Семенотти Виталио — Оптимизм спасет мир!

Сегодня на улице ужасно холодно, и кажется мороз добирается до костей и пронизывает каждый сантиметр моего тела. Я иду на работу и разглядываю унылые и угрюмые лица людей; многие из них стоят на остановке и нервно перебирают ногами и дуют в руки, ожидая маршрутки. Нет, это не люди злые, это все холод, который в эту зиму в городе особо свирепствует, а одесситы любят тепло и ненавидят холод, оттого все такие злые по утрам на остановках.

Загорается зеленый свет и я перехожу дорогу. Порой, мне кажется что мои утренние походы на работу напоминают тренировку по одному и тому же сценарию, как день сурка : выход из квартиры, долгое ковыряние ключом в двери на лестничной площадке, приветствие с соседом, с которым выходим почти всегда одновременно и часто встречаемся возле лифта, переход через дорогу на светофоре, покупка свежей прессы в зеленой будке и дальнейшее продвижение к работе. Ах, да, о работе. Работаю я сейчас поваром в кафе, что находится в десяти минутах хотьбы от моего дома. Очень удобно что рядом, пусть мне моя работа и не очень нравится, зато рядом. Этими словами я всегда себя утешаю и иду готовить отбивные и сплетничать с посудомойками из Приднестровья.

— "Аргументы" за сегодня можно? — пытаясь бодро выговорить, сказал я.

— Гривна семьдесят пять! — тут же я услышал в ответ и в маленькое окошко протиснулась газета.

Я оплатил стоимость источника свежих новостей и сказав драгоценное "спасибо" взял газету и отошел от будки. В ответ я услышал только хлопок закрытия окошка " Горпрессы".

" Утро и холод делают людей неприветливыми" — подумал я .

Сегодня я вышел немного раньше обычного, потому что был заказан банкет и меня на кухне ожидала долгая работа.

Минута ходьбы от постоянного места приобретения прессы и я на месте. Обычное, маленькое и уютное кафе, которое держали армяне.

Вараздатович ( так мы называем хозяина ), любит всегда обсудить планы предстоящего дня за чашечкой хорошего ароматного кофе, поэтому когда я прихожу на работу за барной стойкой всегда стоит мой кофе с эффектом дымка над чашкой. К моему приходу все уже сидят за столом и громко обсуждают вчерашнюю смену.

— О, пришел! Садись друг, решим чем мы будем сегодня угощать наших гостей — сказал Вараздатович мне, как только я открыл входную дверь.

Говорил он со свойственным его национальности акцентом, отчего я всегда немного улыбался, так как до этой работы слышал очень редко акцент, разве что на пьянках, когда кто-то рассказывал анекдот, героями которого были лица кавказской национальности, вот поэтому, когда я слышал как говорит Вараздатович, то представлял себе героя анекдота или типа " Где-то высоко-высоко в горах...".

— Как чем, Вараздатович? Едой конечно! — ответил я и уселся за стол. Я отхлебнул кофе. — По закупке вроде все есть, так что будем работать! А сколько человек?

Вараздатович удивленно посмотрел на меня.

— Как сколько? Я же список тебе оставил..Ээээ, я не понимаю тебя, когда ты будешь внимательным и ответственным, а?

Он покачал головой и улыбнулся, что означало понимание моего равнодушия к работе повара.

Я пожал плечами, что означало, в какой-то степени, определенное согласие с догадками Вараздатовича, но он не мог злиться на меня, так как готовил я хорошо и часто за мою работу меня хвалили клиенты заведения, что само собой не могло не радовать армянского предпринимателя.

— Иди уже, готовься там — улыбаясь, сказал он.

— Все будет на высшем уровне, Вараздатович, вы же знаете! — поспешил уверить я его.

— Договорились, брат!

Слово "брат" я ненавидел, но Вараздатович говорил его как-то по-особенному.

Допив кофе я пошел на кухню.

Желание работать на кухне было минимальным, скорее это походило на нужду, так как на данный момент только этим ремеслом я себя мог прокормить, в прямом и в переносном смыле. И вообще, слово "работа", как и "брат" я ненавидел, и когда я слышал слова "работа" и "работать" я всегда представлял раба на каменоломне с огромными цепями на ногах, может это от того, что корнем слова является "раб"? Я предпочитал говорить слово "труд" и "трудиться", когда разговор шел о работе. О, Боже, опять это слово!

Но, тем не менее, мое приготовление к банкету стремительно продвигалось вперед. Я выполнял свои обязанности хорошо и вскоре было сделано все то, что было необходимо для начальной серверовки на стол и оставалось только одно мое маленькое участие в начальной стадии приготовлении шашлыка, именно последний был выбран банкетщиками как горячие. В данном случае здесь я мог помочь только протиранием шампуров, так как Вараздатович и близко не подпускал никого к мангалу, и вообще, он очень гордился тем, что делает самый лучший "щашлык" на районе.

Официантки в суматохе бегали из зала на кухню, из кухни в зал, вытаскивая оттуда украшенные блюда с яствами, приготовленные мной.

Когда занят делом, то и время летит незаметно. Я любил банкеты только из-за того, что за приготовлением большого количества пищи время просто ускользает и не надо, как в обычные дни, бродить по кухне и изображать из себя занятого, что очень трудно, но надо в любом случае что-то "делать", иначе твоих работодателей начинают посещать плохие мысли о том, зачем и за что они тебе платят. Когда никого из начальства не наблюдалось на кухне, я мирно себе почитывал газету на стуле, закинув одну ногу на другую, но стоило им зайти, я тут же принимался открывать холодильники и прикладывая палец к губам, что-то шептать, словно я пересчитываю содержимое, либо начинал перекладывать тарелки с одной кучи на другую, создавая при этом впечатление настоящего хозяина кухни.

Поверьте, это сложно. Вот поэтому я люблю банкеты — ты занят, по-настоящему занят и время улетучивается так же стремительно, как переворачиваются прочитанные листы газеты, когда я сам на кухне.

На банкет была заказана музыка в исполнении какого-то дяди Вовы. Я его не знал, но официантка осведомила меня в том, что он играл здесь очень часто раньше, когда я еще здесь не работал, но сразу предупредила меня о том, что этот дядя Вова немного странноват, зато недорого берет за свои выступления и вообще все будет нормально.

Мне было абсолютно все равно кто он такой и как он играет или как он поет и вообще нормально все пройдет или ненормально. Мне необходимо было все приготовить, дождаться когда клиенты расчитаются и уйти с заработком домой. Все время, когда в зале отмечали очередное застолье, я сидел и гадал какое количество денег мне сегодня достанется от моей четырехпроцентной доли. Банкет окончен, я получаю деньги и иду домой. Все просто.

К часам пяти пришел дядя Вова и начал шумно налаживать свою технику. Когда я его увидел, то он мне сразу показался заядлым музыкантом и любимцем подвыпившей публики — он кропотливо бегал вокруг установленного микрофона, оглядываясь все время по сторонам, рассматривая при этом помещение кафе, охал и ахал и что-то бормотал официанткам, отчего те мило улыбались. Тогда я еще не понял почему они улыбались, но начиналось все прелестно и я подумал что зря мне официантка так плохо заочно представила дядю Вову. Я не стал долго его рассматривать и ушел обратно на кухню, более того, мне надо было как можно бысрее подготовиться к выдаче горячих салатов, которые подаются сразу же по приходу гостей.

— Щашлык будем подавать к восьми часам. Подготовь соус.

Вараздатович зашел незаметно и застал меня читающим газету ( я вновь отвлекся от дела ).

— Опять свои книги читаешь? — Вараздатович не особо стремился уточнять что именно у меня было в руках, книга или газета. Главное что я был занят не тем чем должен был заниматься. — Может ты журналистом, бля, пойдешь работать? На какой тебе эта кухня?

Он засмеялся. Я откинул газету в сторону и тоже улыбнулся, но внутри было как-то не особо смешно и смеялся я не оттого, что мой работодатель смеется и я как-бы тоже обязан — я смеялся сам с себя. Кухня. Проклятая кухня. Я делал то, что ненавидел и смеялся глубоко в себе с того, что корчу из себя повара, который больше всего на свете любит свое дело. Меня все равно даже на кухне тянуло к литературе. Как-то я даже написал стих на салфетке, но потом ее потерял.

— Я уже почти все подготовил, осталось только его поперчить — ответил я.

— Поперчить, посолить. Журналист.

Вараздатович перекривив меня пошел на задний двор разжигать мангал.

Я еще немного постояв возле стола и поразмыслив о своей работе и желаемых достижений в жизни, пошел готовить соус к шашлыку.

Через час начали собираться гости. В зале стоял шум. Поочереди все что-то говорили, кого-то поздравляли, от души смеялись. В зале наполнялся предпраздничный аромат, был слышен шелест пакетов от подаренных цветов.

Иногда, в такие моменты, когда я сидел и слушал шум банкета, я представлял себе следующее. Разгар вечеринки, все пьяные, наелись. Тут кому-то из вредных гостей что-то не понравилось и он решил позвать повара в зал и превселюдно его опозорить. Повар, то есть я, выходит и его начинают всячески оскорблять и говорить гадости, мол ты не на что не способен и никуда не годишься. Я в шоке. И тут я выкручиваюсь от атаки грязных слов в мою сторону и говорю одну единственную и финальную фразу :

— Извините, я ковырялся в носу когда готовил и нечайно уронил содержимое в салат. Любители оливье не находили ничего?

После этого я воображал дикую панику за столом и озлобленные до ужаса лица людей.

После таких моих мыслей становилось веселей и я уже со спокойной душой и веселым настроением мог дождаться конца банкета.

Но в этот день, то есть, на этот банкет, суждено было случиться следующему. Свою поздравительную кампанию начал дядя Вова.

Изначально, услышав его поздравления, я понял что день рождение у маленькой девочки, но потом переспросив у официантки Тани, узнал что иммениница была далеко уже даже и не "бальзаковского" возраста. Просто дядя Вова все время говорил следующие фразы : " для этой маленькой девочки", " очередное поздравление для маленькой принцессы" и так далее.

Мне стало интересно и я подошел сзади барной стойки понаблюдать за происходящим. Через минут двадцать, люди, сидевшие за столом, начали перешептываться.

Дядя Вова продолжал свой "бенефис" и через пару песен, во время очередного тоста, он заставил говорящего речь, стать на колено перед "этой маленькой императрицей". Сначала, все происходящее выглядело забавным и по-детски смешным, но чем дальше, то это начинало переходить все рамки — дядю Вову несло, он выступал так, словно это было его лучшее выступление уходящего года, но это он так думал. Он пытался шутить по-одесски, говорить с еврейским акцентом и громко кричать под музыку. Кстати, о музыке. За почти уже часовое его выступление, я не услышал ни одной песни в его исполнении, казалось что он выступал в роли ди-джея и тамады, но не певца.

Спустя две песни, один мужчина с банкета подошел к бармену, и о чем-то с ним говорил минут десять, при этом изображая недовольное лицо.

После этого, бармен отозвал горе-музыканта на кухню и сказал следующее :

— Дядя Вов, там люди попросили чтоб вы только песни ставили и ничего больше не говорили, тем более поздравляли, хорошо?

Я посмотрел на поникший внезапно взгляд дяди Вовы. Лицо у него внезапно перестало быть улыбчивым и довольным. Капелька пота покатилась по лбу. Глаза, как мне показалось, даже потускнели за секунду.

— Хорошо, Ленчик, хорошо. Как скажут.

Дядя Вова снова вышел в зал.

Мне почему-то стало жалко его. Он ведь старался, хотел выглядеть повеселее, завести людей. Странный он какой-то все-таки был.

Дальше началось самое интересное. Дядя Вова, оказывается, не собирался сдаваться и решил доказать свою пригодность.

Его шутки стали все непонятнее, он бегал вокруг стола, подкидывал руки вверх, бросался в ноги, кричал весело что-то в микрофон и все это без капельки спиртного. Мы следили за ним тщательно, да и говорили, что он непьющий, но все происходящее выглядело просто ужасным, и самое ужасное в этом всем было то, что делал он это — не назло. Он действительно верил в то, что блестяще ведет программу и что он прирожденный артист и вообще непревзойденный талант, каких еще поискать надо.

Дальше это продолжаться не могло. Официантки тоже были в шоке, говорили, что-что, но такого от него еще не видели. Позже они хотели позвать Вараздатовича, чтоб тот решил проблему этого позорища, но тот уехал за лавашем и не взял с собой телефон.

Гости не выдержали и ,через некоторое время, опять тот мужчина подошел к бармену и опять что-то сказал.

Леня вновь позвал дядю Вову. Тот махнул рукой что занят и подойдет чуть позже. Он поднимал руки какому-то тучному парню из гостей и пытался уговорить его на какой-то конкурс.

Через мгновение, не дождавшись действий от толстяка, несчастный тамада подошел к бару.

Леня махнул головой на кухню, мол пройдем туда.

        Весь персонал уже стоял на кухне и громко обсуждал происходящее.

Вбежал запыхавшийся дядя Вова, он взял салфетку и вытирая пот, весело взглянул нам в глаза.

        Мы замолкли. Леня набрался смелости и произнес :

— Дядь Вов, я даже не знаю как сказать.

Я заметил, что Леня даже покраснел. Все молчали и только было слышно как в углу трещал холодильник.

— Вообщем, они попросили чтобы вы ушли.

Дядя Вова криво улыбнулся.

— Сейчас? Хорошо — сказал он, словно знал что скажет Леня.

Он был краток, но на его лице было написано горькое разочарование, которое даже невозможно описать. Если быть откровенным, то у меня даже покраснели глаза. Официантки вышли.

— Я вам помогу...убрать инструмент. Они заплатят вам за весь вечер. Я вам завтра деньги отдам. Идемте я помогу, дядь Вова — опустевшим голосом сказал Леня.

— Да я и сам. Что там убирать?Шнуры поскручивать от микрофона?Ерунда.

Дядя Вова пытался выглядеть бодро. И у него получилось. Я представляю каких мук ему это стоило.

Мы вышли в зал и начали помогать ему. Зрелище это было мрачным. В тот момент когда мы стягивали шнуры и перетаскивали колонки, я взглянул на людей за столом : они молча наблюдали за тем, кто десять минут назад пытался их веселить и готов был протереть коленки на штанах, говоря очередной тост. Талант его не признали, а он старался как мог. Видно многие за столом осознали свою ошибку и подумали что не стоит, наверное, прогонять его, пусть уже как будет, ведь жалко человека, но было поздно — маховик процесса изгнания был запущен. В зале все молчали.

Леня догадался и включил музыку погромче и на весь зал заиграло : я ведь только с мороза..! Пела Верка Сердючка, но танцевать никто не пошел.

Спустя двадцать минут дядя Вова все собрал и вышел из зала.

Кто-то из гостей начал громко рассказывать анекдот. Пьянка продолжалась.

Я пошел на кухню готовить к подаче первое горячее.

Когда я зашел и облокотился на стол мне в голову упорно начали лезть мысли о дяде Вове. Мне очень было его жаль, искренне жаль. Я подумал : сколько же еще таких "дядь Вов", людей, которые вопреки всему верят в свою уникальность? Да, пусть они, эти люди, чудаковаты, ведут себя неординарно и несвойственно серой массе, но разве эта самая неординарность не выделяет их из толпы? И наконец, как говорят, если о тебе уже говорят, значит ты уже, хоть капельку — но знаменит, по-своему конечно. Но не стоит злоупотреблять своими скрытыми " талантами", ведь когда-то, а этот момент настанет, общество пресытится этой " уникальностью" и отвергнет, как отвергло дядю Вову. Ведь раньше он же часто выступал.

Также я подумал о себе. Мне стало интересно : зачем я каждое утро иду туда, где вынужден выслушывать указание и наставления неграмотных и вульгарных официанток, у которых полномочия выше моих только потому, что они работают в кафе уже два года?

А так хотелось бы заниматься тем, что тебе приносит удовольствие и ты себя будешь чувствовать талантом, пусть и непризнанным, ведь главное вера в себя, не так ли?

Скрипнула дверь и послышался голос Вараздатовича. Я быстро приступил к работе. Тьфу. К труду.

И так всегда.

Загорается зеленый свет и я перехожу дорогу. Порой, мне кажется что мои утренние походы на работу напоминают тренировку по одному и тому же сценарию, как день сурка : выход из квартиры, долгое ковыряние ключом в двери на лестничной площадке, приветствие с соседом, с которым выходим почти всегда одновременно и часто встречаемся возле лифта, переход через дорогу на светофоре, покупка свежей прессы в зеленой будке и дальнейшее продвижение к работе. Да, именно к работе. Сейчас я не ошибся и сказал правильно : " к работе".