Эскалатор полз медленно, гудел, как трактор, натужно поскрипывал, постукивал и потряхивал. Так, что если закрыть глаза, могло почудиться, будто едешь на электричке в моторном вагоне. Только, в отличие от электрички, уносил не вдаль, а вниз. Люди стояли плотно друг к другу, каждый на своей ступеньке. Кто-то читал, кто-то бормотал себе под нос, кто-то жевал яблоко, конфету, бутерброд или просто кусок хлеба, кто-то дремал стоя, опустив веки и удерживаясь рукой за поручень или привалившись плечом к плечу соседа. В слабом, рассеянном свете матовых ламп их лица казались помятыми и серыми, точно линялое белье. По кафельным стенам ползали желтые и голубые блики.
Пит нервно курил. Он знал, что курить при таком скоплении народа, да еще на эскалаторе метро, как минимум, невежливо, но ничего не мог с собой поделать. Страх, зародившись где-то в области желудка, расползался по телу чернильной кляксой, колкими мурашками разбегался по рукам и ногам, и всякие мысли лезли в голову, путаные, противные. Про работу, которую он вот-вот потеряет, потому что начальник не доволен последним проектом. Про отношения с Пией, которая льнет к нему и притворяется влюбленной, а сама только и делает, что болтает в интернет-чатах с незнакомыми мужчинами. Нет, не притворяется. Нельзя так думать, нехорошо.
Про эскалатор… что же это за эскалатор, такой длинный? Бесконечный, как будто. Лучше бы они поехали на автобусе.
Пиа рылась в сумочке, искала косметичку. Хотела накрасить губы или подвести глаза. Что угодно сделать, лишь бы не выглядеть такой же убого бесцветной, как пассажиры вокруг. От нетерпения даже вспотела.
— Пит, какое глубокое метро. И так душно, дышать нечем. Мне плохо, — она извлекла из сумочки пачку «темпо» и промокнула бумажной салфеткой потекшую тушь. — Я чувствую себя Алисой, падающей в кроличью нору.
— При чем тут кроличья нора?!
— Мне кажется, что мы сейчас пролетим… э… проедем Землю насквозь и вынырнем с другой стороны. В Америке, наверное.
— Глупости какие, — улыбнулся Пит. — Алиса ты моя… Правда, душно. Но это нормально, в метро, под землей всегда не хватает кислорода. Что-то ты бледная… вздохни глубже. Голова кружится?
— Немного… Да нет. Ничего страшного.
Что-то не то с этим эскалатором.
«Ставить чемоданы на поручень запрещается» — вспыхнула прямо над их головами ярко-красная надпись на световом табло. Это было так нелепо, что Пит и Пиа чуть не прыснули со смеху. Какие еще чемоданы?
— Знаешь, — сказала Пиа, — на одном израильском пляже висит табличка «Вход на пляж с медведями запрещен».
— А они все равно приходят и приходят, и медведей приводят… — усмехнулся Пит. — А один английский студент подал в суд на ректоров своего университета, потому что в каком-то старом законе сказано, что в университете обязаны каждое воскресенье выдавать студентам по кружке пива. А те подали в суд на него, потому что в другом старом законе написано, что студенты обязаны иметь при себе оружие…
Пиа рассмеялась.
«Смеяться запрещается», — строго предупредила следующая табличка. Пит виновато развел руками:
— Мы мешаем людям.
— Кому мы мешаем?
— Ну, всем… Ты же видишь, что никто больше не смеется.
Пиа тревожно огляделась по сторонам. Все лица были серьезны, все взгляды то и дело поднимались к проплывающим навстречу световым табло. Покорные, равнодушные взгляды.
«Читать запрещается», — вынырнула из горячего полумрака третья — едко-желтая — надпись, и любители чтения поспешно сложили газеты, запихнули в сумки книжки, захлопнули крышки ноутов.
Да когда же закончится этот проклятый эскалатор?!
«Курить запрещается».
Пит вполголоса выругался и смял в пальцах сигарету.
— Черт, вот ведь… как всегда.
— В метро не разрешают курить.
— Метро… А ты точно знаешь, что это метро? Мы с тобой на какой станции вошли, ты запомнила? Я — нет, все, как в тумане, расплывалось. И здание такое странное, прямо на набережной… Нет на набережной никакого метро… Да я шучу, шучу, все в порядке. Через полчаса будем дома.
— Пит, мне страшно, — прошептала Пиа, вцепившись в его руку. — Я хочу уйти отсюда, — она смотрела на Пита глазами маленькой перепуганной девочки. — Когда мы, наконец, спустимся вниз? Там, внизу, ходят поезда, правда?
— Правда, малышка, успокойся.
Он крепко обнял девушку, прижал к себе, ощущая сквозь влажный батист кофточки тепло ее тела. Не тепло, жар.
«Обниматься запрещается».
Пит и Пиа в ужасе отшатнулись друг от друга.
— А ты уверен, — спросила она жалобно, — что мы должны слушаться этих вывесок? Что случится, если мы не послушаемся, а? Хотя бы сейчас? Хотя бы один раз? Просто не послушаемся — и все?
Пит покачал головой:
— Нет, малышка. Не годится. Вывески для того и пишут, чтобы их читали и повиновались. Все, что написано — закон, а законы нужно исполнять.
— Но, Пит…
«Разговаривать запрещается», — рявкнула на них очередная вывеска, хищно, по-волчьи, сверкнув крупными зелеными буквами. Пит и Пиа онемели. Губы словно налились расплавленным свинцом и плотно сомкнулись, язык прикипел к гортани. Вокруг все стихло, как будто ветер улегся, ни шепота, ни вздоха… только мерное поскрипывание и постукивание эскалатора, едущего вниз.
«Дышать запрещается».
Они грустно взглянули друг на друга… и умерли.
Эскалатор упирался в гладкую, залитую яркими лучами прожекторов платформу, на которой мясник с большим ножом разделывал туши и грузил их в товарный вагон.
© Copyright: Джон Маверик, 2010