inushinu — Ожидание Волшебника

Она открывала глаза — на неё смотрела маленькая девочка, с большими серыми глазами и без волос. Их не было ни на голове, ни на бровях. Уже в миллионный раз, видя, что ничего не изменилось, она беззвучно заплакала.

Ей было жалко себя.

Раньше была бабушка, которая и приласкать умела, и слово нужное сказать, а теперь — никого.

Бабушка часто говорила, что есть на свете хороший человек, думающий обо всех обездоленных, и когда им становится плохо, он приходит и помогает...

Она забыла, как его звали, но твердо знала: он — Волшебник. Бабушка всегда приговаривала — он обязательно к ней придёт и сделает ей волосы и брови.

И девочка ждала.

Каждый день, она выбегала на крыльцо, и    всматривалась вдаль. Если видела, как кто-то приближался, то ощущала волнение…

Девочка верила, что когда-нибудь наступит Счастливый День!

И….

Придёт Волшебник и сделает её счастливой!

Счастье для неё — иметь черные волосы и брови.

Но это были прохожие.

Так было всегда.

Вера оставалась, даже сейчас, когда бабушки не стало, но Тпня продолжала ждать и верить.

Неожиданно ей вспомнилось, как в один из осенних дней она проснулась и по привычки позвала бабушку.

В ответ — тишина.

Она удивилась. До этого её всегда будила бабушка.

Девочка смутно ощущала, что случилось непоправимое.

Она не могла встать, будто ее придавили к постели. Не могла закричать. Голоса не было. Полежав немного, она с трудом встала, и, на ватных ногах, дошла до бабушкиной кровати.

— Ба... а... ба..., — жалобно позвала Таня.

Бабушка лежала неподвижно. Она была накрыта цветным одеялом. Тане было страшно прикоснуться к нему. Таня босиком стояла на холодном полу и холод сковал её ноги. Решившись, девочка притронулась к лицу бабушки. И тут же одернула руку.

Лицо было холодное.

Стало страшно.

Она не могла поверить, что бабушки нет. Ей казалось, что бабушка будет всегда.

"Как же так, — думала девочка, — ведь у меня больше никого нет... Что …делать?»

Стоило закрыть глаза, и тут же в сознании всплывало улыбающееся лицо бабушки.

Сколько она себя помнила, никогда бабушка не говорила бранных слов, никогда не ругалась, а если что и случалось плохое , то не стремилась осудить,она всегда всех оправдывала. Жизнь не ожесточила её сердце.

Голос у бабушки был тихий. Слова она произносила не всегда отчетливо, но ласковым голосом.

Воспоминание, горечь утраты, придавило худенькое тельце девочки.

Захотелось на улицу.

Накинув на плечи платок, вышла на крыльцо. Постояв немного, Таня успокоилась, потом вернулась в дом, быстро оделась и пошла к соседке.

Её соседка, немолодая, одинокая женщина. Жалела девочку, но та сердилась на это и говорила:

— Тетя Нюся, не надо меня жалеть...

— А я не жалею... просто вспоминаю..., — она молча, передником вытирала слёзы, и обязательно угощала Таню сладким.

Иногда Девочка спрашивала бабушку:

— Баб, а почему людям плохо живётся?

— С чего ты это, а? — В глазах бабушки мелькали искорки.

— Так..., — Девочка смотрела в пол.

— Ты уж говори, — просила Бабушка.

— Ну, вот Ванька женился, значит, он счастливый, ведь так?

— Конечно, — сказала со вздохом Бабушка.

— А зачем дерётся?

— Он тебя обидел? — Голос бабушки стал серьёзным.

            — Да нет... не то... меня-то он жалеет, заступается...

— Так с кем он дерется?

— Он Варьку бьёт...

— Откуда знаешь? — удивилась Бабушка.

— Видела.

— Ах, доченька! Такое видеть не надо. Плохо за людьми присматривать, — Вздохнула Бабушка.

— Я не присматривала. Наш петух через плетень перескочил. Я за ним. Он — к ним в сарай шмыгнул, и я туда полезла, а потом, когда залезла, слышу, стонет кто-то, а разобрать трудно, свету там нет... Присмотрелась, а он вожжами Варьку бьет,…а она лежит и стонет...

— Ну, доченька, всяко в жизни бывает... Судить-то легко, а вот прожить трудно. Не сложилась у них жизнь. Вот, что я тебе скажу: не суди... Это не наше дело... Лучше уроки делай.

— Я сделала.

— Доченька, ты умнее меня. Тебе начальник грамоту дал, а я-то и читать не умею. Вон книги, там про все прописано...

— Я баб, у учителки нашей спросила, а она мне в ответ — подрастёшь, узнаешь. А я ведь не маленькая, правда, Баб?

— Конечно! — Уверенно отвечала бабушка, привлекла внучку к себе, вздохнула, погладила по голове и сказала,— ты взрослая... Чай, по дому всё сама делаешь. И вон у нас в горнице все прибрано, все ладно...

— Я тоже так думаю. Мне взрослеть некогда — я уже большая.

— В старину сказывали, что птица была такая... Имя её запамятовала... Так вот она давала счастье, да неразумные люди погубили её….

Девочка подошла к окну соседки, заглянула, но ничего не увидела. Постучала. Тишина. "Может, уехала куда?" — Подумала она.

Стало страшно.

Одиночество парило в воздухе.

Не хотелось возвращаться домой.

Еще раз постучала. "Что делать-то, а?" — С тоской подумала она. Застучала сильнее.

Занавеска колыхнулась и появилась испуганное и заспанное лицо соседки. Через мгновение заскрипел засов, и дверь открылась.

— Таня, что случилось? — Голос соседки дрожал.

-Бабушка холодная...

По лицу соседки скользнула тень. Она вздрогнула, будто ее ударили, несколько отшатнулась и прошептала:

— Заходь...

Девочка вошла и у порога села на табурет. Соседка быстро одевалась, и время от времени Таня слышала, как она тяжело вздыхала и всхлипывала.

-Посиди здесь…

Девочка сидела долго.

Нахлынули воспоминания.

Она с обидой подумала, что Волшебник забыл её.

Дверь заскрипела — вернулась Соседка.

— Ты пока поживёшь у меня.

— Нет, — ответила Таня, и, наклонившись, заплакала.

— Поплачь, поплачь... Слёзы помогут...,— тихо сказала Соседка и погладила Таню по голове.

    Домой возвращаться не хотелось. Там теперь было пусто. Тане тяжело было думать об этом.

Труднее всего было представить бабушку мертвый, лежащей в гробу.

    Она видела похороны. Все дети ходили смотреть, а после рассказы¬вали страшные истории.

Неожиданно Тане вспомнилась давняя история: однажды у них в гостях была бабушкина подруга и она стала рассказывать всякие истории про покойников. Говорила она об этом без страха и зачастую с улыбкой. Таня испугалась и заплакала. Они тут же прекратили рассказы и стали её успокаивать. Девочка успокоилась и неожиданно спросила:

— Бабушка, а я умру? — Её голос дрожал.

— Ну, что ты, милая, страсти какие говоришь! — Засмеялась Бабушка.

— А ты?

— Да, Бог с тобой, что ты напужалась, а?

— Бабушка, ты умрёшь? — Послышались требовательные нотки.

— Я? Наверное... Видишь, какая я старая...

— Бабушка! Не умирай... Мне так плохо будет без тебя!

— Ох, Господи! — Сказала подруга бабушки, перекрестилась и, вставая, сказала, — я пойду, Матрена, надо корову встречать.

— Иди, Агафья, приходь завтра.

— Приду, приду. Ну, прощевайте, пока.

Агафья ушла.

Таня спросила:

— Баб, а почему ты ночью сопишь?

— Я не соплю, — усмехалась бабушка.

— А что ты делаешь?

— Я-то? Духов отгоняю!

— Духов? Каких? — Девочка оживлялась и смотрела на бабушку, ожидая, что та расскажет сказку.

— Духи, они доченька, как ветерок, который вырывается из — под ставень в стужу. Вырвется и бродит, и бродит. Так и они, касатики, сорвутся, а после бродят по земле. Нет им ни прощения, ни пристанища. А вот к человеку они забредают, чтобы умыкнуть...

— Бабушка, это сказка?

— Сказка, сказка! — Засмеялась Бабушка.

— Бабушка, я боюсь..., — Таня подбирала ноги под себя и сжималась в комочек.

— Не бойся, глупенькая. Они малых ребятишек никогда не трогают.

Девочка ощутила, что жить в воспоминаниях легче, чем в действительности.

Сверстники иногда обижали её, не по злу, а так, по глупости. Все обиды растворялись в бабушкиных словах, которая, хотя и говорила, что она ничего не знает, но всегда могла найти нужное слово и сказать его тогда, когда в нём была нужда.

Воспоминания растворились.

Пришла соседка.

Она усадила Таню за стол, та покорно села, но к пище не притрагивалась. Аппетита не было. Хотелось лечь и забыться, а потом, проснувшись, почувствовать, что ничего не изменилось и терпеливо ждать Волшебника.

Соседка посмотрела на неё. Она понимала, что утешить Девочку нечем. Слова причиняют боль.

В жизни больше плохого, а хорошее настолько мало, что его, как крупинку, раз попробуешь на зубок и потом всю жизнь несёшь это воспоминание, как высшую ценность, ожидая повторения.

Но ничего не повторяется…

Таня повернулась лицом к стене.

— Таня..., — позвала Соседка.

— Тетенька, — Таня обернулась, — что же мне делать?

— Ничего... Ничего, милая моя... Всё как-нибудь устроится... Соседка захотела взять её к себе, но не представляла, что из этого получиться: она не умела обходиться с детьми.

— У меня будешь жить... как-нибудь... Бог поможет! — Соседка вздохнула и добавила, — проживём...

— А бабушка? — Соседка вздрогнула и с тревогой посмотрела на девочку.

— Что бабушка?

— Она..., — тут Таня все вспомнила.

Соседка опустила голову, тяжело вздохнула и глухо сказала:

— Бабушке, милая, уже больше ничего не надо...

— Её взял Волшебник? — Всё хорошее она связывала с Волшебником.

   День прошел в тревогах и волнениях. Татьяна сидела на одном месте и часами смотрела в угол. Иногда плакала. Вечером пришла соседка и тихо молвила:

— Давай спать...

Девочка долго не могла заснуть. Стоило закрыть глаза, как тут же представлялось лицо бабушки. Как-то само по себе пришло облегчение, и она заснула. Проснувшись среди ночи, Таня тихо позвала:

— Тетя...

— Что тебе милая? — Соседка смотрела на неё, пытаясь отгадать, что происходит в душе девочки.

— Мне страшно... — Таня сказала и испугалась.

— Ну, иди сюда...

Таня бросилась к ней, ища спасение возле человеческого тепла.

Утро было пасмурное. По небу кляксами ползли тучи. Дул ветер. Татьяна и соседка оделись, вышли из дома.

Когда Таня вошла в свою комнату, то ощутила себя гостьей. Посредине комнаты стоял стол, на котором возвышался гроб.

Как только девочка его увидела, она закрыла глаза и почувствовала звон в ушах.

Стали приходить люди. Прощались с бабушкой. Рядом с Таней стояла Соседка.

Таня стала уставать. Тяжело было стоять. Вначале она отмечала про себя знакомых, но потом все лица стали сливаться, и слова звучали не как раздельные звуки, а как гул, будто в комнату влетел огромный жук. Потом послышался голос соседки:

— Иди, простись...,— Таня испуганно на неё посмотрела и не своим голосом прошептала:

— А что я должна сделать?

— Подойди и поцелуй бабушку, — соседка говорила шепотом, но Тане казалось, что шепот, как гром, раздаётся по всей комнате.

Царил полумрак, и было душно.

Таня не обратила внимания, как на неё надели черный платок, на ватных, негнущихся ногах, Таня подошла к бабушке. И чем ближе она приближалась к гробу, тем страшнее ей было. Таня открыла рот и, как рыба, брошенная на сушу, судорожно вдохнула воздух.

Страх не уходил.

У гроба она опомнилась. Бабушка была покрыта одеялом, лицо было белым. Тане стало не по себе от мысли, что она должна будет прикоснуться губами к этому чужому и неживому лицу.

Наклонившись, сухими губами она скользнула по холод¬ному лицу и тут же резко выпрямившись, услышала:

— Ох, Господи, сиротинушка...

Таня закрыла глаза, увидела яркий свет и Волшебника, который, улыбаясь, шёл к ней. Открыв глаза, Таня увидела лицо Соседки и ощутила неприятно-сладковатый привкус.

— Где я... Что со мной..., — прошептала она.

Помолчала.

— Тетя Нюся, пойдём на улицу, — попросила Таня Соседку.

— Пойдем, милая, пойдем...

Во дворе толпился народ. Стояли кучками, говорили тихо, а дети, смотревшие из-за забора, тоже старались сохранять тишину.

Ванька Крупчанов, который постоянно дразнил Таню и часто доводил до слез, подошел к ней и сказал:

— Ежели тя кто обидит, то ты мне скажи, а я уж быстро..., —и он сделал неопределенное движение рукой, потом потупился и отошел в сторону.

Татьяна с признательностью посмотрела на него, потом обвело глазами весь двор и, заметив бабку Агафью, которая сидела у ворот и смотрела на крышку гроба, подошла к ней.

— Ну, что внученька, пойдешь ко мне жить? — спросила Агафья.

— Я баб, пойду к тете Нюсе...

— И то дело. Ну, и слава Богу. — Татьяне вдруг показалось, что старая подруга бабушки радуется, что она не идёт к ней жить, но баба Агафья продолжала говорить, своими разбивая сомнения Тани:

— Это хорошо, а то я хотела тебя в город к внучке пристроить: да ведь город — то... Кто его знает... А мне, внучка, мало осталось ходить по земле... Пойду догонять бабушку... Последняя моя подружка была. Поспешила она... ой, как поспешила! Ну, ничего, мало осталось времени, к покрову обязательно помру...

Татьяна обняла бабу Агафью, и почувствовала, что рвётся последняя нитка, которая связывала её с Бабушкой.

Тихо, почти неслышно, попросила:

— Не делай этого, ведь кроме тебя у меня никого родных-то не осталось...

Что я одна-то?