Агранович Артем — Лысина

Николай Синичкин, капитан, мелкая сошка в штабе бригады, часто приезжал из Ульяновска и долго оставался, слушая мужские разговоры. Ему было около сорока. Служба проходила тихо, в опасные командировки его не посылали, боевых наград не имел, служебного роста тоже. В компании это знали, поэтому смотрели на него немного высокомерно. Андрей и вовсе, обладая врожденным чувством юмора и веселым нравом, постоянно подкалывал штабного.

Шевелюра Синичкина давно проигрывала лысине. Все знали, что для него это поражение стало комплексом. Натура Большова не могла удержаться от такого соблазна.

— Слышь, Коля,— сказал он во время очередных посиделок,— У нас с тобой одна проблема.

Старший лейтенант погладил рукой постриженную, почти под ноль, голову.

— Андрюха, у тебя тоже, ну это?— немного смутившись, спросил Николай. Было видно, что ему трудно говорить.— Я не знал.

— Коля, ты чего? Конечно!— оживился Большов.— А чего я тогда так коротко стригусь? Чтобы не заметил никто.

Его выражение лица было серьезным, а голос твердым и убедительным. Вся компания молчала в ожидании развязки.

— Ты как с этим борешься?— продолжил Андрей.

— Да, что я только не перепробовал. К врачам ходил, голову разными средствами мазал… Эх, даже вспоминать не хочется. Жена сильно меня достает этим, говорит , что, не возбуждает ее моя лысина…

— Эх, Николай! Что там жена. Нас с тобой начальство не замечает, служим, а генеральских погон даже на горизонте не видно. Эх, брат, кому мы там нужны, плешивые? Если бы ты знал, капитан, как душа моя болит…

— Я знаю, Андрей,— успокаивающе, ответил Синичкин.

— Есть один способ, братишка,— не унимался старлей,— Мне говорили, что если парной коровьей лепешкой рано утром голову помазать, посидеть часа два, то после нескольких раз, как одуванчик будешь. Только мерзкий этот способ, фу…

Все расхохотались.

— Не пойму чего ржете?— удивился Большов.— Сто процентный способ. Но я лично пользоваться им не буду.

— Ой, насмешил, Андрюха,— вытирая слезы, своими мощными руками, сказал капитан Круглов.

Прошло месяца три, перед тем как в компании снова появился Синичкин. Дела не позволяли ему вырваться, поэтому он был рад встрече, сидел довольный и слушал офицерский треп. Под занавес, Николай, вдруг, окликнул Большова:

— Андрей, я пробовал, что ты посоветовал, но эффекта нет почему-то. Может, что не так делаю, повтори, пожалуйста.

— Что пробовал, Коля? Что повторить?— удивленно, искренне не понимая, произнес Андрей.

— Ну, это…,— капитан потер ладонью лысину.

Первым до кого дошло, оказался Круглов. Вместе со стулом он рухнул своим богатырским телом на пол и зашелся от смеха. Через мгновенье хохотали уже все, кроме Синичкина. Багровый от стыда и злости, он молча стоял и смотрел на ржущего Большова.

— Ну, старлей! Этого я тебе никогда не прощу!— гневно сказал Николай и быстро ушел.

Его слов никто не услышал, а уход никто не заметил. Когда смех стал утихать, и Круглов поднялся с пола, Андрей не выдержал:

— Мужики! Я в натуре забыл об этом… Вы представляете себе эту картину: ранее утро, пастух ведет стадо коров… Синичкин в засаде, зорко следит… Вот все, вижу… А ну, пошла отсюда, пошла… Мажет голову, сидит… Чтоб наверняка, часа три сидит… Весь пропитывается ароматом… Но игра стоит свеч…

— Да, Андрюха! Ты дал!

— Я дал? Синичкин дал, а не я.

Больше Николай в гости не приезжал. Жаль. Без него стало скучней. Большов хотел к нему зайти, когда приезжал с делами в штаб, но не решился. Потом закрутило, понесло… Но в моменты, когда было совсем туго, Большов поднимал себе настроение, представляя удивленную морду коровы, чьей лепешкой Синичкин мажет лысину…