Это цех. В нём создали меня. И умру
Я — в мерцаньи светил, среди звёзд без имён,
И тогда — неизвестный мне друг, из амёб,
Мой единственный друг, мне признается вдруг:
«Ты давно уже дух, мой единственный друг,
Вечный поиск её — твой загробный кошмар,
Твоё царствие карцера — карма-тюрьма,
Твой извечный маршрут, твой священный недуг,
А её дух уже растворился в ночи,
Её кожа уже, точно Время, стара,
Её пепел уже разогнали ветра,
И её красота догорела в печи…»
Упокой меня, Господи, в эту же ночь,
В ночь, когда континенты сорвутся с цепи,
Чтобы ту не искал, что давно крепко спит,
Что, наверное, и не могла мне помочь –
Чтобы я не искал ту, что в сердце моём –
На земле и на небе, во снах и в бреду –
Ту, которой давно упокоился дух,
Той, что стал заповедником мой окоём,
И пускай нас потопит в легендах Харон,
Пусть погонит меня в это стойло Пастух,
Упокой мой кошмар, я не больше чем — дух,
Упокой и меня, и над духом — ворон,
Как безмолвны самумы в молитвенной мгле,
Как вороны мою изничтожили плоть…
Но ответил Господь, мне — ответил — Господь:
«Слишком долго искал ты её на Земле,
Слишком долго молился увидеть в сне…
Ты не сможешь иначе, не сможешь — не быть,
Не искать и не звать, не тревожить гробы,
Не молиться её красоте и весне… –
Ваше время прошло, убивай и кради…»
В эту ночь замыкаются цисты судеб,
Добела накаляются души людей,
И — наверное — всё. Упокой, отпусти… –
Вознесутся Земля, человечество, мир,
Но в аду я — прописан, в девятом, точь-в-точь,
И опять, в сотый раз пережив эту ночь,
Время в точку сожмётся и плоскости — в миг…
Духу — духово, разве не так, разве нет?
Я ищу её след, во все окна — смотрю,
В каждый грот, в каждый лаз и подопытный трюм,
И себя — каждый день нахожу я на дне,
Сотни раз — без успенья — сошедший с ума,
И, мне кажется, вижу — Её — вдалеке,
И кошмар мироточит — аортой в руке,
И мой дух возвращается в этот кошмар.