Видар — absolvitur (для Милены)

Каждое утро она ходила встречать рассвет вместе со мной. Встречать рассвет — это было моей болезнью. Страстью. Одержимостью.

Просыпаться со мной рядом — это было ее болезнью. Страстью. Одержимостью. Не судите меня за повтор, беспомощный, непригодный для того, чтобы выразить то, что нужно бы по идее сказать. Постараюсь объяснить проще: она больше жизни любила меня, я больше жизни любил рассвет, а рассвет был равнодушен к нам обоим.

Так вот. Каждое утро, просыпаясь незадолго до восхода солнца, я одевался, выходил из квартиры, поднимался на крышу и смотрел, смотрел до одури, до припадков смотрел на пиршество безумных красок, сияние утреннего неба, и радостным — нет, злорадным смехом провожал отступающую ночь. Завидуйте мне, потому что эти минуты были исполнены единственного настоящего смысла, а иначе просто незачем жить. Праздник восходящего солнца, праздник света, и где-то далеко-далеко, на краю земли, давно сошедшие с ума боги ликовали вместе со мной.

Потом появилась она. Я до сих пор не могу объяснить, почему позволил ей остаться. Почему позволил просыпаться рядом со мной. Почему позволил подниматься со мной на крышу. Но случившееся однажды уже не отменить, и теперь, вот уже год (два, три, всегда?...) она поднималась на крышу вместе со мной. Я смотрел на рассвет, она смотрела на меня. Молча думая о чем-то своем.

Я до сих пор не могу забыть, как однажды, стылой февральской ночью, я проснулся не от того, что пришло время идти, а от ее жалобного плача. Он меня раздражал. Нет, хуже — в одно мгновение я ее возненавидел. Страшно. Люто. До зубовного скрежета, до физического отвращения, до тошноты.

И все же, переборов себя, я спросил, в чем дело. Так было нужно. Не знаю, почему, но так было нужно. Она спросила, люблю ли я ее. Содрогнувшись от какого-то страшного понимания, смешанного с дикой ненавистью, с яростью, с желанием сомкнуть пальцы на ее шее, я ответил, что нет.

Она ушла.

Каждое утро я хожу встречать рассвет. Но солнце не встает больше для меня. Для меня одного. Как одержимый, я метался по миру, но нигде, никогда больше не мог увидеть, как огненный шар отгоняет прочь сумерки. Ночи теперь тоже нет. Есть только какая-то вечная серая дымка, в которой, видимо, мне суждено идти до конца.

Моя девочка, если ты когда-нибудь услышишь, как я вою по ночам, беспомощно корчась на полу, в припадках отчаяния повторяя твое имя и умоляя тебя вернуться обратно — не верь мне, пожалуйста, никогда мне не верь. Мне не нужна ты, мне нужно только одно — каждое утро, выходя на крышу, смотреть, смотреть до одури, до припадков смотреть на пиршество безумных красок, сияние утреннего неба, и радостным — нет, злорадным смехом провожать отступающую ночь. Не возвращайся ко мне, не возвращайся. С тобой вернется солнечный свет.

А я его не заслуживаю.

23.12.2009.

Прага, Чехия.