде на центральном проспекте.

В тот вечер я не поехал обратно в гостиницу.

Когда я вернулся в Ивано-Франковск и включил телефон, ты тут же позвонила, хоть время было очень поздним. Интересовалась, всё ли у меня в порядке, из-за чего мой телефон был выключен. Почему-то я соврал, что он был в ремонте.

К утру я заболел. Поднялась температура, голова раскалывалась. Грипп. Вечером ты, конечно же, позвонила. Тебе тоже было плохо. Я говорил с тобой, стараясь не показывать, что болен, но ты всё поняла. Разговор затянулся до трех часов ночи. Мы с тобой упорно не могли друг друга забыть.

В ту ночь мы заключили сделку, помнишь? Я, в полубреду от температуры под сорок, и ты, корчась от боли в жуткий первый день месячных. Мы заключили сделку. Договор. Я не мог тебя отпустить, а ты не могла уйти. Нам очень хотелось начать все снова, но мы не знали, как. Мы решили подождать до осени, разобраться в себе. А осенью, если получится, начать сначала.

В октябре я женился на Владе.

В тот же месяц ты вышла замуж.

Прошло уже полтора года, а a до сих пор не купил Владе перчаток. И у тебя их нет, ты не хочешь принимать от мужа такой подарок. Почему?

Ты помнишь о нашей сделке? Я нагулялся. Я хочу начать все сначала. Пришло время обсудить положения договора! Ты не раз звонила мне, намекая на это. А в последнюю неделю почему-то не звонишь.

Сегодня же вечером я позвоню тебе. Позвоню тебе, впервые за столько лет я сам позвоню тебе. Скажу, что бросаю Владу. Что близятся холода, а у тебя по-прежнему нет перчаток…

***

Я не успел.

Я слишком долго думал.

Вечером ты позвонила сама.

Позвонила, чтобы похвастаться.

Ты купила себе перчатки.